Радио Леннон наброски романа

Глава 1

     В город пришел апрель. Как всегда, теплый и тихий. Его мягкое тепло окутало улицы и бульвары, парки и скверы. Казалось, в городе не осталось места, куда бы ни проникло это тепло. Даже в самых тенистых переулках холод уже не чувствовался, не смотря на то, что температура еще не превышала десяти градусов выше ноля.
      И город, как всегда, стал как-то тише.
      Тепло апреля, в отличие от тепла марта, это тихое тепло. Мартовское тепло всегда наполнено каким-то звоном, создаваемым капелями и глубокими вдохами наступающей весны. В марте все радо ее приходу. Все оживает и волнуется, дыша новой весной. А волнение не может быть тихим, его невозможно скрыть.
      В апреле все успокаивается, согревшись солнцем, которое уже никуда не уйдет.
      Это солнце согревает дом сквозь пыльные оконные стекла. От тепла в доме становится тихо. Это солнце согревает асфальт открывшихся улиц. От тепла на улицах становится тихо. Это солнце согревает человека и он, совсем ненадолго останавливается в своем вечном беге, не понимая, почему он остановился, ведь этого не было в его планах. А это от тепла становится тихо в душе.
      Все согревается и не хочет никуда спешить от тепла. Все еще не насытилось им.

***

      Наша встреча с Наташей могла не состояться.
      В тот апрельский полдень я брел по парку, почему-то впервые задумавшись о том, что город в апреле всегда тише, чем в марте.
      Странно, я раньше всегда спешил и не замечал этого. Все вокруг как всегда так же спешили. Люди давно привыкли жить, неутомимо спеша за материальным. И основа этой привычки уже давно ни деньги. Мы уже давно признали, что никогда не сможем их заработать столько, сколько нужно, чтобы быть счастливыми в этом мире. Основа этой привычки работа, не приносящая ни денег, ни счастья. Но она должна быть и мы должны работать, чтобы платить кредиты, налоги и коммунальные платежи, попутно успокаивая себя надеждой, что возможно заработать столько, чтобы жизнь, наконец, стала удовольствием.
       Абсолютно глупо говорить, что сама жизнь – это удовольствие, данное нам только раз. Мир состоит из двух категорий людей: тех, кто не понимает этого и тех, кто не принимает этого. А слово «удовольствие» в нашем мире давно имеет приземленную направленность с плотской сутью.
       Если бы мы это поняли и приняли, мы бы никуда сегодня не спешили. Ведь сегодня так тепло. Так по-мягкому тепло.
       И все вокруг – это наше счастье. Оно огромное, но мы его совсем не замечаем, как пылинки на своем пальто. Почему-то эта мысль вызвала у меня улыбку. Какая эта была улыбка, мне не хотелось думать. Слишком много сейчас в ней хорошего и не очень хорошего – решил я. Слово «плохое» мне не хотелось поминать в этот день.
        «Давно ли вы стали философом, уважаемый? – спросил я сам себя. – Да и какая эта философия, обычные мысли, ранее не понимаемые либо не принимаемые мной. Все ответы всегда на поверхности, если ты спокоен и не боишься их найти. Мы всегда так глубоко копаем, потому что боимся ответов, потому что не готовы их осознать, потому что не верим, что они могут быть настолько простыми, потому что ни готовы к тому, что они в одно мгновение могут перевернуть всю нашу жизнь.
        Увлеченный и апрелем и потоком новых мыслей я погружался вглубь парка и заодно вглубь своей жизни. И первое погружение было невероятно гармонично со вторым, и я был сегодня счастлив.
        Мои размышления прервала Наташа. Вернее, я еще не знал, как ее зовут.
        Она сидела на краю скамейки. Будто героиня какой-то из книг Ремарка. На ней были короткое пальто, юбка чуть ниже колен, сапоги и шапочка с цветком сбоку. Вся одежда была одного черного цвета. Она сидела, не прижимаясь к спинке скамейки, прямо выпрямив спину и чуть подавшись вперед, как это могут делать лишь женщины. Такая благородная осанка присуща исключительно воспитанным и одиноким женщинам. Причина одиночества которых, наверное, именно в этом воспитании, ничего не имеющим общего с капризами, которые переполняют многих женщин, ложно пытающихся в глазах мужчин подменить их воспитанием.
        Глаза Наташи были закрыты, а лицо направлено к солнцу. Не смотря на абсолютно черный цвет в одежде, Наташа была наполнена светом. Этот свет и привлек мое внимание, заставив остановиться.
        Не знаю почему, но я мгновенно и безапелляционно решил с ней заговорить. В это мгновение во мне не было никакого страха. Наоборот, мне казалось, что этот разговор должен стать непременной частью моего сегодняшнего настроения.
         - Очень странно в разгар рабочей недели видеть человека, который никуда не спешит. Мне даже кажется, что Вы счастливы от этого, – сказал я, будто невзначай присев на противоположный край скамейки.   
         - Вы знаете, сегодня такое солнце… – ответила Наташа, не открывая глаз и не обращая на меня внимания.
         И это был самый лучший ответ. Именно тот ответ, который я и ожидал услышать. Ибо если ответ был другим или если бы его вообще не последовало, я бы сразу разочаровался и в Наташе и в сегодняшнем дне и во всех откровениях, посетивших меня.
         Я понимал, что дальше спрашивать либо размышлять о том, какое сегодня солнце, было абсолютно бесполезно. Мы оба знали, какое оно. Поэтому я молчал.
         - Почему Вы молчите? – через минуту спросила Наташа, открыла глаза и с улыбкой посмотрела на меня.
         И абсолютно глупо - настолько глупо, что даже безвкусно - было бы говорить, какая эта была улыбка. В ней был свет…
         - Хотя нет, молчите. Не стоит нарушать тишины апреля, – сказала Наташа, закрыла глаза и вновь повернула голову к солнцу.
         - Вы тоже ее слышите? – негромко, будто действительно боясь ее нарушить, спросил я.
         - А как можно ее не слышать… - глаза Наташи были по-прежнему закрыты.
         - Странно… Настолько странно, что иначе, как проделками неба, это не назвать…
         - Что Вы имеете ввиду?
         - То, что два человека в этом шумном, словно рой, городе, слышат тишину апреля. Не иначе мы оба сумасшедшие, – эти слова показались мне настолько глупыми, что я виновато улыбнулся, но, как ни странно, глупцом себя не почувствовал.
         - Думаю, в этот час мы единственные нормальные в этом городе, – ответила Наташа. – Наш мир настолько громкий, что не стать здесь сумасшедшим большая удача. Посмотрите, как все спешат вокруг, заблудившись в этом шуме. Люди давно слышат только шум. И в этом шуме они разучились различать звуки. Шум машин, шум строек, шум сотен голосов. И ни одного звука, ни одной нотки, которые наполняют нас. Они ищут слияния с другими звуками и нотами, чтобы образовать гармонию. И не находят их просто из-за того, что люди разучились слышать то, что внутри них. Мир, изначально созданный из звуков и нот, люди наполнили шумом. И от этого теперь несчастны.
          - Вы прямо загнали меня в тупик, – ответил я. – Признаться, я не ставил себя сегодня в один ряд с великими философами, но с самого утра неустанно размышлял о величии жизни и одновременной скудности нашего существования. И присел на эту скамейку, готовый поразить Вас своими размышлениями. Но это Вы поразили меня, уложив на обе лопатки. Сейчас я чувствую себя абсолютным невеждой. Хотя все справедливо и это мне за то, что намерения мои были больше тщеславны, нежели благородны.
          - Простите меня. – Наташа открыла глаза и снова с такой же чистой улыбкой посмотрела на меня. – Это все мимолетное вдохновение. Такое открытие, которое, наверное, останется единственным в жизни. Женщины вовсе не философы, женщины мечтатели. Это мужчинам присуще искать смыслы и сути. Из-за этого они готовы покорять природу и небо и загонять в русло философских трудов океан бесконечных мыслей.
          - Наверное, женщины просто больше заняты в жизни… - улыбнулся я.
          - Может быть. И после всех забот лучший отдых – это помечтать, а не загружать себя потоком размышлений. В нем можно просто-напросто утонуть. – Наташа засмеялась.

