Автостопом к полярному полдню. Глава 4

НАД КИВАЧОМ  И  У  САНДАЛА.

       Утром я стояла на обочине Мурманского шоссе к северу от Петрозаводска, там, где «Билайн уже не слышен». Из города я выехала быстро, застопив машину на перекрестке около старого деревянного дома,  в котором мне посчастливилось переночевать у гостеприимных музыкантов Кирилла и Димы.
      «УАЗ-ик» цвета хаки оказался экспедиционным  — на нем ехали ученые-лесоводы. С ними я  проехала до поселка с подозрительным названием Лучевой. Всю дорогу я  проговорила с симпатичным парнем, одетым в энцефалитку, и беседа наша, украшенная ботанической латынью, песнями Щербакова   и цитатами из братьев Стругацких, радует мою память до сих пор. Какое это счастье – встретить в пути близкого по духу и образу мысли !
 С позиции у Лучевого я  уехала быстро и уже не помню, на какой именно машине и с кем. Мимо Кондопоги мы пролетели, и вышла я у поворота на Кивач. Солнце прорывалось всеми своими неописуемыми оттенками сквозь тяжелеющие темно-серые тучи. Парило, собирался дождь.
На песчаной обочине дороги у перекрестка устроился продавец деревянных безделушек.
        Он подтвердил, что через восемь километров пути на запад я окажусь у ворот заповедника.
... Путь по лесной грунтовке без единого поворота, перекрестка или же ответвления. Ни тропки –  нетронутый, заповедный... Эталонная средняя тайга.
Грунтовка эта –  чуть ли не единственный въезд в заповедник «Кивач».Три километра я прошла пешком и застопила легковушку. При входе в рекреационную зону заповедника—дачный штакетник, касса-будочка и ларьки с книгами, сувенирами, шунгитом... Шунгит — это ценнейшее для карельских геологов полезное ископаемое. Скольких людей спас он в голодные годы и скольким подарил  достаток! А уж про то, скольким людям помогло это целительное placebo, я молчу... Да-с...
      Кассирша милостиво разрешила мне оставить рюкзак и палатку за кассой, и я налегке отправилась на экскурсию.
Первое, на что я обратила внимание—литовский флаг на домике ученых. Это в гости к карельским биологам приехали коллеги. Один из них — симпатичный бородач средних лет –  обкашивал  траву( рабочих рук мало, ученые берутся за все). Мы разговорились. Я обратила внимание на то, что у самой дорожки пробивается весьма  крупное и отнюдь не охраняемое  растение, с которым и ведет неравный бой мой собеседник.
Господи, даже тут «триффиды*»!
...Биолог объяснил, что бороться с этим агрессором  очень тяжело, так как даже «естественные» способы при помощи насекомых-вредителей, паразитических грибов и т. д. могут быть опасными для  купыря, дягиля и других невинных родственников этого чудовища.
… В маленьком уютном музее(он напомнил мне «Girios Aidas – Лесное эхо» в Друскининкай времен моего детства) экспозиция интересна и детям, и взрослым. При мне там проводили экскурсию для «особой» детской группы из Петрозаводска. Сначала ребята шумели, кричали, но потом заинтересовались и старались сосредоточиться. Сотрудница заповедника показывала им экспонаты очень увлеченно,задавала вопросы, специально объяснила, что ни одно животное не было убито ради изготовления чучела. Лось погиб на реке в ледоход, другие звери тоже — кого упавшим стволом придавило, кто утонул...
Амфибии и растения—на фотографиях.
Насекомые –  в виде сухих препаратов, как водится.
Есть специальная витринка с представителями Паукообразных –  иксодовыми клещами.  Удостоились...

