Анатолий Удовидченко - Пусть память говорит

Удовидченко Анатолий Иванович



Пусть память говорит

Автобиографический очерк ветерана Афганской войны









г. Белгород
2019

ББК  84.442.3
     У 31













Удовидченко, А. И.
У 31 Пусть память говорит : автобиографический очерк ве-терана Афганской войны / А. И. Удовидченко. – Бел-город : Издательство БУКЭП, 2019. – 129 с.



Если ветераны Афганистана, видевшие войну и участвовавшие в ней, не успеют написать свою правду о войне, за них ее напишут другие. Но это будет уже другая правда, а вероятнее всего, это будет ложь, прикрытая именами ветеранов.
Удовидченко Анатолий Иванович родился 8 января 1965 года в селе 2-я Палатовка Красногвардейского района Белгородской области в семье колхозников. 29 октября 1983 года был призван на действительную военную службу. В конце апреля 1984 года для дальнейшего прохождения службы был направлен в Афга-нистан, где и служил с 30.04.1984 по 21.11.1985 г.




ББК  26.89


©  Издательство БУКЭП, 2019
 ©  А.И. Удовидченко, 2019
 
Удовидченко Анатолий Иванович родился 8 января 1965 года в селе 2-я Палатовка Красногвардейского района Белгородской области в семье колхозников:
отец  ;  Удовидченко Иван Михайлович 1933 г.р.
мать  ;  Удовидченко (Пугачёва) Анна Егоровна 1937 г.р.
   В семье Удовидченко было четверо детей – все сыновья: первенец умер, прожив всего неделю, Александр 1959 г.р., Ми-хаил 1961 г.р. и младший – Анатолий.
  В 1972 году Анатолий поступил в 1-й класс Палатовской начальной школы. С 4-го по 8-й классы учился в Арнаутов-ской восьмилетней школе, которую закончил на отлично, принимал участие в областной олимпиаде по физике, 9-10 классы оканчивал в Никитовской средней школе № 2 им. А.С. Макаренко. Учился на 4 и 5. В 1982 году, окончив 10 классов, пытался поступить в Харьковский государственный институт культуры, сдав все экзамены, но, не набрав проходного балла, чтобы не терять оставшийся до призыва в армию год, сдал документы в Валуйское СПТУ № 8, где в период 1982-1983 гг. освоил специальность электромонтёра сельской электрификации. Получив отсрочку до осеннего призыва, работал электриком в к-зе «Россия».
   29 октября 1983 года был призван на действительную во-енную службу. Полгода проходил подготовку в танковой учебке в/ч 10858 г. Теджен (Туркменская ССР), 2-й учебный танковый батальон, 5-я учебная танковая рота, 4-й учебный танковый взвод по специальности наводчик орудия средних танков, воинскую присягу принимал в день своего 19-летия – 08.01.1984 г. В конце апреля для дальнейшего прохождения службы был направлен в Афганистан – в/ч пп 24785 «Г» танковый батальон, 3-я танковая рота, 2-й танковый взвод, где служил с 30.04.1984 по 21.11.1985 г. Начинал наводчиком орудия Т-62 на 534-м, весной 1985-го был назначен заместителем командира танкового взвода, командиром танка № 535 с присвоением звания сержант, избран секретарём комсомольской организации 3-й танковой роты. Командование танкового батальона неоднократно направляло представления к боевым правительственным наградам, но лишь одно из них смогло пройти все инстанции, и спустя 9 месяцев после возвращения домой ему была вручена медаль «За боевые заслуги».
   После службы работал электриком в Красногвардейском «Сельхозэнерго» (в к-зе им. Куйбышева, с. Никитовка). В июне 1986 года поступил в Белгородский кооперативный ин-ститут, по окончании которого в 1990 году получил диплом товароведа высшей квалификации. Во время учёбы принимал активное участие в общественной жизни института – участвовал в художественной самодеятельности, в спор-тивных мероприятиях, был членом комитета ВЛКСМ ин-ститута, несколько раз публиковал свои стихи и очерки в областной молодёжной газете «Ленинская смена». В авгу-сте 1989 года женился на студентке этого же вуза, ещё бу-дучи студентами, у молодой семьи в январе 1990 года роди-лась дочь Светлана. Получив высшее образование, принял решение вернуться на малую Родину и стал работать това-роведом Красногвардейского райпо в Никитовском сельпо. Но после развала СССР начала рушиться экономика страны, в том числе и государственная торговля  ; в конце 1993 года ушёл работать в МСПП «Никитовское» директором магазина, но уже через год, ввиду того, что организация становилась банкротом, пришлось оформляться частным предпринимателем. С 1999-го по 2002-й работал заместителем председателя сельхозпредприятия ОАО «Белогорье» по хозяйственной части. С 2002 по 2003-й год работал в администрации Никитовского сельского округа специалистом по делам молодёжи, затем два года работал охранником ЧОП «Эспадон», находясь в постоянных командировках по нашей области. В 2004-м распался первый брак. В 2005-м году вер-нулся в администрацию Никитовского сельского поселения на вновь введённую должность специалиста по безопасно-сти, где проработал до 2014 года (должность была сокращена). С августа 2014-го  ;  охранник ООО «ЧОО «ОборонЦентр». Создав в социальных сетях группу «Афганцы-белгородцы», на протяжении девяти лет занимается сбором информации об участии белгородцев в событиях 1979 ; 1989 гг. в Афганистане. Женат в третий раз. Подрастает внучка Варвара 2012 г.р.
 Встреча 395 МСП в Москве. 2014 г. Центральный музей Во-оружённых сил.  Приятно ощутить себя частицей родимого полка, держа в руках полковое знамя!
ПРОЛОГ
     Я, как и многие ветераны боевых действий, не вышел полно-стью из той войны  ;  да, я вернулся домой, окончил вуз, рабо-тал, трижды пытался создать крепкую семью, но частица моей души по-прежнему продолжала находиться там, «за речкой». Вероятно, поэтому меня тянет как можно чаще встречаться со своими сослуживцами, чтобы вновь и вновь вернуться в воспо-минаниях в те далёкие и чужие, но ставшие за время службы такими близкими края. Спросите любого «афганца»: хотел бы он вновь побывать в местах своей службы? Без оружия, без войны. Просто проехаться по местам, где пришлось служить! Я знаю, подавляющее большинство просто мечтают об этом. И нам не стыдно было бы взглянуть в глаза местным жителям, стыдиться нам нечего. Цель нашего присутствия в 80-х годах в Афганистане – сделать жизнь в этой стране намного лучше, перенести их из тёмного средневековья в развитой социализм. Мы не жалели своих юных жизней для достижения этой цели. И афганцы это видели и понимали. Многие и сейчас относятся с уважением к шурави, которые немало добра сделали для их страны. Конечно, как и на любой другой войне, был и негатив, но он перекрывался самопожертвованиями наших бойцов. 
      В начале 90-х с развалом могучего государства под названием «СССР» у моего поколения «украли» самое дорогое, что должно быть у любого человека, – ВЕРУ. Кумачовое знамя, которому мы присягали на верность, было заменено по непонятным для многих причинам на триколор, серп и молот заменёны царским двуглавым орлом, изменены слова гимна, не тронули только музыку к нему, видно, не хватило ума сочинить что-то более могущественное. По всей стране с центральных площадей городов и посёлков убирались памятники Ленина – вождя мирового пролетариата, чей портрет мы с детства носили на груди в виде октябрёнского, пионерского и комсомольского значков. Переименовывались города и улицы. Взялись переписывать и историю страны на новый лад…
      
     Однажды учитель одной из школ показал мне учебник истории для 9-го класса, на 299-й странице которого всего 1/3 страницы (18 строк) была отведена рассказу об ограниченном контингенте Советских войск в Афганистане. Я был поражён! Как можно по таким учебникам воспитывать патриотизм у подрастающего поколения, где человеческие жизни измеряются словами «около» и «более», а потери страны в войне рублями?!
     И ни слова о том, что за период с 25 декабря 1979 года по 15 февраля 1989 года в войсках, находившихся на территории ДРА, прошло военную службу 620 000 человек, 200 153 из которых были награждены орденами и медалями, из них 10955 человек – посмертно. Звания Героя Советского Союза был удостоен 71 человек, из них 25  ;  посмертно. Из 11 654 человек, уволенных из армии в связи с ранениями, увечьем и тяжелыми заболеваниями, стали инвалидами  10 751.
     С появлением в нашей жизни Интернета стало намного про-ще находить потерявшихся в бешеных ритмах жизни сослу-живцев, организовывать встречи однополчан. Встречаясь вме-сте, русские, украинцы, белорусы, латыши, мы по-прежнему чувствуем себя братьями, жителями одной большой страны под названием «СССР», потому что мы все присягали единому кумачовому знамени и готовы были в любой момент прикрыть спину своему боевому товарищу, невзирая на его националь-ность.
     Запали в душу слова, где-то прочитанные мною: "Если вете-раны Афганистана, видевшие войну и участвовавшие в ней, не успеют написать свою правду о войне, за них её напишут дру-гие. Но это будет уже другая правда, а вероятнее всего, это бу-дет ложь, прикрытая именами ветеранов".
     Я со своими родителями
    Эту книгу я посвящаю своим родителям – Ивану Михайловичу и Анне Егоровне, жене Марине (за терпение и понимание, т.к. много личного времени, которое я мог бы посвятить семье, уделяю общению с ветеранами), моим родным и близким, однополчанам – тем, кто знал меня по службе, и тем, с кем мы познакомились позже. Эта книга – дань памяти тем, кто до конца исполнил свой долг перед Отечеством, кто не сломался, будучи безусым мальчишкой, под выпавшими его на долю испытаниями войной, кто так и не смог возвратиться из жаркого пекла Афганистана, оставшись незаживающей раной в сердцах своих родных и близких, в памяти своих боевых товарищей.
  Витебск-2018
ДОРОГА  В  ТЕДЖЕН
    «ПАЗ» выехал из областного центра и запылил в сторону нашего района – 13-го октября нами был преодолён последний допризывный этап: пройдена областная медицинская комиссия, мы все признаны «годными к службе». Зная, что повестки наши уже на руках у сопровождавшего нас прапорщика из РВК, с нетерпением ждали, когда же он озвучит даты нашего призыва. Больше всего мы боялись, что такой датой может стать завтрашний или послезавтрашний день, и тогда родителям придётся в спешном порядке заниматься организацией проводов в армию. Где-то на половине пути он всё же поддался нашим уговорам и вручил каждому по повестке. Узнав, что до отправки у нас есть ещё полмесяца, мы «взбрызнули» это дело, угостив и нашего сопровождающего.
      29 октября 1983 года, в 65-ю годовщину образования ВЛКСМ, мне предписывалось прибыть в Красногвардейский РВК. Накануне этого дня, прямо во дворе были накрыты столы, приглашённых мною родственников, друзей, соседей и просто односельчан собралось около 100 человек. Ящик водки, два ящика вина, фляга самогона и 70-литровая бочка пива придава-ли моим проводам соответствующее настроение. Когда гулянье  было уже в полном разгаре, и большинству присутствовавших уже было не до меня, я украдкой выбрался из-за стола, взял у отца ключи от МТ-10 и умчался за 10 км в свою среднюю школу, где в этот вечер проходили праздничные мероприятия, посвящённые 65-й годовщине ВЛКСМ, чтобы попрощаться со своими учителями и сверстниками. Уже глубокой ночью, когда во дворе стихли  песни, я уснул в одной из комнат на приготовленной прямо на полу постели, обнявшись со своими старшими братьями.
     Прибыли в областной военкомат, трое суток валяемся на нарах пересылки, команда К-280 А (для школ МСЧ), знакомим-ся, появляются первые армейские кореша. Периодически во дворе строят призывников, затем их уводят прибывшие за ними «покупатели». Вот в очередной раз весь двор застроен призывниками – меж ними прохаживаются морячки в бескозырках. Три года кому-то «светит»! Нас, слава Богу, пронесло. Наконец-то выстраивают и нашу команду. Сержант-танкист с южным разрезом глаз «вешает нам лапшу» насчёт будущей службы после танковой учебки в Европе, в странах Варшавского договора... – верим.
    До ЖД вокзала нас ведут пешком по ночному Белгороду вдоль улицы Фрунзе. Много провожающих: родители, девушки, друзья… Нас, прибывших из районов области, провожать некому. Гитары, слёзы, поцелуи, вино… – в 23 часа поездом на Москву...
    Москва. Аэропорт Домодедово-2. Целый день в ожидании... обещали учебку под Ташкентом (кажется, в Чирчике), но рейс на Ташкент мы почему-то пропускаем. Не жалея, тратим со-бранные нам на дорогу родителями деньги: едим пельмени, закусываем плитками шоколада. То там, то тут мелькают группы таких же новобранцев. Вон в хлопковых шапочках киргизы улетают куда-то на Север – замёрзнут парни. Коля (Алиев Кичибек – студент Красногвардейского с/х техникума), надев взятые «напрокат» у сопровождавшего нас сержанта шинель и шапку, важно прогуливается вдоль групп призывников, интересуясь у сопровождающих, кого куда везут. Когда у него самого спрашивали: «А куда ты своих?» – гордо отвечал «В Афган!». Не знали мы тогда, что слова его были пророческими. Ночью, наконец-то, садимся и мы в самолёт: летим на Ашхабад с посадкой в Баку.
     Столица Туркмении встречает нас неимоверной жарой - ме-лочь, чтобы купить газировки в автомате, быстро заканчивает-ся, бумажные купюры автомат не принимает. Продаём верх-нюю одежду местным за медяки. В рюкзаке разбилась банка домашнего варенья, выбрасываю её и всё то, что было перепачкано вареньем. Заодно в урну летит нераспечатанная пачка болгарских сигарет «Вега», их привкус  показался неприятным (всего через пару дней я с сожалением буду вспоминать об этом поступке!). Перед прибытием поезда на Теджен нас построили и впервые по-честному объявили, что 99% из здесь присутствующих попадут служить в Афганистан. Смешанное чувство гордости и страха...
       На станцию Теджен прибываем ночью. Нас грузят в крытые тентом кузова КамАЗов и везут к воинской части. С нами какой-то сержант, по всей видимости, «в самоходе» из части, по дороге объясняет, что деньги нам теперь больше не понадобятся, в худшем случае их даже могут просто отобрать старослужащие, предлагает «скинуться» у кого что осталось, а он "слетает" за вином, чтоб по пути отметить наше прибытие. Многие из нас соглашаются и выворачивают карманы. Машина тормознула где-то в городе, и он исчез. Не обманул – вернулся с охапкой бутылок туркменского портвейна «Чемен».
      Утром нас построили на плацу – сборище юных пацанов, в основном деревенских, одетых кто во что горазд. Нам объяви-ли, что сейчас строем отправляемся в баню на помывку, после чего получаем военную форму, а гражданские вещи – кто желает, можно будет отправить домой, кто не хочет отправлять – бросать в общую кучу тряпья. Едва строй тронулся в путь, по рядам, то там, то тут послышались звуки рвущейся материи – было прикольно, всё равно ведь скоро переоденут. Пока дошли до бани, рота будущих бойцов Советской армии стала похожа на сборище оборванцев: кто-то беспрерывно подтягивал на плечо наполовину оторванный рукав рубашки, кто-то придерживал оторванную штанину. Когда же вышедший из бани сержант объявил, что сегодня помывки не будет, рота взорвалась дружным хохотом. Вот в таком виде нам и пришлось бродить по части целые сутки, пока всё-таки нам не обеспечили помывку и не одели в новенькую военную форму – и тут мы все стали на одно лицо, одинаковые.
      Прощай, гражданка – здравствуй, Советская Армия!
     Больше всего я боялся попасть служить на Север: очень бо-ялся холода... сбылась мечта идиота: я – на Юге. Не знал я то-гда, что -2 в Туркмении – это все -25 на моей малой Родине...   
      Никогда не мог предположить до призыва, что буду танки-стом (почему-то считал, что для этого надо быть трактористом или хотя бы каким-то техником), но никогда потом об этом не жалел.
       Штаб в/ч 10858,  г. Теджен.