***

         Мне не хотелось, чтобы дальше все шло по какому-то сценарию. В этой ситуации их столько и все они уже сотни раз испробованы другими. Можно предложить проводить Наташу. Но куда провожать женщину, если утро даже еще не перешло в день? Можно попросить у Наташи телефон? Но вправе ли я это делать после такого начала нашего знакомства? И можно ли это назвать знакомством, если мы даже еще не узнали имен друг друга?
        Наверное, самый правильный вариант – это попрощаться и пойти дальше. Мне казалось, что при таком исходе она будет помнить обо мне хотя бы весь этот день. Быть воспоминанием ее дня меня вполне устраивало. Но завтра она совершенно забыла бы обо мне. И это казалось мне страшным.
        Нет, отпускать ее мне вовсе не хотелось. Как и не хотелось оказаться приземленным, пойдя по протоптанному сто раз сценарию и хотя бы предложить ей выпить кофе. Хотя денег на кофе у меня, как раз, не было.
        - Вы знаете, мне бы хотелось завтра встретить Вас снова на этой скамейке. Я бы повторил этот разговор. Теперь уже серьезнее подготовившись к нему, – сказал я и сейчас уже почувствовал себя глупцом.
         - Ваша улыбка не дает оснований Вам не верить, – ответила Наташа. – Но Вы абсолютно невнимательны. Наш сегодняшний разговор – это вдохновение. И наш завтрашний разговор может разочаровать Вас.
         - Вы правы, вдохновение – очень хрупкая вещь. Надо пользоваться им именно тогда, когда оно к тебе благосклонно, ничего не откладывая даже на минуту. Но я не настолько невнимателен, чтобы пропустить мимо ушей Вашу последнюю фразу про завтрашний разговор. Значит, Вы ни против, чтобы он состоялся?
         - Увы, мне вновь пора окунаться в сумасшествие этой жизни и героически бороться с ним, пытаясь не спятить, – сказала Наташа. – Попросту говоря, мне пора на работу. Неисполнение наших обязательств слишком дорого нам обходится. Мы много кому и чего должны в этой жизни, данной нам для свободы. Знаете, я очень мечтательна, чтобы не испугаться Вашего последнего слова. Выражение «у нас состоится разговор» всегда наполнено либо чем-то страшным, либо чем-то ответственным. Увы, ни то, ни другое нам не подходит. Давайте так – поскольку Вы не просите у меня номер телефона, я не хочу пугать себя мыслью, что я Вам не интересна, но, если Вы захотите поговорить о чем-то еще, Вы сможете меня найти в театре, что располагается за сквером. Я там всегда допоздна.
         - Простите меня. Я не хотел показаться Вам обыкновенным и скучным. И настолько потерялся в поисках необычного сценария для нашего знакомства, что даже забыл спросить Ваше имя.
         - Наташа. И запомните, женщины настолько же приземлены, насколько и мечтательны и, в первую очередь, ценят искренность и сразу чувствуют ее. Идите проторенными тропами, но будьте, как никто другой, искренним. И победа Ваша.
         В этот момент Наташа была серьезна. Она встала и пошла к выходу из парка.
         Я какое-то мгновение смотрел ей вслед, а мозг в это время упорно анализировал  нашу встречу. Теперь я знал, что Наташа работает в театре. Наверняка, она актриса и у нее море поклонников. Но в то же время, она сказала, что находится в театре допоздна и вовсе ни против, чтобы я туда зашел. Значит, в настоящее время она одинока.
        Я не стал провожать Наташу взглядом, пока она не покинула парк. В этой ситуации это было слишком обыкновенно и скучно. А я твердо решил, что так сегодня быть не должно. И хотя мне надо было идти к тому же выходу, что и Наташе, я встал и пошел в противоположную сторону, сделав круг по парку. Ровно через пять минут я находился у того же выхода.

***

        Ни сказать, что мысли о встрече с Наташей заняли весь мой день, но, все-таки, я не мог ни думать об этом. Причем, я думал о каких-то деталях, будто раскладывая нашу встречу на части. Например, о том, почему я не пошел с ней, не смотря на то, что нам нужно было в одну сторону. Ах, да – не хотел показаться обыкновенным и скучным. Но таким бы я был, если бы вызвался именно проводить ее. А так, нам было по пути всего лишь до выхода из парка.
        Тем не менее, мысли мои не остановились на этой встрече. Сегодня мне было интересно абсолютно все, и мозг явно не хотел останавливаться на чем-то одном. Мысли просачивались в мозг, как в губку. А он, напитавшись, выжимал их наружу, оставив какие-то нужные ему детали, и готов был впитывать новые.
        Не знаю, почему так происходило. Уж точно ни из-за того, что сегодня был мой первый рабочий день в магазине «Радио Леннон».
        Это был небольшой музыкальный магазин, располагавшийся на первом этаже одного из домов нашего города. Ничем неприметный с первого взгляда магазин.
        Люди давно уже перестали покупать компакт-диски и, даже не смотря на возвращающуюся моду на винил, пиратствовали на просторах Интернета, скачивая оттуда любимые песни.
         Не смотря на это, директор магазина Аркадий Львович Наумов был убежден, что настоящая музыка будет продаваться всегда. Странное сочетание слов - «настоящая музыка» и «продаваться». Но, как говорил Аркадий Львович, все настоящее должно дариться в исключительных случаях и только настоящим друзьям. В остальном оно должно продаваться, так как создается для ценителей и поклонников. И в магазине Аркадия Львовича все было именно для них. Здесь продавались записи и альбомы, которые либо давно уже стали историей, либо непременно должны стать ей, по мнению Аркадия Львовича. Аркадий Львович терпеть не мог слово фанат. Он говорил, что фанаты есть только у бездарей, поскольку назвать себя фанатом может только еще больший бездарь. У талантливых исполнителей есть только поклонники, которые не предают их, даже не смотря на забвение и смерть. А еще есть ценители музыки. Это люди, которым нравятся отдельные ее направления исключительно в лучших проявлениях. Так их мне охарактеризовал Аркадий Львович. В общем, в магазине Аркадия Львовича было все: классика, джаз и рок-н-ролл на дисках, виниловых пластинках и даже уже забытых самим чертом аудиокассетах. Единственное, чего не держал Аркадий Львович, это записей и альбомов новоиспеченных звезд. Он всегда говорил, что прежде, чем попасть в его магазин, запись должна стать классикой либо историей. И чем талантливее исполнитель либо композитор, тем быстрее история увидит его.
         Идея Аркадия Львовича сделать из магазина некий клуб мне очень симпатизировала. Прежде всего, тем, что человек был действительно предан своему делу, а не гнался за прибылью.
          - Разве можно сейчас заработать на продаже музыки в магазинах, мой друг? – начал после приветствия Аркадий Львович. – Скажу Вам, что абсолютно нет. Интернет давно отнял у нас прибыль. Сейчас абсолютно любую запись можно получить бесплатно. И исполнители давно уже зарабатывают не продажей альбомов, а концертами.
        - Поэтому устанавливают такие цены на билеты, что только обеспеченные люди могут попасть туда? – как-то неосознанно пошутил я и чтобы Аркадий Львович не подумал, что я невоспитанный грубиян, добавил – Ни у всех ценителей найдутся достаточные средства.
         - Вы ошибаетесь, мой друг! Поклонник на то и поклонник, чтобы полностью все отдавать за талант музыканта. Это совершенно особые люди с тонкими, но незыблемыми ценностями. Так же, как и театралы. Да, как и все ценители искусства. Даже коллекционеры картин и антиквариата - эти богачи, инвестирующие в свои коллекции, - не растратили способность тонко чувствовать прекрасное.
         - Наверное, я не настолько понимаю музыку. Возможно, я ошибочно оказался в Вашем магазине…
         - Вы оказались в моем магазине как раз вовремя, мой друг. Все в этой жизни вовремя. Главное, это понять. Если Вы оказались здесь, значит, самое время, значит, вы должны что-то обрести, чтобы следовать дальше.
         - Да, только очередной добродетели мне сейчас не хватает, – парировал я. – В моем положении неразумно ее обретать. Человек с пустым карманом ничего не может дать этому миру, потому как думает только о собственном кармане. 
         - И в этом нет его вины, мой друг. Одна из главных потребностей человека – это чувство собственной безопасности. Уверенность, если ни в завтрашнем, то хотя бы в сегодняшнем дне. Но больше всего мне нравится потребность любить и быть любимым.
          Мне так понравился реверанс Аркадия Львовича, наверняка, выкинутый им, чтобы уйти от разговора о деньгах.
          - Только при неудовлетворении потребности в безопасности, потребность любви становится обузой, – сказал я, в надежде вернуть разговор в прежнее русло, ну, или хотя бы посмотреть, как поведет себя Аркадий Львович.
          - Именно любовь движет нами, мой друг. Все лучшее в мире придумано благодаря любви. И если бы ни любовь, мы бы не были в безопасности. Этот мир давно бы рухнул, как это ни банально в миллионный раз звучит.
          Я хотел еще что-то возразить Аркадию Львовичу, но он уже так увлекся, что мои возражения ему были просто неинтересны. Он точно решил убедить меня в своей правоте.
         - Этот магазин держится на любви, мой друг. Именно любовь поклонников музыкального таланта и ценителей музыки заставляет их приходить сюда, а не скачивать любые записи в Сети. Запись, скаченная из Сети, бездушна. Уважение к своему кумиру, к любимой музыке ведет людей в мой магазин. Да, таких мало, но они есть. И будут всегда. Люди с тонкими, но незыблемыми, как гранит, ценностями. Ради таких людей и творит и создает любой талант. И благодаря таким людям кумиры никогда не уйдут в безвестность. Понимаете?
         - Может, чтобы во мне проснулись чувства, Вам стоит сразу же поднять мне зарплату? – намеренно решил пошутить я, чтобы хоть как-то досадить Аркадию Львовичу. – Уверен, что пару тысяч прибавки всколыхнут мои чувства.
         - В каждой шутке есть доля шутки, мой друг. Но в мой магазин Вы пришли ни за деньгами. В мой магазин судьба привела Вас именно за любовью, – ответил Аркадий Львович. – Впрочем, коммерческую составляющую труда еще никто не отменял. Чем выше производительность, тем щедрее труд оплачивается. Так что, мой друг, если Вам удастся поднять продажи, мы обязательно вернемся к разговору о материальном.
         Аркадий Львович больше не стал убеждать меня в неминуемой победе духовности над материальным и, объяснив суть работы, покинул магазин до обеда, обещав вернуться и проверить, как я справляюсь.
         Благо, вникнуть в суть работы было нетрудно. В магазине все записи были разложены по жанрам и в алфавитном порядке. Аркадий Львович оказался ни таким уж романтиком. У романтиков везде беспорядок, поскольку аккуратность абсолютно скучное занятие в сравнении с возвышенным. К тому же, мне не нужно было бегать по магазину в поисках нужной записи, поскольку все они были включены в электронные каталоги. Еще в магазине был небольшой отдел с разнообразной музыкальной литературой и десятком музыкальных инструментов и аксессуаров. В этот отдел, как мне показалось, мало кто заходит. Плюс ко всему, на мне было ведение интернет-магазина. Быстро изучив все это, я понял, что Аркадий Львович был, все-таки, бизнесменом, а, значит, предложи я ему что-то интересное и прибыльное, я точно мог рассчитывать на повышение. Любовь всегда знает, что она делает – вы правы, Аркадий Львович.

