Сенака. Сказание об Иле

Видения. Сенака

Он точно помнил тот день когда ее увидел. Их корабль,   раздутый и  просевший на корму от тяжести выловленной рыбы, ждал выгрузки у бревенчатого причала. Птицы-крикуны, не обращая внимания на уставших рыбаков, кружили над открытыми  и  набитыми с горкой трюмами. Бросались жадно на рыбью кучу, вырывали из нее первое, во что вонзались когти, но после с украденным  подняться не могли, валились вниз так как рыба была размером вдвое больше их. Измазав крылья в липкой чешуе, птицы кричали, бились. Люди прогоняли их, но скоро все повторялось вновь. Так продолжалось   до тех пор, пока кто-нибудь из команды не выбрасывал на берег пару-тройку жирных рыбин. И вот на берегу начиналось представление: угрожающие позы, удары крыльями… почти настоящее сражение.  Для неискушённого зрителя все было здесь. Эти бои без правил  были весьма занятным зрелищем. И спорили, и ставили на ценные вещицы рыбаки: кому из крикунов в итоге достанется самая большая рыба? По традиции из года в год, чтобы и дальше был улов богатым, чтобы удача не обошла их стороной, верным делом считалось ставки делать на птичьи бои. Вот и в тот день на кон поставили все рыбаки из его артели. Сенака же никак не мог решиться в выборе своем: на какого крикуна ему поставить единственную дорогую вещь? Жемчужина при нем была, большая, редкая, та, что обменял он у пловцов тумгеров.
— Ставь на ту, что в стороне от всех стоит, как будто выжидая, — услышал он красивый голосок за своей спиной.
Оглянувшись, рыбак увидел девичьи глаза. Те, не смущаясь, прямо и спокойно смотрели на него из под слегка припухших век. Все шумело, люди, птицы поглощены были азартом, и средь нарастающего ора лишь она была невозмутима.
— Да, да, ставь вон на ту с измазанным крылом.
— Я ставлю на ту, что с измазанным крылом, вон на ту, что позади всех стоит. Жемчужину вот эту ставлю!
— Вон на ту, что собралась улететь? На ту, что ждет, когда все остальные оставят крохи ей? На ту, что крыло измазала свое? — раздался хохот со всех сторон. — Что же ты молчишь, мы правильно поняли тебя, Сенака?
— Да на нее! — И тут же рыбак передал жемчужину.
Увлекшись потасовкой, птицы сместились в сторону от добычи и, исклевав друг друга, измучившись, казались одуревшими от драки. Они забыли вовсе про изначальный приз. В этот самый момент тот крикун с грязным крылом, на которого Сенака и сделал ставку, тот, что не подавал надежд, сделал мах и через мгновение уселся верхом на рыбьей куче. Схватив когтями самую большую рыбину, он поволок ее по причальным доскам и скрылся с нею там, где расположились старые коптильни.
В тот день весь выигрыш забрал Сенака. Поделившись частью со своей командой, он стал искать ту, что подсказала правильную ставку.

Ее увидел он не сразу. От того места, где еще недавно кипели птичьи бои, она успела уйти, но недалеко. Он заметил ее у коптильни, на другой стороне от причала; увидев его, она помахала рукой. Радостный Сенака почти бежал. У него все было хорошо. Подгоняемый новым и незнакомым чувством, время от времени накрывающим теплыми всплесками его лицо, он лихо перемахнул через все препятствия и наконец оказался рядом с ней. Смешанное чувство ; надежда, уверенность и еще что-то незнакомое, но приятное ; овладело Сенакой.
— Я должен отдать тебе половину, ведь это ты показала мне на того крикуна.
— Я просто угадала, — улыбнулась глазами в ответ незнакомка.
— Как тебя зовут?— почти не думая, спросил ее Сенака.
— Каяна, — ответила она ему и снова улыбнулась, чуть растянув свои алые губки.
— Кто же родители твои? Из какого народа?
; А что расспрашиваешь ты меня, рыбак, уж не влюбился ли?
Прямой вопрос и взгляд девушки, притягательный и нежный, без стеснения направленный ему в глаза, его обезоружили. Сенаке стоило усилий, чтобы собраться с мыслями и не ударить в грязь лицом.
