Автостопом к полярному полдню. Глава 3

                Люди маленькой горной дороги.

       Карелия – страна не только озерная и лесная, но и горная. Горы невысоки, но дороги, проложенные между скал и болот,   сложные и опасные. Есть участки с настоящими серпантинами.
       Едешь в местном автобусе или в кабине лесовоза и видишь близко-близко то острый выступ темно-серой скалы, то  красноватый обрыв над берегом озера, то порожистую реку... И не знаешь,что  будет вот там, через пятьсот метров, за знаком «извилистая  дорога», «камнепад» или « дикие животные на дороге».
… Едешь и встречаешь очень разных людей. Вот путешественник Александр Цыбуля, с которым мы вместе ехали по трассе от Кузнечного до Сортавалы в августе 2010 года. Крепко сбитый, невысокий, седой  и круглолицый , он и в самом деле походил на луковку —  родственник Чиполлино... Он добирался из тверских краев в Ладожскую Карелию, в  места своего детства... Мы разговорились в кузнечненской электричке – Александр спросил меня, не знаю ли я случайно про «Метеоры» в Приозерске —он хотел оттуда  по старой памяти   отправиться по воде в Сортавала. Я точно ничего не знала, но на всякий случай предположила,   что с рейсовым пассажирским судоходством сейчас везде плохо.
И поехали мы вдвоем автостопом из Кузнечного —по той самой маленькой горной дороге через Хиитола и Лахденпохья. Помню, что было не очень жарко  и пасмурно, но при этом сухо...  Александр рассказывал о своем детстве и юности  – жил он в Карелии, родился уже в послевоенное время, одного  из его дедушек расстреляли во время «Большого  террора» – он был польским дворянином...

Александр хотел стать летчиком —не сложилось. Не помню уже, кем он работал – инженером или техником на заводе...

Я запомнила рассказ моего спутника о рыси. Дело было где-то в шестидесятых годах. Он ехал зимой  по  Ладожской Карелии в автобусе. Зимы были тогда морозные, дороги снежные... Места дикие,  лесные, дремучие... И вот в окно автобуса Александр увидел , что на отлогой толстой ветви дерева лежит и смотрит на дорогу  рысь. Спокойненько так лежит, смотрит с деланным безразличием, как домашняя кошка на полочке для шляп в передней... Видимо, зайцы там появлялись чаще, чем автобусы...

… В Сортавала мы помахали друг другу руками на прощание... Уехал Александр Цыбуля, укатил   на петрозаводском  автобусе к водопаду в Ляскеля... Как знать, может быть, он почти вернется в юность? Так его  тянула, манила извилистая, неровная, каменистая горная дорога...

… Мое повествование тоже неровное – то я пишу про
2010-ый  год, а то мысли возвращают меня в 2009-ый.
Смутно припоминаю двух паломниц из Сортавала. Я с ними на вокзале разговорилась. Наверное, мы были примерно одного возраста или они чуть помоложе —не поняла я... Одеты они были, разумеется, в  длинные юбки и платочки. Я запомнила пастельные оттенки  тканей –  зеленоватые, сизые, сиреневые... Обе  мои собеседницы оказались милыми в общении, рассказали, что хотят съездить к нам, в Петербург, посетить Иоанновский монастырь на Карповке, а заодно и в Ботанический сад... Они просто мечтали вслух, как приедут в Питер, как увидят все наши красоты посреди лета, и как перед дорогой выпросят у священника послабление поста, чтобы  отведать сырков в шоколадной глазури. (ну да, так, по-старинному – «отведать сырочков»)
И я уверена,что все у них получилось, как они хотели –  что дорога их оказалась легкой, что успели они  после монастыря сходить в Ботанический и что купили свои любимые сырочки...

Возвращаюсь в август две тысячи десятого года. Вспоминаю двух   попутчиков –  пожилую женщину и старика из лахденпохьянского автобуса. Женщина говорила не очень громко, спокойно, добрым голосом, – рассказывала что-то о доме инвалидов, где работала няней. Вот я почти не видела ее, сидевшую сбоку и сзади от меня, и слышала впервые, и не увидела потом больше никогда, но как-то по голосу, по интонациям  поняла, ощутила ее огромное добро... Наверное,  она   своим подопечным помогает, как может, и они любят ее... Редкий человек, да...
А не скажешь в лицо незнакомке, что ты невольно ее речь слышишь и ее добро ощущаешь...
… Старика я смогла разглядеть – крепкий, сухой, кареглазый, со шкиперской седой бородкой... Он  стал рассказывать что-то свое – про  рыбалку, засуху, плохой ремонт дороги —двух сезонов не простоит, про то, что внук-старшеклассник чем-то его обидел, и дед внука наказал — не пригласил к себе  рыбачить на лето... Суровый дед, да... но зло от него не исходило —только горечь...