***

         Не знаю, может я напрасно так надменно шутил с Аркадием Львовичем. В каждой шутке есть доля язвы. Как и доля правды. Слово вообще очень опасная вещь. А шутка еще более опасна. В первую очередь, для гордыни. Впрочем, шутка настолько же и полезна. Например, для уныния или одиночества. Или для возвращения человека из неожиданной задумчивости.
         В общем, решив, что шутка все-таки вещь больше полезная, чем опасная, я надеялся, что Аркадий Львович не изменит своего отношения ко мне и не будет считать меня невоспитанным грубияном.
         Где-то через час после открытия магазина вошел мужчина. На вид ему было лет пятьдесят-пятьдесят пять. Он сразу же поздоровался с порога.
         - Аркадий Львович, наконец-то, решил взрастить достойную смену! – воскликнул он следом за приветствием.
         - Не думал, что у Аркадия Львовича такие серьезные планы в отношении меня, – ответил я и сделал вид, что потерял интерес к покупателю.
         Такое приветствие дало мне понять, что мужчина хорошо знает Аркадия Львовича и пришел в магазин вовсе ни с целью что-то купить. Кроме того, его бесполезно обслуживать, надеясь, что ничего не купив сегодня, он обязательно вернется в следующий раз и уже не уйдет без покупки. А, значит, мой интерес к нему быстро свелся к нулю.
         - Ну как Вам здесь, молодой человек? – не унимался мужчина.
         - Получше, чем в продуктовом, – ответил я. – Еще бы такую же зарплату.
         - Не унывайте, молодой человек, в этом магазине Вы, наверняка, найдете то, чего никогда не найдете ни в одном другом магазине.
         - Боюсь, я еще слишком молод для столь глубоких постижений.
         - Все в этой жизни вовремя. Главное, это понять.
         По-моему, сегодня я уже слышал эту фразу? Если это ни так, то чувство дежавю было мне неприятно.
         - Боюсь, я так же слишком молод, чтобы проводить анализ своей жизни на предмет обретений и упущений. Тем более, мне пока страшно осознавать ошибки и потери.
         - Вы правы, молодой человек, молодость не привыкла стоять на месте. Она все время летит. Летит вперед. Все время торопится. Анализ и осознание присуще более зрелому возрасту. Ваш возраст – это чувства, являющиеся неким защитным механизмом молодости. В отсутствии опыта и времени, чтобы не наломать дров, надо чувствовать, что это твое или это именно то, что тебе нужно. Прекрасный механизм, скажу я Вам. И красота его в стихиях и свободах. Ты сходу влюбляешься, не подвергая предмет своей любви никакому сомнению. Он просто прекрасен и больше ничего не нужно. И это касается всего: и девушек, и убеждений, и выбранных путей в жизни. Сколько из них ты решишь пройти и со скольки свернешь, прежде чем найдешь свой.
         - Главное не заблудиться, – перебил я, поняв, что еще одной философии сегодня не выдержу.
         - Да, главное не заблудиться, молодой человек, чтобы последующий анализ не был горьким и печальным. Всегда помните это. А непременный анализ ждет каждого из нас, хочешь ты этого или нет. Знайте это. Ну да ладно, хорошего Вам дня. Ах, да, я совершенно забыл представиться. Валентин Сергеевич.
        - Не стоит извиняться. Покупатель не обязан представляться продавцу, – ответил я и понял, что неосознанно даю человеку понять, что не горю желанием знакомства.
        Интересно, долго ли я продержусь в этом магазине с таким подходом. Возможно, выскочу отсюда раньше, чем начну что-то обретать.
        - Очень рад знакомству, – постарался как можно любезнее сказать я. – Оно произвело на меня глубокое впечатление. Такие глубокие мысли в первой половине дня да еще для незнакомого юнца говорят о том, что Вы либо профессор, либо потомок Гирша.
         Я понял, что опять язвлю. Да что со мной сегодня? Это же первый день работы!
        - Не хочу Вас обидеть, молодой человек, но поиск смыслов и истин доступен любому пытливому уму, а не только ученым и философам. А наличие ума, образования и великих знаний, впрочем, как и проницательность, присущи многим нациям на планете. Скажем так, я самый что ни на есть русский. И, кстати, у меня есть друг еврей, которому наличие великого ума, безукоризненного воспитания и тонкого вкуса не мешает совершенно по-русски хлестать водку, - при этом Валентин Сергеевич хитро улыбнулся. 
        - Простите. Что-то с настроением сегодня. Даже не знаю, почему я так себя веду, - извинился я перед Валентином Сергеевичем.
        - Это предчувствие, молодой человек. Предчувствие каких-то перемен в жизни. Море всегда спокойно перед бурей, но, непременно меняет свой цвет. Так и наша душа всегда раньше нас чувствует грядущие потрясения. Вас, непременно, ждет что-то хорошее. Вот увидите.
        - Спасибо. Всегда приятно, когда в человеке преобладают разум и понимание, а ни эмоции. В наше время это большая редкость и ценность, - ответил я.
        - Эту жизнь мы должны чувствовать сердцем, молодой человек. Прежде всего, именно им. Чувства руководят нами. Разум – это некая узда, сдерживающая чувства, если хотите. И важно научиться управлять им, если не хотите низко пасть в глазах окружающих. Чем опытнее наездник, тем лучше он держится в седле – верно?
        - Верно, - согласился я. – Я даже ничего не предложил Вам. Не смею это списывать на свою неопытность и первый рабочий день. Скорее, это спесь, которой нужно научиться управлять.
        - Это растерянность перед чем-то важным, что уже ждет Вас. С Вами с утра не происходило ничего необычного. Может быть, какая-то неожиданная встреча?
        - Как Вы догадались?
        - Анализ, молодой человек. В моем возрасте это несложно. Не волнуйтесь из-за того, что я ничего не купил сегодня. Я еще успею надоесть Вам своими запросами и распросами.
        - Боюсь, их у Вас быть не может. Вам так много известно, что Вы всегда твердо знаете, чего хотите, - ответил я.
        Валентин Сергеевич улыбнулся и попрощался.
        После того, как он покинул магазин, я подумал, что это второй нокдаун за сегодня. И если первый, полученный от Наташи, был мне приятен, то второй – от Валентина Сергеевича – был совершенно не к месту. Лучше бы он поинтересовался записями и ушел, как обычный покупатель. Ибо третий нокдаун мне точно не выдержать. И мой прекрасный день и мое настроение будут безнадежно испорчены.