«ШКОЛА ГЛАДИАТОРОВ»
    Служба в танковой учебке, получившей в солдатской среде прозвище «школа гладиаторов», ничем примечательным не запомнилась – не успеешь вечером прислонить голову к подушке по команде «отбой», как уже наступает утро, и  тебя будит горн и крик дневального «Рота, подъём!». Целый день занятия по теоретической и практической подготовке, муштра на плацу, всюду строем, всё по расписанию, наряды по столовой и несение караульной службы. Иногда приезжал какой-нибудь местный «бабай», брал нескольких солдат на работы в городе – чаще всего это разгрузка вагонов. Выехать в город стремился каждый, т.к. можно было заработать кое-какие гроши, купить затем на них вина и «нормальных» продуктов в магазине. Ну и погулять по волюшке.
     Помнится, как в один из дней, спустя пару месяцев с начала моей службы, я пошёл в санчасть, чтобы «закосить» от каких-то спортивных соревнований. Проходя мимо строя солдат, прибывших на медицинский осмотр перед заступлением в наряд по столовой, один из бойцов показался мне удивительно знакомым. Я не мог поверить своим глазам, ведь он должен был призваться через 11 дней после меня! Подойдя к нему, я начал издалека:
     - Зёма, ты не из Белгородской области?
     - Да. – ответил тот.    
     - Из Красногвардейского района?
     - Ну, да…
     - Толик, ты что ли? – неудивительна была моя растерян-ность, т.к. мой земляк-тёзка за два месяца на казённых харчах очень уж сильно «раскабанел», впрочем, как и я, наверное, то-же. Мы крепко обнялись. Оказывается, он служил в батальоне механиков-водителей по другую сторону плаца. Наши казармы расположены напротив друг друга. Позже к нам обоим приез-жали родители – ко мне отец, к нему – мать. Целых три дня мы смогли снова вкусить нормальной гражданской жизни – ели всякие сладости, пили вино, курили сигареты «Данхилл», об-щались с родителями…
Экзамены в Келяте – это незабываемое... Апрель в Средней Азии – это самый разгар весны. Я впервые увидел воочию такие красивые горы! «Халява» не прокатила, и нам пришлось физическую подготовку сдавать по полной программе, в том числе 18 приёмов рукопашного боя, которые нам пришлось осваивать за один день...
Первый раз выстрелил штатным снарядом там же... Помню, наш сводный экипаж разбил в пух цель-танк, и стрельбы до за-мены мишени пришлось прекратить, а мы целые сутки красовались в новеньких танковых комбинезонах, взамен привычной ХэБэшки и шлемофонах, откинутых за спину.


   
                Белоусов Анатолий и я в увольнении в связи
с приездом к нам родителей   
               
          Когда же начались отправки в Афган, в батальоне начался полный бардак: ни привычного отбоя (болтались по части до полуночи), ни привычного распорядка дня... к тому же наш заместитель командира взвода дембель Бушуев Андрюха загремел на губу (из старшего сержанта разжаловали в рядовые), но проводить нас всё-таки пришёл.
     Командир учебного взвода старший лейтенант Колос Виктор при прощании сказал мне: «Будешь ехать на дембель, заскакивай к нам, проведай! Не получится заслужить медаль, не расстраивайся – мы тебе тут придумаем какую-нибудь деревянную! Главное, чтоб живым и здоровым!»

                Принятие военной присяги в свой день рождения (на 19-летие) 8 января 1984 г. Рядом стоит командир взвода –     ст. л-нт Колос, у стола стоит командир роты м-р Чечкин
      
От Теджена до Термеза ехали поездом. Двери в вагонах бы-ли закрыты, приходилось пользоваться единственным путём через окно, чтобы на очередной станции променять солдатскую рубашку или ремень, а если были деньги, то просто купить какой-нибудь «бормотухи»...
      Поезд остановили где-то в песках, пеший маршбросок, в палаточной бане помылись холодной водой, погрузились в КамАЗы и вперёд к таможне перед мостом Дружбы! Запомнилось, как узбекские школьники по дороге забрасывали к нам в машины букеты цветов и приветливо махали ручонками. Через год я попаду в термезский госпиталь с геппатитом А, и жители этого городка запомнятся мне как самый доброжелательный по отношению к солдатам народ.
       Помню, из динамика "колокола" на таможне неслась песня «A Crime In Your Town» («Преступление в вашем городе») по-пулярной тогда группы  PFT - "Париж-Франция-Транзит", ранее называвшейся "Спейс".
    Прозвучала команда «По машинам!», мы погрузились в Ка-мАЗы, пересекли по мосту Аму-Дарью, ночёвка уже «за реч-кой» на пересыльном пункте в Хайратоне, утром «вертушкой» на Кундуз, оттуда также «вертушкой» на Пули-Хумри…
Прощай, Союз! Здравствуй, ДРА!



КЕЛАГАЙ

     Зависнув над 395-м полком, вертолёт начал снижаться по спирали, резко сбрасывая высоту. Первое, что удивило, лишь только мы ступили на территорию келагайского полка, это по-всюду валяющиеся ржавые автоматные патроны и гильзы. Для нас, ещё не забывших стрельбы на полигоне в учебке, где всем взводом искали, не дай Бог, потерявшуюся пустую гильзу, это было в диковину. Мы расположились в армейских палатках, первые пару дней абсолютно ничего не делали, проходили ак-климатизацию. Играли в футбол на стадионе, просто загорали. На третий день нас уже начали приобщать к труду: рыли какие-то окопы, грузили на армейских складах боеприпасы. По ночам периодически слышались автоматные очереди, и полоски трассеров рассекали небо над горами. На пятый день нас собрали в летнем клубе. Замполит полка поведал о выпавших на нашу долю долге и чести, рассказал о местных обычаях, об особенностях нелёгкой службы в горах, о взаимоотношениях между старослужащими и молодыми солдатами, о том, что можно и о чём не желательно писать в письмах домой, чтобы родные сильно не беспокоились за нас.  «А то находились такие герои, которые писали в письмах домой: здравствуйте, мои родные! Пишу вам на сапоге убитого боевого товарища…». Затем новобранцев разделили по подразделениям, меня и ещё нескольких бойцов усадили внутрь БТР и мы отправились к месту прохождения нашей дальнейшей службы. Через бойницы БТРа мы расширенными глазами смотрели на окрестные горные пейзажи, на широкую горную речку, бегущую нам навстречу вдоль дороги, на случайных прохожих, одетых в просторные широкие одежды с чалмой на голове. Проезжая через город Пули-Хумри, вдоль центральной улицы которого на большом протяжении выстроились дуканы (торговые лавки), поражающие богатством и разнообразием предлагаемого товара, мы жадными глазами впивались в обилие азиатских фруктов и овощей, индийских, китайских и японских безделушек, которых мы у себя на Родине отродясь не видели. За всё время нашей поездки нас не покидало чувство ожидания внезапного обстрела со стороны «зелёнки» или полуразрушенных дувалов Чезмашера. Но сверху на броне сидели со спокойным видом хоть и с автоматами на изготовке солдаты, отслужившие уже некоторый срок в этих краях, и это нас немного успокаивало. Казалось, наша поездка будет бесконечной, но, преодолев малый горный перевал Мирза-Атбили, мы наконец-то свернули с трассы на территорию одного из советских армейских гарнизонов. В то время их называли «опорный пункт».
     Наш ОП, где располагался командный пункт третьей тан-ковой роты, был под номером 19. На нём несли службу три экипажа второго танкового взвода и отделение ПТВ (противо-танкисты – пехота, как мы их называли) 2-го мотострелкового

 

батальона. Прибыли мы к месту расположения уже затемно, но, несмотря на позднее время, нас проводили в гарнизонную столовую, быстренько испекли картошку в мундире, вскрыли несколько банок рыбных консервов – получился шикарный «гражданский» ужин.


ПИСЬМА
     Самыми дорогими и любимыми помощниками в нелёгкой службе всегда были  письма. И неважно от кого письмо – от родителей, братьев, других родственников, от друзей и подруг… любая весточка, пусть даже всего в несколько строк, приносила неимоверный заряд позитива и радости. И, наверное, с таким же нетерпением ждали писем от нас и по ту сторону войны.   
     Почту мы получали с перебоями, так как жили на заставе далеко от нашего полка, поэтому надеяться получить письмо мы могли лишь тогда когда кто-либо из офицеров нашего бата-льона отправлялся по каким-нибудь делам в полк. Он забирал заготовленные нами к отправке письма, а взамен привозил све-жую почту. Правда, свежей она была не всегда – иногда приво-зили сразу несколько писем от одного и того же адресата – почта из дома могла лежать в полку, ожидая оказии на заставу, иногда неделю-две.
     Помня наказ замполита полка, я сразу же решил для себя, что не буду сразу сообщать своим близким о том, что я служу в Афганистане. Несмотря на то что отец, приезжая ко мне в Теджен, видел там начертанные повсюду лозунги «С честью выполним интернациональный долг в Демократической республике Афганистан!», я всё же знал, что мои родители поверят в мой обман, т.к. я рос честным и правдивым, неспособным лгать. И я в первых же письмах «оттуда» написал: «Здравствуйте, мои родные! С большим приветом к вам из Монголии ваш сын и брат…».  А дальше шло описание «монгольского» климата и пейзажей.

 
     Сначала они засомневались в правдивости этих слов, так как мой земляк, с которым мы вместе служили в танковой учебке, уже присылал домой письма из афганского Кандагара, но потом всё же приняли мою ложь. Так продолжалось около полугода, пока моё хвастовство не взяло верх над разумом, и я не написал своему брату (между нами мужиками!), что на самом деле я исполняю интернациональный долг в ДРА. Я просил его, конечно, об этом никому не говорить, но было понятно, что тайной это будет оставаться недолго. Когда же родители стали меня упрекать, мол, зачем же я их обманывал, я объяснил это так: полгода прослужил в Афганистане нормально, ничего со мной не случилось, так что и за оставшийся год моей службы вам теперь волноваться не стоит!
     С братом Михаилом переписка у нас была в основном такого плана: я пишу, что жив-здоров и высылаю ему переписанные от руки тексты армейских песен об Афганистане, нумеруя каждую, чтобы он их сохранил для меня, он же подробно описывал все сельские новости и в конце обязательно пару-тройку свежих анекдотов.
     Мой сослуживец из Татарии Юра заочно познакомил меня со своей землячкой Ниной, с которой мы регулярно переписывались и обменивались фотографиями, даже некоторое время уже и после службы. Потом переписка прервалась, а спустя много лет, когда Интернет стал общедоступным, мы вновь нашли друг друга и, несмотря на то, что у каждого из нас уже своя семья, мы периодически поддерживаем наше общение. Замуж она, кстати, вышла за своего земляка, моего тёзку, также прошедшего Афганистан…
     Когда мне оставалось служить уже меньше полугода, моя тётя прислала тетрадный листок с написанной её рукой молит-вой «Отче наш» со словами: «Можешь верить, можешь не ве-рить в Бога, но этот листочек сохрани, положи в кармашек сво-ей куртки и всегда носи его с собой!» Я, будучи комсомольским вожаком и атеистом, просьбу своей тёти всё же выполнил и сделал всё так, как она и велела. Как говорится: «Бережёного Бог бережёт».
     В конце своего письма я никогда не писал «до свидания!», всегда писал «ДО ВСТРЕЧИ!».   
 
ПЕРВЫЙ  БОЕВОЙ
     Май 1984-го. Ещё не прошло месяца, как я начал служить на сторожевой заставе, а мне объявляют, что завтра мне предстоит участвовать в реализации у кишлака Рабатак (под перевалом Мирза-Атбили) по уничтожению бандформирования в качестве наводчика на комбатовском 500-м танке. Ладно бы еще на своём 534-м, со своим (пусть я ещё совсем недавно с ребятами познакомился) экипажем… Первый боевой – как бы не ударить в грязь лицом… Вечером мы прибыли на перевал, ночевали прямо на броне, на трансмиссии. Перед рассветом стали выдвигаться к кишлаку. Царандой ещё ночью должен был окружить кишлак, а с рассветом, при его «прочёсывании», наша броня должна была прикрывать афганскую армию в случае оказания сопротивления.
     Аккуратно объезжая залёгших бойцов народной афганской армии, мы выдвинулись на свои позиции и стали ожидать. Вре-мя тянулось медленно. Когда солнце уже поднялось повыше и стало пригревать, ребята из моего нового экипажа расположи-лись на броне, а я внутри башни, уткнувшись головой в стаби-лизатор, боролся с дремотой. Окружающая обстановка не вы-зывала никаких опасений – где-то блеяли овцы, мычали коровы, вдоль высоких глиняных заборов бродили люди и ишаки. Прочёсывание кишлака длилось медленно, наконец «зелёные» стали выходить небольшими группами назад, видимо, «духов» (как это часто бывало) успели предупредить и они успели уйти из кишлака. Ну, что ж, может, это и к лучшему. И вдруг послышались какие-то шлепки, ребята из моего экипажа посыпались в танк – оказывается, это с горы, расположенной сзади нас, по нам начал бить пулемёт. Пытаясь применить все знания и навыки, полученные в танковой учебке, я решил расстопорить башню, чтобы, развернув её, открыть ответный огонь по противнику. Но… в танке, простоявшем длительное время на позиции и не использовавшемся на выездах, это сделать оказалось не так-то просто… Пришедшие мне на помощь ребята тоже сделать ничего не могли. Тогда механик-водитель развернул корпус танка, и я в прицеле стал ловить маленькие точки на горе. Определить расстояние в горах без дальномера и не имея ещё к тому же опыта – дело весьма сложное.  Первый выпущенный из нашего орудия снаряд ударил по горе ниже уходящего противника. Я увеличил расстояние на прицеле и тут же выстрелил снова. Второго разрыва не наблюдали ни я, ни другие члены экипажа. Но тут уже послышались выстрелы с других машин, и через 10–15 минут всё стихло. Вот и повоевали!
      Пытаясь хоть как-то сорвать зло за то, что «духам» удалось уйти, наши ребята обругали залёгших бойцов царандоя, спрыгнули с танка и отобрали у них мешок с дынями, который те «бакшишнули» у местного населения при прочёсывании кишлака. Вот такое у меня было первое боевое небоевое, но всё ж крещение.

БЕЗРУЧКИН
 
     Ровно месяц прошёл, как я ступил на афганскую землю, когда произошёл этот случай. Экипаж танка, в составе которого служил Александр Безручкин, заступил на дневное дежурство на выносном посту между 20-м и 19-м опорными пунктами. Обычное ежедневное дежурство по обеспечению безопасного прохождения советских и афганских колонн по участку трассы, находящемуся в нашей зоне ответственности. Взобравшись на танке на горку выносного поста, ребята приступили к скучному дежурству. Поднявшееся майское солнце припекало всё сильнее. К концу мая уже выгорала трава в округе и окрестные пейзажи от этого становились песчано-серыми. Лента машин тянулась мимо нескончаемым потоком. Шли разрисованные яркими картинами и разукрашенные разными висюльками барбухайки, загруженные поверх высо-ких бортов различными продуктами, тяжёлые наливники везли от границы с Союзом горючее, автобусы с пассажирами в широких национальных одеждах внутри и на крыше. Проносились и тёмно-зелёные кабины советских КамАЗов: с большими цистернами, цепью прикреплёнными к кузовам, с боеприпасами и продовольствием. Во второй половине дня, когда движение на трассе стало уже менее интенсивным, танкисты заметили слева невдалеке пасущуюся отару овец. У механика-водителя, «дедушки» по сроку службы, тут же созрел план: надо взять «бакшиш» у местных, а по возвращении на гарнизон сварганить плов для бойцов. Выбор, кого отправить к пастухам, пал на Безручкина. Александр не стал противиться, подхватил свой АКСУ и отправился в путь. Вся эта затея, на взгляд бойцов, казалась такой безобидной, что, помимо того, что Александра отправили одного, они даже не удосужились присмотреть за ним, укрывшись от жары внутри башни танка.
     Приблизившись к отаре, Александр подошёл к пастухам и небогатым знанием фарси и жестами попытался объяснить им цель своего визита. Те немного повозмущались, конечно, но, видя, что солдат вооружён и пришёл с твёрдым намерением, взять с них дань в виде овцы, уступили, предложив выбирать любую. Когда же танкист наклонился, чтобы подхватить овцу и водрузить себе на плечи, он получил сзади тупой удар по голове. Всё закружилось и поплыло перед глазами, повалившееся тело было тут же подхвачено на руки, водружено на ишака. Пастухи быстро стали отгонять отару за высокие сопки, увозя с собою находящегося в бессознательном состоянии советского бойца.
     Слишком долгое отсутствие ушедшего Безручкина начало вызывать опасения у сослуживцев. Выглянув из башни и не увидав ни пасущихся овец, ни чабанов, ни товарища, стали звать его криками, поднялись чуть выше на горку. Но Александра нигде не было видно, на их зов он не откликался. Солнце уже приближалось к горизонту, пора было возвращаться в гарнизон и сообщать командиру взвода страшную весть. Поиски пропавшего солдата были возобновлены лишь на следующий день.
      Шестью танками нашей роты и взводом бойцов ПТВ, также нёсшими службу вместе с нами на гарнизонах, мы отправились прочёсывать близлежащие окрестности. Когда мы забрались в такие места, что двигаться дальше на танках не представлялось возможным, мы спешились, оставив на машинах дежурить лишь механиков-водителей. При подъёме на одну из сопок мы увидели убегавшего от нас мальчугана. На наши окрики и короткую автоматную очередь он не реагировал, бежал и орал во всё горло. Поднявшись на горку, мы увидели большие палатки остановившегося каравана. Часть наших бойцов прошла дальше, другие начали зачистку в палатках. По другую сторону лагеря были замечены убегавшие с оружием несколько человек. Мы попытались достать их автоматным огнём, но расстояние и рельеф местности были на их стороне. Нам ничего не оставалось, как возвращаться назад, прихватив с собой маленького чёрного козлёнка, двух маленьких щенков, а также некоторые китайские безделушки.
       Поначалу сержант Безручкин был объявлен пропавшим без вести, о чем его родителей уведомили в июле 1984 года. Но командование части и сотрудники особого отдела не прекращали его розыск. 24 октября останки Александра были обнаружены близ кишлака Сандукча провинции Саманган. В ходе расследования, проведенного военной прокуратурой и судебно-медицинской экспертизой, было установлено, что найденные останки принадлежат Безручкину. Пленённый танкист был передан душманам, которые затем его расстреляли, а тело закопали.
      После этого случая личные составы на гарнизонах поменяли местами: наш взвод заступил на 20-й пост, а «провинившихся» перевели на 19-й.

