Мужская работа

   Однажды поехал я к дяде Сене в лесную деревушку. До этого он всегда приезжал к нам сам, был бодр и здоров, а тут в последнем письме вдруг пожаловался:
- Совсем одолели меня хвори. Боюсь трогаться с места. Наверно, и не увидимся больше.
- Поезжай, сынок, - затревожилась мама. - Семён никогда не жаловался, а теперь о смерти заговорил. Может, помочь в чём надо... Я охотно согласился: уж очень хотелось дядю Сеню увидеть, любил его. Каждый его приезд был для меня праздником: мёд, копчёная рыба, соленья да варенья всякие радовали потом не один месяц. Но не это было главным. Дядя Сеня знал множество историй - "бывальщин" и, рассказывая их, конечно, привирал. Поэтому я или хохотал, как сумасшедший, или, пока был маленький, замирал от ужаса. Основные темы его баек были охота, рыбалка и грибы. Я мог слушать дядю Сеню часами: от его "бывальщин" несло лесными ароматами, свежим ветром, горячим солнцем. Только никак не понимал его грибной страсти, считая, что это, как цветочки собирать. Не мужское дело. Он не раз приглашал меня приехать, самому всё попробовать, но мне всегда что-то мешало. Скорее всего, городская лень, которая позволяет любоваться небом из окна квартиры.
- Вдруг умрёт старик, - с раскаянием думал я, подъезжая к станции, где меня должны были встретить. - Теперь вот и время нашлось... Да нет, крепкий старик. Сделаю всю тяжёлую работу. Мужскую. Всё полегче ему будет.
   А когда на перроне увидел дядю Сеню, немного успокоился: тот совсем не походил на умирающего. И, как только разместили городские подарки в повозке, старый хитрец сразу же заговорил о "знатных" грибных местечках.
- Ох, и упрямый и хитрый ты, дядя Сеня: всё-таки заманил меня, - засмеялся я, а потом строго сказал. - Некогда мне грибочками-цветочками заниматься. Готовь для меня мужскую работу: сено, дрова... Мои познания о деревенской мужской работе как-то быстро закончились. Дядька хитро поглядел на меня, но ничего не сказал.
   Уже на другой день раным-рано дядя Сеня потащил меня в лес, торопясь приобщить к великому племени грибников. За спиной у каждого по три корзины.
- Для равновесия, - коротко ответил он на мой вопрос, почему именно по три. Туман - молочный кисель, хоть ложкой хлебай. Дядькина спина тёмным пятном маячит перед глазами. От этого почти засыпаю и бормочу:
- Свалиться бы под куст, укрыться дождевиком да минуток шестьсот... Вздрагиваю от бодрого "ау, Сашок!". Марафонец! - ворчу я недовольно. - Совсем старый стал. Как же! Это я старый и хворый. И ещё слепой и глухой. В таком тумане даже звуки, как старые монетки, теряются на тропинке. Где же дядя Сеня? Тут и заблудиться недолго.
   Вдруг сквозь вязкое молоко тумана прорвался солнечный луч, и туман взорвался, лохмотьями повиснув на деревьях и кустарниках. Потом клочья как-то быстро истаяли, оставив после себя тысячи капелек-бриллиантиков. Лес засверкал, засиял, зазвенел. Очарованный, я взглянул на дядю Сеню, а тот победно, будто всю эту красоту сотворил он, улыбнулся и пропел:
- А вот и грибки! Взглянув под ноги, я невольно ахнул:
- Сколько их! Одни маршируют, как солдаты, во главе с бравым сержантом. Другие прогуливаются всей семьёй: папа, мама, "четыре сыночка да лапочка дочка"! А вот эти приглашают поиграть, озорно выглядывая из-под палой хвои и листьев. Те же отдыхают, притаившись за пригорочками да кочками. Догадываясь, о чём я думаю, дядя Сеня с усмешкой поглядывает на меня. Я же, присев, осторожно разгребаю хвою и обнаруживаю грибочки - пуговички.
- Какие хорошенькие! - пою я с восторженной дядиной интонацией, бережно положив "починочек" в корзину. А потом слепну и глохну для внешнего мира, как будто впадаю в гипнотический транс и выхожу из него, лишь наполнив все свои корзины.
- Так мужская эта работа? - слышу я дядину подначку.
- Самая что ни есть мужская, - отвечаю серьёзно. - И не только из-за тяжёлых корзин... Дядя Сеня понимающе улыбается, зная наверняка, что теперь я буду здесь частым гостем.