— А может быть, и так... — пробормотал он дрожащим голосом.
— Ну что же... живу я с теткой, а каких кровей, того не знаю, да и не все ли равно тебе? А если хочешь со мною поделиться, то отдай мне жемчужину свою. И я буду вспоминать тебя.
Сенака, не колеблясь, вложил жемчужину в нежную ладошку Каяны.
— Ну я пошла. А то увидит кто, что с тобою здесь стою.
— А кто увидит?
Но девушка на это ничего не ответила и пошла прочь.
— Спроси, как звать меня, — крикнул Сенака ей вслед.
— Я знаю, ты — рыбак, Сенака, — уверенно ответила Каяна и, сделав еще несколько шагов, оглянулась и добавила: — Завтра приходи сюда, если увидеться захочешь вновь. Как начнут торговцы-волтны свои лотки с мест убирать, так и приходи.
На следующий день, как только торговцы собрали товар, Сенака стоял на том же месте, где вчера расстались они с Каяной. Прождав до появления над гаванью луны, он уж было потерял надежду на их встречу и отправился в печали назад к стоявшим у причальной стенки кораблям. Там же, расправив плавники, как крылья, над темными волнами пролетая, те рыбы, что назывались летучими, устремлялась обратно к озерным далям.
— Не дождался, Сенака? Никак ты испугался темноты?— услышал он знакомый голос.
И, оглянувшись, увидел за спиной Каяну.
— Я ждал тебя там, где ты и указала. И, простояв там до луны, решил, что надо мною посмеялась.
— Прости меня, прийти я раньше не могла никак. Тетка заперла, вот и ждала, когда уснет она. И теперь с тобою долго быть я не могу. Проснувшись и не найдя меня, тетка позором заклеймит.
— Когда же снова тебя увижу? Скажи мне, Каяна! — попросил ее рыбак.
— Я сама тебя найду.
— Когда же? Ответь мне!
— Завтра… я найду тебя сама, — сказала девушка и растворилась в темноте.
На следующий день ждал Сенака с нетерпением и надеждой, что вот-вот знакомый голосок его окликнет и девичье милое лицо окажется с ним рядом и одарит своей улыбкой. Но та, которую он снова прождал до темноты, так и не появилась. Напрасно он ходил к коптильне и обратно, вдоль гавани наматывал круги. Не пришла она и на второй день, да и на третий тоже. Тогда решил влюбленный рыбак сам найти ее. И первым делом разузнать, где проживала красивая девушка с пышными черными волосами по имени Каяна. Расспрашивая продавцов, коптильщиков, корабельных плотников, бондарей и лодочников, в поисках провел он целый день, пока не вышел к богатому дому. Тот стоял на сваях из крепкого, почти вечного корабельного дерева в тени свисающего огромными лапами скального папоротника. Как указали ему, в этом доме и жила Каяна со своей ненавистной теткой.
Вел к нему дорожкой плавучий мосток, что сам по себе качался на спокойных волнах и крепился тростниковыми канатами к берегу с одной стороны и к дому ; с другой. Так приходил Сенака сюда, на качающийся мостик, когда удавалось вырваться из артели, и прошло еще несколько дней, прежде чем увидел он Каяну снова. Двери в доме отворились, девушка вышла и направилась ему навстречу. Еще издали Сенака увидел ее миленькое личико и вьющиеся мелкими кудряшками черные, блестящие волосы, они непослушно разлетались в стороны при каждом дуновении ветерка. Каяна шла, едва придерживаясь за протянутую вдоль всего мостика веревку, и каждый шаг открывал ее загорелые ножки.
Подойдя к Сенаке, девушке скрестила руки, в глазах ее блестели слезы. Рыбак хотел было обнять Каяну, но та показала ему движением головы, что делать этого не нужно.
— Пойдем, — тихим голосом позвала его девушка.
Сенака проследовал за ней. Они прошли вдоль гавани и наконец оказались в старом саду. По приданию, разбили его здесь еще те первые поселенцы, что и образовали три народа. Каяна остановилась, спрятавшись в тени.
— Что у тебя случилось? ; встревожено спросил Рыбак.
— Не спрашивай, Сенака, меня ты не о чем. Одно лишь хорошо — тетка моя наконец уехала по делу.