САНДУКЧА
     В один из зимних дней (дату уже не помню, обычно это про-исходило в канун какого-либо советского праздника) мы отпра-вились «на войну» (как у нас называли боевые выезды) в один из кишлаков, расположенный в стороне от охраняемого нами участка дороги. На такие выезды обычно «ходили» по два эки-пажа от каждого танкового взвода (итого 6 машин) и местные вояки-царандоевцы, но в этот раз были с нами ещё и несколько машин БМП с разведчиками. Путь между сопок и гор показался мне нескончаемо долгим, возможно, потому, что я, как наводчик, сидел сзади и чуть выше механика-водителя, люк которого был открыт во время движения танка, а холодный и сырой ветер довольно быстро остудил мои «керзачи». Ноги мои без движения быстро замёрзли, поэтому я молил Бога, чтобы мы как можно быстрее прибыли на место. По пути приходилось несколько раз останавливаться, сапёры проверяли дорогу. И вот наконец-то горы расступились, и мы увидели в ложбинке между ними кишлак Сандукча.
 
     Такого красивого зрелища я, пожалуй, больше никогда в жизни не увижу – шедший впереди меня танк командира роты на полном ходу резко разворачивает башню влево и делает вы-стрел. Такой взрыв от попадания снаряда я раньше видел толь-ко в кино – на несколько десятков метров вверх взметнулся столб земли, камней, брёвен и ещё чего-то там… собаки с ди-ким визгом неслись от того места в разные стороны. Видимо, по наводке местного проводника, снаряд угодил в склад боеприпасов. Несколько БМП отправились к тому месту осмотреть территорию, моему экипажу было приказано подняться на одну из окружающих сопок для прикрытия фланга. Танк «кряхтя» поднялся на довольно крутую горку и вдруг провалился куда-то: оказалось, что это была «духовская» землянка. По рации был слышен доклад разведки:
     - Здесь повсюду валяются куски мяса, видно, немало «ду-хов» тут полегло, около десятка всё же скрылись за горкой. Прикажите преследовать их?
     - Отставить преследование! – послышалась команда.
   Местные дружественные вояки занялись своим привычным делом – прочёсыванием кишлака, я же выбрался из танка и по-шёл осматривать окопы на вершине занятой нами горки. За землянкой, в которую мы провалились, шла полоска окопа, за которым был резкий крутой обрыв, если бы мы не провалились и перемахнули через этот окоп, даже не представляю, сколько бы кувырков совершил наш танк вместе со своим экипажем, пока катился бы к подножию?! Место для блокпоста душмана-ми было выбрано не случайно – отсюда на несколько километ-ров просматривалась дорога, по которой мы двигались к ки-шлаку. Моё внимание привлекла надпись на стене окопа, сде-ланная из мелких светлых камушков «SMIRNOV». Интересно, кто этот Смирнов? – такой же боец, как и я, оказавшийся здесь ранее так же на боевом выезде? Или же советский пленный или перебежчик, воюющий на стороне «духов»? Ответ на свой во-прос я так и не узнаю…
     Пришедший к нам на помощь второй танк зацепил нас тро-сом и вызволил из земляной «ловушки». Домой на заставу мы вернулись без каких-либо приключений.
ОБОШЛА  СТОРОНОЙ  НАГРАДА!
     В середине 80-х в подразделениях контингента участились проверки быта и боевой подготовки сторожевых застав – из штаба дивизии, из округа, из Москвы. Сущность нашего быта им всё равно не дано было понять, поэтому у каждого из нас на этот случай были заготовлены отстиранные с чистыми подво-ротничками х/бшки, в которые мы тут же облачались, и пыта-лись быстренько найти себе какое-нибудь занятие – ну, типа, все при делах, скучать некогда!
     В одну из таких проверок я тоже, накинув всё чистенькое, стал машинально думать, какое ж себе занятие найти?! Так как нам, наводчикам, личное оружие по штату не полагалось (это потом, после обстрела «духами» 18-го поста нам тоже выдадут автоматы), я выхватил из оружейной пирамиды, которая у нас никогда не замыкалась на замок, первый попавшийся АКСУ и, «нырнув» в ближайший из окопов, занялся имитацией его чистки.
 Спинным мозгом я почувствовал на себе чей-то взгляд – так и есть: на бруствере окопа стояли майор и подполковник…
     - Смотри! – начал один из офицеров. – Сколько езжу по здешним гарнизонам, никогда не видел, чтобы боец так внима-тельно и бережно относился к своему личному оружию!
     - Признаться, я тоже! – поддержал его второй. – Надо отме-тить этого бойца и представить к какой-нибудь награде!
      Я же, сделав вид, что абсолютно их не слышу, продолжал заниматься своим «делом», хотя мысли уже немного «поскака-ли»: надо же, полгода не прослужил в Афгане и уже к награде!
     Тем временем офицеры спустились в окоп и подошли ко мне, я тут же представился им.
     - Молодец, солдат! Похвально Ваше отношение к оружию! Смотри, где особенно хорошо надо чистить! – Ну-ка, открути пламегаситель! Знаешь, что это такое?
     «Ну, ё-п-р-с-т! – пронеслось у меня в голове. – Знать-то я знаю, что такое пламегаситель! Но знаю также, что чёрта-с-два его кто-либо сможет открутить, так как он давно уже «прики-пел» к стволу».
     Прилагая тщетные усилия для того, чтобы любым способом выполнить указание офицера, я понимал, как всё дальше удаля-ется от меня обещанная награда. Голыми руками, естественно, ничего сделать не удалось, нашёл какую-то железку, попытался ею прокрутить хоть немного пламегаситель – нет, не получается… а счастье было так близко!

ЯДОВИТЫЕ  СОСЕДИ
 

Больше всего на свете, даже больше чем душманов, я боялся всяких ядовитых гадов, ползающих и прыгающих повсюду.
     В самые первые же дни службы на заставе, рано утром спускаясь по ступенькам в нашу землянку, я увидел на стене большого волосатого серого паука размером с кулак. Заподозрив, что это один из представителей ядовитых тварей, я тут же поднял на ноги всех отдыхавших внутри помещения бойцов. Те сразу же подтвердили мои опасения, сказав, что это фаланга – ядовитый паук. Его укус особенно опасен ранней весной, когда у них начинается брачный период, и они тогда становятся жёлтыми. Они схватили в руки, кому что попалось, и убили фалангу. Позже одного из моих сослуживцев такой паук всё же укусит, и тому придётся целый месяц передвигаться по территории с помощью костылей.
     Встречались скорпионы, но тех в основном мы находили под камнями. Что касается змей, то они, казалось, были повсюду. Встречались и стрелки, и эфы. Кобру ребята встречали в полку, на нашем перевале не попадалась нам. А вот гюрза была частым гостем у нас – таких змей убивали и в летней столовой, и у туалета, и у входа в нашу землянку.
     Командир взвода, он жил в отдельной землянке, шутил:
     - А мне не скучно – я же не один живу. С Галей. Это я змею, соседку свою, так назвал. Как-то лежу, задумался, гляжу в по-толок (под накатом из труб на натянутых нитках были размотаны рулоны обоев, имитируя потолок в землянке), мысли о доме накатили…
      Смотрю: меж обоев на потолке хвостик свесился, помахал мне так приветливо и исчез.

ОТПУСК
     - Как самочувствие? – спросил меня стройный, подтянутый черноволосый капитан, начальник инфекционного отделения Термезского военного госпиталя. Подхватив в конце сентября, сразу же после осеннего приказа об очередной демобилизации, болезнь Боткина, я угодил в полковой госпиталь. Но так как в этот период солдаты повально заболевали разными инфекцион-ными заболеваниями, через пару недель начались отправки больных «коровами» (так называли мы транспортные вертолё-ты) в Союз. Уже почти месяц я находился здесь, и всё моё ле-чение заключалось в диетическом питании – вся пища варёная, не острая, не солёная, вообще никакая.
     - Нормальное самочувствие, – я догадывался, зачем меня вызвали. После того, как сюда ко мне приезжал отец, я знал, что он в лепёшку разобьётся, но отпуск для меня выхлопочет.
     - Письма из дома пишут?
     - Да. Регулярно.
     - Как там здоровье родителей?
     - Пишут, что нормально. Хотя я знаю, что и отец, и мать сердечники.
     - Ну, в общем, ты не расстраивайся – из твоего райвоенкомата пришёл запрос на разрешение отпустить тебя в отпуск в связи с тяжёлым состоянием здоровья твоей матери. Так как ты уже инфекционно не опасен и прошёл необходимый курс лечения, мы решили пойти навстречу и предоставить тебе отпуск сроком на 10 суток плюс шесть суток на дорогу, естественно. В какой форме одежды думаешь ехать: в парадке или х/б? Я дам распоряжение – получишь на вещевом складе.
     Если брать парадную, то сутки или даже двое уйдут на то, чтобы её как следует подготовить. Поэтому, недолго думая, я ответил:
     - В х/б поеду.
     Получив новенькое х/б, сапоги, шапку, бушлат и необходи-мый пакет документов, я сразу же рванул на ж/д вокзал. Ночью в поезде кто-то спёр солдатскую шапку, хорошо, что со мной в вагоне ехали солдаты роты охраны, возвращаясь в Ленинград из командировки. Они подарили мне пилотку и проволочку для вставки под подворотничок х/б. Странно, но почему-то путь домой мне больше ничем не запомнился, видимо, потому, что все мои мысли были заняты предстоящей встречей с родными.
     Сойдя на перрон в г. Валуйки, я не стал дожидаться рейсового автобуса, отправился в путь пешком, рассчитывая на попутки, как не раз поступал, учась здесь до армии в училище. Кто ж посмеет проехать мимо поднявшего руку солдата? – да и «голосовать» даже не надо, достаточно повернуться вполоборота. Погода была солнечная и тёплая, несмотря на то, что уже начался ноябрь. Внешне я был больше похож, пожалуй, на дезертира, чем на отпускника. В Союзе в таком виде в отпуск не ходили, а из Афганистана или госпиталя мало кому выпадало такое счастье – побывать дома. Сменив пару-тройку перекладных, я прибыл к родному порогу. Удивительно, но почему-то абсолютно стёрлась в памяти и сама встреча с родными, и незаметно пролетевшие дни отпуска. Лишь помню, что, смешав в первый же день и спирт, и водку, и самогон, и вино, на второй день я мучился с печенью. Отец настаивал вызвать скорую, но я отговорил его, аргументировав тем, что если меня скорая заберёт, то весь свой отпуск я проведу тогда в больнице. Несмотря на то что я продлил своё пребывание дома на пару дней, решив в обратный путь отправиться самолётом, отпуск всё же пролетел быстро.
     По осенней распутице, сидя в тракторной тележке, я наблю-дал, как отдаляются очертания родного села. Невозможно опи-сать те чувства, которые я испытывал, покидая отчий край. Странная штука жизнь – вот я прослужил год, половину из ко-торого провёл на войне, вернулся ненадолго домой, где всё тихо и спокойно, где даже малейшего понятия не имеют, что мне пришлось пережить и что ещё предстоит. И вот я опять отправляюсь ТУДА…
     Здесь дети спокойно ходят в школу, взрослые на работу, а вечером – клуб, кино, танцы, девчонки, любовь, поцелуи… А там – землянка, в которой под потолком коптит «Летучая мышь», в два яруса кровати, на которых отдыхают мои боевые товарищи, не ведая, что я побывал уже в отпуске и вернусь ли я после госпиталя к ним? – возможно, уже нашёл где-то в Союзе тёпленькое местечко, чтобы спокойно дослужить до дембеля.
      Как я могу не вернуться?! Не вернуться – это значит стру-сить, предать своих сослуживцев, которые сейчас ТАМ. Как они сейчас? Всё ли у них в порядке? Все ли живы?
     Поездом до Харькова, а там – в аэропорт, отец и старший брат решили проводить меня до самой посадки в самолёт. Из-за осенних затяжных дождей погода нелётная – чёрт, так я могу и не успеть в срок возвратиться из отпуска. На плечо легла чья-то рука, я обернулся…
     - Товарищ солдат, следуйте за нами! – моим внешним видом заинтересовался военный патруль. Не успели за мной закрыться двери военной комендатуры Харьковского аэропорта, как туда ворвался мой отец с криками:
     - Какое вы имеете право? За что вы его задержали? Мой сын воевал, а вы его арестовываете!
     - Успокойтесь, отец, мы сейчас во всём разберёмся! А Вы пока подождите за дверью, пожалуйста!
     - Никуда я отсюда без сына не уйду! – не унимался отец.
     - Бать, успокойся! – вмешался я. – Ничего страшного. Иди, подожди за дверью. Всё будет нормально.
 Отец вышел. Увидев в моём военном билете номер в/ч пп, офицер спросил:
     - Служите за границей?
     - Да, в Афганистане.
     - Были в отпуске?
     - Так точно. После госпиталя.
     - По ранению?
     - По болезни. Гепатит А.
     - Извините, но Вы в таком виде, а здесь всё-таки междуна-родный аэропорт – постарайтесь до своего рейса отсидеться где-нибудь в уголочке.
     Словно слёзы, стекали капли дождя по стеклу автобуса, до-ставлявшего пассажиров к трапу самолёта Ту-154, вылетающе-го рейсом Харьков-Ташкент. Я смотрел сквозь окна отъезжаю-щего автобуса на машущих ему вслед отца и брата, почему-то мне было их очень жаль. Представляю, как они там переживают за меня, и им ведь ещё предстоит неблизкий обратный путь.
     Едва я успел в солнечном Ташкенте сойти с трапа самолёта, как увидел направляющихся в мою сторону двух солдат с бе-лыми ремнями и красными повязками на рукавах. В комендату-ре ташкентского аэропорта произошёл примерно такой же диа-лог, что и в Харькове, после чего я, приобретя билет на Ан-26 до Термеза, отправился в ближайший парк коротать время. Ку-пив журнал «Польша» и присев на скамейку у фонтана, я быст-ро отгадал ключевое слово в кроссворде журнала, за это пола-гался какой-то приз, надо написать домой своим – пусть отпра-вят письмо в редакцию журнала. Рядом присела цыганка, возле неё вертелся маленький цыганёнок.
     - Солдатик, дай я тебе погадаю?! – Расскажу всё, что было, что будет, всю правду расскажу, возьму не дорого!
     - Сколько «не дорого»? – спросил я.
     - Двадцать копеек всего лишь, ребёнку на пропитание.
     - Возьми! – я протянул ей двадцатикопеечную монету. – Только гадать мне не надо.
     - А сигареткой угостишь? – не отставала она, я протянул ей открытую пачку сигарет. – Почему отказываешься? Не обману – всю правду расскажу.
     - Там, куда я направляюсь, лучше не знать твоей правды.
     - В Афган летишь что ли? – догадалась цыганка.
     - Пока в госпиталь возвращаюсь, ну а потом – туда.
Она по-мужски докурила сигарету:
     - Не переживай, солдатик, всё у тебя будет нормально.
     В Термез прилетели поздно. Автобусы уже не ходили, при-шлось добираться до города на такси. Мои попутчики – родители, приехавшие навестить служивших здесь сыновей, узбеки. Ночью в госпиталь меня уже не пропустят, поэтому я попросил водителя отвезти меня на ж/д вокзал. Узнав, что я возвращаюсь в госпиталь, таксист, не обращая внимания на мои уговоры, отказался брать плату за проезд в один рубль. На вокзале я встретил дембелей из Джелалабада. Один из них подарил мне на память комсомольский значок на закрутке «Отличник ленинского зачёта» (я сохранил его до  своего дембеля). Ребята скоро уже будут дома обнимать своих родных и близких, а мне ещё полсрока служить, о «черпаках» (коим я являлся в данный период службы) говорили «много прослужил, много осталось». Утром, опоздав из отпуска на сутки, ожидая получить взыскания, я прибыл в госпиталь, где на мои опасения заметили, что мог бы ещё недельку-другую дома побыть – ничего бы страшного не случилось.


