Автостопом к полярному полдню. глава 6

 


КОГДА ДЕРЖИШЬСЯ ЗА ВОЗДУХ...       



Мальчик сидел в палатке и читал фантастический роман  Олди, а женщина стояла на  поросшем травой берегу и пела. Солнце едва коснулось воды слева,  на северо-северо-западе, там, где канал растекался в широкое озеро...
Другое озеро —огромное,  столь неправильной формы, что его и сравнить не с чем, лежало справа. Топкий берег  его зарос ивняком и ольшаником. Белые пассажирские теплоходы  и темные баржи  поднимались по лестнице шлюзов на уровень берега. Казалось —еще немного – и  судно  врежется носом в палатку...  Надстройки и мачты  поднимались выше новой светло-серой церкви.
По дороге через   разводной мост  катились  фуры и лесовозы,  «джипы» и мелкие легковушки... Изредка проезжал   небольшой бело-синий автобус.
...На берегу канала  расположились несколько рыбаков. В воде плескались метровые рыбины – наверное, лососи...
К вечеру слегка похолодало, и мошкара не мешала. Мальчик все так же читал, сидя  в палатке у  входа, затянутого лишь москитной сеткой.
Женщина  разделась  на траве у самой кромки канала. Купаться в нем смертельно опасно — стенки отвесные, течение... Поэтому она зачерпывала воду котелком и обливала тело, намыленное особым безопасным для природы мылом  из оливкового  масла. Для мытья головы женщина согрела воду на  старом походном примусе.
Солнце, сползшее туда, на северо-северо-запад, касалось уже не верхушек елей, а самой травы, земли  или воды.
Воды тут намного больше, чем земли. А еще севернее совсем пропадет земля. Останутся лишь гранит и болотная влага. Гранит и вода...и тощенькие деревца-доходяги на берегах.
...Женщина растерла маленьким красным   полотенцем тело. Оделась –  накинув уже поверх майки и  пятнистого походного жилета с дюжиной карманов бордовую  «лесную»  кофту  с капюшоном, натянув старые джинсы и обувшись в  добрые финские ботинки из желтой кожи...
...Мальчик не хотел вылезать из палатки. Он закрыл на «молнию» вход,  пригрелся с фонариком и книгой.
– Если бы он был моим сыном... – подумала женщина...
В канале плескались рыбы.
Дневные птицы уже спали. Ночных( коростеля или какой-нибудь из сов)  не было слышно, и даже всевременные чайки угомонились.

Светло-светло-серая церковь на том берегу уже стала одного цвета с небом... Она совсем новая, и поставил  ее правнук одного из погубленных  строителей канала...
...Женщина пела, стоя на берегу.  Негромко, неумело, неровным и низким голосом. То протяжно, то речитативом...
Начала она с «Баллады о вечном огне»:

...Над сибирской Окою, над Камой, над Обью
ни цветов, ни венков не положат к надгробью,
только вечный покой и бессмертная слава –
штабеля, штабеля, штабеля лесосплава...

После этой долгой баллады женщина пела  и «Ванинский порт» , и «От злой тоски», и « Портленд»...
Солнце не закатилось полностью — оно переехало через канал и скоро вернется с северо-восточной стороны.

Женщина  тихо вернулась к палатке. Мальчик спал, забравшись в спальный мешок  с головой. На коврике лежали книга и фонарик. Женщина вползла в палатку, убрала книгу и фонарик в карман на стенке,  расстелила спальник, разделась лежа и  устроила себе подушку из свернутой кофты. Женщина закрыла глаза и видела почерневшие от времени двухэтажные дома и одноэтажные бараки, ржавый фонарь  на деревянном столбе и поленницы дров, желтые лютики и густо-зеленую крапиву,  сточные канавки, облупленную вывеску «КЛУБ» и гигантские белые теплоходы, поднимаемые водой в шлюзе...  Допотопные постройки...
Хотя тут само слово «допотопный» звучит двусмысленно и ужасно. Мало того,что канал стоит  практически на костях   заключенных-каналоармейцев, так  еще и  зимой 1941-42 годов шлюзы взорвали. Городок затопило. Какой же  был очередной круг ада —ледяной? Представить себе, что в этих печальных местах еще и война была...

...Пой о моем брате
там, в ледяной пади...

