Автостопом к полярному полдню. Глава 2

             МОХ И МРАМОР.


          Было море. В нем жили разные живые существа. У многих из них имелся известковый скелет или раковины. Существа эти умирали, обломки их скелетов и раковин спрессовывались в осадок на дне, образуя известняк... Много позже известняк этот превратился в мрамор под давлением смещающихся пластов горных пород...Сколько сотен миллионов  лет назад это было?  Сижу за ноутбуком, читаю статьи по геологии, пытаюсь в них разобраться, натыкаюсь на безумную гипотезу о метеоритном происхождении Ладожского озера...нахожу опровержение, оно написано остроумно, но зачем мне сейчас так во все это закапываться?
               Вот результат  древних процессов – мраморные скалы.
Вот старые карьеры в Рускеала.
             А вот мы – несколько путешественников на стоянке у одного из озер (Посудомоечного или Кирпичного – этимология этих неофициальных названий очевидна).

            Мы —это Хельга с тремя детьми(  полуторагодовалая Майка, пятилетний Лешка и девятилетний Ванька), Настя с Алешей-большим  и Ника с Виталием...
      Мы  все перезнакомились в Сортавала, когда всей компанией наняли очень недорого  микроавтобус до Рускеала.
          Большая крепко сложенная Хельга с гривой роскошных рыжеватых волос, заплетенных в дрэды,  в шальварах и футболке, с высоким рюкзаком за спиной и  дочкой Майкой в слинге... Сыновья —каждый со своим рюкзачком. Сразу видно —мальчишки  славные и  толковые.
Виталик и Алеша-большой, если я правильно помню, тоже с дрэдами. А девушек я почему-то не запомнила -- только общее ощущение осталось —тоненькие и милые...
        Мы поставили палатки под  высокой, с пятиэтажный дом, скалой серого мрамора. Он тут всех оттенков —от почти белого, похожего на спрессованный мартовский лед до темно-серого...  В нашем ущелье растут ольха, черемуха и береза... Подрастают елочки —густая колючая поросль. Цветет белыми звездочками белозор.
       Алеша и Виталик играют – дуэт тамтама и блокфлейты... звуки тут, у скал и воды, абсолютно естественные и живые...


      ...Вода в «Большом» озере  бирюзовая, а в нашем «Посудомоечном» – ржаво-бурая.  По берегу и в воде —благородные мраморные глыбы, гранитные булыжники и обычные красные кирпичи. У самого берега на глинистом дне  –  щебень и кусок стального троса, но  все эти штуки не мешают умываться или мыть посуду.   
        Опасно заходить в воду чуть подальше — после узкого (полметра в ширину) карниза, где глубина чуть ниже колена, дно  резко обрывается, там метра два или три или еще глубже, возможно, что на дне – те же самые кирпичи, глыбы и железяки... Купаться в нашем озере даже Алеша с Виталиком не рискнули.
          По воду мы ходили  вдоль белой мраморной осыпи на другое озеро(скорее всего, на Светлое). Вечером хотелось набрать воды и приготовить ужин побыстрее, поэтому мы не стали искать спуск к воде и закидывали котелок на длинной прочно привязанной  веревке в воду с обрыва.
        Вечером похолодало примерно до десяти градусов, но выкупаться очень хотелось, и мы с Хельгой  ходили на Светлое. Мы нашли там подходы к воде, но там плотно стояли автомобилисты с палатками, пришлось  Хельге купаться в купальнике, а мне в трусах и футболке... Противное  это дело – возвращаться в мокрой одежде по холоду, хотя это еще не холод был – так, обычная августовская прохлада...

… Ночью к нам пожаловал в гости молодой  и крупный  поселковый рыжий кот. Гладкий, упитанный, нахальный и хитрый...  Он мурлыкал, терся, ласкался, топтался, кусался —все ради угощения – мы угостили его сыром, потому что мяса никто из нас не ел. Разумеется, все мы его ублажали. Кот выбрал себе место для ночлега в моей палатке, потому что у меня там хранился в трех  слоях пакетов кусок сыра.   Сначала в палатке кот утаптывал меня, урчал  и по-хозяйски выбирал уютный уголок, но вскоре я его выставила —наглец стал кусаться и точить когти о мешок с провизией. С горя кот отправился спать в палатку к Алеше и Насте. Утром мы встретили его на стоянке у автомобилистов — там кота накормили от пуза курятиной.


… Хельга  с тремя детьми объездила в то лето все края от Утриша до Соловков … Майечка еще прикладывалась к груди... А ее старшие братья топали с рюкзачками и чувствовали себя настоящими путешественниками. Ваня  жонглировал мячиками на цепочке —это тренировка для файр-шоу. Вечером ребята  показывали у костра  маленькое файр-шоу с лучинками.
Леша —мальчик мудрый и рассудительный. Я запомнила некоторые его высказывания.
«Микробы – они красного цвета. А еще бывают синие и зеленые».

После рассказа о чьей-то свадьбе на «Радуге» Леша спросил:
 « А что, они свадьбу круглосуточно отмечали?».