200-й
    Когда я после отпуска вернулся в Термезский госпиталь, ме-ня определили до отправки обратно в свою часть служить в хозвзводе при госпитале. Вся моя служба заключалась в следу-ющем: сутки через трое дежурить на шлагбауме КПП, осталь-ное время помогать тем, "кому делать нечего". Всё это уже по-рядком надоело, и я с нетерпением ждал, когда же меня отпра-вят обратно в Афганистан...
     Во время одного из дежурств на КПП в госпиталь прибыл КамАЗ с 200-м "из-за речки". Разговорившись с сопровождав-шим его прапорщиком, я узнал, что погибший служил на 17-й заставе – это крайняя застава 122-го Ташкурганского полка, следующие 18-я, 19-я и 20-я были заставами уже 395 МСП, на которых располагалась наша танковая рота.

. 

     От этого прапорщика я также узнал, что этот боец погиб при ночном обстреле 17-й заставы (в височной части черепа у него была дыра), он был осенним дембелем и единственным ребёнком в семье.
     Я просил прапора забрать меня отсюда "домой", он не воз-ражал, но госпитальное начальство посчитало, что ещё рано меня отпускать. Позднее мне пришлось вместе с ребятами из хозвзвода отправлять тело погибшего в термезский морг, заби-рать его потом оттуда, запаивать в цинк и заколачивать в дере-вянный ящик, отправлять на ж/д станцию и грузить в вагон.
     На свою заставу я возвратился как раз в день 100-дневки, прямо за праздничный стол. О том, как я добирался до неё, – отдельная история...
И  СНОВА  ТУДА…
     Меня и белоруса из Минска вызвали к начальнику госпита-ля, вручили наши документы и сообщили, что сегодня мы переправляемся через границу вместе с хозвзводом из Хайратона, старший группы – офицер, командир этого взвода. К вечеру этого же дня мы пересекли границу, на ночлег нас приютили в одну из солдатских палаток. Проснувшись утром, мы стали думать, как же нам быть дальше? Как добираться до своих частей? – мне в Пули-Хумри, «бульбе» до Джелалабада. Недалеко располагалась вертолётная площадка – решили пойти узнать: будут ли сегодня «вертушки» в наших направлениях.
     - Что вы хотели, бойцы? – спросил заприметивший нас у взлётки молодой офицер.
     - Хотели узнать: можем ли мы сегодня улететь отсюда в сторону Хумрей?
     - А чьи вы такие будете?
     - Из госпиталя возвращаемся в свои части.
     - А документы на пересылку через границу у вас имеются?
     - Да нет у нас никаких документов, только военные билеты на руках и всё.
     - Интересные вы ребята! Может, вы сбежали из своей части и катаетесь теперь по Афгану?! Вряд ли вас кто посадит в вер-толёт без бумаг.
     - А как же нам быть тогда?
     - Идите в комендатуру, «сдавайтесь»! Расскажите им всё – что да как, они решат, что с вами дальше делать.
     В это время по дороге двинулась колонна КамАЗов. Мы ре-шили попробовать добраться до своих частей на ней. Но по-пытки «тормознуть» хоть какую-то машину не увенчались успехом. Неподалёку мы заприметили белую каску солдата из комендантского взвода, направились к нему. В это же время к «комендачу» подошёл ещё один солдат. Поздоровались, начали расспрашивать друг друга – кто, откуда и куда…
     - Я из Пули-Хумри, - ответил солдат. – Мой БТР притянули сюда танком в капремонт сдавать.
     - А танк какой? – спросил его я.
     - С малого перевала.
     - А номер какой? – уже обрадовался я, «свои».
     - 534-й, кажется!
     - Ё-моё! Так это ж с моей заставы! Ну и где ж они? Когда назад?
     - Да вон они уже и едут, – показал солдат рукой в сторону моста.
     К нам уверенно катил ЗиЛ-МТО и наша родимая броня. Как камень с души свалился – надо же такое счастье! А то уже и не знали, как дальше быть. Ребята, увидев меня, сами несказанно удивились и обрадовались такой встрече. В руках у меня были для них гражданские гостинцы – несколько бутылок кефира и пакет пряников в авоське. Вот это подфартило! – теперь через Афган на родимом танке до самого гарнизона. Не доезжая Ташкурганского ущелья (или, как его ещё называли, – Македонское), нам удалось тормознуть обгонявшую нас колонну и пересадить на неё моего госпитального попутчика. Дело было 16 декабря – ровно 100 дней до приказа, поэтому мы угодили прямо, как говорится, «с корабля на бал». Прибыв на место, обнявшись со своими сослуживцами после двух с половиной месяцев разлуки и немного отмывшись от дорожной пыли, нас тут же усадили за стол, самым главным угощением за которым был плов.

ДЕМБЕЛЬ ВАСИЛИЙ
     Служил с нами на заставе во взводе ПТВ такой боец – Се-лезнёв Василий. Родом он был из Белоруссии, и дембель его должен был наступить осенью 1984-го. Но, как и большинству попавшим в Афганистан после карантина, отправка домой ему «светила» не раньше февраля. Так как по рангу он был уже «дембель», то никакой ни моральной, ни физической нагрузкой отягощён он не был. Видимо, от безделия и дум о нескором ещё возвращении на гражданку загрустил он очень.
     Всю ночь напролёт Василий курил сигарету за сигаретой, погружённый в свои мысли. Когда он спал, и спал ли он вооб-ще, никто не видел. Странности его поведения многих стали настораживать. После очередного его неординарного поступка, когда он, взяв подушку посреди ночи, спустился к дороге и направился на север, в сторону ДОМА, но бдительный часовой догнал его и вернул назад, было решено в ночное время одного часового приставить непосредственно следить за Василием.
     Однажды, будучи вторым часовым приставленным наблю-дать за ним, я сидел за столом в землянке и, чтобы не терять даром время, строчил домой письма родным. Рядом ласково гудела, обдавая меня теплом, печь-буржуйка. В углу на втором ярусе лежал Василий, прикуривая от уже скуренной сигареты следующую, спросил:
     - Толян, ты что там пишешь?
     - Да, это я письмо домой, чтобы не волновались там. – Отвечаю.
     - Напиши им, что есть тут у нас такой Вася-дурачок. Достал уже всех, покоя нет от него. Все земляки, которые с ним призывались, уже давно дома, а он уже третий год служить начал.
     - Да, ладно тебе, Вась! – Что мне больше писать не о чём, что ли?
     - Да, напиши, напиши, чего ты? Пусть все знают. Мои одно-классники вон пишут, что домой уже пришли из армии, на дис-котеках балдеют с девчонками, водку жрут, а мне ещё неиз-вестно, сколько здесь «париться».
     И всё же, в один из дней не уследили за Васей, и ему удалось «сбежать» от опекунов. Спустившись к дороге и тормознув попутку, он отправился в Айбак за покупками подарков своим родным и близким. Там его, бродившего по дуканам, и задержал советский патруль. После этого происшествия отцы-командиры от греха подальше решили отправить его в госпиталь.
     Находясь в полковом госпитале, Василий, прихватив какую-то документацию, отправляется прямиком в штаб полка. По-дробностей, как ему удалось проникнуть в кабинет командира полка в отсутствие того на месте, мы не знаем, но говорили, что так оно и было.
     Усевшись за столом, Василий с деловым видом начал пере-кладывать прихваченные с собою из госпиталя бумаги с теми, которые находились на столе у командира. Когда же на пороге кабинета появился его хозяин, он сначала немного опешил:
     - Товарищ солдат, что Вы здесь делаете? – обратился он к Василию.
     - Кто солдат? Я солдат? Это ты солдат. Смирно! – прикрик-нул он на командира полка.
     Офицер, видя, что боец одет в госпитальную «синьку», по-нял, что у Василия в голове творится что-то неладное, вызвал наряд, и того вновь вернули в госпиталь. Затем его отправили в Кабул, где военной комиссией было принято решение комиссо-вать бойца. Вернувшись в гарнизон, Василий собрал свои вещи и, надев давно уже приготовленную дембельскую форму, в со-провождении своих сослуживцев (которых, благодаря такому случаю, также уволили раньше) отправился в Союз.
     После отъезда Василия мы все всерьёз задумались – надо же так: два года парень отслужил и под конец «крышу» сорвало. Каково там встретившим его родителям?! Но развязка всей этой истории оказалась весьма забавной. Спустя месяц мы получили от Василия письмо:
     «Здорово, мужики! Привет вам с гражданки! Доехали нормально, правда, попутали с ребятами дипломаты, но ни-чего страшного, содержимое в них ведь практически одина-ковое. Дома все ужасно обрадовались, что я наконец-то жи-вой и здоровый вернулся из Афгана. Водяры, хоть залейся. Девчонки, как на героя, сами вешаются. Вам всем также желаю благополучного дембеля!               
Ваш друг Василий.                P.S. Полкачу большой салам!»
     Прочитав написанное собственноручно Василием, послание, мы были просто ошарашены. Всех нас смутил постскриптум этого письма. Неужели Василий так мастерски сыграл роль придурка? Или этот феномен имеет какое-то медицинское объяснение? В любом случае, мы были очень рады за своего товарища!

ПОГОНЯ
     Едва утром пошли первые машины афганской колонны (около 10.00), как от взводного прозвучала команда:
     - Срочно на выезд два экипажа, 534-й и 535-й! На нашей территории с трассы угнана «духами» в горы машина, необхо-димо отбить её!
     Быстро схватив оружие и подсумки, небольшой запас воды и продуктов, мы быстро заняли свои места на боевых машинах и выехали к месту, откуда произошёл угон. Сюда же с соседней заставы подтянулись ещё два танка и БТР с нашим командиром роты.
     Надо отметить, что наш ротный любил повоевать. Зимой 1984-го он был ранен в плечо на операции в Иш-Камыше – снайпер целил в сердце, но тот наклонился в момент выстрела поправить фару перед командирским люком. Для него не пред-ставляло труда среди ночи на пару с водителем, прихватив лишь автоматы со спаренными рожками, на Зил-130 отправиться в полк (около 70 км). В одну из таких поездок они были обстреляны из гранатомёта, благо не попали. С командиром полка они были земляками, поэтому многие «геройские шалости» ему «сходили с рук». Он постоянно держал связь с военными советниками, предлагая услуги нашей роты при проведении зачисток в близлежащих кишлаках.
     Мы сошли с трассы и, поднимая пыль лязгающими траками, направились к горам Хирсана. Оба наших танка нуждались в среднем ремонте (замена двигателей), из-за этого они ужасно дымили и двигались не очень быстро. Поэтому ротный на БТРе вскоре от нас вырвался далеко вперёд, и мы лишь слышали его переговоры по рации с нашими командирами. Из радиоперего-воров мы узнали, что угонщики на дороге поставили мину, на которую наскочил его БТР – колесо оторвало, но погоня про-должалась. Нам приказано было не спеша двигаться вслед за ним. Когда же слева от нас показался кишлак Шарикьяр, нам приказали остановиться и внимательно следить за передвиже-ниями, никого не выпуская из него.
     Мы высыпали на броню и стали наблюдать за окружающим нас ландшафтом. Спустя некоторое время мы увидели поодаль от нас движущегося на ишаке дехканина. Вслед за ним двига-лись с каким-то грузом ещё два ишака. Три коротких очереди из ДШК перед этим мини-караваном, подняв ввысь строчки пыли, результата не возымели. Тогда двое наших бойцов с ав-томатами наперевес отправились бегом на перехват. Вскоре они, восседая на ишаках, поддавая старику пинками, отконвои-ровали его к стоящим танкам. «Контрол» перевозимого груза показал, что в бурдюках находится продукт, похожий на айран. Пока наш узбек пытался допросить афганца, содержимое кур-дюков заметно поубавилось стараниями вечно голодных моло-дых солдатских организмов. Кисломолочный продукт был до-вольно холодным, как будто его только что достали из холо-дильника, и приятно утолял нашу жажду.
     По рации ротный доложил, что угнанную «Татру»-наливник догнали наконец-то, при её осмотре были обнаружены мины под одним из колёс машины и под сиденьем водителя. Прибе-жал откуда-то с гор бородач, утверждая, что он водитель этого автомобиля, которому чудом удалось вырваться из душманского плена.
     - Старика пока не отпускать, чтобы он «своих» с гор не по-звал! Ждите, мы возвращаемся.
     Вскоре и вправду появилась в клубах пыли «Татра», а за ней и БТР. «Дух», выдававший себя за водителя угнанной машины, тупо улыбался, принимая от бойцов пинки под зад, и затрещи-ны по лысой голове. Полонённого нами старика с ишаками пришлось отпустить, и вся наша колонна двинулась в обратный путь. В районе небольшого перевала Шамар мы остановились. Расслабившись на броне под солнышком, я вдруг услышал резкий выстрел. Спохватившись и оглядевшись по сторонам, я увидел вокруг спокойные лица, как будто ничего и не произошло. Затем к танку подошёл водитель БТР и спросил штыковую лопату. Минут через 10 мы двинулись в обратный путь.
     На трофейной «Татре» ротный ещё некоторое время рассе-кал вдоль трассы – по гарнизонам да на КП батальона, чем до-ставлял нам немалое беспокойство, так как, останавливая мест-ный транспорт, чтобы поторговаться с афганцами или просто взять бакшиш, мы рисковали «тормознуть» нашего ротного. Но вскоре нашими приключениями с погоней за угнанной машиной заинтересовался особый отдел, и трофейный автомобиль был отогнан чуть поодаль от заставы и расстрелян из танка. Но колёса с него всё-таки куда-то «ушли»…

ЗАМПОЛИТ
     Был у нас замполит танкового батальона м-р Трушкин, свой в доску. Приезжая на гарнизон, обязательно с каждым поздоро-вается за ручку: «Как дела, братка?!». С каждым побеседует, к каждому без мыла в душу влезет. Но с приближением его заме-ны начал он «безобразничать». Как-то, помнится, возвратились мы из очередной реализации в Айбаке, прихватив с собой кана-реек в клетке, большущий шерстяной ковёр, чтобы обустроить затем наш быт в землянке. Ковёр был порезан на множество кусков, которые мы уложили на цементный пол землянки, что-бы ногам было приятнее, да и змеи боятся запаха овечьей шер-сти, под самым потолком была прикреплена клетка с парочкой канареек – прям гражданская обстановка. О службе только оружейная пирамида напоминала да форма на бойцах. Когда же замполит приехал к нам и всё это увидел, пугая статьёй за мародёрство, он изъял у нас все эти блага цивилизации.
     Более того, в парилке нашей бани под полками была вырезана дверца, и там дембеля прятали свои вещи: парадки, дипломаты, значки, японские платки для матерей, джинсы, батники, очки, спортивные костюмы, кроссовки, различные китайские безделушки… Как он узнал об этом схроне? Кто ему рассказал? Но, в итоге, он забрался в него и всё подчистую оттуда выгреб.
     Когда же, уезжая по замене, он приехал проститься с нашим взводным, тот попросил, чтобы я по традиции проводил его салютом… из ДШК. Взведя крупнокалиберный пулемёт, я смог сделать лишь одиночный выстрел, и его заклинило. Какой че-ловек, такие и проводы.

МАРАТ   
 
     15 марта 1985 года. Немногим больше месяца и выйдет ве-сенний приказ, я стану «дедушкой», уйдут весенние дембеля и следующий черёд уже будет мой! Как и у большинства «черпа-ков», у меня был маленький карманный календарь на 1985 год, в котором я иголкой прокалывал каждый прожитый день.
     Сегодня день рождения у Валерки, русский, призывался из Талды-Кургана. Приехали ребята с соседней заставы, привезли подарок – часы «Сейко» с хрустальным стеклом, говорят, через такие КамАЗ переезжает, и на них ни царапины. Заранее был заготовлен шароп (афганский самогон) и водка, плов и прочие солдатские яства. Коронка всех именин – это торт. На поднос выкладывается несколько слоёв югославского печенья «Аlbertо», предварительно замоченного в голландском соке «Si-Si», в качестве прослоек используется варёная сгущёнка (кстати, сгущёнка в военторгах в основном была наша, белгородская – Алексеевская, Пятницкая, Старооскольская – надо же: дома дефицит, а здесь её навалом!), на верхнем слое коричневой сгущёнки измельчённым печеньем пишется поздравление имениннику. Весь этот шедевр солдатской кулинарии должен сутки постоять, чтоб пропитался. Всё хорошее быстро заканчивается – подарки вручены, водка выпита, закуска съедена, попили чай – пора гостям собираться «домой». В качестве «ночного такси» был выбран 535-й, на который поверх брони уселись гости и экипаж. Марат, земляк именинника, тоже пожелал прокатиться вместе с ними, но, так как его от выпитого сильно «разморило», ребята упорно пытались отговорить его от поездки. И всё же ему удалось, пока все прощались, пробраться в башню на место наводчика. Танк тронулся в путь, мы отправились в землянки отдыхать.
     Я не успел ещё толком уснуть, почувствовал, что кто-то меня трясёт за бок.               
     - Ты как? – спросил меня взводный. – Сможешь на выезд?
     - Что-то случилось? – я даже не успел хоть чуть вздремнуть.
     - Пока не знаю, надо ехать разбираться… Ты сможешь? – он знал, конечно, что мы сегодня позволили себе немного рассла-биться алкоголем.
     - Да, конечно. Сейчас, – вскочил с кровати я.
     - Готовь мой танк (530-2) с экипажем на выезд!
     Когда я выбежал из землянки, сразу же увидел столб пламе-ни за горкой, на которой днём у нас находился выносной пост. По всей видимости, пылает горючее из пробитого трубопровода – что-то случилось с ребятами, но что? Прошлой ночью дежурный БТР «трубачей» при патрулировании по трассе примерно в том же месте расстрелял местных, пытавшихся совершить диверсию на «трубе», были найдены потом убитые ишаки и брошенные канистры, трупов людей не было, возможно, их забрали «духи».