 И, прислонившись спиной к тому дереву, кора которого напоминала бархат, Каяна поманила Сенаку к себе. И так они стояли, обнявшись, окруженные цветущим благовонием и укрытые от посторонних глаз. Впав в любовную сладость, Сенака нашептал девушке несвязные слова, понятные лишь им обоим. Он вдыхал запахи ее, уткнувшись нежно в шею. И дыхание его ухо ей щекотало. Каяна тоже что-то шептала рыбаку. Ее губы словно наполнились вишневым соком и теперь вторили его словам.
И так, в безумии любовном, в надеждах, ласках, полетели день за днем. Украдкой встречались они в саду. И вот пришел тот день, когда Каяна открыла Сенаке тайну:
— Выслушай меня, милый мой. Говорил ты мне, что любишь, правда?
— Да, люблю, Каяна...
— Говорил, что быть со мною для тебя мечта. И каждое мгновение жизни глаза мои ты хотел бы видеть и запах мой вдыхать. Помнишь, ты говорил все это мне?
— Я и сейчас все это повторю, — шептал влюбленный парень.
— Так знай, не быть нам вместе. Слова такие нежные твои нам не помогут. Есть причина, по которой никогда твоею не буду я: теткин долг.
Одну зиму тому назад взяла она у богатого волтна, что жемчугом торгует, четыре доли серебра, и жемчуга взяла полдоли, и камня горного на четверть, чтобы дела свои поправить. Поняв, что долг вовремя погасить не сможет, она себе в угоду заключила с ним тайный договор о том, что, коль не выплатит все к сроку, отдаст ему меня. А срок долговой уж скоро истекает. Тетке же проще отдать меня тому торговцу, чем расплатиться по долгам.
После таких слов опечалился Сенака, с лица его ушла вся радость и  тяжелый камень лег ему на сердце. Ведь Каяну он уже представлял невестою своей.
— Нам надо убежать! — Его лицо вспыхнуло надеждой. — Давай же это сделаем, милая Каяна! Возьмем и скроемся от всех! Я знаю дивные места, где никогда и никто нас не отыщет. Там, на островах, где белая звезда на небе оживает, когда приходит ночь! И в тишине мы будем жить в любви, не зная горя и забот. Я ловить там буду рыбу, построю дом, потом кораблик, что еще для счастья нужно?— И, взяв девушку за плечи, рыбак уставился на нее: — Ну же... соглашайся!
В ответ Каяна лишь рассмеялась:
— Жить, как зверю, в одиночестве, изгоями, которых гонят отовсюду? А как же гавань, корабли ; для кого все это? Молодость, полная надежд? Разве справедливо, что из-за теткиных ошибок до самой смерти будем мы скрываться? А дом тот, что делим с ней, он должен по праву мне достаться.
В тебе сейчас клокочет страсть, а коль окажемся на острове одни, пресытишься ты мною быстро. Любовь пройдет ; завоешь волком.
; Да нет же... Нет, — доказывал обратное Сенака.
— Да... — холодно отвечала девушка ему.
— Что же делать мне теперь? Как жить-то с этим?
— Не торопись клясть судьбу, возлюбленный мой Сенака, меня еще послушай. Знаю я, как разрушить теткины планы. Времени хоть и немного, но все же есть в запасе. Тебе уж говорила, что договор меж ними тайным был. Так вот... Вскорости она отправится к нему на Мыс Дождя. Тогда я попрошу ее взять меня с собой. Скажу ей, что с замужеством согласна, а еще что лучше замужем мне быть и жить в богатстве, чем под ее властью. Мне она поверит. Откроюсь ей и скажу, что хотела бы увидеть будущего мужа своего. Она мне в этом не откажет и на случай тот наймет команду и кораблик. Мы подстроим так, что это будут артельщики твои. Когда же приплывем на место, то тайно, так, чтобы не знала тетка, я прежде попрошу жениха показать мне его кораблик. Скажу ему о свадьбе, что не желаю я справлять ее там, где тетка, пусть увезет меня к себе, и там сыграем свадьбу. И день точный укажу ему, в который он прибудет, чтобы забрать меня. Пообещаю встречать его на берегу как невеста рыбака. Наши традиции ему известны. Еще попрошу его, чтобы до этого момента никто не знал о тайной сделке нашей с ним. Капризный норов покажу. Не станет он противиться моим желаниям. И полотно я дам ему, чтобы как флаг его повесил, чтобы узнала я его кораблик, как только появится он на горизонте. И когда мы срок оговорим, то ждать корабль с флагом будут в нужном месте твои артельщики. Они и сделают всю черную работу. Мне же, как и положено, здесь на людях придется быть. Никто не будет знать о нашей сделке. Когда начнут искать того торговца жемчугом и раскроется правда, тетку обвинят в грехе том черном. О сделке нашей с ним никто не будет знать, лишь только ты и я.
