Альфа и Берта

               

 — Да уведи же ты ее отсюда! — раздраженно крикнул муж.

 Глотая слезы, я потянула собаку за ошейник. Она послушно пошла за мной. До самой ночи мы молча сидели с ней во дворе.

                ***
  Давно, а по собачьим меркам, и, вовсе, полвека назад, позвонила мне дальняя родственница. Из тех, с которыми, в основном, видишься только на проводах кого-нибудь из общих знакомых в лучший мир. Говорила она громко, много и не по существу. А, самое главное, без предисловий. Поэтому для понимания сути сообщения нужно было слушать внимательно, чтобы по каким-то кодовым словам собрать из этой головоломки информацию, которая, в принципе, могла бы уместиться в двух-трех предложениях. Но, поскольку женщина она была одинокая, звонила редко и всегда по делу — грех было не пообщаться.

 Отведя телефонную трубку на безопасное для барабанных перепонок расстояние, вначале я слушала долгие излияния по поводу тяжелой жизни. И вдруг мелькнуло: «отец — кобелина проклятый» и «а у вас участок большой». Я напряглась, потому как поняла, что развязка вот-вот наступит. Дальше наступало время наводящих вопросов, которые нужно было успеть задать, пока дальняя родственница набирала в легкие воздуха для очередной тирады.

 Итак, после некоторых уточнений стало ясно, что ее Жозефина, немецкая овчарка довольно преклонных лет, совершенно неожиданно ощенилась семеркой полупородистых щенков. И теперь бедная женщина пытается пристроить их в добрые руки. Далее следовало: «вы такая порядочная», и «семья у вас такая хорошая», и «дети такие воспитанные» и прочие елейные возлияния.

 Так что не оставалось ничего, кроме как попросить тайм-аут на обсуждение создавшейся ситуации с домочадцами, и, в первую очередь, на серьезный разговор с супругом. Потому что дети при первом же упоминании о собаке потеряли способность спокойно разговаривать и наперебой придумывали имена будущему питомцу. Но я после гибели нашей последней собаки, которую мы все оплакивали до сих пор, была морально не слишком готова вновь взять на себя ответственность за жизнь и здоровье лучшего друга человека.

 Однако чаша весов с доводами «за» очень скоро перевесила мои сомнения. И уже на следующий день мы были у дверей дальней родственницы.

 Поднявшись на третий этаж, по запаху, который ни с чем не спутаешь, мы безошибочно вычислили квартиру нашей знакомой. Минуты две пожилая хозяйка возилась с замком под аккомпанемент дружного тявканья.

 По дороге из прихожей в гостиную мы выслушали очень занимательный обзор внутриполитических событий, последние новости о коварстве пенсионной системы, ну и совсем чуть-чуть пробежались по общим знакомым.

 Прямо перед диваном, растянувшись на полу, лежала усталая пожилая особа, которая почти не удостоила нас вниманием. Вокруг нее, попискивая, крутились два совершенно одинаковых черных лопоухих существа. По всему было заметно, что статус молодой матери собаке изрядно надоел, и она, лениво клацая зубами, отгоняла детвору.

 — А где остальные щенки? — наивно поинтересовалась я, надеясь выбрать из всего помета полукровок самого крупного и по мере породистого кобелька.

 — Разве я не сказала? — слишком искренне удивилась дальняя родственница, — всех разобрали. Остались только эти две девочки. Странные люди: всем только мальчиков подавай. Но настоящий собаковод знает, что самые лучшие, самые преданные и умные собаки вырастают именно из девочек. Вы же согласны со мной?!

 — Да, но… — я посмотрела на мать этих замечательных щенков.

 Вероятно, в моем взгляде промелькнуло осуждение морального облика ее питомицы, потому что родственница сразу обиженно поджала губы:

 — Вы не подумайте чего. У Жози всегда был постоянный кавалер, очень достойный мальчик, с родословной. Служил, а, может, и сейчас служит, — тут она перешла на шепот, — в отряде «Альфа». А вот откуда взялся этот проходимец, не знаю. Я так надеялась на ее благоразумие, но не уследила.