          Диверсия на трубопроводе
     Каких-то 3 км от заставы до места ЧП мы проскочили по асфальту быстро. Ребята бежали навстречу танку, что-то крича наперебой. Экипаж спешился, я остался на броне. С их слов, танк наскочил на «итальянку», взрывом разорвало правую гу-сеницу, механик попытался затормозить, танк развернуло вле-во, и он слетел на трубопровод, продавив трубы, по которым под давлением шла перекачка солярки и керосина. Фонтан вы-рвавшегося наружу топлива вспыхнул ярким факелом. Те, кто сидел на броне, быстро спрыгнули наземь, отделавшись испу-гом и лёгкими ожогами, механик-водитель выбрался из маши-ны, прикрыв руками лицо (обгорело лицо, руки, волосы, тор-чавшие из-под шлема). Когда спохватились, что внутри танка находится Марат (по-видимому, спавший), к танку было уже не подойти.
     В этот момент с левой стороны в нашу сторону полетели трассера. Все залегли у дороги, я же, находясь на танке, спрыгнул внутрь башни и развернул её в том направлении, от-куда стреляли по нам. Перескочив на место заряжающего, взвёл ПКТ и опять на место наводчика, к стабилизатору. От-крыв ответный огонь в ночь наугад, я увидел, что со стороны соседней заставы, с трассы тоже кто-то стреляет в том же направлении. Это командир роты прибыл к нам на помощь на танке. Выстрелы быстро стихли, а мы, остановившись на без-опасном расстоянии от горящего танка, молча наблюдали, как взрываются его боеприпасы. С жутким воем разлетались в разные стороны болванки снарядов. Наши танки всегда были в полной боеготовности, поэтому и боеприпасами укомплекто-вывались полностью: 40 осколочно-фугасных 115 мм снаря-дов, 2500 патронов калибра 7,62 к ПКТ, 750 патронов калибра 12.7 к ДШК, 10 гранат Ф-1, 10 гранат РГД-5. Взрывами башню сбросило метров на 5 вперёд, двигатель перелетел через доро-гу, днище вывалилось. Когда спустя несколько часов всё стихло, мы принялись снимать с башни обгоревшие пулемёты, кирзовые сапоги прилипали к раскалённой броне, подошвы дымились. До последнего хотелось верить в чудо, что Марат всё же успел выбраться из горящего танка и, возможно, где-то упал и лежал в стороне без сознания. Может, просто ночью его мы не смогли найти?! Но чуда не произошло…
     Утром, когда прибыл командир полка с офицерами из шта-ба, я уже отдыхал. Ребята рассказывали, что при тщательном осмотре места происшествия были найдены только две обуг-ленные кости.
     Позже на месте гибели Марата был установлен памятник, сваренный из листов железа, наверху пятиконечная звезда, под стеклом солдатская фотография Марата, по углам вкопаны вверх дном четыре латунных гильзы от танковых снарядов с приваренными к ним цепями. Всего два месяца не дожил он до дембеля. Посмертно был награждён орденом Красной Звезды.
 
Я с Маратом. Последние числа февраля, за полмесяца
до трагедии

САМОВОЛОЧКА
     Наш сводный экипаж с переведённым к нам заряжающим из разведроты за наркоту бойцом по кличке «Муха» заступил на боевое охранение на выносном посту (в 3-х км от нашей заста-вы). Занятие довольно скучное и монотонное – с 10.00 до 17.00 сидеть на танке и внимательно следить за окружающей обстановкой при прохождении по дороге советских и афганских колонн. Поэтому, когда возник вопрос о том, кому отправляться в ближайшие дуканы за покупками, я сам вызвался, и никто не стал возражать против моей кандидатуры.  Дуканы находились в Айбаке (на север) и Рабатаке (на юг), но так как Айбак находился в зоне охраны соседнего Ташкурганского полка, я предпочёл ехать в более мне знакомый Рабатак.

        Последние полгода службы – казак!
     Получив заказы: «Мухе» несколько пакетов ханки, Рифу джинсы «Монтана», чернильную ручку с позолоченным пером и себе набор цветных тонко пишущих ручек-фломастеров – я спустился к дороге. Машины шли практически непрерывно од-на за другой, я выбрал приглянувшийся автобус и поднял руку. Войдя в автобус, я занял место у двери, став вполоборота так, чтобы хорошо просматривался весь салон автобуса и краем глаза можно было следить за действиями водителя, положив правую руку на висевший на плече АКСУ.
     Какой удивительный и непонятный народ – эти афганцы. Мужчины, возраст которых трудно определить по лицу из-за раннего старения кожи (по-видимому, в основном из-за местного жаркого климата) и бороды, кто с чалмой на голове, кто в тюбетейке, в широких штанах и длинных рубашках на выпуск, почти все в резиновых галошах на босые ноги. Женщины, несмотря на летнюю жару, спрятаны под паранджами. Перевозимый ими багаж просто не передаётся описанию: сколько там разной всячины. Я бы охарактеризовал это так – полный автобус местных Плюшкиных.
     До Рабатака около 20-ти км, по пути три советских поста – наш, штаб КП батальона и уже на спуске с перевала по левую сторону на горе «Бекеша». Чтобы не загреметь на «губу», надо стараться, чтобы офицеры с этих постов случайно не заметили своего солдата в местном автобусе. Но вот уже эти километры позади и, поблагодарив «ташакор, рафик!», водителя, я с облегчением покинул автобус. Меня сразу же облепила стая бачат, тыча пальцами в сторону стоявшего чуть поодаль советского поста с САУшками по периметру: «Рафик, там командор полка. Тебя увидеть, кам-кам фиг-фиг делать!». Возле поста действительно стоял какой-то БТР. Бачата увели меня за глиняные дувалы, предложив мне не высовываться к дуканам, мол, всё, что нужно, они мне сами принесут. Ввиду того, что русский язык и фарси имеют мало чего общего (а фактически – абсолютно ничего), торговля наша длилась сравнительно долго – то джинсы не той фирмы или размера, весьма трудно было им объяснить, что такое перьевая авторучка, затем они начали заламывать цену за ханку – 200 афганий за пакет. Якобы ХАДовцы недавно изъяли большую партию наркотиков, в связи с чем цена поднялась. Но этот номер у них не прошёл и, сторговавшись по ранее запланированным и известным мне ценам, мы дружески рас-прощались. При этом, чтоб я лишний раз не светился на глазах офицеров советского поста, они сами тормознули проезжавшую мимо «Татру»-наливник, договорились с водителем и усадили меня в машину. Но, проехав метров триста, моя попутка остановилась, водитель молча вылез и отправился в чайхану. Делать нечего, придётся ожидать его. Став за машину, чтоб меня не было видно с дороги, я закурил. Увидев меня, подошёл молодой афганец лет 16–17-ти. Поздоровавшись, мы обменялись с ним рукопожатием.
     - Ахмад-шах знаешь? – спросил он меня.
     - Слышал.
     - Это мой дядя. Он главный на Панджшере.
     - Рад за тебя, что у тебя такой родственничек.
     - Дай из автомата стрельнуть! – попросил парень.
     - Да мне не жалко, – ответил я. – Только нас с тобой с советского поста шурави сразу из пушек накроют.
      Не знаю, сколько бы ещё продолжалась наша с ним беседа ни о чём, во время которой мне периодически приходилось прятаться за машину от проезжавшей мимо советской техники, но вскоре вернулся водитель, мы заняли места в кабине, и в путь. Перевал Мирза-Атбили в обратном направлении мы также пересекли без приключений, и я благополучно возвратился на выносной пост, к своим ребятам с покупками.


ЗАМКОМВЗВОДА
     Когда проводили домой дембелей, в мае перед командиром взвода встал вопрос: кого назначить на должность своего заме-стителя? Свой выбор он остановил на мне – так я из рядового наводчика сразу стал сержантом, командиром танка и комсор-гом роты. Так как танк, командиром экипажа которого я был назначен, за пару месяцев до моего назначения сгорел, то эки-паж 535-го оставался до получения нового танка пешим. К тому же взводному подошёл очередной отпуск, и он благополучно отбыл на Родину. А тут ещё перемены в комсоставе батальона – сменились комбат, замполит батальона и командир нашей роты. До прибытия прапорщика, назначенного на время отпуска моего командира взвода старшим нашей заставы, мне пришлось пару недель исполнять обязанности командира взвода. Благо в этот период у нас не было боевых выездов, но прибывшие из Союза новые командиры изрядно доставали – им, ещё не втянувшимся в полевой военный быт офицерам, казались жутким нарушением воинской дисциплины такие вещи, как:
        - пожатие руки вместо отдачи чести младшими команди-рами...
        - внешний вид солдата, свободного от несения боевого дежурства, голый торс и тапочки на босые ноги…
        - то, что все деньги, которые ежемесячно выплачиваются солдатам, складываются в общак и находятся у замкомвзвода.

      
Я на выносном посту перед перевалом Мирза-Атбили
(с этой точки ушёл и не вернулся Безручкин)

     Хорошо, что все офицеры жили на других заставах и к нам наведывались лишь с непродолжительными визитами. В мои прямые обязанности входило: следить за доставкой хлеба и пополнением запасов питьевой воды, ну и главное – обеспечение боевого охранения вверенного нам участка дороги.
     Вскоре нам пригнали новый Т-62, на допброню которого мы нанесли белой краской его номер – 535, и я стал теперь уже настоящим командиром танка. К тому же танк был оснащён лазерным дальномером, что позволяло вычислять расстояние до цели с точностью до одного метра, слева от наводчика находилось электронное табло, показывающее результат измерения. Таким образом, наш экипаж мог без пристрелок поражать выбранную цель первым же выстрелом.



Ф-1
     С гранатами за мою службу запомнилось несколько историй.
     Первый случай запомнился, когда мы ещё в учебке отраба-тывали бросок гранаты из танка. Нужно было по команде сер-жанта сидевшего на макете танка, прижать чеку учебной грана-ты, выдернуть кольцо, открыть люк башни танка, бросить в мишень гранату и, «нырнув» обратно в башню, закрыть люк.
     Когда выполнять это упражнение подошла очередь курсан-ту-туркмену, то после команды сержанта, последовала подозрительно длительная пауза. Затем мы увидели, как с широко округлившимися глазами сержант-дембель спрыгивает с макета танка вниз. Последовал глухой хлопок. Не сразу сообразив, что же произошло, мы испугались за своего сослуживца. Но вскоре тот вылез из башни с рассеянной улыбкой на чумазом лице, хлопая себя по ушам. Его х/б на уровне пояса было чёрным. Весь взвод, переводя взгляды с сержанта на туркмена, взорвался дружным хохотом. Хорошо, что граната учебная была.

*     *     *
     Но не всегда было так смешно.
     Когда я, прослужив уже больше месяца в Афганистане, вы-ехал в составе своего экипажа дежурить на выносном посту, то попросил командира танка, прослужившего на полгода больше меня, разрешить мне бросить боевую гранату.
     Танк занял позицию на небольшой горке у дороги, была поднята крышка трансмиссии с радиатором, чтобы протереть от пыли доступные детали, пока будет длиться дежурство.
     - Риф! – обратился я к сержанту-татарину. – Ну дай мне по-пробовать бросить настоящую гранату, а то вдруг когда при-дётся, а у меня опыт только учебную бросать!
     - Хорошо. Только вначале я брошу, заодно посмотришь, как надо всё правильно делать! – ответил тот.
     Я подал ему «Ф-ку», он выдернул кольцо и, стоя за башней, бросил как можно дальше гранату. Я упал на четвереньки, спрятавшись за поднятую броню крышки трансмиссии. Механик Юра, тоже татарин, стоял рядом и весело подшучивал надо мной:
     - Не ссы, боец, осколки сюда не долетят!
     Прозвучал взрыв. Не знаю, то ли показалось, то ли вправду я услышал свист разлетающихся осколков. Спустя мгновение я услышал какое-то журчание. Когда я об этом сказал механику, тот, перегнувшись через поднятую крышку, растерянно выма-терился – из пробитого радиатора струйкой бежала охлаждаю-щая жидкость. Пришлось ему быстро хватать пассатижи и пе-режимать перебитую трубку радиатора.
     - Двоечники! – пришёл мой черёд поиздеваться над ними. – Вы что, не учили, что граната Ф-1 оборонительная и её осколки могут поражать противника на расстоянии до 50 метров?!

*     *     * 
     Мой сослуживец Виктор Гончаров угодил в госпиталь с ге-патитом А, пролежав там какой-то период, он решил, что под-лечился вполне достаточно и принял самостоятельное решение вернуться на свой гарнизон для дальнейшего прохождения службы. Но ввиду того, что решение было принято только им самим, сопровождение ему, естественно, никто предоставить не мог. Виктор посетил друзей-танкистов, находящихся в охранении полка, попросил у них гранату и отправился в путь, выйдя за КПП полка, он остановил первую же попавшуюся барбухайку и, оперируя парой слов на фарси и словом «Айбак», напросился водителю в попутчики.
     Когда же, прибыв на свою заставу, сослуживцы его спроси-ли, как же он не испугался на местном транспорте добираться 70 км по трассе без личного оружия, тот, улыбнувшись, достал из кармана Ф-1:
     - А я как только сел в машину, сразу ему под нос гранату: «Видал?!» Вот так и доехал…

 Виктор Гончаров (п. Нововоронежский)
*     *     *
     Вместе с нами, взводом танкистов, на нашем гарнизоне про-живали отделение мотострелков ПТВ (противотанкисты) и «трубачи» (ребята из трубопроводной бригады), у которых бы-ло два молодых недавно прибывших бойца-татарина Риф и Нурлат. Оба полноватые парни, только один маленького ро-сточка, второй значительно выше него. Естественно, им, как самым молодым, приходилось делать всю черновую работу среди трубопроводчиков, которые жили в отдельной землянке. В каждой землянке стояла печь-буржуйка, которая регулярно протапливалась. Как-то нам удалось уговорить офицера одной из колонн, перевозивших уголь, отсыпать нам немножко для топки. Куча угля была насыпана за пределами огороженной колючей проволокой территорией гарнизона, в дальнем углу. Взяв носилки, «молодёжь» отправилась за углем. Всё это происходило у нас на виду, но на их действия как-то никто не обращал внимания, каждый был занят своим делом на территории. Вдруг мы услышали дикие крики молодых бойцов, посмотрев в их сторону, мы увидели убегающих от кучи угля с полными ужаса глазами бойцов. «Пролетев» несколько метров, они дружно плюхнулись в багланскую пыль, закрывая головы руками. В тот же миг над кучей угля взметнулся столб чёрной пыли и прогремел взрыв!
      Позже, заикаясь, Риф и Нурлат наперебой рассказали нам, что там у них произошло. Отправившись за углём, ребята при-хватили с собой гранату Ф-1, чтобы проверить, сильно ли от её взрыва разбросает уголь. Разогнув предварительно усики коль-ца гранаты и привязав к нему верёвочку, парни обложили её камнями угля и отошли в укрытие с другим концом верёвки в руках. Дёрнув за конец верёвочки и выждав несколько секунд, они так и не услышали ожидаемого взрыва. Подтянув всю ве-рёвку к себе, они увидели на другом её конце привязанное ко-лечко гранаты, а взрыва так почему-то и не произошло. Недо-умевая, в чём же причина, они возвратились к кучке угля и ста-ли аккуратно «откапывать» гранату… и тут они услышали чёт-кий щелчок сработавшей чеки! Быстро сообразив, в какой нелепой и опасной ситуации они оказались, тут же рванули со всех ног удирать… ну, а остальное мы уже сами видели.
     Вот такой урок бойцы получили за своё излишнее и необду-манное любопытство, как говорится, и смех и грех. Но хорошо, когда всё хорошо заканчивается.
*     *     *
Помню, нам, комсоргам, доводили такой случай, имевший ме-сто на заставе у Рабатака. Старослужащий выдернул кольцо из гранаты и заставил «молодого» бойца прижать чеку лбом к по-лу и читать всем знакомое «Дембель стал на день короче…», но у того, видимо, нервишки сдали, не удержал… щелчок, через несколько секунд взрыв. В итоге два трупа. Спустя годы племянник этого «дедушки» будет искать в Интернете среди однополчан своего дяди тех, кто смог бы ему рассказать о «геройской» смерти родственника (в похоронке, я думаю, именно так написали)… А что ему можно рассказать?