От этих слов все перевернулось, спуталось, смешалось у Сенаки в голове.
— Что же отведено в твоем плане для меня?
— Да не бойся ты, — видя как ошарашили ее слова влюбленного парня, успокоила его заговорщица, — тебе лишь предстоит с артельщиками договориться. Верь мне! Та награда, что достанется им, порадует их. Кораблик, что у волтна будет, станет их. Волтн отправится в дорогу, прихватив богатые подарки, они же пусть останутся мне. Я видела всех тех, что артельщиками себя называют, мне кажется, они все время ждут такого предложения. Ну что скажешь? Или я ошиблась и для любви у тебя пригодны лишь слова? Почему же замолчал теперь? Вижу, что только в шепоте любовном решительный и пылкий ты... Не медли же с ответом! — потребовала Каяна.
 Сенака же молчал, слова Каяны   разрывали его надвое .
— Да или нет ; и точка! — снова потребовала девушка ответа.
Сенака взглянул на нее. Она беспокойно что-то искала в его лице, глаза девушки были полуприкрыты и холодны.
— Да, — наконец ответил ей рыбак. — Завтра все отлучки в гавань отменены, так как грузиться будем.  На третий день поутру отправляемся мы в Солнечную Заводь и назад вернемся, когда луна покажется на правой половине.
— Хорошо, завтра же, не откладывая, поговори с артельщиками, да не выкладывай им всего. Главное, корабль им пообещай. Я буду ждать твоего ответа, когда вернетесь вы.
 
В ту ночь не спал Сенака. Думал о словах Каяны, о том, что ради любви к ней готов пойти на все. О том, какая выпала ей безжалостная доля быть отданной торговцу за долги. О подлой тетке, что мучила ее. О том, что эта девушка ему дороже всех теперь. О том, что он мужчина и защитит и отвоюет у соперника свою возлюбленную. Ведь она, Каяна, единственный близкий человек и друг ему. И о тех словах ее, что обличали нерешительность его и неготовность доказать любовь свою делом. И мучил и клеймил себя позором Сенака.

Пришел новый день, он выдался не только солнечным и теплым, но и полным забот. Стоял корабль их под погрузкой. Мешки с тяжелой солью заняли все пространство вдоль бортов. Дорогой товар бережно грузили. Рядом другой кораблик артельный разгружали. Он тоже на четвертый день должен был взять руду и отправляться к Солнечной Заводи. Сенака никак не находил ни времени, ни нужных слов, чтобы начать с артельщиками, условленный с Каяной разговор. Откладывая его в мыслях на потом, искал себе он оправдания. Ведь понимал, что дело черное им предстоит. И, глядя на рыбаков, никак не мог из них он выбрать, с кем начать тяжелый разговор. Да если даже и начинать его, ну к примеру с Ехунтом, то как после с Сенакой он поступит? Согласится ли? Или отдаст его в руки экзекуторов? Конечно, с ним бы надо с первым, ведь старшим был на кораблике Ехунт. Что говорил он остальным, то делали они. Сенака вспомнил, как тот однажды выкинул за борт одного строптивого рыбака за то, что не расслышал тот его команды. Как же он поступит с ним, с Сенакой? С каких же слов начать ему проклятый разговор? Ехунт опередил, позвав Сенаку: велел ему идти к вязальщику сетей.
— Спроси его как наши сети, что обещался он связать. Мы на пути обратном закинем их около Светящейся лагуны.