***

        Анализ всего сказанного Валентином Сергеевичем вернул меня к мыслям о встрече с Наташей.
        «Предчувствие каких-то перемен в жизни», «наша душа всегда раньше нас чувствует грядущие потрясения» - язвительно гонял я в памяти эти фразы.
        Понравилась ли мне Наташа? Безусловно. Красивая девушка не может не понравиться молодому мужчине. Но только и всего. Ничего сверхъестественного не произошло. Никакой искры между нами точно не пробежало. Но об этой встрече я думаю уже второй раз. Первый раз понятно – любое впечатление живет в человеке какое-то время. Но Валентин Сергеевич сумел по мне понять, что именно утренняя встреча взволновала меня. Хоть я сам того не чувствовал. Хотя, человеку с большим жизненным опытом, наверное, понять это было нетрудно. Уж точно меня раздирало ни счастье первого рабочего дня. Работа продавцом в «Радио Леннон» никак не могла быть работой мечты. Да простит меня Аркадий Львович. Странно, я понимал, что именно Наташин ум так поразил меня, но ни чувствовал этого. Хоть это и было так приметно со стороны. Наверное, разум слишком сильно натянул узду на сердце. Да и что можно ожидать от людей современного мира? Мы – материалисты, давно заменившие чувства вещами. Мы облегчили свою жизнь настолько, что, казалось, нам можно только позавидовать. Искусственный интеллект встал на службу нашей лени. Роботы-пылесосы, убирающие за нас квартиры. Чайники, управляемые с телефонов и ждущие нас дома с готовым кипятком. И много чего еще. Наша лень заставила нас придумать все это. И она же заставила нас забыть про чувства. Мы – лентяи, променявшие чувства на прогресс. Нам даже лень любить. У нас есть все, чтобы заменить любовь комфортом. И мы согласны на это. И это страшно.
         От мыслей меня отвлек звук открывающейся двери. В магазин вошел Костя.
         Мы с Костей уже два года были соседями по снимаемым комнатам, и за это время Костя стал мне настоящим другом. Не смотря на разность взглядов на жизнь, нам с Костей было легко общаться друг с другом. Наверное, потому что мы никогда не переходили ту грань, когда чужой интерес становится объектом критики. Мы уважали интересы друг друга, обсуждали их, но всегда наши обсуждения останавливались, не доходя до порога спора. Может, просто потому что каждый из нас считал увлечение другого чем-то несерьезным. Поиском молодого ума, пробующего эту жизнь на вкус. Так всегда кажется, когда ты молод.
        Я оставил Косте адрес магазина, чтобы он сумел меня найти и вот он здесь.
        - Так вот где ты теперь прячешься, - сказал Костя вместо приветствия.
        - Кость, как ты думаешь, почему мы заменили живое общение виртуальным? Социальные сети, мессенджеры, сайты знакомств… Мы что, больше не хотим друг друга видеть вживую? Когда мы успели друг другу так опостылить? – так же вместо приветствия сказал я.
        - А, вот почему ты выбрал эту работу. Из-за этого подземелья, где можно мокнуть в своих соплях, - как всегда высмеял мой лиризм Костя. - Не переживай, цинизм нам с тобой пока не грозит. Ты же оставил мне адрес, где тебя найти. Хотя мы могли просто созвониться, и ты бы сказал, куда мне подъехать. Так что у нас с тобой еще ни все потеряно.
        - И с каким цинизмом это сказано, - не преминул парировать я.
        В отличие от меня, Костя был рационалистом. Его мало волновали чувства и размышления. Его поиски всегда заключались в действиях. Наверное, это и тянуло меня к нему.
        - Хорошо, если это так, - добавил я. – Ну, что творится за моим подземельем?
        Поскольку Костя был человеком дела, а ни мысли, его всегда безустанно интересовало все, что происходит в мире. Огромное чувство справедливости и желание изменить этот мир к лучшему неустанно двигало им.
        - Да уж, из твоих катакомб мир не увидеть, - сказал Костя. – Забрался, так забрался. Впрочем, за минувшую ночь ничего особо нового не сотрясло этот мир. Мы все так же идем черти к чему, не смотря на то, что половина нас уже не понимает, в чем состоит наша цель, а другая половина никогда этого не понимала. Причем, идем с таким упорством, будто миру завтра конец. Величайшая странность человека разумного – подменять действительность иллюзией, просто потому что, иллюзию легче принять. Как твои дела?
        - Что ты скажешь на то, если я влюбился?
        - С твоими духовными поисками это нетрудно. Ты настолько идеализируешь чувства, что однажды не заметишь, как самые низменные из них поглотят тебя.
        - Меня всегда удивляло твое чувство юмора, Костя. Думаешь, это искушение, проверка моих идеалов?
        - Искушение присуще только святым. Дьявол всегда крутится возле них, так как они не хотят сдаваться. Мы уже давно сдались. Так что искушать нас никому не интересно. Даже дьяволу. Свобода всегда разбивается о любовь. Ты это знаешь и без меня. Хочешь дальше искать себя – никогда не влюбляйся. Любовь подменяет все другие чувства. Да еще предмет любви – эти женщины – пытаются заставить встать тебя на их сторону. И вот тут ты окончательно теряешь все. В том числе, и друзей.
        - Знаешь, Костя, мне всегда нравилась четкость твоего мышления. В свои приземленные, читай рациональные, рассуждения ты всегда сумеешь вставить главную мысль, тревожащую исключительно тебя. Сейчас я, например, понял, как ты боишься потерять друга. Но почему ты считаешь, что любовь не может быть свободной? Любовь заставляет подниматься выше зла…
       - Обман, вызванный блокировкой разума, - перебил меня Костя. – Опьянение. Похмелье посильнее, чем от водки. Поверь мне. Ни я это придумал.
       - Да знаю, Костя. Об этом столько сказано. Но, ведь, столько сказано и прекрасного.
       - Я думал, ты уже большой, чтобы отличить сказку от реальности. Видимо, после детских сказок, ты слишком поверхностно читал Шекспира. Могу посоветовать Ремарка, он вернет тебя к жизни.
       - Я читал Ремарка, Костя. По-моему, его основная мысль, касающаяся любви, это то, что главный ее враг - общество, а вернее наше нахождение в нем. Мы свободны наедине друг с другом. Но наше присутствие в обществе заставляет нас сомневаться в этом.
       - И заметь, ни Ремарк, ни иной гений не смогли дать однозначного ответа, что же является большей добродетелью – жертвенность любви или хладнокровие общества.
        - Заметь, ты ни сказал безразличие. Безразличие страшнее хладнокровия. Ибо в первом уже нет надежды.
        - Ладно, змеиный философ, был рад тебя видеть. Пора мотать, пока ты не переобул меня в свою философию. Вечером увидимся? – спросил Костя, открыв дверь магазина.
        - Я еще не решил насколько ты меня окончательно достал на сегодня.
        - Понял. До встречи, – и дверь магазина закрылась за Костей.
        Костя любил называть меня змеиным философом. Как он меня характеризовал – такие люди очень опасны; с виду тихие и ничем не примечательные, но стоит им пригреться теплом дружбы, как они начинают жалить своей неизвестно откуда взявшейся философией и будут жалить до тех пор, пока ты не заразишься этим ядом.
         