 Любвеобильная Жозефина, не сумевшая сохранить верность своему Бонапарту, виновато прикрыла морду лапой. Видно было, что беседы о ее нравственности велись здесь не в первый раз.

 Тут я вскрикнула. Одна шкода умудрилась забраться на диван и, чтобы перевести разговор в более продуктивное русло, цапнула меня за палец.

 — Ну что ж, тетушка, выбор у нас небольшой, — сказала я, и, обратившись к мужу, глазами указала на щенка покрупнее.

Он кивнул.

 Престарелая Жози в сцене прощания не приняла никакого участия. Наверное, за долгие годы плодотворной производственной деятельности она успела привыкнуть к расставаньям.

 Мы попрощались с родственницей и направились к двери. И вдруг взгляд мой упал на вторую кроху, которая грустно сидела в уголке. В ее огромных черных глазах застыли слезы. Не знаю, было так на самом деле, или богатое воображение нарисовало мне данную картину, но сердце мое дрогнуло.

 «Возьмем, а?!  Участок ведь, и правда, большой», — шепотом сказала я супругу.

 Домой мы возвращались с двумя притихшими от тряски и неизвестности пушистыми комочками.


 Потом начались будни. Но сначала мы сообща стали наперебой придумывать имена нашим новым домочадцам. В ход пошла обожаемая мною древнегреческая мифология вперемешку с персонажами современной анимации. Но все было не то: либо слишком пафосно, либо непроизносимо, а то и вовсе смешно. И вдруг я вспомнила об упустившем свой шанс ухажере Жозефины. Как звали бедолагу на самом деле, узнать мне было не суждено. В моей памяти он остался доблестным бойцом подразделения «Альфа».

 — Альфа! — выкрикнула я, боясь, что кто-то предложит более достойный вариант.

 Как ни странно, предложение было принято единогласно. Одобрительно тявкнула и та, кому это имя, собственно, предназначалось. Сестра ее, порядком уставшая от длинной дороги, мирно посапывала на коленях у дочери.

 — А ее как назовем? — поинтересовался сын, ткнув пальцем в сторону пока еще безымянной собаки.

 — Может, Бета?! — осторожно предположила я.

 — Ну, это слишком предсказуемо, — не согласился со мной муж, — мы же не ищем легких путей.

 — А пускай будет Берта, — предложила дочь, которая, кажется, определилась не только с именем, но и с выбором своей любимицы.

 Альфа и Берта — эти две шкодливые мордахи — освоились на новом месте чрезвычайно быстро. Даже первая ночь без мамы прошла спокойно: ни слез, ни нытья. Наверное, вместе было не так страшно.

  А с утра началось знакомство с окрестностями. Выражение «удобства во дворе» они поняли буквально. Двор для них начинался прямо за входной дверью. Теперь нам нужно было смотреть под ноги, чтобы не вляпаться в какую-нибудь неприятную неожиданность. И покуда сестры не освоили всю территорию, включая дальние уголки, мой возмущенный голос можно было слышать по нескольку раз в день.

Была весна, и в самом разгаре был сезон облагораживания земельного участка. Рассада анютиных глазок и разноцветных петуний дожидалась высадки в открытый грунт. Альфа и Берта активно помогали мне вскапывать грядки. Со стороны наш совместный труд выглядел очень даже мило, потому что собаки работали довольно продуктивно, даже с остервенением: казалось, что они роют лунки не под цветы, а, как минимум, под вековой дуб.

 Потом, когда мы с детьми дружно, по линеечке, высаживали рассаду, две лохматые псинки, уставшие от непосильных земельных работ, дремали, пристроившись в тени.