Так и не поведав о своем деле, рыбак с кораблика сошел. Вязальщик знакомцем давним был ему. Сенака не спешил. По пути неподалеку уже привычное предстало его взору: артельщики с соседнего кораблика ставки делали на крикунов. И, встав полукругом,  спорили, увлеченные азартом ставок. Сенака к собравшимся артельщикам ближе подошел и как бы между прочим рассматривать стал их ставки. И вдруг увидел он Каяну. Она стояла шагах в семи не больше и смотрела в его сторону. Ее глаза кого-то вроде бы искали в толпе рыбацкой, но не его. Сенака, не ожидая ее увидеть, обрадовался встрече и помахал рукой; она же, найдя в толпе того, кого искала, прошла тихонько мимо, как слепая, не замечая присутствия его. Затем остановилась около одного из рыбаков, совет дала ему, как правильную ставку сделать, и указала на крикуна с грязным пятном на голове, что все выжидал, не лез за рыбу в драку. Тот рыбак послушался совета и сделал, как девушка ему велела. Так же как и в прошлый раз, этот крикун, рыбу вырвав у других, под радостные вопли поволок ее с глаз подальше. Каяна же, не дожидаясь, как и прошлый раз, зашагала в сторону коптильни. Сенака, себя не выдавая, проследовал за ней. И вот, зайдя за коптильню, в укромном месте увидел он того самого крикуна, что оказался удачливее остальных. Верхом на рыбу взгромоздившись, он из раза в раз в нее впивался клювом. И так из головы ее, как из панциря, вытаскивал красные куски и, клюв запрокидывая вверх, глотал их с жадностью. Каяна стояла рядом с птицей, Крикун не боялся ее вовсе. Из коптильни вышел босоногий мужик. Из одежды на нем были только штаны, в его руках был большой деревянный короб с проделанными в нем отверстиями (в таких здесь перевозили птиц). Каяна сказала ему что-то и, наградив его улыбкой, взяла на руки птицу и бесцеремонно усадила ее в тайник. Затем девушка распорядилась о чем-то, указав рукой, и босоногий, подхватив короб, быстро удалился прочь. Затем Каяна вернулась назад к тем рыбакам, что ставки делали, как бы невзначай столкнулась с победителем и затеяла с ним недолгий разговор. Одарила его улыбкой, а после получила свое, то перстень был и кхарский амулет, их выбрала она из кучи барахла и тотчас отошла. Сенака не остановил ее, а вновь проследовал за ней. И даже не специально, вернее будет сказать, что ноги сами повели его. Он шел от дома к кораблям и снова к дому. Как по громадному муравейнику, по мостикам и доскам, что были здесь дорогой на воде. В переплетении этом, в нагромождении жилищ и всяких снастей, в движении и суматохе, в пестроте одежд и лиц, Сенака не раз терял Каяну из виду, но всякий раз, как по воле случая, она снова появлялась где-то рядом с ним. Его не замечая, шла быстро, как кошка, мягко перепрыгивая с мостка на мосток. И вот зашла она в большую лавку, ту, что дорогими тканями увешана была. Там подошла к немолодой хозяйке и с ней о чем-то завела приятный разговор. Сенака, встав меж полотнами, поближе к ним, стал делать вид, что приценивается к товару. За полотном неплотным, сквозь нити, он видел их лишь силуэты. Хоть женщины беседу и вели негромко, но слышал он их разговор. Из-за полотна до слуха донесся голосок Каяны:
— Тетенька, я наконец выбрала ткань.
— Какую же?
— Мне нужна вот эта.
— Синюю?
— Да, именно эту. С тоуркунским узором.
— Но, Каяна, милая, это же погребальный узор? Она же как саван.
— Ну, тетенька, тоуркунский саван светлый, а эта ткань темно-синяя.
— Я никогда не мешала твоему выбору, но как же это возможно, чтобы свадебный флаг был погребальным полотном? Мне кажется это самодурством, — возмущалась та, кого Каяна называла «тетенька».
— Но, тетенька... я так хочу, — не обращая внимания на собеседницу, спокойно возражала ей Каяна.
— Каяночка, ты же мне как... — Сенака услышал, как собеседница захлюпала носом, но потом, собравшись, продолжила беседу: — Ведь я же обещала твоему отцу, и своему брату, что выращу тебя как родную дочь, — с мягкими нотками в голосе, какие бывают только у добрых тетушек, говорила та.
— А кто вас заставлял забирать меня у моей семьи?