***

         Мой первый рабочий день заканчивался. Он был насыщен философией, но, к сожалению, для меня и Аркадия Львовича оказался денежно пуст. Аркадий Львович, как обещал, заходил проверить меня в обед. Спросил только как наши дела. Я, будто оправдываясь за плохую работу, пожаловался, что покупатели заходят больше поболтать. Аркадий Львович ответил, что это они всегда так. Он был чем-то встревожен, больше не разговаривал со мной и покинул магазин спустя пять минут после прихода, попрощавшись до завтра.
          В семь вечера я закрыл магазин, почему-то отошел на несколько метров и посмотрел на него. Кажется, ничего необычного – цепочка магазинов на первом этаже жилого дома, полностью скупленного для торговли. Наверное, еще утром или днем я бы прошел мимо и не заметил «Радио Леннон» среди вывесок парикмахерской, туристического агентства, ювелирного магазина, адвокатского кабинета и чего-то там еще, чего с моей точки наблюдения разглядеть не удалось. Но почему-то сейчас «Радио Леннон» казался мне белой вороной среди всего этого. Он как-то не вписывался в эту цепочку современного быта. «Разве можно сейчас заработать на продаже музыки в магазинах» - вспомнились мне слова Аркадия Львовича. «Наверное, слово можно здесь необходимо заменить словом невозможно» - подумал я. Этот магазин придуман ни для зарабатывания денег, а, действительно, для того, чтобы люди находили в нем что-то особое. Что-то, что у них непременно должно быть просто так еще с рождения. То, из-за чего они гордо называют себя людьми. И то, что ими потеряно в этом мире людей. В «Радио Леннон» словно была душа. И оттого мне стало его немного жаль, как любую несчастную душу. Странно - люди часто кричат, что они люди, но при этом совершенно не слышат, сколько в этом крике пустоты; спроси, что такое человек, и они тут же разорвут тебя, как невежду и нахала, не достойного находиться в обществе, но даже не задумаются над вопросом. Среди этой бездушной цепочки торговых точек «Радио Леннон» упорно звал людей ни за покупками, а за обретением потерянного. Будто точно знал, что потеряно. А я теперь точно понимал, что это было здесь.
          «Не знаю, получится ли у нас что-то, но, в любом случае, до завтра» - мысленно попрощался я с магазином и пошел в сторону парка.
          Мои мысли вернулись к Наташе. Это неизменно должно было произойти и к этому я полностью был готов. Иного сценария здесь никогда не будет – двое, будто совершенно случайно столкнутых судьбой людей, еще находятся на территории собственной свободы, где у них есть непоколебимое право выбора; между тем, что-то начинает тревожить их, какой-то взявшийся совершенно из ниоткуда интерес; им еще страшно от того, что это произошло против их воли, ведь у них четкие планы на вечер и на всю оставшуюся жизнь; а тут что-то без спроса, чертовски беспардонно, проникает в них и они даже готовы бежать друг от друга; они расстаются все еще совершенно свободными, но воля уже скованна этим чертовым интересом и каждый оставляет другому право вновь появиться в своей жизни, на уровне чувств давая понять «ты совершенно не обязан, но ты можешь это сделать, поскольку мне любопытно самому».
          От любви не скроешься… От судьбы не уйдешь… От себя не убежишь… Эти выражения придуманы, чтобы оправдать себя после глупых попыток доказать, что это ты держишь свою судьбу в кулаке и определяешь свою жизнь, а ни наоборот. Мы сами себя усложнили, уйдя от инстинктов к разуму. Хотя разум – это всего лишь более усовершенствованный инстинкт. Теперь он называется предчувствием и отличается от своего прародителя только тем, что инстинкту безукоризненно следуют, а предчувствию противятся, пытаясь понять и объяснить его. Впрочем, итог един. За тем исключением, что инстинкт – это более короткий путь к желаемому.
           И я решил ни мучить себя выбором: пойти в театр сегодня и позволить Наташе одержать первую женскую победу, дав понять, что во мне пробужден чертов интерес к ней, либо отложить встречу до завтра, показав Наташе, что вчера я не пришел потому, что не готов был менять своих планов из-за нее, а сегодня пришел потому, что планов у меня просто нет.
           Я решил просто идти в театр к Наташе, ни о чем не думая, ничего не страшась и не пытаясь ни в чем разобраться.


Глава 2

         Также как и день, городской вечер радовал теплом. Но сейчас к мягкости тепла добавилась мягкость фонарного света. И все это начинало волшебно смешиваться в парках и скверах и растекаться по только зарождающимся сумеркам города. От быстро остывающей земли начинала подниматься прохлада. Я знал, что уже в девять она заполнит город и не хотел покидать улицу, пытаясь насладиться последним теплом этого дня. Завтра опять будет тепло. И послезавтра будет также тепло. Я уверен, что весна заняла свое место в мире. Но поскольку сегодняшний день был одним из первых теплых дней, отпускать его не хотелось.
        Я дошел до театра. Вернее, до вывески «Театр Булгаковская площадь», размещенной на фасаде одного из домов по улице Булгакова.
        «Незамысловато и в то же время вполне торжественно» - подумал я, прочитав вывеску.
        Театр располагался в девятиэтажном доме в помещении, в котором когда-то располагался какой-нибудь мебельный магазин или отделение почты-телеграфа. Дом был еще советской постройки и потому первый этаж его был неизменно предназначен для различных организаций сферы бытовых услуг. В то время никто не жадничал с площадями, и поэтому за огромными стеклянными витринами могло размещаться что угодно, вплоть до аптеки. Со временем все отошло в руки предпринимателей, умело поделивших эти площади настолько, насколько они позволяли впихнуть в себя кучу различных магазинов или офисов.
        Я открыл дверь и вошел внутрь. В коридоре стояла тишина, и было темно. Я прислушался и услышал голоса, доносившиеся откуда-то из глубины коридора. Сделав несколько шагов, я повернул налево и увидел, что вдалеке в коридор просачивается свет, исходивший из еще одного помещения, расположенного справа. Немного постояв, я пошел в ту сторону, откуда доносились голоса. Не успел я подойти к помещению, где горел свет, как оттуда, совершенно не глядя вперед, выскочил молодой человек и с криком «Да, пусть будет так, я согласен» чуть не сбил меня с ног. Молодой человек тут же извинился, посмотрел на меня и спросил что мне нужно. Я ответил, что ищу девушку по имени Наташа. Тогда он махнул рукой, чтобы я следовал за ним и вернулся обратно в помещение со светом. Я вошел следом. Помещение было партером, а, вернее, всем зрительным залом, поскольку балкона не было. Сразу за дверьми располагались кресла, где-то зрителей на пятьдесят не больше, дальше располагалась небольшая сцена. На сцене шла репетиция. Я увидел Наташу. На ней была та же черная юбка, что и утром, черная водолазка и черные балетки. В руках она держала несколько листков с текстом.
       - Наташа, к тебе пришли, - крикнул молодой человек, указал на меня сверху пальцем и, убедившись, что Наташа его услышала, тут же скрылся в коридоре, не намереваясь ждать, пока она увидит меня.
       Наташа легко сбежала со сцены и так же легко подбежала ко мне.
       - А, это Вы, - сказала она. – Добрый вечер.
       - Да, это я, - ответил я, забыв поздороваться.
       Между нами возникла пауза, поскольку я не знал, что еще сказать. Мне было неловко, поскольку я опять, так же, как и утром, беспардонно вторгся в Наташину жизнь. К счастью, Наташа не позволила этой паузе затянуться и предложила мне присесть и подождать, пока она освободится. Это немного успокоило меня, поскольку я понял, что утреннее предложение найти ее в театре не было пустословным, и мое вторжение было если ни желанным, то хотя бы ожидаемым.
       - Может, я не буду вам мешать и подожду на улице? – спросил я. – Там все еще тепло.
       - Тепло апреля очень хрупкая вещь, - ответила Наташа с такой же улыбкой, что и утром. – Совсем скоро Вы замерзнете. А я не могу этого допустить. Так же, как и не могу заставить Вас ждать в коридоре, где совершенно темно. Выбирайте место и садитесь.
       Наташа развернулась и побежала обратно на сцену, дав мне понять, что ее предложение было безоговорочным. Да и не принять его было невозможно. Во-первых, в нем я совершенно четко услышал заботу о себе, а, во-вторых, понял, что расставаться со мной Наташа не хочет.
       Я выбрал место в самом последнем ряду и сел.
       В конце концов, чем зритель может помешать актеру? Даже на репетиции. Я вообще должен быть для них незаметен, так как актер на сцене живет только ролью и не видит ничего вокруг.
      И вправду, после непродолжительного обсуждения и возвращения молодого человека, чуть не сбившего меня с ног, репетиция продолжилась. На меня никто не обращал никакого внимания.
      Я смотрел на происходящее на сцене. Почти все актеры были молоды. По виду все были ровесниками. И только двое – мужчина и женщина – были старше остальных. На вид им было от сорока до пятидесяти лет. Шла репетиция какой-то неизвестной мне пьесы. По напряженной игре актеров я понял, что пьеса имела остро-социальный характер.
      Поскольку начала репетиции я не видел, а актеры время от времени останавливались, то что-то обсуждая, то поправляя друг друга, интерес к происходящему на сцене быстро был потерян и я стал осматривать зал. Оглядевшись вокруг, я увидел, что кресла были далеко ни новыми и добытыми непременно из какого-нибудь театра или кинотеатра перестроечной эпохи. Они были обиты красным шеннилом и соединены между собой, образуя один ряд. Стены театра я не разглядел, поскольку свет горел только на сцене. Сама сцена была, как и положено, деревянной, сделанной, наверное, самими обитателями театра. На сцене валялись самодельные декорации. Наверное, они предназначались для других спектаклей, поскольку различимые мной деревья совершенно не вписывались в контекст происходящего на сцене.
      Осмотрев зал, я понял, что театр основан он исключительно на энтузиазме и стремлении его актеров.
      Впрочем, великий «Современник» начинался также.      
               