ВЕЧЕРНЯЯ  ПРОГУЛКА
                Я (справа), комсорг роты в гостях на 14-й
сторожевой заставе (ранее 18-й опорный пункт)

         Будучи комсоргом роты, мне по каким-то комсомольским делам понадобилось встретиться с комсоргом батальона, пра-порщиком Чилий. Штаб батальона располагался на самой вер-шине перевала, в километрах семи-восьми от нашей заставы. Перекинув через плечо свой АКСУ с двумя спаренными изо-лентой магазинами по 30 патронов в каждом, я без проблем добрался до перевала на ротном БТРе, следовавшем в полк.
      Общаясь на перевале с прапорщиком, просматривая имею-щиеся в его библиотеке художественные книги, я даже не заме-тил, как быстро пролетел день. Тёзка-прапорщик предлагал остаться ночевать на перевале, но я сказал, что на заставе будут волноваться, да и не проблема – доберусь на попутках. Выйдя на дорогу за КПП батальона и простояв там минут двадцать, я понял, что основные колонны уже прошли и вся надежда на какой-нибудь запоздавший автомобиль. Тогда я решил идти пешком – всего-то около часа ходу по асфальту и под горку, к тому же ещё теплилась надежда на какой-нибудь попутный транспорт. В горах сумерки наступают  быстро, и я осознал уже, что поступил опрометчиво, отправившись в путь пешком. Но и возвращаться было уже поздно, почти полпути я уже прошагал. Услышав звук приближающегося БТРа, я вынужден был прятаться в придорожный каньон, т.к. встреча в таком месте и в такое время суток с кем-либо из офицеров не сулила мне ничего хорошего. Пропустив БТР, я вышел вновь на дорогу и продолжил путь. Между тем сумерки всё сгущались. Нет, страха не было, но идти одному ночью по дороге среди афганских сопок – это не вечерняя прогулка в соседнее село на гражданке, холодок за воротник всё же пробирался.
     И тут за одним из поворотов я увидел съехавший с дороги БТР и небольшой отряд царандоя, пытавшийся прикрепить трос к слетевшей с дороги барбухайке, чтобы вытянуть её вновь на трассу. Ослеплённые светом фар, бойцы не заметили моего приближения к ним, поэтому не успели даже ни испугаться, ни удивиться моему появлению из темноты. А я, тут же смешивая небольшой запас афганских слов с русскими, начал им объяснять, что мне нужно «барбухать до ближайшей шурави-заставы». Воины дружественной армии согласно закивали головами, и я, забронировав место позади башни на БТРе, благополучно добрался до своего поста.
     Командир взвода использовал весь свой фольклорный запас, объясняя мне необдуманность такого поведения. Я, конечно, согласился с ним, обещая, что впредь подобное не повторится.

МИННЫЕ  ПОЛЯ               
                Я и Поречин Анатолий
     Чтобы наш козёл Яшка не скучал от козлиного одиночества, ребята на какой-то из застав раздобыли для него козу, хоть и с «прицепом» (маленький козлёнок), но всё же – женский пол! Естественно, все обязанности по их кормлению и сохранности ложились на личный состав нашего гарнизона.
     И вот, проснувшись однажды ранним утром, мы увидели, что этой пары на территории нашего поста нет. Обругав часового за его невнимательность (не уследил), я, перекинув через плечо свой АКСУ с двумя спаренными рожками, собрался на поиски пропавших, но, так как одному идти не хотелось, я взял с собой добровольно вызвавшегося сержанта-белоруса Поречина из взвода ПТВ. Тёзка был на год моложе призывом, но он мне был симпатичен своей деревенской простотой.
     Восточная сторона просматривалась на довольно-таки при-личное расстояние, поэтому мы решили идти на запад. Осто-рожно пройдя через новое минное поле, которое недавно уста-новили сапёры полка, – несколько рядов ПОМЗ (противопехот-ная осколочная мина заграждения) на растяжках, – мы отправи-лись в путь. Мы редко отклонялись от автодороги, поэтому наш маршрут был нам незнаком и тем самым немного заманчивым. Нам слышались крики баранов где-то недалеко за сопками, и мы решили, что где-то неподалёку пасётся стадо и наши «прикомандированные», вероятно, прибились к нему. Мы уже отошли на пару километров и ускорили шаг, чтобы как можно быстрее справиться со своим заданием. Резко вдруг «бульба» крикнул: «Стой! Мина!». Я застыл, как вкопанный. Переведя взгляд под занесённую для очередного шага левую ногу, я увидел противопехотную мину. Холодок пробежал по моей спине. Как, откуда и когда она здесь появилась, нам не было известно. Дальнейшие поиски я тут же решил прекратить. Осмотревшись по сторонам, я увидел ещё одну… Интересно, а сколько их осталось за нашей спиной?
     Назад мы шли намного медленней, внимательно всматрива-ясь в каждую травинку, на наше счастье, больше таких «сюр-призов» нам не встретилось. Подходя уже к нашей заставе, мы увидели под горкой мирно пасущихся козу и козлёнка. Внут-ренне матеря их за всё наше сегодняшнее приключение, мы принялись их гнать «домой». Они, перейдя на галоп, рванули прямо на наши растяжки, я тут же крикнул: «Ложись!». Едва мы упали на землю, закрыв руками головы, как жуткий свист осколков убедил нас в правильности принятого решения. Под-нявшись, мы увидели, что наши животные лежат порубленные осколками от взорвавшихся мин. Почти весь личный состав нашего гарнизона подбежал к колючей проволоке, ограждав-шей территорию заставы, со страхом всматриваясь в минное поле. Громкий вздох облегчения послышался, когда они увиде-ли нас, приближавшихся. Осторожно ступая меж натянутой, как струна, проволокой, мы теперь уже в обратном направлении пересекли этот «смертельный барьер». 
     Через пару месяцев молодой солдат-узбек из Самаркандской области, до сих пор не могу вспомнить его имя и фамилию (чтобы найти в «Книге памяти»), пытаясь спрятаться от своих же, забежит на старое минное поле и подорвётся. До штаба батальона живым довезти его живым так и не успеют – один из осколков прошил насквозь печень.       
         


В ГОСТЯХ У ЗЕМЛЯКА
     С Мишкой Пилипяком мы подружились ещё на призывном пункте областного военкомата. Мы призывались из соседних районов в один день, затем в одном взводе служили в Теджене. И когда у самой границы нам сообщили номера воинских ча-стей, в которых нам предстоит служить в Афганистане, то Ми-хаилу пришлось поменяться с одним из сослуживцев, чтобы попасть в ту же часть, куда и я.
     Но когда уже в полку нас распределяли по подразделениям, мы оказались в разных танковых ротах. Сначала мой земляк служил на окраине города Пули-Хумри, затем его перевели поближе ко мне, на гарнизон «Бекеша», расположенный у подъёма на малый перевал Мирза-Атбили. Я же служил в 18-ти км от него по другую сторону перевала.
   
мл.с-нт Пилипяк Михаил

     Летом 1985-го ЦК ВЛКСМ подарил ограниченному контин-генту 20 000 художественных книг, которые были поделены между всеми подразделениями. Книги были замечательные (некоторые мне удалось прочесть) – Василий Ян «Батый», Вальтер Скотт «Айвенго», Рафаэль Сабатини «Одиссея капитана Блада» и др. Это был один из поводов «вырваться» из гарнизона в штаб батальона, чтоб посетить библиотеку, которой заведовал на перевале комсорг батальона пр-к Чилий.
     Произведя обмен книг и пообщавшись с комсоргом, я узнал от ребят, что на «Бекеша» собирается выезжать заправщик. Со своим земляком я не виделся уже больше года, поэтому я не мог не воспользоваться такой оказией.
     Гарнизон был расположен на самой вершине горки, с кото-рой дорога просматривалась как на ладони. «Урал», укутавшись в клубы пыли, тяжело взобрался по извилистой дорожке на высотку. Михаила я нашёл сразу же, он сидел в одной из землянок и рисовал что-то для стенгазеты. Так как спиртного у нас не было, а повеселиться хотелось, землячок предложил раскурить «трубку мира». Время за разговорами пролетело очень быстро, когда мы спохватились, советские колонны уже прекратили на сегодня своё прохождение по трассе, а на свою заставу мне всё же надо бы было вернуться в этот же день и, желательно, засветло.
     В надежде поймать запоздалую попутку мы спустились к дороге. На наше счастье вскоре показалась «Тойота» с крытым кузовком. Остановив её и на языке жестов и некоторых обще-известных фраз на фарси дав понять водителю, что мы от него хотим, я попрощался с Мишкой и забрался в кузов. Моими «попутчиками» были пятеро пожилых афганцев, одетых в ши-рокие национальные одежды с чалмами на голове. Я пристро-ился на краешке скамейки, поставив с противоположной от них стороны свой автомат, предусмотрительно сняв его с предохранителя. Едва мы тронулись в путь, как я заметил какие-то подозрительные движения одного из афганцев – одной рукой он полез  в один из потайных карманов своей одежды (моя рука на автомате напряглась) и достал оттуда какой-то свёрток, который ту же начал разворачивать. На застиранной и помятой тряпице у него лежали несколько пластин чараза, взяв пару из низ, он протял мне со словами:
     - Шурави, бакшиш!
     - Ташаккур, рафик! – поблагодарил я попутчика, мне нелов-ко было отказаться от чистого сердца предложенного подарка, да и ребята наши некоторые баловались этой заразой, будут рады моему «гостинцу».
     Тут же начал ковыряться в своих одеждах другой, найдя то, что искал, протянул мне несколько палочек такого же «продук-та». Я поблагодарил и его, «ребята» заулыбались мне в ответ, обнажив свои полусгнившие жёлтые зубы. Да, с виду простые мирные парни, но ухо с такими «друзьями» надо держать вост-ро – сколько уже было случаев с трагическим исходом от таких вот контактов?! Все 18 км в жутком напряжении, краем глаз постоянно держа всех пятерых в поле зрения. А тут ещё, не дай Бог, на перевале попасть в поле зрения офицеров – можно и на губу отправиться.
     Но вот уже пошёл спуск с перевала, а там за поворотом, под небольшой горкой, ставшая за полтора года уже родной – застава. Увидев, на каком «такси» я прибыл «домой», часовой округлил глаза, присвистнул и покрутил у виска пальцем. По-благодарив водителя, я поднялся по тропинке, обрадовавшись, что командир взвода находится в землянке и не видит, на чём я прикатил.


ЯШКА

     Во время одного из рейдов по горам в поисках пропавшего солдата (об этой истории я писал выше) мы натолкнулись на лагерь пастухов, во время «зачистки» которого в качестве «бакшиша» взяли себе несколько магнитофонных кассет, япон-ский фонарик и прочие безделушки, а также двух маленьких щенков и одного чёрненького, как смоль, козлёнка. Козлёнку впоследствии было присвоено почётное имя Яшка и предостав-лена полная свобода передвижения по нашему гарнизону. Вскоре этот козлёнок превратился в обычного горного козла домашней породы. Яшка был всеобщим любимчиком за свой игривый нрав. Зачастившие в ту пору к нам разного рода ко-миссии – из штаба округа, из штаба армии, из Москвы, – попав на нашу заставу и поигравшись с Яковом, уезжали от нас с хо-рошим настроением и положительными отзывами о несении службы нашим взводом.
     Услышав своё имя, находясь на любом расстоянии от зову-щего, Яшка бросал все свои козлиные дела и летел стрелой к нему. Как и все его сородичи, он любил играть в бодание – встав на дыбы и, просеменив несколько шажков назад, резко становился на все свои копыта и, наклонив голову, пёр в атаку на «противника» (обычно это был кто-то из солдат) во весь опор. Вся фишка заключалась в том, что также резко он тормо-зил, в паре сантиметров между выставленными вперёд рогами и бойцом. Естественно, что даже у знающих его повадки не всегда хватало смелости, чтобы остаться стоять на месте, чаще всего старались поспешно ретироваться. Но самым большим плюсом от Яшкиного пребывания на заставе являлся исключительный порядок на всей территории. Видимо, жизнь в Афгане даже у козлов несладкая – наш Яшка оказался всеядным. Брошенные сигаретные бычки, мятые пачки из-под сигарет (вместе с полиэтиленом!), обёртки от конфет и печенья, рваные клочки бумаги – всё это Яшка поедал подчистую. Дежурному солдату оставалось лишь убрать за ним кругляшки, быстренько проскочив с савочком и веником по территории.
     Чтобы обезопасить его от жары, однажды мы решили его постричь, оставив лишь львиную гриву вокруг шеи. Но когда, взяв ножницы, несколько бойцов завалили его на землю, он начал дико орать. На крик тут же выскочил из своей землянки командир взвода:
 - Кто посмел на Якова руку поднять?
 И всё же его потом постригли, рога покрасили яркой жёлтой краской, надев на них солдатскую панаму, прорезав в ней предварительно два отверстия. Яшка был неотразим!
     Слава о нём разошлась далеко за пределы нашей роты. Но однажды война настигла и его – часовой не заметил, как Яшка вышел за территорию гарнизона, огороженную колючей прово-локой, и забрёл на минное поле. Прогремел взрыв. Мы аккуратно пробрались к нему с носилками и отнесли в прохладу предбанника. Всё его тело было посечено осколками, но он был ещё жив, жалобно по-детски стонал, как будто плакал. Ему вкололи два шприц-тюбика промедола (несмотря на то, что списывать их было не так уж просто), чтобы хоть на какое-то время облегчить его страдания. Солдаты с других постов советовали нам дорезать козла, чтобы хоть мясо не пропало. Но нам такая мысль даже в голову не приходила – Яшка для всех на нашей заставе был неотъемлемой частью личного состава, как сослуживец, как верный друг и товарищ.
     На вторые сутки от полученных ран Яшка всё-таки скончал-ся и был предан земле со всеми воинскими почестями.

ЗДОРОВЫЙ  ОБРАЗ  ЖИЗНИ
     С середины лета последнего года моей службы я решил окончательно бросить курить и заняться здоровым образом жизни. Ещё до службы я несколько раз пытался порвать с этой вредной привычкой, но силы воли хватало максимум на пару недель.
 

     Жизнь на заставе у нас была вольной – ни подъёмов, ни физ-зарядок – до самого завтрака бойцы могли спокойно отдыхать в кроватях. Я же, преодолевая все соблазны лени, поднимался ранним утром, спускался на спортивную площадку, располо-женную за колючей проволокой, ограждавшей территорию нашей заставы, и приступал к совершенствованию своего тела. В мои упражнения входили пробежка (расстояние я системати-чески увеличивал), качание пресса на скамейке, выжимание гири, которую заменял обрубленный от танкового троса ковш, занятия на турнике и снова пробежка.
     Поначалу я бегал по дороге, которую мы охраняли, приказав часовому наблюдать за мной. Но после, когда услышал рассказ, что одного лейтенанта-спортсмена, также любившего утренние пробежки, похитили прямо на трассе «духи», я решил ограничиться нарезанием кругов вокруг нашей волейбольной площадки.
      Затем я переходил к водным процедурам, докрасна растираясь полотенцем, и готовился к утреннему приёму пищи, отличаясь бодростью и свежестью от других бойцов.
     Так продолжалось три месяца. Но с наступлением осени утро становилось всё более прохладным, а тут ещё поругался со своим взводным, который, возвратившись поздно вечером на заставу не совсем трезвым, решил проверить нашу боевую готовность, взяв оружие у часового и выпустив в воздух очередь из автомата. Очередь из автомата – это сигнал тревоги, по которому мы обязаны через запасной выход покинуть землянку и по линии окопов добраться до своих танков, занять боевые места, произвести запуск двигателя, включить рацию и ждать дальнейших указаний по ней. Все три танка стояли по периметру заставы, и у каждого был свой сектор обстрела.
     Что-то не понравилось взводному в том, как его бойцы «сработали» по сигналу. Когда он хотел повторить «учения», я начал его отговаривать от этого. Попытавшись приложиться ко мне своим кулачищем, он затем успокоился, достал из кармана пачку «Ту-134» и предложил мне закурить «трубку мира». За-курили, спокойно поговорили. Оказывается, у него произошёл какой-то конфликт с командиром роты. Ну а мы-то причём? – зачем на нас отыгрываться?
     Как говаривал Марк Твен, «нет ничего проще, чем бросить курить! – Лично мне это удавалось тысячи раз!»…
     Так было и со мной. И лишь спустя почти тридцать лет я всё же переборю себя и окончательно поставлю крест на этой дурной привычке.
СОН
Когда мне оставались считанные дни до дембеля (так предполагал), я написал в письме родителям, чтоб не переживали, если не будет писем, мол, в командировке... да и писать уже не хотелось...
Отец рассказывал... приснился ему сон, что спускается он в какой-то тёмный подвал со свечой, а там на полках лежат от-рубленные окровавленные головы... он, с испугом озираясь по сторонам, шёпотом спрашивает: "Толя, ты здесь?.." – И слышит ответ: "Здесь, батя...".
     Понятное дело, что он с криком проснулся в холодном поту. А наутро к дому подкатили работники райвоенкомата на ГАЗ-66 с крытым кузовом, из которого вышли и направились во двор люди в военной форме и агроном колхоза с ними – они приехали, чтобы узнать, не нуждаются ли мои родители в ка-кой-либо помощи!