— Но, Каяна, ведь ты же сама просилась ко мне в дом... Ведь вспомни, правда, ты тогда совсем еще маленькой была. Ты жаловалась, что тебя обижали братья и сестры, не давали тебе играть. Еды тебе там не хватало и одежды, и говорила, что хотела бы жить со мной... Вспомни. Да, ты знаешь, что у меня никогда не было детей, вот я и попросила своего брата отдать тебя. Мне ты утешением была. Я же тебя всегда любила.
— Да слышала я это. Слышала. Да, тетенька, если вы сразу полюбили меня, такую хорошенькую, то отчего же не брали меня к себе целый год?
— Но, Каяна, ведь ты же знаешь, что в это время я овдовела. Ведь у меня тогда умер муж, — оправдывалась собеседница.
— Да, тетенька, он вам оставил прекрасный дом, торговлю по всем берегам Летучей Рыбы, лавки, жемчуг и богатство разное, а куда же это вы все подевали?
— Да, дела наши торговые сейчас не очень хороши, но, Каяна, разве тебе хоть в чем-то было отказано? Разве ты жила в нужде?
— Это у вас дела не очень хороши, а мои дела, тетенька, как утро над нашей гаванью, полны надежд. Гляньте-ка сюда... Видите этот перстень? А вот и амулет. Теперь он мой. Как вы думаете, милая тетушка, сколько он может стоить?
— Да это ж кхарский амулет... Откуда он у тебя? Ведь амулет тот носили кхары до погребального костра, и сами-то они колдунами были, а потом бросали в озеро его, чтобы души свои водой очистить. Выбрось его, избавься, не дело у себя хранить такую вещь, ей место на озерном дне.
— Да бросьте вы... что за суеверия такие? Кхаров давно уж нет, и вы же сами говорили: «Озерная вода его очистит...» Так очистила уже. И вещь красивая и дорогая. Не вижу в том беды, если она чуть-чуть у меня побудет.
— Что же... теперь я понимаю, о чем предупреждал меня твой отец.
— И о чем же?
— Когда впервые с ним о тебе заговорила я, желая избавиться от ноши тяжкой бесплодия моего...
И слезно его молила отдать тебя мне… Чтобы была ты мне словно дочь родная, мое дитя, а я бы матерью почувствовала себя. Тем более задача эта казалась мне простой, ведь по крови ты мне родная. Ему же судьбой даровано одиннадцать детей, и после смерти вашей матери брату моему совсем тяжко было управляться с вами. Но он меня предупреждал, говорил, что хитра ты не по годам и сердцем черства.
— И все таки отдал меня папаша... Да, тетенька, а вот лучше вы ответьте мне: кто тянул вас за язык? Зачем вы расписали меня тому торговцу Волтну как добрую и хорошую? Получается теперь, что его вы обманули? Ну, впрочем, полно разговоров, говорим мы о пустом, оставьте мне ткань синюю, вон ту, с узором тоуркунским. Чудный флаг получится из нее.
Когда разговор закончен был, Сенака выбежал из лавки. Едва переведя дух от услышанного, он прислонился к стоящей рядом старой лодке и ждал теперь Каяну. В его голове все складывалось в одно, хоть и продолжал он гнать от себя подальше мысли, но как ни старался — все одно… «Она врала...» — таков был вывод.
Сенака разрывался между тем, чтобы признаться девушке в том, что ему все известно, и тем, чтобы прямо сейчас уйти отсюда прочь и забыть о ней навсегда. А может быть, все это и не так? Может, что-то есть такое, что оправдывало бы ее поступки и слова, то, чего не понимал пока Сенака, а Каяна по каким-либо причинам не могла ему открыться? Так, ища оправдания любимой, рассуждал рыбак.
Каяна вышла из лавки и вновь зашагала в сторону коптильни.
Сенака догнал ее.
; Ты говорил с командой о нашем деле?— с ходу задала девушка вопрос.
Ее глаза все так же с нежностью смотрели прямо на него. Только теперь заметил Сенака два маленьких холодных огонька, они время от времени вырывались на свет и, будучи пойманными врасплох, пробегали вдоль припухших век, а затем прятались вновь.
— Каяна, ответь мне: любишь ли меня?
— Конечно же, что за сомнения?