***

      Репетиция закончилась в десятом часу вечера. Укутанный полумраком, я даже успел задремать и не слышал, как ко мне подошла Наташа.
      - Молодой человек, театр закрывается, - негромко сказала она.
      Я открыл глаза и увидел, как Наташа улыбается, сидя в соседнем кресле, и я подумал, что улыбка редко сходит с ее губ. Она уже была одета.
      - Напоминает нашу утреннюю встречу, только наоборот, - сказал я. – Теперь Вы присели рядом со мной.
      - Только сейчас следует поторопиться, иначе мы рискуем быть запертыми до утра, - ответила Наташа.
      - Надеюсь, на премьере спектакля у вас не будет таких зрителей, как я, - сказал я и поднялся из кресла.
      - Сегодня была только первая репетиция. Неудивительно, что Вам было неинтересно. Над спектаклем еще работать и работать. Премьера запланирована на май.
      Мы вновь прошли по длинному коридору, и вышли на улицу.
      На улице уже было совсем темно.
      - А все еще ни так и холодно, - сказал я и при этом поежился.
      Наташа ничего мне не ответила. От дверей театра мы повернули направо и пошли обратно к парку. Маршрут был выбран как-то сам собой. Наверное, потому что парк был единственным местом на земле, знакомым нам обоим.
       - Давно Вы в этом театре? - спросил я.
       - Совсем недавно, - ответила Наташа. – Я пришла сюда самой последней.
       - Не хочу показаться невеждой, но до сегодняшнего дня я ничего не знал о вашем театре.
       - Не удивительно. Наш театр основан чаяниями и энтузиазмом Дениса и Славы. Денис Вам встретился, когда Вы пришли. Он у нас и за режиссера и за ведущего актера. Слава был все время на сцене. Такой высокий брюнет. Он должность актера совмещает с должностью худрука. Все, что есть в театре, это его заслуга. Например, кресла, на одном из которых Вы так сладко спали. Он сумел их вытащить из кинотеатра «Чайка», после того, как тот закрылся на реконструкцию. Сумел убедить собственников пожертвовать кресла театру. Не знаю, какие слова он нашел для этих денежных мешков, но они даже организовали за свой счет доставку.
        Наташа общалась очень легко. С краешек ее губ не сходила улыбка и мне казалось, что она совершенно не чувствует себя уставшей.
        Мы вошли в парк. Внутри было почти пусто. От дневного тепла уже ничего не осталось и люди, еще ни готовые проститься с зимним укладом своей жизни, не спешили задерживаться на прогулках. Наверное, мы с Наташей напоминали двух безумцев, которым непременно надо быть вместе, не смотря на наступивший холод.
         Не знаю, можно ли эту прогулку отнести к нашему первому свиданию, но присущие ему противоречивые чувства не давали мне покоя.
         Первые свидания бывают порой интересны тем, что вдруг начинают требовать от мужчины немедленных ответов: почему сейчас я здесь именно с ней, а ни где-то, где всегда в это время был раньше; что в ней такого, что заставило меня изменить привычные устои и быть сейчас здесь с ней... Вот так вот идешь рядом, а мысли сами начинают плясать по подобным вопросам. Наверное, холостяцкое подсознание начинает подсказывать – ценой такого свидания может стать потеря личной свободы, поэтому подумай, готов ли ты к этому сейчас. Наверное, поэтому на первом свидании порой мужчинам хочется сбежать от своих пассий. Женщинам первые свидания даются проще, потому что женщины для себя все знают заранее. Буря мыслей захлестывает их позже, после возвращения домой. И вот тогда начинается скрупулезный анализ каждого мгновения встречи, приводящий к ответу на главный вопрос – был ли у мужчины к ней интерес. Ответ на этот вопрос определяет судьбу дальнейших встреч. Женщины чувствуют все. А, главное, остро чувствуют к себе интерес со стороны мужчины.
         По крайней мере, именно в парке наша вечерняя встреча с Наташей вошла в спокойную фазу, присущую первому свиданию, и прогулка сопровождалась простыми, казалось бы, ничего не значащими вопросами, задаваемыми друг другу на первом свидании.
         «А с утра так ни хотелось ничего не обычного…» - подумал я.
         В это время мы проходили мимо небольшой церквушки святого Николая Чудотворца, расположенной немного в стороне от аллеи. Эта церквушка была построена в конце XVIII века, еще задолго до появления парка. Не стоит говорить, что каким-то чудом она пережила революцию, войну и религиозные поругания советской эпохи, и, в конце концов, была окружена этим парком. Может быть, ее спасло то, что была она небольшая и дело до нее просто не дошло. Может, из-за ее размеров ей не нашлось применения в громаде советской экономики и клуб или склад здесь не поместился. А, может, просто градоначальники не решились на святотатство или уничтожение истории. Как бы там ни было, сейчас стены церквушки подсвечивались снизу небольшими прожекторами, из-за чего среди темных силуэтов парковых елей она выглядела абсолютно сказочной. Не знаю насколько эпитет «сказочный» может подходить к строению религиозного культа, но это было именно так.
        - Прекрасная церковь, - сказала Наташа. – Казалось, видела ее тысячу раз, но каждый раз она снова приковывает к себе мой взгляд. Бывает, даже мимо центрального собора прохожу, будто не замечая его. А эту церковь вижу всегда.
        Мысль Наташи осталась незаконченной. Так бывает, когда еще не знаешь человека. Неосознанно указываешь ему на свои ориентиры и осторожно ищешь его. Я ни стал дожидаться вопроса и ответил.
        - Я совсем не разбираюсь в архитектуре. Для меня и центральный собор всего лишь собор, не более.
        - Нет, я не говорю про архитектуру. Будто само сердце заставляет меня каждый раз обращать на нее взгляд. Эта церковь кажется какой-то теплой, что ли. При чем, я ни разу не заходила внутрь. Будто боюсь, если зайду туда, то эта теплота потеряется. Вы ходите в церковь?
        - Практически нет.
        И тут же я подумал, что напрасно так ответил. Мне показалось, что такой ответ будет воспринят Наташей как согласие зайти внутрь. А мне вовсе не хотелось прерывать нашей беседы и неизвестно сколько стоять перед иконостасом.
        Но Наташа не думала прерывать свой путь.
        - Вы не верите в бога? - спросила она.
        - Верю, но церковь практически не посещаю. Я верующий космополит.
        - Очень интересно. И как это проявляется?
        - Я верю, что бог, прежде всего, в нас. И имя ему совесть. Тот, кто живет по совести, не совершает зла и не причиняет боли ближним. Человек может обложиться предметами религиозного культа, но если у него нет совести или он идет против нее, то в нем нет бога и, возможно, никогда не будет. И это не зависит от исповедуемой религии.
        - Думающий атеист, живущий по совести, сам не понимает, насколько он близок к Богу. Потому что творит добро, не ожидая награды. В отличие от верующих лицемеров. Кто бы мог подумать, что человек, пишущий сказки, скажет такое…