 Но утром, когда я вышла полить свежезасаженную клумбу, обнаружила все цветочки, аккуратно сложенными в одну кучку, как будто какой-то подслеповатый заботливый садовник по ошибке дочиста прополол грядки.
Возмущению моему не было предела. Чья безжалостная рука могла посягнуть на результат совместного творчества?!

 — Кто?

 Вопрос остался без ответа. Все только удивленно пожимали плечами и делали невинные глаза. А Альфа и Берта, как настоящие следопыты, обнюхивали место преступления, чтобы пуститься на поиски злоумышленника.

 На следующий день, докупив рассады, мы вновь засадили клумбу. Но утром история повторилась, причем в более изощренной форме: вырванные с корнем растения были разбросаны повсюду, а сама клумба больше напоминала поле боевых действий, обстрелянное вражеской артиллерией. При ближайшем рассмотрении нам удалось обнаружить следы знакомых лап.

 — Альфа! Берта!

 Две заспанные морды на секундочку выглянули из конуры, зевнули и вернулись досматривать прерванный сон. Спали они нос в нос, обязательно касаясь друг друга лапами. О каком наказании, вообще, могла идти речь?!

 Мы придумывали разные способы защиты растений от «вредителей», вплоть до возведения ограды, но сестры преодолевали все препятствия с упорством, достойным уважения и восхищения. И наутро мы опять находили цветник в первозданном виде: перепаханным и очищенным от лишней растительности. Если бы розовые кусты не применяли заложенные в них самой природой приемы самозащиты, уверена, что подобной участи удостоились бы и они.
 

 Наши малыши, обладавшие отменным аппетитом, вскоре утратили милую щенячью округлость, вытянулись и приобрели взрослые очертания. Альфа была вылитая мать: та же заостренная морда, тот же окрас с рыжими подпалинами и роскошный хвост. Берта была помельче, абсолютно черной, вероятно, в «непутевого» отца.

Отличались они и характером: Альфа независимая, своенравная, а Берта — покладистая и очень ласковая. Она могла часами лежать на коленях у дочки и, разве что не мурлыкать от удовольствия, когда ее чесали за ухом.

 Добиться от Альфы знаков внимания было, вообще, довольно сложно. Всегда себе на уме. Всегда что-то замышляет. И мы, хозяева, никак не вписывались в ее планы.

 Собаки все делали вдвоем. Несмотря на то, что у каждой была отдельная миска, сначала они дочиста вылизывали одну, а потом дружно переходили ко второй.

Шкодили они тоже всегда вместе. Кто в их тандеме был заводилой, доподлинно не знаю. Подозреваю, что, все-таки, Альфа, но — не факт, особенно если вспомнить известную пословицу про тихий омут.

 Жили они не в доме, поэтому мы были спокойны за предметы мебели и дверные косяки, которые страдают в первую очередь, когда у щенков меняются зубы. И правда, этот процесс проходил почти незаметно. Однако вскоре выяснилось, что не все так безоблачно. Как оказалось, нашим малышам надоело расшатывать молочные зубки об сахарную кость, и они принялись за подручные предметы: ветки, забытые инструменты и игрушки.

 Но самое главное — стало практически невозможно сушить белье на веревке. Цветастая простыня была изодрана на лоскуты, большую часть из которых ветром унесло на куст шиповника, превратив его в подобие священного дерева желаний. Любимый свитер мужа в одно прекрасное утро стал безрукавкой.

Белье вешалось все выше и выше: вне досягаемости собачьих зубов. Но для Альфы и Берты не было ничего невозможного.

 Как они это проделывали, никто не знал. Но я уже склонялась к совершенно фантастической мысли: быть может, они вставали друг другу на плечи для осуществления своего преступного замысла?!