Я накатала в книге отзывов такой текст, что мне подарили книгу про заповедник. Ну, а я оставила любезной музейщице одну из своих «фенечек». 
...Вышла я из музея –  а там в тени прямо у водостока  купальница доцветает...
В дендрарии – пихтовая аллея,  растут карельская береза, обыкновенная красная рябина,белая свидина и ирга. Ирга и свидина тут— южные экзоты, а у нас они растут по задворкам и заброшенным садам. Конечно же, пихты мне интереснее, чем свидина, но под ними темно и толком не поснимать.
Спустилась я к водопаду. Там дети пытались перекричать  его шум. Кто-то уже полез к самой кромке обрыва, кого-то уже затаскивали наверх, дабы не повторил он судьбу несчастного музейного лося...
Я устроилась на темно-темно-сером скальном уступе и набросала пейзажик карандашом...
Сам водопад и растущий по берегам Суны лес остался в моей памяти каким-то сизо-черно- сине-вороненым ( настоящее вороново крыло – вороново, а не воронье!) – это  дождевые тучи сгустились и закрыли бледно-голубое июньское небо.
      С третьего километра  грунтовки до шоссе меня подкинули симпатичные мои «семьдесят восьмые» земляки на  красной легковушке... На трассе у деревни Сопоха я случайно встретила парочку автостопщиц – волгоградские  девушки двигались на Соловки. Я передала привет Соловкам, они --  Полярному Кругу, и расстались мы, случайно встретившие друг друга... Наши траектории на секунды сблизились. Мы даже не запомнили лиц друг друга. И что — эти секунды, эти килобайты слов и калории нашего тепла... Что-то есть в этом... Что-то остается после — неизмеримое...

 За деревней Сопоха  я нашла пристанище на берегу озера Сандал. Любители экзотических гипотез могут думать все,что угодно. Но сандаловое дерево здесь не произрастает.
Всего несколько первых шагов по деревенской улочке среди заборов и кустов сделала я в одиночестве. У меня, как у всякого солидного путешественника, появился проводник.
...Мальчик на велосипеде подъехал ко мне и предложил показать дорогу до удобной стоянки. Мы познакомились.
Я узнала,что зовут его Владик, что ему девять лет и что живет он в Кондопоге, а в Сопохе отдыхает у бабушки.
Владик запомнился мне худеньким, светло-русым, зеленоглазым   и очень любознательным. Одет он был во что-то светлое— наверное, в спортивные брюки и майку.

Удобную стоянку мы нашли в километрах двух от деревни, на поляне в бору у озера. Нам пришлось часа два расчищать ее от мусора. У меня были с собой прочные 60-литровые  пакеты и перчатки, и мы стали по возможности сортировать мусор. Я рассказала Владику, для чего это нужно.
...Мы находили множество свинцовых дробинок, и я рассказала,  что при окислении свинца образуются яды,от которых гибнут водоплавающие птицы.
Попалась нам мертвая чайка.
«Это она дроби наглоталась», – решил Владик.

...Прибрались мы на поляне, сложили в кучу хворост, и я развела на сложенном задолго до нас каменном очаге костерок.
Мальчик узнал от меня о Маленьком Принце и о тюленьих младенцах—зеленцах и бельках. Палатку мы устанавливали вдвоем.
Владику понравилось  в гостях у настоящей путешественницы на стоянке. От картофельного пюре с соевым мясом  он отказался, а вот  подслащенный каркадэ  с удовольствием выпил и захотел пригласить маму и бабушку. Я сказала,чтобы они приходили с кружками и ложками. Уже вечерело. Комары слетелись на свой ужин. Владика я отправила домой, а сама   натянула кофту, замоталась в платок и устроилась поближе к   огню; мама и бабушка Владика не пришли. Может быть, это и к лучшему. Собака-интуиция подсказывала мне, что я могла бы их невольно испугать или оттолкнуть своим походно-прокопченным видом и  острым восприятием мира... Хотя как знать... Может быть, мы бы поняли друг друга у огня с кружками чая... Но не пришли они ко мне в гости.