Женщина заснула, и во сне ей казалось, что вот-вот, сокруша кромку,  по лугу понесется   белый «Титаник»...

Утром она встала, когда еще не развеялся туман.
Женщина разожгла примус. Он не чадил на этот раз, гудел ровно. Она сварила в котелке овсянку с порошковым молоком, замочила в миске с кипятком оранжевые дольки кураги, заварила в термосе   крупно нарезанные  чайные листья.
Женщина снова  вздохнула:
– Если бы он был моим сыном!... –  и  отправилась будить мальчика.

После завтрака  настала очередь мальчика осматривать лестницу шлюзов, и он ушел вдоль канала с фотокамерой  в чехле и ветровкой, привязанной вокруг пояса. Женщина осталась у палатки – мыть посуду и рисовать. Ночные рыбаки ушли, и она оказалась на лугу совсем одна. Женщина рисовала пастелью  деревья, воду, светло-серую церковь и вспоминала, как два дня назад они спросили  разрешения  оставить свои рюкзаки  на час или два у церковного служителя — молодого парня, одетого в черную  рабочую спецовку. «Мы можем показать, что у нас там нет бомбы!» – просила женщина, но тщетно...
Даже тут, в этой церкви, все боятся. Страх. Сколько вокруг страха! Жители поселков на шлюзах до сих пор боятся людей с фотоаппаратами. Встречные часто удивляются, как это женщина  с мальчиком( или в прошлые годы —одна) не боится  путешествовать автостопом.
Мальчик тоже чего-то боится, но он не признается в том., что способен вообще кого-то или чего-то бояться. Мальчику пятнадцать. Он сын друзей женщины, которые сейчас заняты в городе и предложили ей взять мальчика с собой в это путешествие. Мальчик  тих, застенчив и хочет выглядеть бесстрашным.


      Женщина и сама боится многих вещей, но более всего она боится всеобщего страха. Самый большой человеческий страх – остаться без земли под ногами – не на палубе, не в самолете – просто вот так остаться без твердой поверхности под ногам, без опоры, за которую можно схватиться, но твердая поверхность и опора – лишь малая часть... Главное – воздух. И если ты умеешь держаться за воздух и этого  не боишься. То не страшно тебе сделать шаг, и еще шаг. И еще –  с  того скользкого и малого камня, который считал ты своей опорой...




        Когда ты держишься за воздух, ты свободен.               


        Да, ей было страшно расставаться с иллюзиями. Много лет прошло с тех пор. Впрочем, иллюзии – штука переменная. Одни уходят. Другие приходят... Но ...но те иллюзии, от которых ушла она, научившись держаться за воздух и идти самостоятельно, те иллюзии несли страх...
       Сейчас на утреннем лугу, в светлом июньском воздухе, с городком и мостом  за спиной и лесом впереди, с водой вокруг женщина думала о страхе... 
       Она  все же зашла в церковь и купила свечки – больше негде было.

         Водитель лесовоза подвез их по разбитой шоссейке вдоль большого озера. Они ехали целый час эти немногие километры и попросили водителя остановиться у того места, где песчаная дорога направо сворачивает к старым карьерам. Сухой желтый песок, хрустящий под ногами ягель, медно-красные стволы сосен и запредельная тишина. Тут даже  та баллада Галича  не поется. Чуть глубже в лес —и появляется ощущение того, что место это не пустынно. Словно смотрят на тебя люди... Вот они. С каждой сосны из рамок портретов — из эмалевых овалов и с прямоугольных картонок...
       Темно-зеленая хвоя, белый ягель, тусклая медь сосновой коры и неожиданная яркость искусственных цветов.
        Не приживаются тут настоящие цветы.
И стоят под соснами, над засыпанными рвами памятники —с крестами и могендовидом, с полумесяцем и венками...с надписями на разных языках...

И вот он – центральный памятник. Темно-серый гранит.

    Надпись выбита:

          ЛЮДИ, НЕ УБИВАЙТЕ ДРУГ ДРУГА!

      Мальчик зажег свечи. Женщина не просила его об этом — он сам  захотел...

        Свечи горели. Птиц не было слышно.
«Если бы он был моим сыном, я бы не пустила его в армию. Чтобы там не научили убивать...» – думала женщина.
И смотрели на них сосны  человеческими  глазами.

( 2012-17 Повенец –  Медгора – Петербург)