                На выносном посту по охране дороги
        Каково это всё пережить?! Отец говорил, что в тот момент был готов и убить, а потом (когда узнал цель приезда) и расце-ловать их  одновременно.
       ...А я, примерно в это же время, меньше чем за месяц до ДМБ, и действительно оказался «на краю» (видно, родился в рубашке) – 26.10.1985 для меня стал вторым днём рождения! Детали этой истории я не могу рассказать даже спустя столько лет, но многие из моих однополчан наверняка о ней слышали. Мы оказались «меж двух огней» – погибнуть или попасть под трибунал – «спасибо» нашим командирам за это приключение! Но, к счастью, всё обошлось.   

ВИНОГРАДОВ
 
     Помню, что незадолго до смерти он побывал в отпуске. Много подарков он приготовил семье, словно не с войны ехал, впрочем, это был естественный набор любого отпускника офи-церского состава: джинсовое платье «Монтана», шуба, золотые серьги и колечко, японский двухкассетник и всякие восточные сувениры. Женат, три сына 2-х, 4-х и 6-ти лет в ту пору (если мне память не изменяет).
     С наступлением холодов участились ночные диверсии на трубопроводе, и к нам в расположение прибыли сапёры из пол-ка, чтобы установить на подходных тропах ПОМЗы (советская противопехотная осколочная мина натяжного действия, предназначена для выведения из строя личного состава противника, поражение наносится осколками корпуса мины, подрыв производится, когда человек, зацепившись ногой за проволочную растяжку, выдернет боевую чеку взрывателя).

  Техник роты прапорщик Виноградов (слева) и
командир роты капитан Кипарин

     Виноградов напросился помочь прибывшим сапёрам – сна-чала, чтобы указать им место, в котором необходимо устано-вить растяжки, а затем и сам решил попробовать освоить са-пёрное мастерство. Но что-то пошло не так…
     Всё происходящее находилось в зоне прямой видимости с нашего гарнизона, поэтому, когда прогремел взрыв, мы, все кто был на заставе, инстинктивно повернулись на этот звук. По полю бегали солдаты, но выстрелов никаких не было – мы поняли, что там что-то произошло, но что именно, пока не было ясно.
     Позже нам сообщили, что мина взорвалась прямо в руках у Евгения – всё его тело было посечено осколками, один из кото-рых прошёл через глаз навылет.

КРАЙНИЙ  БОЕВОЙ
За предыдущий наш «косяк», в результате которого погибли четверо местных, а сами мы чудом остались живы, по согласо-ванию с военными советниками нам предстояло совершить бо-евой рейд на территорию, находящуюся в зоне ответственности соседнего Ташкурганского полка, а именно – в окрестности кишлака Дальхаки.
 
     Вечером перед предстоящим выездом, проверив боеком-плекты и настройки раций двух танков, я улёгся в кровать и попытался уснуть, но сон не шёл ко мне, вместо обещанной первой отправки на дембель, после нашумевшего «залёта», дембеля нашей роты уйдут последними из батальона. Помимо всего этого необходимо ещё устранить неисправности, почистив и перебрав всю ходовую часть танка…
     Уже пошёл ноябрь. Давно я домой не писал, думал, что вот-вот будет отправка, а дембель всё откладывался. Волнуются родители, наверное, без писем моих, теряясь в тревожных предчувствиях.
     Как завтра сложится всё? За весь период службы в Афгани-стане настоящий страх посещает в самом начале службы, когда ещё совсем не знаешь, как вести себя в боевой обстановке, и вот теперь, когда до дембеля остаются считанные дни. У прикроватной тумбочки постоянно «дежурит» АКСУ с пристёгнутыми спаренными магазинами, на верхней полке тумбочки парочка «Ф-1» – это для самоуспокоения, на случай внезапного нападения на заставу. С утра надо бы быть со светлой головой, хорошо выспавшимся, но сон приходит лишь за пару часов до выезда…
     Где-то за полтора часа до рассвета мы двумя танками вы-двинулись в сторону крайней заставы нашего полка, по пути с 15-й к нам присоединились ещё два танка и БТР. Прибыв на 14-ю, где нас поджидали ещё два экипажа, мы спешились и по приказу командира роты собрались в одной из землянок. Раз-ложив на столе (прямо как в штабе армии) собственноручно нарисованную авторучкой на двойном тетрадном листе в кле-точку карту, ротный вкратце обрисовал поставленную перед нами задачу – выдвигаемся, становимся каждый на своё обо-значенное место у кишлака, «зелёные» прочёсывают, мы при-крываем. Действуем оперативно и слаженно, командовать хо-дом операции будет сам командир роты, который будет нахо-диться на БТРе с северо-восточной стороны кишлака.
- Выдвигаемся немедленно, с рассветом необходимо быть уже в заданном квадрате, 535-й (мой) в замыкании. По маши-нам!
     Подъезжая к Айбаку, по рации на нашей волне кто-то спро-сил:
     - Кто такие будете? Куда двигаетесь?
     - С посторонними в переговоры по связи не вступать! – по-следовала команда ротного.
Я, двигаясь в замыкании нашей колонны, состоящей из БТРа и шести танков, увидел полоску трассеров с одного из постов (по-видимому, цорандоевского) в сторону дороги.
     - «Гусар-15», наблюдаю трассера в нашу сторону слева! – доложил я.
     - Разверни башню и дай им просраться! – узнал я голос своего   взводного.
     - Отставить! – тут же внёс коррективы ротный. – Двигаемся без шума.
     Где-то уже за Айбаком мы разделились на три группы по-парно, и к нам на танк подсадили «проводника» – молодого парнишку-царандоевца, «не бельмеса» не соображающего по-русски, но хотя бы пальцем указывающего нам нужное направ-ление движения. Начало светать. Пересекая высохшее русло какой-то маленькой речушки, шедший впереди меня танк под командованием моего взводного черпанул стволом землю про-тивоположного берега. Я же (видимо, сказалась некая затормо-женность от того, что толком не выспался) вместо того, чтобы повернуть башню в сторону, повторил его трюк, и в ствол нашего танка также попала земля – стрелять из пушки теперь было нельзя. Проезжая полем вдоль зелёнки, взводный прика-зал мне опуститься внутрь башни, люки не закрывать (на слу-чай попадания комулятивной гранаты). При пересечении более широкой реки, пройдя немного вдоль по руслу, форсируя про-тивоположный берег, танк взводного закопался и сел на брюхо. Наш 535-й, новенький ещё совсем, с более «здоровым» движ-ком, обошёл его и, взяв на буксир, вытащил. Подходя к кишла-ку с противоположной стороны, мы наблюдали, как «зелёные» короткими перебежками, далеко отстав от нас, тоже пытались приблизиться. Заняв указанную нам позицию, не теряя времени даром, мы быстренько спешились и занялись чисткой стволов обеих танков, за что получили нагоняй по связи от ротного, приказавшего нам немедленно вернуться в машины и не высо-вываться без его команды.
      Спустя некоторое время нас наконец-то догнала «основная ударная сила» всей этой операции – пехота местной армии. Мы, выменяв у них несколько кукурузных лепёшек на пару банок нашей говяжьей тушёнки, приступили к завтраку, зная, что процесс прочёсывания кишлака растянется надолго.
     Часа через два «зелёные» всё же привели шестерых борода-чей со связанными руками, а нам поступила команда сменить позицию, обойдя кишлак с западной стороны. Танки взревели моторами, но только тронулись с места, мой тут же заглох.
     - Юр, в чём дело? – спросил я своего механика-водителя.
     - Горючка в баке закончилась, надо переключиться на другие баки и прокачать систему!

 
     - Давай, делай резче, а то сейчас начнётся…
     Началось:
     - 35-й почему встал? – раздался голос ротного по связи.
     - Закончилось горючее, сейчас переключимся на другой бак и двинемся.
     - Вас же только вчера под завязку залили?! Уже продать успели? Ну, вернёмся «домой», я вам устрою…
     - Наш танк последним заправлялся, товарищ капитан, не хватило на полные баки! – поспешил я прервать его гневную тираду.
     В это время танк снова взревел, изрыгнув клубы дыма из сожжённой солярки, и мы двинулись догонять своего ведомого. Заняв новую позицию, нам вновь предстояло скучное занятие – наблюдать издалека за развернувшимся перед нами театром боевых действий.

 
Чуть позади нас из-за дувала показалась голова мальчугана, любопытными глазами рассматривающего нас и наши боевые машины. Солнце уже стояло высоко, и, несмотря на ноябрь месяц, жара стояла приличная, к тому же после сухого завтрака хотелось пить…
     - Эй, бача, об аст? – «блеснул» я знанием фарси.
     Голова тут же спряталась. Мы решили, что мальчишка испугался, но спустя пять минут он вышел из-за глиняной стены с кувшином в руках. Мелко семеня обутыми в галоши босыми ногами, он подошёл к моему танку и протянул мне свою ношу.
     - Смотри, чтоб не отравил! – танк взводного стоял рядом с моим.
     - Да не должен бы! Понимает же, что мы разнесём тут всё в пух, если что не так, – я отхлебнул холодной, как только что набранной из родника, воды. Кувшин пошёл по кругу…
     - Интересно, в чём и как они её хранят, что она такая холод-нючая?!
     - Ташаккур, бача! – поблагодарил его я и протянул ему булку хлеба и какую-то банку консервы. – Держи, бакшиш!
     Тот молча схватил гостинец, забрал кувшин и быстренько засеменил обратно за угол глиняной стены.
    А в это время на поле под горой в километре от нас послы-шалась какая-то перестрелка и гулкий выстрел из танка. Голос ротного по связи:
     - 30-й видишь перед собой чуть правее расщелину?
     - Какую? Возле которой большой камень?
     - Да, давай-ка стрельни туда!
    После очередного выстрела из танковой пушки:
     - Куда ты стреляешь? Ты что, не можешь отличить расщелину от …(ЖПО)?
     - Да мне тут афганцы сказали стрельнуть в другое место!
     - Попал в другое место?
     - Попал.
     - Молодец! А теперь возьми-ка чуть повыше!
     Наблюдая за происходящим, я уже давно вымерял дальномером, который был установлен только на моём танке, расстояние до цели и, видя, что 30-й, находясь у подножия горы, не может достать указанную цель, предложил взводному запросить разрешение на выстрел из моего танка. Тот долго противился, но потом всё же прижал ларингофон к шее:
     - «Гусар-15», разрешите 35-му сделать выстрел по горке? Она хорошо просматривается отсюда, и он уже вымерял рас-стояние до цели!
     - Не разрешаю! Не хватало, чтобы вы издалека «зелёных» положили, которые уже пошли по горам…
     - У нас всё выверено до метра новеньким дальномером! Не промажем!
     - Отставить!
     Через полчаса беспорядочной стрельбы, в которой нам так и не дали принять участие, всё наконец-то стихло. Мы подождали, пока «зелёные» спустятся с гор, и стали выдвигаться через кишлак на противоположную его окраину, туда, где находился БТР ротного. Двигаясь по узким глиняным улочкам с крутыми поворотами, наши механики, как ни старались, всё же не везде могли вписаться в них, частенько отламывая корпусом танка от глиняных стен солидные куски. Предвидя подобное, я приказал перед выездом снять новые подкрылки с танка, чтобы не помять их.   
          На крышах дувалов стояли толпы ребятишек, пожирая нас своими любопытными глазёнками. Вдоль улиц сидели ста-рики в белых чалмах с почерневшими от афганской жары ли-цами. Вековая отсталость этого народа вперемешку с благами цивилизации, ввозимыми в основном из Пакистана и Индии,  смотрелась порой анекдотично. Живя в этих затерянных среди гор кишлаках, в глиняных лачугах, без электричества, где дрова продаются на вес, где круглый год, и зимой, а летом, все ходят в резиновых галошах на босу ногу, они меж тем ели экзотические фрукты, запивая колой и пепси, слушая индийские песни, льющиеся из громаднейших японских двухкассетников.
     Наконец мы выстроились в колонну и двинулись в обратный путь. Мой танк также шёл в замыкании. В Айбаке ротный заез-жал к советникам, догнал нас уже на выезде из него:
     - 35-й, отчего грустный такой? Не выспался? – услышал я его голос по рации. Обернувшись, увидел БТР, на котором тот восседал.
     - Да, нет. Подкрылки новые бережём, оставили дома, вся пыль прямо в глаза…
     - Молодец, командир! Не грусти, сейчас заедем ко мне (имел в виду заставу, на которой он проживал), покажу сегодняшние трофеи!
     Мы действительно заехали на 15-ю заставу, где ротный гор-до нам продемонстрировал «духовские» трофеи: ПЗРК, испан-ский пистолет, английскую винтовку… Но нам хотелось уже поскорее попасть «домой», на свою заставу, где ребята уже истопили нам баньку, помыться, поесть и забыться во сне, проверив предварительно, на месте ли парочка гранат, примостив у прикроватной тумбочки свой АКСУ со спаренными рожками… Когда же дембель?!