— Я видел все. Я понял, что это представление тобой подстроено.
— Это ты о чем, Сенака?
— О прирученных крикунах.
— Ты за мной шпионил?
— Нет, я случайно стал свидетелем твоего обмана.
; Хм... — ухмыльнулась Каяна и, опустив голову, посмотрела на рыбака исподлобья, теперь ее маленький носик стал напоминать хищный клюв. — Ну и прекрасно, что это меняет? Неужто меня теперь ты разлюбил иль вовсе выдашь? — С этими словами она прильнула к груди Сенаки и игриво провела мягкими пальчиками по мужским губам.
— Весь твой рассказ о коварстве тетки… Подозреваю, что он есть вымысел жестокий. Как с птицами на ставках тобой разыгранный обман…
— Возлюбленный мой, тебе пора взрослеть.
— Я слышал разговор твой с теткой. ; Сенака убрал руку Каяны от себя и, схватив за плечи, потребовал: — Не надо представлений. Правду говори теперь!
— Какую правду?! — отпрянула девушка. — Да кто ты мне, чтобы требовать ответов? Хотя изволь, для тебя я сделаю исключение. Ты выиграл тот спор, не проиграл ведь так? Птицы мои для тебя ведь постарались, почему же не доволен ты? Ты мне благодаря впервые в споре победил, почему же теперь так недоволен? Я предлагала тебе дело, достойное мужчин, и по воле Провидения ты получил бы все и сразу. Но ты, по всему видать, собрался остаться рыбаком? Вонять рыбой до скончания века? ; Она рассмеялась ему в лицо.
— Ты предлагала мне убийцей стать. Рассказывая, как издевалась над тобою тетка, ты верно управляла мной. Видя мое к тебе расположение, все ты рассчитала, ведь я тебя любил. А теперь что вижу? Еще немного, и смогла бы ты накинуть петлю на меня.
В этот момент Сенеке на шею сзади накинули веревку и сдавили так, что он не мог пошевелиться, и сразу же под его ребром справа оказался нож.
— Ты угадал, вот и петля. Тихо стой, рыбак, — услышал он осипший голос. Запах пряного дымка пробрался Сенаке в нос.
«Коптильщики», — мелькнула догадка в его голове.
Нападавших было двое, и дело свое они знали твердо. Боковым зрением Сенака увидел того, который уносил отсюда ящик с птицей, именно он теперь приставил свой разделочный тесак к его ребру. Видя довольное лицо Каяны, теперь Сенака горько жалел о том моменте, когда впервые повстречал ее. И как же он не замечал того, что теперь казалось очевидным.
Ведь холодность ее была не от печали тайной, а от надменности и черствости души. Красота ее не от девичьей нежности расцветала, а от хищности. И нежный запах ее волос оказался ядовитым ароматом, вроде запаха тех цветков, что питались плотью, завлекая птиц и насекомых в свои липкие сети, там удушали их и поедали без остатка. Все в Каяне открылось с ясностью теперь.
— Ну вот, отвечу я на твой вопрос. Сенака, я не любила никогда тебя, презираю я таких, как ты! Жемчужину я видела в твоих руках, поэтому в тот день и выбрала тебя. А больше прочего мне нужны были корабль и команда. Почему же для этого мне не использовать тебя? Когда увидела, что ты в меня влюблен, тебе, конечно, подыграла, но все лишь для того, чтобы осуществить желаемое. Не представляешь, насколько был ты мне противен... Слова... Слова... Слова... — раздраженно повторяла девушка. ; Что такой, как ты, еще способен дать? — Она скривилась в ухмылке и махнула тем двоим рукой: — Пусть проваливает и дальше ловит рыбу! — И, громко хохоча, она пропала с глаз.
Оставив ему порез под ребром, ушли и коптильщики.
Так и пришел рыбак в тот злополучный день, зажав рукою правый бок, к вязальщику сетей. Тот замазав ему рану пещерным илом, кров и пищу предложил, но Сенака, получив у него ответ про сети, отправился обратно на кораблик.

Когда вернулся, пришлось соврать: он сказал, что долго прождал вязальщика, и так объяснил свое отсутствие. Сохранив в тайне все, что с ним случилось, сам Сенака ничего, конечно, не забыл. Прошли те дни в пути, когда к Солнечной заводи куда на кораблике своем везли они соль в мешках, и те дни, что рыбачили, тоже прошли.