И еще человек с приладожских дорог – изящная леди из Лахденпохья.  Мы вместе шли ранним утром  по шпалам заводской железнодорожной ветки около фанерного комбината. Она легко перепрыгивала со шпалы на шпалу на своих каблучках. Стройная крашеная брюнетка средних лет и среднего роста, в коротенькой легкой курточке и черных узких джинсах  – человек городской, цивильный, но ей привычно в маленьком городке, а большие города ее утомляют... Спросила меня, как я не боюсь одиночных путешествий... Я честно ответила,что страшно может быть и посреди мегаполиса, а спокойно —на безлюдном берегу озера... Возможно, я ее удивила или чуть-чуть напугала своим походным видом – грубыми ботинками, потрепанными штанами,  высоким рюкзаком, торчащими из-под платка лохматыми волосами...

Мы успели поговорить о погоде – стояла сушь, горели леса... И я запомнила ее выражение : «Лисички, как сухари». Это значило,  что где-то в сыром лесу  во мху все-таки вылезли первые лисички, но тут – ни дождинки...
 Прошлись мы вместе мимо лесочка, где валялись вывернутые еловые пни; вскоре моя недолгая попутчица свернула куда-то на тропинку, ведущую к улице и домам – на работу, а я  чуть позже вышла на какую-то другую улицу и даже поймала местный автобус  до станции Яккима.


Большой –  маленький, ровный –  неровный – все относительно. Два года спустя, в  конце июня 2012-ого года, на станции Медвежья Гора за один вечер разговорилась я с двумя женщинами. Их дороги разные, долгие, но не гладкие  и не ровные... 
… Тогда я путешествовала не одна, а вдвоем с Иванушкой, славным пятнадцатилетним сыном моей знакомой.
… Мы ехали в Беломорск к петроглифам и решили испытать карельские электрички.  Наш поезд должен был отправиться только в три часа утра, а в зал ожидания мы пришли под вечер. Рюкзаки мы поставили около  ряда  новых неудобных кресел. Иванушка привалился к рюкзаку головой и задремал. Я села, скорчившись и расставив ноги – у меня случилась  авария – лопнули в шагу  мои старые походные джинсы. Надо было оценить размер дырки и решить,чинить ли  их срочно, прямо на себе,  приспустив  до колен, или можно кое-как прикрыться курткой, а ремонт отложить до стоянки в Беломорске.
Переодеваться в тот момент я не могла, потому что потрошить рюкзак  не хотелось.
Пришлось срочно накладывать заплату. Я  достала из наружного рюкзачного кармана швейный мешочек, вдела нитку в иголку,  начала шить....
Вдруг я услышала над головой чей-то хриплый голос:
« Мандавошек ищешь?».
Вопрос прозвучал буднично и даже с сочувствием. Я сосредоточилась на шитье и, не поднимая головы, ответила резко: «Нет, что Вы!»
Ответила и все же подняла голову.
Надо мной стояла высокая худощавая  женщина,  жестоко измученная жизнью. Скорее всего, она была бездомной. Как именно она была одета –  не скажу( точно помню, что   одежда на ней все-таки не висела клочьями ) . Скорее всего, волосы были светлые, соломенные, а глаза, наверное, серо-голубые, лицо тоже с синеватым оттенком... 
Я тут же смутилась и попросила прощения, объяснила,что вот, мы тут путешествуем и штаны у меня лопнули, пришлось срочно чинить прямо на себе, а в приметы я не верю и ум не зашью. Женщина эта не обиделась.  О чем-то мы еще с ней разговорились, вроде бы я ее угостила  «виталадом» или еще какой-то мелочью и пачку салфеток подарила... Но все равно я эту историю вспоминаю со стыдом. Как я огрызнулась не на месте! И бедная терпеливая моя собеседница, измученная, испитая, явно прошедшая через множество ужасных и отвратительных ситуаций, потерявшая дом, здоровье, возможно, любимых и родных людей, возможно, сама натворившая много глупостей, она все-таки сохранила  в себе что-то доброе.

… Исчезла она так же внезапно, как появилась.

… Позже, когда я справилась со своими аварийными работами,  в почти пустом зале ожидания появилась  другая женщина,  старенькая, полная, одышливая,  в белой  косынке,  теплой кофте,  трикотажных брюках и китайских  тряпичных тапочках,  с палочкой и большой  сумкой. Она спросила нас, когда будет кемская электричка. Потом мы ехали в одном вагоне. Пока ждали, разговорились. Оказалось, что она ездила в Медвежьегорск устраиваться в дом престарелых, а ей отказали —мест нет. Ей уже за восемьдесят. Болеет — гипертония, сердце, диабет, пенсия маленькая,  муж давно умер, детей нет, живет в старом бараке в Кеми, соседи тоже старики,  но пьяницы и скандалисты... Горе горькое... Что-то я ей объясняла и на бумажке  записывала, как надо писать письма чиновникам и   депутатам, чтобы помогли ей... Чем-то мы с Иванушкой ее угостили, чаю из термоса налили...
Электрички  в Кемь тогда  ходили трижды в неделю, и ехать надо было часов пять...

...Вот они такие —эти дороги... и люди на них.
 И путь любого из нас – это маленькая горная дорога. Маленькая —потому что жизнь наша мала по сравнению с жизнью гор...
Горная — потому что повороты, подъемы и спуски, обрывы и перевалы есть  на пути у каждого из нас.