        - В сказках, как раз, больше всего правды. Не смотря на то, что абсолютное большинство считает их вымыслом. Сказки, как раз, учат нас жить, не совершая зла и не причиняя боли ближним. Суть любой сказки – воздаяние каждому по делам его.
       - Библейский принцип, - закончила мою мысль Наташа. – У вас интересный подход к осознанию себя.
       - А хотите, я прочту Вам стихотворение одного малоизвестного поэта? По-моему, оно будет к месту в нашей беседе.
       - Непременно, - коротко ответила Наташа.
       И я, волнуясь и не попадая в интонацию, прочел Наташе:
И мысли заберет опять дорога.
И облака, как паруса на верфях.
И я с утра, как прежде, верю в бога,
Но обхожу по переулку церковь.
Останусь я, как будто, непрощенным.
Но неприкаянных в грехе не упрекают.
Открыты двери в окиси зелёной.
За ними спины души очищают.
Но я пройду вот в этих мыслях мимо.
Меня саны в хлопотах не заметят.
Июньский ветер - золотая схимна.
И медный постриг тоже этот ветер.
И верю я. Меня Он не обидел.
Прощал, прощает и опять простит.
Ведь первый он, кто мою душу видел.
И знает он, о чём она грустит.
И можно гнать Его во зле из сердца
И убеждать, что сердце может быть пустым,
Но знает Он, не только к страстотерпцам,
Не только к ангелам и пламенным святым
Летит молитва, молвленная ночью.
Так Он давно и навсегда решил -
Найдёт молитва совершенно точно
Того, кто дело доброе свершил.
Пусть Он устал, но вновь прощает зло.
Он так желает нам не знать последней битвы.
Ведь есть одна религия - добро.
Оно заложено в любой земной молитве.
Пять тысяч нас. Мы разбрелись по свету.
И каждый стал писать свою лишь повесть.
Легко забыв, у нас одна планета
И Он одним началом в нас - Он наша совесть.
Та, что мы душим, прикрываясь богом.
Мы часть его. И с жизни каждым днём
Мы все идём одной земной дорогой,
Под одним солнцем, ветром и дождём.
Знай, мука палача задушит.
Он, души отправляя в небо стаями,
Последним видит, как все эти души
Ни за свои грехи, за грех его страдают. 
        Было видно, что Наташа задумалась. Небольшая пауза повисла между нами.
        - Немного тяжелое стихотворение, - сказала Наташа, оторвавшись от своих мыслей. – Я, как многие женщины, в этом примитивна. В поэзии мне больше нравится что-то легкое и романтичное.
        - Просто, если уж мы коснулись темы веры, мне проще искать ее где-то под открытым небом, а не в стенах церкви. Простите, я не хотел Вас обременять тяжелыми мыслями.
        - Нет, нет, Вы меня совершенно не поняли! У вас ко всем сферам бытия такой серьезный подход?
        - Напротив. Мой друг Костя называет меня змеиным философом. Он говорит, что как только я пригреваюсь теплом дружбы, сразу же начинаю жалить своей философией и, как любая уважающая себя змея, не остановлюсь, пока не заражу кого-то своим ядом. Вот у него, действительно, серьезный подход, - с улыбкой сказал я. – Наверное, следует еще раз попросить прощения за то, что Вас я начал жалить много раньше.
        Между нами снова повисла пауза. Мои мысли сразу же воспользовались ею.
        «Интересно, будет ли она считать меня серьезным, когда узнает, где я работаю? Я уже не говорю про отсутствие денег, чтобы угостить ее кофе. Поэтому и приходится болтаться в холодном парке, выдумывая серьезные темы для отвлечения от мирского» - подумал я.
        На мою беду, парк мы почти прошли, нам совсем немного оставалось до выхода.
        Мы оба молчали. Я думал, что испортил атмосферу встречи своей тяжелой философией и у Наташи останется не совсем приятное впечатление. К тому же, на мою беду, денег для возвращения вечеру легкости с помощью ароматного капучино у меня не было.
         - Уже поздно, - сказала Наташа. – Я сегодня чертовски устала.
        И эти слова не оставили мне никакой надежды на то, что Наташа захочет увидеться снова.
        «Глупец! – начал мысленно я себя ругать. – А еще смел задавать себе вопрос, чем эта девушка заслужила право провести с тобой этот вечер! Самонадеянный болван, не умеющий заинтересовать девушку!»
         А еще я злился, что Наташа сумела оставить меня в дураках. Каких-то двадцать минут назад я вместе со своим холостяцким подсознанием считал, что только мне решать, будет ли следующая встреча, а сейчас так хотел, чтобы она была, и понимал, что от меня это нисколько не зависит.
          - Знаете, сегодня Вы дважды произвели на меня впечатление, - неожиданно сказала Наташа.
          И, взглянув на меня и прочитав в моем взгляде неверие, добавила:
          - Правда. Вы очень необычный. Вы бы могли все легко испортить, пригласив меня выпить кофе. Что я считаю очень примитивным. К тому же, ненавижу пить кофе на ночь.
          Наташа будто бы изначально поняла мои муки, но решила проверить насколько я прочный, взяв небольшую паузу в разговоре.
          - Кофе как раз та роскошь, которой я не могу сегодня Вас побаловать, - честно признался я.
          - Тем лучше для Вас, - улыбнулась Наташа. – Я считаю, что кофе можно пить либо с подругами, либо на деловой встрече, либо … с любимым.
          Перед словом «любимым» Наташа сделала небольшую паузу и лукаво улыбнулась. Надо отдать должное, что и ее улыбка и пауза были очень искренними, и в них не было ни капли какого-то пошлого намека. Они лишь еще больше подчеркнули ее тонкое чувство юмора и прекрасное воспитание.
           - Надеюсь, что проводить Вас до дома не будет примитивным? – спросил я. – Не могу себе позволить бросить Вас тут, поскольку получается, что именно я вымотал Вас окончательно. Отрицательный ответ не принимается даже, если сейчас Вы представите  мне самый незыблемый аргумент на земле.
          Наташа снова улыбнулась.
          - Я уже позволила Вам сделать это. Я живу вон в том доме напротив. Мне осталось только перейти дорогу. Благо, это не трудно, поскольку улица практически пуста от машин. Надеюсь, Ваше рыцарское эго позволит мне сделать это одной?
         И Наташа рассмеялась очень чисто и искренне.
         - Что ж, тогда…
         - Тогда спокойной ночи, - перебила меня Наташа. – И, если вдруг снова захотите меня увидеть, Вы знаете, в каком замке я томлюсь.
         И Наташа махнула мне рукой и побежала на противоположную сторону улицы, где она остановилась у арки. Обернувшись, Наташа еще раз помахала мне и скрылась в темном пролете.
         Наверное, куча мыслей должна была разорвать меня на части. Но этого не произошло. Я точно знал, что понравился Наташе, как и то, что она точно не позволит мне так просто войти в ее жизнь. Иначе, она все-таки оставила бы мне свой номер телефона. А так, захоти я ее увидеть, я должен снова идти и дожидаться ее освобождения в замке. Впрочем, это меня вполне устраивало, поскольку рыцарское эго, действительно, во мне было.
         «Очень необычно все закончилось, - подумал я. – И очень необычная девушка, наверняка прочитавшая всего Шекспира, Бродского и Гете еще в юности. А сейчас ей больше нравится легкая и романтичная поэзия вовсе ни от того, что она примитивна, а потому что сейчас ей хочется этой легкости».