И вот когда луна на небе справа появилась, обратно вернулись они в гавань. А на следующий день после прибытия увидел вдруг Сенака рядом с корабликом тех «коптильщиков», что петлю накидывали ему на шею и держали нож у его ребра. Они разговаривали с Ехунтом, словно лучшие друзья. Но для Сенаки теперь это было не важно: преисполненный желанием поквитаться с обидчиками немедленно прямо здесь, он налетел на них как шершень. Спрыгнув вниз с деревянного борта, ударил рыбак того, что к нему стоял ближе, того, что тогда орудовал петлей. Получив удар той палкой, что на кораблике служила для отпугивания птиц, «коптильщик» взвыл от боли и медленно свалился на доски. Второй, увидев нападение, отскочил в сторону, и вот уже в его руках оказался знакомый нож. Сенака, в ярости размахивая палкой, загнал того второго на край причала. Тот оступился, рухнул вниз и, там озерных вод с лихвою наглотавшись, едва держался на плаву, злодейский нож свой утопив. Со всех сторон накинулись на драчунов артельщики ; это Ехунт позвал на помощь Сенаку усмирять. Но рыбака не удержали, и, вырвавшись из рук команды, нанес он еще один удар тому, что веревкой орудовал прежде, а теперь мешком свалился вниз с причала. Подняв брызги, он пошел ко дну. Но скоро всплыл и, уцепившись за деревянную опору, отплевывался и в страхе стучал зубами. Теперь на Сенаку скопом сзади навалились артельщики и наконец, довольного, сбили с ног.
— Вязать ; и в якорный ящик его! — скомандовал Ехунт.
Сенаку связанным отволокли к якорному ящику. Бросив там его, артельщики ушли вытаскивать тех двоих. Бунтарь не чувствовал боли, ему было наплевать, как поступят дальше с ним, он был удовлетворен.
Через некоторое время крышка ящика открылась и заглянул Ехунт:
— Ты правил не знаешь корабельных, тех, что являются для всех законом? Я здесь решаю чему быть. Ты же выходкой своей чуть не сорвал нам сделку. Они отдать тебя просили им. Что думаешь, Сенака, может, мне так и сделать? Или самим отправить тебя к рыбам?
— Поступай как знаешь, мне все равно, но знай, коли останусь жив, предательства вам не забуду, — уткнувшись в якорный канат, прошипел в ответ Сенака.
— Я знаю все, мне рассказали. Дурак, упустил ты верный случай. Тебе же выпала удача, шанс один из ста. Оказаться наверху ; не это ли цель, для которой мы, рискуя жизнью в зимние шторма, везем товар к дальним берегам и добываем рыбу? А девка-то с умом, с такой не пропадешь, коль сам не промах будешь. Но, впрочем, удачу ты упустил уже. Хотя и молодец, не струсил и двух известных лиходеев умыл на славу. — Ехунт ухмыльнулся и продолжил: — Я же принял вот какое решение... Пойдешь на дело с нами, тебе известна суть его. Девка эта ждать не будет, если не с нами, так с другими это дело провернет. Поэтому все сделаем, как она желает, а потом кораблик мы получим, это за труды наши ее расчет. Тебе даю я шанс. Коль порадуешь меня ты в деле, богатую получишь долю от меня. И если отчаянным себя проявишь, так же как сегодня, то, может быть, тебя на кораблике добытом поставлю старшим, да и команду наберу тебе.
Когда же Сенаку освободили из якорного ящика, он понял, что артельщики, все как один, согласны были отправиться на тот разбой. Готовили они багры и ножи точили. Тогда и решил бежать он. Но скоро был пойман и опять в ящик тот упрятан.
Когда Сенака снова увидел Ехунта, то сказал ему:
— Тебе и делу вашему душегубному служить не стану, потому что правды нет у вас. Вот мои слова тебе.
Ехунт в ответ не проронил не слова, лишь крышку медленно закрыл над головой рыбака. Сенаку же суду несправедливому предали, обвинив в том, что это он подбивал команду на разбой и все артельщики свидетельствовали против него. Так узником провел Сенака годы.