Греховинка часть А

Был у Александра Николаевича грех один – гневливость. Начнёт, бывало, делать машину клиенту, а гайка под капотом прикипела и не поддается, не идёт по своей резьбе. Тужится, кряхтит Александр Николаевич, ругается на чём свет стоит, а она ни в какую не идёт, да ещё и ключ соскочит да пальцы свезёт. Тут-то он и хлопнет крышкой капота, да ещё и сверху кулаком припечатает. Весь аж вскипит внутренне, весь испариной покроется да пятнами красными пойдёт – так Александру Николаевичу жарко становится, так жарко, что даже одежду всю с себя вон скидывает. А, бывает, и порвёт в гневе... Жена штопает, конечно, но не об этом сейчас. 

Потом походит, походит, воздухом подышит, вздохнёт полной грудью, на небо свой взор устремит... Подумает о чём-то, помашет головой или покивает, как с чем-то соглашается, и успокоится, да стыдно ему станет, что неуровновешенный такой. Смутится весь, как ягнёнок станет кроткий-кроткий, вернётся к машине, посмотрит на вмятину на капоте да на одежду, порванную словно зверем диким, и так ему неудобно перед самим собой да святыми! Посмотрит на иконку, возле которой ключ разводной клал всегда и совестно становится да просит у Богородицы прощения и заступничества её перед сыном единородным Иисусом Христом. 

И вот, Александр Николаевич стал бороться со своим недостатком, со своим недугом страсти. “Как?” – спросите меня. А вот как! На двойном тетрадном листе, который вырвал из середины общей тетради, написал кратко, хотя думал писать много и содержательно. 

Но положил перед собой и вывел аккуратно как заглавие в книжках "ГРЕХОВИНКА". А ниже мелкими буквами дописал "грех гнева и раздражения". Посидел с минутку, подумал, отложил ручку, а бумажку сложил в несколько слоев и в карман сунул. И как только одолевал его этот недуг, он тут же лез в карман, шарил там и доставал ту самую бумажку с написанным грехом. А про себя, там в сердце, так и говорил когда раздражался "где моя греховинка?". А потом доставал потрёпанную бумажку и заглядывал внутрь. Чему-то ухмылялся, с некоторой опаской смотрел по сторонам, чтобы никто не увидел или из-за плеча не подглядел в его "бумажную душу", и, если видел, что опасности нет, довольный прятал своё "сокровище". 

Каким образом это ему помогало – неизвестно, но то, что он становился мирным, было видно. 

И вот, подсмотрел как-то за Александром Николаевичем воришка, как тот прячет что-то в карман. Смекнул – сокровище! Деньги, видать, большие. Подкрался незаметно к нему, когда Александр вечером домой возвращался и пока тот шёл задумчивый, да глядящий вглубь себя, выкрал бумажку, ту самую греховинку. Отбежал в сторону, в предвкушении барыша развернул... И каково же было его удивление, когда прочитал он про "грех гнева и раздражения"! 

Расхохотался так, что схватился за живот и, передразнивая, показывал этот самый грех гнева и раздражения, каков тот есть, мимикой да гримасами. Сделал шаг назад и свалился в глубокую канаву, вырытую строителями для закладки фундамента или для прокладки труб. Место было тёмное, пустынное, поэтому яму сразу и не приметил. Да и не было её, по крайней мере, намедни, когда он в этих местах околачивался. Упал, стало быть, но не расшибся сильно, ощупал вокруг себя да смекнул, что место сырое, но в то же время, тёплое с запахом плесени и непонятной то ли гари, то ли серы. Находясь внизу, весь испачканный, ушибленный и грязный, потирал он больные места и пытался найти путь наверх, но не тут-то было.. Ступеней или не такого крутого спуска, по которому можно было бы беспререпятственно подняться или ухватиться за корни дерева, не было. Не было даже худой шаткой лестницы и даже палки, ничего такого не было! Просто яма с отвесными стенками. С минуту постоял он, подумал о ситуации и стал звать на помощь. 
Продолжение следует