...К вечеру появились у меня на стоянке соседи –  сразу шесть человек. Две семьи на машинах с ярославскими номерами путешествовали по Северу и ночевали в красивых местах.
Разговорились. Оказалось,что взрослые занимаются книготорговлей, девочка  Вера ходит в третий класс, а мальчик Паша пока что в садик. Дети соорудили  из песка на берегу замок и три вулкана, потом Паша вообразил себя хтоническим существом, изверг вулканы, поддав ногой под кратеры, и снес замок. Взрослые тем временем выгрузили большие удобные палатки, складную мебель, бутылки водки, бочонок пива  и невероятное количество еды: тушенку, картошку, копченую колбасу, трехлитровую банку с огурцами...
Мужчины с топором и пилой отправились по дрова, я уговорила их воспользоваться сухим  валежником. Но вот кострище они устроили новое. хотя вполне можно было поместиться всем у одного очага, тем более, что
мой литровый котелок легко  пристроить с краю.
...Я разделась под старой ольхой и вошла в озеро по грудь:
 раз, два, три, yksi,kaksi,kolmi... Вода прогрелась за день... и я вся в этом тепле, в этих оттенках –   от золотого, переходящего через алый в лиловый, до темно-темно-буро-зеленого, чуть было не ставшего полностью черным. Дневные птицы уснули, ночные поют редко и тихо, чайка кричит где-то очень далеко и поэтому негромко...
     Что удивительно – золотой цвет солнца переходит в алый, минуя оранжевый. Оранжевый светлее и более матовый, а этот оттенок золота, перетекающего в алый и темнеющего до глубоко лилового, не имеет названия в русском языке.
Что-то случилось со мной в  Сандале. Я расплавилась в его закатных водах и слилась с ним... Я слилась, срослась с травами, песком, лесом, ощутила взлет глаз в небо и мягчайшее падение неба на себя. В какой-то момент захватило дух, а потом наступило успокоение. Был тот прекрасный градус одиночества, когда хочется, очень хочется из него вырваться, хочется не-одиночества, хочется с кем-нибудь
 поделиться... но нет этого кого-то рядом. И понимаешь, что одиночество твое – оно же не-одиночество , рядом со всеми, с  кем пришлось быть рядом в прошлом и с кем придется быть рядом в будущем.
И не с кем поделиться этой неслыханной роскошью, она мгновенна, она вот так вспыхнет оттенками бесконечного северного заката  и уйдет в вечернюю воду озера к голодной
 мошкаре...
Мне было так хорошо,что само слово «хорошо» тут кажется бледным и скучным, набранным сухими газетными
 литерами...
Мне было... Мне было и мне пришло. И я дала себе слово—делать, что могу, для леса. И отказаться от мяса.

...Ночью кто-то топтался около палатки, были слышны чьи-то мяукающие голоса, на том берегу лениво куковали... Вечером я видела ястреба или канюка—толком не определила. Перед рассветом ухнула сова. Утром показали себя вороны, сороки, галки, певчие птицы... Чайки, похоже, орали круглые сутки.
Утром я успела прогуляться в бору и найти там два вида орхидей – гудайеру и дактилоризу. Вера и Паша нарвали большие букеты ландышей, еще цветущих в конце июня... 
Я не стала показывать им наши скромные орхидеи, чтобы и их не сгубили.  Их мама и ее приятельница удивились, услышав от меня, что на Севере есть орхидеи.
« ...А мы думали, они только в Египте растут».
 Я заинтриговала их северными орхидеями, но сами растения не показала.
Эх, какой там, на Сандале, бор ! В нем и вереск, и брусника, и малина … Сосны высоченные, кондовые...
Знала бы я, что так все по-дурацки получится в Мурманске, лучше бы я еще сутки простояла на Сандале, откочевав к северу, к Тивдии, где раньше добывали мрамор...
    На прощание ярославцы пообещали мне вывезти мусор и  подарили  банку сгущенки без сахара, а я им — плитку питерского шоколада.
Банку я открыла на завтрак, и пришлось с ней сражаться, потому что она и из-под пакета подтекала. Так что я съела двойную порцию молочной овсянки и выпила три кружки зеленого чаю с молоком.
Оставалось лишь сыто мурлыкать на прощание... Эх, Сандал...

      В полдень я снова стояла на позиции — уже к северу от Сопохи.