… Все вместе мы отправились с утра на Большое Мраморное озеро – кататься на лодках. Сначала –  Виталик, Ваня, Леша и Ника, потом – снова Виталик( на веслах), Хельга с Майечкой и я.  Насте нездоровилось, и они с Лешей-большим  остались в лагере. Всем нам за небольшие деньги выдали  напрокат лодку с веслами и оранжевые жилеты, даже Майечку нарядили в детский жилетик( и она вся в нем поместилась —только пятки и головка торчали).
Виды каньона,  скал, пещер совершенно  удивительные. Цвета холодные – серый от светлого, почти белого   до темно-стального, стремящегося к черному,  бирюзово-синий, темно-зеленый. Линии ломаные, очень сложные... Пространство явно искривляется.  Возможно, мы попали в Средиземье... Тут поверишь и в гномов, и  в троллей, и в орков...  А вдруг вон в той пещере Горлум затаился и жаждет вернуть  свою «прелесть» ?
… Горлум обернулся каштаново-рыжей  уточкой-нырком, подплыл к лодке  и схватил Хельгу за палец, к счастью, не откусив его. Эта «Птица-Утка»( как мы называли ее, показывая Майечке) требовала угощения.
Наверное, в столь посещаемом месте животные поневоле стали вымогателями – и кот, и утка, и, может быть, еще кто-нибудь...


… После полудня   все мы стали собираться кто куда. Настя с Алешей -большим и Ника с  Виталиком отправились в сторону Петрозаводска через Сортавалу, Хельга с детьми — тоже в Сортавалу, чтобы оттуда  на катере добраться до Валаама. Я двинулась к водопадам на реке Тохмайоки.
Водопады(на самом деле —водоскаты)  не очень высокие, и вода  в то сухое лето  стояла низко и текла слабо...   Около них ближе к проезжей дороге —летнее кафе. Немногочисленные автотуристы пьют пиво и едят шашлыки.  Я бы с удовольствием выпила чашечку кофе, но почему-то кофе там не подавали, хотя то было бы уместно …
С горя я купила бутылку минералки и погрызла на ходу сушки из своих запасов.
Было прохладно, пасмурно и при этом очень  сухо. Я проверила у развилки сначала правую дорогу, но она  хитро изогнулась и привела меня на какую-то ближнюю  к шоссе свалку.  Я вернулась и отправилась по средней дороге, она уперлась в сфагновое  болото. Растрепалась на тропки и между старых елей привела меня снова к реке у плотины. Старая  финская ГЭС сейчас стояла  в руинах. Когда ее забросили —после войны или уже позже, при  дурном укрупнении деревень и  уничтожении малых ГЭС? 
[ Несколько лет спустя  я нашла на краеведческих сайтах дату постройки ГЭС —1937,  примерное время ее закрытия —1960-ые г.г. и даже дату восстановления —2012 года. Но я-то была там в августе 2010 года ]

Фундаменты заросли. Плотина стоит...

Я поставила палатку на поляне. Там хорошая стоянка, при мне как раз сворачивали палатку автотуристы, которые любезно отдали мне старый мангал. Это было очень кстати —при тогдашней суши с  огнем надо было обращаться осторожно...  Без большого костра я спокойно обошлась —комарье и даже мошка уже не особенно мешали,  августовская  прохлада еще не превратилась в осенний холод, а для моего литрового котелка хватало пламени от мелкого хвороста.
До позднего вечера я оставалась на этой стоянке одна. Пели кузнечики, залетели в гости зяблики... Я не нашла ни единого гриба —ни сыроежечки, ни какого-нибудь поплавка или паутинника... И черничник почти без ягод стоял. Погруженная в  сфагнум рука едва касалась  влажного слоя кончиком пальца...  Сохли на корню травы – отцветшие уже   ржавый зверобой и  поседевший  иван-чай ….  Еще цвели тысячелистник и какое-то другое сложноцветное  растение, вроде ястребинки или  кульбабы с желтыми корзинками.

      Вечером, уже на закате, приехали и поставились чуть в сторонке  трое  питерских велосипедистов – два дядьки лет по шестьдесят,  седые, крепкие, но  при этом один  худощавый ,  другой пошире в кости, оба жилистые, и третий —молодой полный парень, русоволосый, не очень здорового вида. Они уже объехали вокруг Ладоги от Шлиссельбурга  по Мурманскому шоссе и боковым дорогам – не знаю, решились ли они в итоге замыкать круг в поселке имени Морозова, подъехав к нему с севера и преодолев   бездорожье  и опасности огромных военных полигонов на западном берегу  озера?
 И снаряжение, и  велосипеды  у них  отнюдь не сверкали – все бывалое, потрепанное, но годное, рабочее. И ехали они не ради рекордов, а для себя – для этого удивительного чувства слияния себя с  дорогой и небом... У них не было ни сублимированных  продуктов, ни одежды из специальных особо гладких материалов... Обычные  штормовки, джинсы,  старая добрая закопченная  кастрюля ( наверное, неудобная, громоздкая, но им она нравилась) и даже обычная, купленная в поселке  картошка (а не сухое пюре)...

Разговорились... Почему-то говорили о медведях... Потом я легла спать.  Ночью  на стоянке кто-то бродил, но не люди, а  звери —не медведи, конечно же, а кто-то мелкий, возможно, лиса или хорек.

И я, засыпая,  все никак не могла соединить в одну картину мягкий  мох, которому надо быть влажным, а он сухой, и  твердый мрамор, который  привычно видеть полированным,  сверкающим, превращенным в колонны и ступени, а он угловатый, шершавый  и матовый... И мрамор этот был известняком, а  известняк —раковинами древних  морских существ, а родня этого мха возникла на Земле  намного позже, но тоже давным-давно...