***

        Костя еще не спал, когда я вернулся домой. Он услышал, как я ковыряюсь ключом в замочной скважине и вышел встретить меня.
        - Поздно вернулся, - сказал Костя. – Тебе же хуже, поскольку я давно поужинал и тебе придется самому варить себе пельмени.
        - По-моему, это ты слишком рано сегодня, - ответил я.
        - Нормально, - сказал Костя и ушел в свою комнату.
        Я положил ключи на тумбочку, разулся и сразу же прошел в ванную. Открыл кран, и вода с громким шипением потекла в раковину.
        «Тише, нарушительница моего спокойствия» - мысленно сказал я.
       Хотя от моего спокойствия уже практически ничего не осталось. Мысли о сегодняшнем дне все больше и больше начинали одолевать меня.
       «Ну, вот и дожил до анализа, - подумал я. – Как-то скоропостижно».
       Я прошел в кухню, хотя еще не понял, голоден ли я.
       Я взял спички и зажег конфорку, на которой стоял чайник. Газ тоже как-то громко зашипел.
       Меня все время что-то отвлекало от мыслей, не давая сосредоточиться.
       Я посмотрел в окно. За окном, как обычно, луна висела на еще голых ветвях лип. Окно было пыльным и картинка казалась немного размытой. Почему-то даже эта скудная картина ни помогла мне привести мысли в порядок.
       Через три минуты чайник и вовсе засвистел от кипящей воды и окончательно отвлек меня от мыслей.
       В кухню вошел Костя.
       - Эх, растяпа, чайник-то почти пустой! Или ты решил попить чаю с накипью? – поучительно произнес он, снял чайник с плиты и стал наполнять его водой из крана.
       - Что же ты оставил его пустым?
       - Чтобы тебе меньше досталось.
       - Понятно. Снова твоя забота о друге.
       - Ты мужчина и можешь позаботиться о себе сам!
       С этими словами Костя поставил наполненный чайник на огонь.
        - Тетя Марина приходила, - сказал он и посмотрел в окно, будто бы пытался понять, что же такого я там увидел.
        - Даже не знаю, когда мы с ней расплатимся, - ответил я.
        - Почти святая женщина, - сказал Костя. – Заходит под предлогом, что проходила мимо, спрашивает, не нужно ли нам чего и всегда молчит про деньги. Хотя и так понятно, что заходит за ними.
        - Нужно хотя бы окна ей помыть. Смотри, какие пыльные.
        - Да вообще ни мешало бы навести порядок в квартире к ее следующему приходу. Лучше, если это совпадет с нашим расчетом. Это будет хороший подарок для нее.
        Косят сел на табурет.
        Мы с Костей никогда не расспрашивали друг друга о делах. Каждый из нас ждал, когда кто-то сам первым заговорит о них. Вот, как сейчас.
        - Знаешь, я раньше никогда не замечал «Радио Леннон», - сказал я, так как знал, что, не смотря на отсутствие вопросов, ни один из нас не уснет спокойно, не узнав, как прошел день другого.
        - Потому что мы с тобой не увлекаемся серьезно музыкой, - ответил Костя.
        - А чем мы серьезно увлекаемся, Костя? Вот твоя общественная деятельность – это серьезно? Готов ли ты ее сделать делом всей жизни? Или наша учеба… Это серьезно? Ты, правда, хочешь стать юристом?
        - Вечно ты со своими сопливыми рассуждениями, - ответил Костя.
        - Нет, ну правда, способен ли в наше время юрист кого-то защитить по-настоящему, строя свою защиту только на положениях закона?
        - Я понял, куда ты ведешь. Знаешь, тут и там говорят о подконтрольных судах, средствах массовой информации и власти. Но, лично я, ни разу не видел хотя бы одного такого подконтрольного представителя. В отсутствие единой государственной идеологии,  любого можно упрекнуть в чем угодно. Но упрек, всего лишь упрек, для обвинений должны быть безоговорочные доказательства. 
       -  Ты прав, свобода опасна. Особенно для таких агностиков, как я.
     - Не волнуйся, ты ни агностик. Ты педант. Идеалист. Ты хочешь, чтобы в твоей жизни все было по закону, а потому, ты всегда знаешь, что хочешь. И на юриста ты пошел учиться, потому что знаешь, что все всегда должно быть по закону.
      - Ну, или хотя бы по справедливости.
      - А что такое справедливость? Сможешь ответить на этот вопрос? И не надо, - не дождавшись моего ответа, продолжил Костя. – То, что справедливо для одного ни всегда бывает справедливым для другого.
       - Справедливость всегда одинакова для всех, Костя. Иное – это либо ложное представление, либо искажение действительного.
       -  Мой змеиный философ, вот скажи мне – едущий на машине человек остановился пропустить другого, переходящего дорогу. Это справедливо?
       - Абсолютно, так как человек за рулем всегда более защищен, нежели пеший.
       - А в это время сзади в него врезается вот такой вот остолоп, как ты? Справедливо? Только для одного – второго, который зазевался за рулем. Ему собственным опытом доказано, что автомобильная наука ни даром гласит, что внимательность и осторожность – это первое, что необходимо для водителя. Но чем это заслужил тот, кто добросовестно исполнил свою обязанность? Можешь ответить? Теоретически можно, если полезть в рассуждения о благости собственного существования и каре за обратное. Но это всего лишь рассуждения, которые невозможно доказать. Так, где тут справедливость?  Государства на земле появились более 6 000 лет назад, и за это время нет ни одного примера абсолютно справедливого. Даже идеальное государство Платона, которое существует только на бумаге, не является таковым. Помнишь, как старик Платон считал? Идеальное государство должно быть устроено в соответствии с принципами справедливости. Твое любимое слово. А что, по его мнению, справедливость? Справедливость предполагает, что, во-первых, интересы государства важнее и выше интересов отдельных индивидов, а, во-вторых, каждый элемент целого должен выполнять присущие ему функции. Что в сухом итоге? Просто оправдание существования государства, которое изначально было придумано, чтобы управлять народами и подчинять их волю. А закон – это гармоничное дополнение к государству. Законы меняются вместе с государством, а не наоборот. Так что, есть ли в этом мире справедливость?
         - Но это не значит, что ее нет и она только в представлениях Платона, Мора и каждого отдельного человека. Людям необходимо учиться справедливости, как они учатся ходить. Ее надо постоянно выводить в своих поступках, так же аккуратно, как первоклассник выводит первые буквы. Ее надо постоянно искать, с таким же упорством, каким мы ищем потерянные ключи или телефон.
        - А надо ли это сейчас?
        Я не успел договорить, потому что на плите закипел чайник. Костя повернул конфорку и газ погас.
        - Надо бы еще и чайник почистить, - сказал Костя.
        Как всегда сработал спасительный прием ни делать чужой интерес объектом критики.
        - Костя, сегодня мне очень понравилась одна девушка, - сказал я, оставаясь сидеть на табурете, не смотря на вскипевший чайник.
        - Когда молод, такое бывает, - ответил Костя.
        - Нет, это какое-то новое чувство. Что-то притянуло меня к ней.
        - Чтобы это понять, достаточно просто вытереть сопли, - сказал Костя так, как будто был знатоком всех чувств на земле. – Если тебя к ней тянет физически, то это весна. А если как-то по-другому, то не дай себе пропасть!
        - Странно, сегодня в магазине человек, намного старше нас, говорил, что мир на себе держит любовь. А ты советуешь мне бежать от этого.
        - Мир на себе держит литосфера. А любовь только держит нас в своих узких рамках.
        - Я уже сегодня слышал про искажение и обман. Но зачем тогда мы ее чувствуем?
        - Все с тобой ясно. Пей свой чай и ложись спать. Уже поздно, - с этими словами Костя поставил на стол чашку с чаем, заботливо сделанным для меня.
        - Все-таки, ты не можешь бросить друга, - улыбнулся я и подул на белые нити, поднимающиеся с горячей поверхности.
        Костя уже повернулся и собирался уйти, но я не хотел отпускать его так просто.
        - Знаешь, Костя, тебе тоже нужна любовь. Только твоя любовь другая. Твоя любовь не должна делить с тобой радости и невзгоды, твоя любовь должна принять твою борьбу. Вот увидишь, с тобой рядом обязательно будет женщина, которая станет не только твоей любовью, но и боевым другом. Как Жозефина у Наполеона или Крупская у Ленина, - последняя фраза была, скорее шуткой, с помощью которой мне совсем немного и безобидно хотелось поддеть Костю.
        - Ты бы еще Браун и Гитлера вспомнил, - улыбнулся Костя и, немного подумав, добавил, – По-моему, они все были сумасшедшими.
        - Но история, почему-то, помнит о них, в том числе, как о примере непоколебимых чувств.
        - Вот именно, непоколебимых, а не настоящих.
        - Костя…
        - Что?
        - Библия существует с 4 века нашей эры и согласно ей род людской идет от Адама и Евы, но их отношения, почему-то, не ставятся людям в пример. Идеальная любовь существует только в вымыслах старика Шекспира...
        - Ну, змеиный философ, давай без богохульства. Даже библия говорит тебе о том, что все беды из-за женщины. Ведь, из-за нее Адам ослушался Бога и был изгнан из рая.
         - Но женщину-то создавал именно Бог. Как думаешь, он в чем-то ошибся?
         - Завтра разберемся, - сказал Костя и отправился к себе в комнату.
         Я начал осторожно отпивать горячий чай. Когда кухню наполнила тишина, оказалось, Наташа все еще была в моих мыслях.
         «Интересно, думает ли она сейчас о нашей встрече. Как любая мечтательная девушка, наверное, должна провести ее анализ. Тогда наша встреча, действительно, была первым свиданием» - подумал я и сам себя осек – «Стоп, какое еще первое свидание? Костя прав, не стоит топить себя раньше, чем это сделает действительность».
          Уснул я глубоко за полночь, так и не допив чай, остывший уже на тумбочке рядом с моей кроватью.
          Последнее, что заняло мой мозг перед сном, это звезды, бесконечно разбросанные в темном апрельском небе. Я подумал, что, не смотря на гигантский поток ночных мыслей, звезды живут лишь тишиной. Это люди много о чем думают по ночам. И если верить всяким теориям зодиакального космоцентризма, все мысли генерирует космос. Но я усну и забуду все, о чем думал, а звезды будут все так же принимать потоки чужих  мыслей и молчать, и ничего во вселенной не изменится.