ДЕМОБИЛИЗАЦИЯ
     Ещё в октябре как-то командир взвода мне рассказывал:
     - Приезжал ротный, спрашивал, чем ты занимаешься? Я ему ответил, мол, к дембелю готовится – шапку ушивает… А он мне: зачем ему шапка? – в фуражке домой поедет (намекая на скорую мою отправку)…
     Но вот уже заканчивается вторая декада ноября, а я всё ещё здесь. Пару недель назад мимо моей заставы на колонне уже убыл мой зёма из Новооскольского района, служивший на «Бе-кеше» в 18-ти км от меня, по ту сторону перевала Мирза-Атбили. Около месяца уже не писал писем домой, волнуются, наверное.
     - Давай, я тебе на дембель «старшого» присвою? – командир взвода всегда с уважением относился ко мне.
     - Не, не хочу – погоны не красивые, – ответил я.
     - Ну, давай, тогда на старшину приказ напишу?!
     - Да нет, спасибо, товарищ старший лейтенант! Погоны я уже подготовил, не хочу возиться, переделывая их…
     - Уйдёшь, а мне самому с молодыми ещё полгода воевать (замена взводному должна была прийти в апреле) – остался бы сверхсрочно?!
- Да я бы не против, зимой «на гражданке» в селе делать особо нечего, да и весной на дембель идти приятнее, но кон-тракт-то на год заключается… потом мне дослуживать одно-му?!
     Летом 1985-го наконец и на нашу заставу пришла цивилиза-ция – был установлен бензиновый генератор мощностью 1кВт, благодаря ему вечером у нас теперь светила электролампочка вместо «Летучей мыши». К тому же теперь у нас появилась возможность «дома» смотреть фильмы (раньше для этого при-ходилось отправляться в гости на другие посты).
     В тот вечер, в 19.11, в нашей землянке над запасным выхо-дом, у которого располагалась моя кровать, была натянута простыня-экран. На втором ярусе надо мной лежал взводный – мы просмотрели один фильм, начался уже второй…
     Послышался рёв двигателя останавливающегося возле заставы БТРа – мы знали, что ротный сегодня ездил в полк. Послышался топот часового, вбегающего в землянку и доложившего о приезде командира роты. Взводный поднялся и пошёл встречать его.
     Все знали, что раз уж наши были сегодня в полку, то должны были привезти почту – я же больше писем ждал приказа о моём дембеле. Послышался гул отъезжающего БТРа, взводный возвратился и, став одной ногой на мою кровать, залезая на второй ярус, как бы между прочим, произнёс: «Завтра тебе с вещами в полк».
     Как только фильм закончился, я тут же занялся подготовкой парадной формы – надо было погладить китель и брюки, остальное уже всё было готово:
- выстирана в бензине и начёсана массажной щёткой шинель, складка на спине зашита настолько, насколько положено «дембелю», пуговицы закреплены гвоздиками;
- шапке, намоченной, а затем высушенной, натянутой на 3-х литровую жестяную банку с подставленными по углам дере-вяшками, придана квадратная форма;
- в погоны вставлены изогнутые вставки;
- в петлицах не жёлтые (как положено по уставу), а белые танки (с полевых зелёных содрана краска и начищены до блес-ка);
- сапоги отутюжены раскалённой в буржуйке-печи кочерёж-кой, набиты двойные каблуки.
     Утром за мной заехал БТР, в котором уже сидели два зам-комвзвода нашей роты – башкир и молдаванин. Я запрыгнул с вещами на БТР, он тронулся, ребята с заставы по традиции вы-пустили по одному рожку со своих автоматов в воздух – так застава всегда провожала своих дембелей.
     В полк прибыли к полудню и сразу же беготня с обходным листом – библиотека, в которой никогда не был, ещё какие-то заведения и… последняя подпись – в особом отделе.
    Оставив перед дверью в кабинет свой дипломат, я постучался и вошёл к особистам, их было двое.
     - А где вещи? – спросил один из офицеров.
     - Там, за дверью.
     - Заноси!
     Югославский дипломат с номерным замком и наклеенными блестящими буквами PULI-HUMRI, в котором были бритвен-ные принадлежности, мыло, зубная паста и щётка, большое банное полотенце и позолоченная цепочка с крестиком, куп-ленная в дукане (аккуратно сложенная и приколотая булавкой к свёрнутому полотенцу, чтобы при проверке не нашли). Крестик я вёз в подарок родившемуся в моё отсутствие у среднего брата сыну, которому меня заочно избрали крёстным отцом. Плюс ко всем этим вещам маленькая записная книжка с адресами сослуживцев, которая так и называлась «Адреса друзей».
     Внимательно осмотрев мой небогатый багаж, один из офи-церов поинтересовался:
     - Ну, а где же блокнот с песнями и рисунками?
     - А зачем он мне?! – адреса вот я записал, а песни я и так наизусть запомнил.
     - Наверное, уже в письмах домой их все отправил за время службы?
     - Да, нет. Не отправлял! – пытался откреститься я.
     - Да ты не торопись с ответом, подумай хорошенько!
     Произнесено это было таким тоном и с таким взглядом, что я себя почувствовал стеклянным человечком, которого эти двое видят насквозь. И тут я вспомнил, как, отправляя брату  письмами тексты песен об Афганской войне, я нумеровал их. А однажды брат мне написал, что с такого-то по такой-то номер песен не получил. Ну, ясное же дело – особистов работа – вскрыли письма. Отпираться было бесполезно.
     - Ну что, вспомнил? – настаивал особист.
     - Ну, отправлял некоторые… - сознался я.
     - Какие?
     - Да я уже и не помню.
     - Вспоминай! – сказал офицер и пододвинул ко мне стопку армейских блокнотов, видимо, конфискованных у ранее уволь-нявшихся дембелей.
     Отыскивая стихи и песни с более безобидным для нашего правительства текстом, я принялся изучать эти блокноты. Затем мне предоставили авторучку и несколько чистых листов формата А-4 с предложением написать объяснительную, в которой необходимо также рассказать о том, когда, где и с кем слушали по приёмнику «Голос Америки», о чём там говорилось, как мы с сослуживцами обсуждали услышанное?
     Мне не пришлось особо напрягаться – они сами мне продиктовали то, что я должен был написать. Всё это вылилось в четыре стандартных листа. За всю свою службу я лишь пару раз мимолётно пересекался с офицерами особого отдела. Откуда они всё это знают? Значит, кто-то «стучал»? Но кто? Когда? Лёха, когда от дедовщины сбегал в полк?..
     - Подписывай, сержант!
     - Не буду! – заколебался я.
     - Как «не буду»?! – А зачем тогда всё это писал?
     - Вы заставили, я и написал.
     - Подписывай, не дури. Если на гражданке ерундой заниматься не будешь, через пару лет вся эта писанина уничтожится.
     - Какой ерундой?
     - Ну, например, исполнять публично эти песни.
     Внимательно перечитав всё написанное своей рукой, убе-дившись, что на моих сослуживцев тут никакого компромата нет, я подписал.
     Ночевать пришлось у разведчиков, которые полночи бряцали оружием и боеприпасами, готовясь к очередной боевой операции.
     Утром 21-го построили на плацу увольняющихся сегодня в запас – 13 бойцов. Прапорщик внимательно осмотрел каждого увольняющегося бойца со строгой придирчивостью:
     -  Накладные каблуки на сапогах убрать! Эмблемы в петли-цах заменить на уставные! Подстричься! Шинель сзади рас-шить. Разойдись! Следующее построение через два часа.
     Не знаю, как другие, я же не стал ничего менять в своём дембельском прикиде, но при очередном построении всё же стал во второй шеренге.
     - Та-а-а-ак… Видимо, мы не очень торопимся домой?! – сделал заключение прапорщик, заметив, что большинство из нас проигнорировали его предыдущие замечания. Что ж, очередное построение ещё через 2 часа.
     - Товарищ прапорщик! – вмешался стоявший рядом с ним старлей. – Да пусть уже едут. Бог с ними!
     - Да?! Ну, смотри – ты старший – тебе решать!
     Мы с облегчением вздохнули и побрели к КПП полка, наде-ясь успеть сесть на какую-либо колонну, идущую на Хайратон. Нам повезло – к отправке готовилась колонна, почти полностью состоящая из молдован.
     - Подбросишь до Союза? – заглянул я в кабину одного из КамАЗов.
     - Конечно! – обрадовался солдат тому, что ему не придётся в дороге скучать одному.
     Я положил шинель и дипломат на сиденье между мной и водителем, тот не сводил глаз с моего кителя.
     - А что это за награды? – нерешительно спросил он, кивая на знаки «Молодогвардеец XI пятилетки» I и II степени.
     - Значки комсомольские – я комсоргом роты был.
     - А-а-а… я уже думал, что дважды Героя Советского Союза повезу – похожи очень!
     Взревели моторы, КамАЗы выстраиваются в цепочку перед КПП полка, и затем по команде вереница машин, поднимая ке-лагайскую пыль, выползает на дорогу Кабул – Хайратон.    
     Прощай, родимый полк! – начался отсчёт километров, разделяющих меня с родимым домом. Водитель мне попался резвый – не успели мы скрыться за первым поворотом, как он уже начал обходить машины своих сослуживцев, иногда встречным барбухайкам приходилось даже съезжать на обочину, уходя от столкновения. Суть этого манёвра мне стала ясна, когда мы прибыли в центр города Пули-Хумри – отрыв от колонны нужен был для того, чтобы сделать кое-какие покупки, не отстав от неё. Едва машина остановилась, как её тут же облепили бачата «Чё надо, шурави?». Засверкали их грязные пятки, и, не успел я и глазом моргнуть, как в кабину были погружены четыре бутылки водки «Столичная», несколько блоков американских сигарет и упаковок восточных сладостей. Отсчитав пацанятам нужное количество мятых афганий, водила «вдарил по газам», влез в строй уже догнавшей нас колонны, мы двинулись дальше.  Внимательно смотрел в проплывающие мимо пейзажи, стараясь потвёрже их запечатлеть в своей памяти и мысленно навсегда с ними прощаясь – прощай Пули-Хумри, со своей быстрой речкой, прощай зелёнка Чезмашера, прощайте дуканы Рабатака, прощай перевал Мирза-Атбили…
     Здесь, на перевале, у штаба танкового батальона колонна остановилась. Мне же позарез надо было заскочить на следую-щую, свою, заставу – забрать оставленные там фотоплёнки и дневник, ещё раз обняться на прощание со своими ребятами. Пытаюсь объяснить это водителю-молдованину:
     - Давай проскочим и подождём колонну у следующего по-ста!
     - Нельзя, – говорит. – Командир заругает!
     Вот колонна наконец снова тронулась. Мои нервы на преде-ле – как же так, мне ведь обязательно надо заскочить на заставу, забрать самое, пожалуй, дорогое, что у меня было. На свой страх и риск водитель всё же поддался моим уговорам, попросив как можно быстрее справиться со своими делами. Я бегом взлетел на горку, забрал свои «драгоценные» вещи, быстренько пожал руки каждому бойцу и бегом вниз, к машине. КамАЗ рванул с места, и мы опять услышали прощальные автоматные очереди. Прощайте, мужики! Сведёт ли судьба нас вновь когда-нибудь? Проезжая мимо выносного поста, где на горке у дороги стоял один из наших танков с экипажем, я попросил водителя дать длинный сигнал. Ребята догадались, что это я на колонне уезжаю на ДМБ – приветливо замахали мне руками, а потом, схватив автоматы, выпустили по одному рожку в воздух. Вот проезжаем обелиск Марату, сгоревшему полгода назад в танке, 15-ю заставу… За спиной остался крайний гарнизон нашего полка, проезжаем Айбак (сколько раз нам пришлось здесь повоевать!), как-то неуютно себя ощущаешь, находясь без оружия, небольшая остановка на то, чтобы ребята пообедали, немного передохнули и снова в путь. Вот проезжаем между нависших скал Македонского ущелья, за которым резко открывается пустыня, оставляя позади горные вершины. Ну вот, наконец-то, и Хайратон – колонна заворачивает в сторону, оставляя 13 дембелей на дороге. Куда дальше? – никто ничего не знает. Решили двигаться вперёд по дороге, там, впереди, должен быть мост через Аму-Дарью, а за ним и таможня, где нас будут «шмо-нать», опять начнутся ненужные вопросы… Эх, гори оно всё синим пламенем! – я достал из дипломата свой дневник, в котором последние полгода в мельчайших подробностях описывал все наши боевые выезды. Как было бы здорово спустя много-много лет вновь перечитать его страницы! Но, вспомнив недавнюю беседу с особистами, я вырвал исписанные страницы общей тетради и поднёс зажжённую спичку…
     У самого моста, возле КамАЗа с крытым тентом кузовом, нервно переминаясь с ноги на ногу и озираясь по сторонам, покуривал прапорщик. Увидев нестройный ряд солдат в парадной форме, не понимавших, куда же дальше идти, он торопливо заговорил:
     - Ребятки, вы сегодня переправляетесь? Давайте, быстрень-ко-быстренько, граница вот-вот закроется на сегодня, придётся тут ночевать!   
     Мы быстро погрузились в кузов автомобиля, замелькали пролёты моста, под которым несёт свои мутные воды Аму-Дарья, река-граница между Афганистаном и Союзом, между войной и мирной жизнью. Ещё более трёх лет будет продол-жаться эта война, но для нас она закончилась сегодня, прямо сейчас.

    
«Нам вернуться сюда больше не суждено,
     Сколько нас полегло в этом долгом походе
     И дела не доделаны полностью, но
     Мы уходим, уходим, уходим, уходим… !»

 

     21 ноября 1985-го около 17.00 по местному времени я пере-сёк границу по Хайратонскому мосту. Таможенники начали нас «шмонать» по полной программе – вряд ли кто из дембелей может хорошими словами вспомнить  процесс прохождения таможни. Помню, уволившиеся раньше ребята, описывая нам в своих письмах процесс пересечения границы, использовали целый арсенал нецензурных слов, без которых армейский лексикон был бы неполноценным. Непроявленную фотоплёнку с памятными снимками тут же засветили и отправили в урну, три рулона проявленных фотоплёнок были «по-братски поделены» между мной и работниками таможни:
      – Это что? Твой гарнизон заснят панорамой? – спросил та-моженник, просматривая кадры на фотоплёнке. – На кого рабо-таешь?
     - На себя! – хмуро ответил я.
     - Тебе сколько до дома ехать?» – не унимался он.
     - Трое суток и – дома!
     - Смотри! А то будешь года три добираться!
     Затем его внимание привлёк автоматный патрон (во время службы мы носили такой в пистоне брюк ХБ – вытаскивается пуля, высыпается порох, вставляется бумажка с личными дан-ными и вновь пулю на место – чтобы в случае тяжелого ране-ния или смерти можно было установить личность бойца и под-разделение, в котором он служит).
     - Боеприпасы пытаемся провезти?
     - Это амулет. Патрон пустой.
     - А может, там наркотики? – не унимался служивый.
     Я вытянул пулю и продемонстрировал, что там пусто.
     - А фотоальбом же где твой?
     - Хотел было дома сделать, да спасибо вам! – уже помогли! – зло ухмыльнулся я, кивая на обрывки фотоплёнки.
     Вот так встречала Родина своих героев. Но всё же мы особо не горевали по этому поводу, главное – мы возвратились в мирную жизнь! И пусть до дома ещё не одна тысяча вёрст – это не важно, доберёмся…
     КамАЗом нас также доставили в город на выплатной пункт, где я получил честно заработанные за годы службы 152 рубля.   
     Ну а дальше уже сами – кто куда. Из 13-ти увольняющихся бойцов почему-то большинство решили лететь самолётом, я же, уговорив однополчанина, полкового пекаря, решил отправиться уже знакомым железнодорожным маршрутом.   
     Наняв тут же дежурившее такси, мы отправились на ж/д вокзал. По дороге водитель – узбек начал поносить нового Верховного, установившего сухой закон в стране, давая понять, как трудно в нынешнее время приобрести спиртное, при том ещё приходится переплачивать за него.
      - Сколько? – своим вопросом я дал ему понять, что понял о его занятии подпольным бизнесом.
     - Что сколько?
     - Ну, сколько стоит бутылка водки?
     - А-а-а… – обрадовался узбек. – Пятнадцать рублей.
     Выйдя из такси, я взял у таксиста две бутылки водки (чтоб в поезде было нескучно дорогу коротать) и протянул ему 30 рублей. На лице узбека появилась кислая мина.
     - Что-то не так? – спросил я.
     - Так, но… за то, что я привёз вас сюда, накинь хоть рублик!
     Билеты на проходящий «Душанбе-Москва» мы взяли без проблем. Уже стемнело, когда мы садились в свой вагон. Наши места оказались заняты, на наш вопрос относительно наших мест таджик-проводник попросил потерпеть немного:
     - Едут гости со свадьбы, устали, отдыхают, сейчас я вас где-нибудь пристрою.
- Послушай, на кой нам где-то пристраиваться, вот наши би-леты, здесь указаны наши места, давай, наводи порядок в своей хате.
     От такого хамского отношения всё нутро кипело. Вышли покурить в тамбур. Проводник часто мотался туда-сюда мимо нас, возможно, какие-то детали разговора нашего он мог услышать. Да мы к тому же разговаривали тоже громко.
     - А может, давай ему по дыне настучим?! А то он припух слишком – люди с войны едут, устали… – предложил мой товарищ.
     - Да нет, не педагогично. – ответил я. – Попросим бригадира поезда, чтоб навёл порядок с местами в нашем вагоне.
     - Но ведь одно другому не мешает. – Не унимался друг. – Дадим в дыню, а потом, если не поможет, к бригадиру!
     Но, возвратившись в вагон, мы поняли, что ничего предпри-нимать уже не надо. Проводник любезно проводил нас к сво-бодным местам на нижних полках плацкартного вагона, преду-предив при этом, чтобы мы вещи свои не оставляли без при-смотра, а то, мол, видят, что солдаты едут из Афганистана, значит, с импортными подарками, поэтому бывают случаи, когда воруют дипломаты вместе с содержимым. К утру пассажиров в нашем вагоне заметно поубавилось, мы познакомились с двумя дембелями ВВ-шниками из соседнего купе и начали «коротать» дорожку, благо, мы предусмотрительно об этом позаботились ещё в Термезе. Здесь же я подружился с пятилетней Катюшкой, которая ехала до Гурьева с бабушкой. Девчушке, видно, понравилась военная форма и значки на ней, да и сама она была не из робкого десятка. Эта дружба мне потом выходила «боком». Расправившись с очередной порцией «коротания дороги», мы ложились отдыхать, невзирая на время суток. Но мне отдохнуть никак не удавалось, потому что моя новая подружка начинала меня теребить за нос, требуя к себе заслуженного внимания. У меня в жизни не было сестрёнки, тем более ещё своих детей, я совершенно не умел общаться с маленькими детьми, поэтому я до сих недоумеваю, как у нас с ней могла зародиться такая дружба. Но когда настало время им с бабушкой выходить на своей станции, Катюшка плакала навзрыд и просила бабушку сесть обратно в вагон и ехать дальше с нами…
     На одной из станций мы наконец-то увидели настоящий ро-димый снег, выскочив на перрон, мы радовались ему как дети – падали в снег, бросались снежками, просто осыпали друг друга – со стороны, наверное, это казалось странным. Им было не понять, как мы истосковались по настоящей русской зиме, по Родине.
     Через трое суток ранним утром я вышел на перроне ж/д вокзала г. Валуйки. Было больше 20-ти градусов мороза, так что я даже и не понял, то ли от мороза меня всего трясло, то ли от сознания того, что через пару часов я буду дома. Автобусом – до Никитовки, решил зайти к новым родственникам (брат женился, пока я служил, и крёстным для своего сына заочно выбрал меня). Позвонил брату, который учился в совхозе-техникуме, не знаю, как и на чём он так быстро добрался, но через час мы уже крепко обнимались. Встречи, встречи, встречи... то с одними, то с другими. До дома ещё 10 км по бездорожью, и в этот путь мы с братом отправились уже ближе к вечеру. Слухи о моём возвращении опередили меня – на полпути нас встретил автомобиль, который нанял мой отец. Ему уже 52, он выскочил из машины и начал в шутку отчитывать меня за то, что я так долго задерживаюсь в дороге. "Не переживай, батя, теперь я уже дома!" – ответил я. Мать встречала у калитки ворот: за миг той встречи многое можно отдать! Не помню, были ли слёзы в моих глазах. А сердце готово было вырваться из груди – только в этот момент я осознал, что наконец-то… Я ДОМА !!!

              Заскочил к тёте Марусе, до родимого дома осталось            10 км, с родителями ещё не встретился…