 Месяцам к шести Альфа и Берта превратились в роскошных красавиц. Они гордо щеголяли по участку в новеньких ошейниках и с удовольствием облаивали стаю бродячих собак, облюбовавших близлежащую мусорную кучу. Происходило это в строго определенное время: утром и вечером. На рассвете, всегда в одинаковой последовательности, угрюмые дворняги направлялись по своим делам. Они шли молча, опустив головы, подобно рабочим, отстоявшим ночную вахту. Альфа и Берта лаяли до хрипоты, но те не удостаивали их даже взглядом. Только замыкающая строй облезлая шавка иногда скалила зубы и презрительно тявкала, чем еще больше раззадоривала сестер. Наши защитницы не оставались в долгу. То же самое повторялось и после захода солнца, когда стая возвращалась на ночлег.

 Со стороны эти отношения выглядели откровенной враждой, однако вскоре мы поняли, что для них это своеобразный ритуал. Скорее всего, они просто приветствовали друг друга и уточняли границы собственных владений.

 Но это полбеды. Вот концерт после полуночи «для тех, кто спит» был настоящим наказанием. Вначале со стороны мусорной кучи начиналась сольная распевка, быстро переходящая в многоголосие, потом в хор вступали наши примы. Продолжалась эта оратория около часа. Не помогало ничего: ни окрики, ни угрозы, ни одеяло, натянутое на голову.

 Старушка-соседка, которая, очень интересовалась всякими заговорами, оккультными науками и прочими практиками, посоветовала пресекать собачий вой при помощи магии: всего-то, нужно было всем соседям вместе перевернуть свой правый шлепанец подошвой вверх. Однако, то ли старушка что-то напутала, то ли тапочки были китайские, то ли переворачивали их не все, но магический ритуал не срабатывал. И только с наступлением холодов, когда в домах стали закрывать окна, громкость собачьего концерта несколько поубавилась.


 Отношения между сестрами были, в общем-то, хорошими. Но в один день что-то пошло не так. До сих пор для меня остается загадкой, с чего все началось. Они вдруг стали отчаянно ревновать друг друга. Стоило мне только приласкать одну, как вторая начинала угрожающе рычать и демонстрировать клыки. Через минуту они вцеплялись друг в друга мертвой хваткой. Ни уговоры, ни попытки растащить, ни даже ведро холодной воды не остужали их пыл. Собаки могли спокойно нежиться на солнце, даже играть друг с другом до той поры, пока я не попадала в поле их зрения. Дошло до того, что стало опасно выходить из дома, потому что одно мое появление становилось причиной их кровопролитных стычек.

 Теперь их морды «украшали» глубокие шрамы, и убедить гостей в том, что собачки абсолютно безобидные, было невозможно.

 Только через какое-то время, поняв, что изменить ситуацию нельзя, я изменила тактику. Главное было игнорировать начинающуюся ссору. И это было верное решение: собачьи бои без правил были рассчитаны на публику. А без зрителей пропадал всякий смысл терзать друг друга.


 Так прошло несколько лет. А по собачьим меркам, и, вовсе, полвека. После затяжной холодной зимы как-то стремительно, без предисловий, наступила весна. Из своих нор и укрытий вылезла истосковавшаяся по теплу живность. Трава быстро пошла в рост, и вскоре в этих зарослях с трудом можно было разглядеть резвящихся собак.       Определить их местонахождение можно было по восторженному лаю Альфы, когда ей удавалось поймать очередного желтопузика.

 В ней проснулся охотничий инстинкт, и она с удовольствием гоняла соседских кошек. Могла часами сидеть в засаде у мышиной норы. Но любимым увлечением были все-таки несчастные желтопузики.

 Эти безобидные существа водились у нас на участке в большом количестве. И хотя внешне они напоминали змей, на самом деле были просто крупными безногими ящерицами. Альфа их отлавливала по два-три в день и контуженных приносила во двор, чтобы продемонстрировать хозяйке свою удаль. Но хозяйка почему-то не была в восторге от этих трофеев.

 Берта в силу характера или, может быть, возраста участия в этих играх почти не принимала. Она предпочитала лежать на балконе, подставляя солнцу то один, то другой бок. И только изредка одобрительно лаяла, когда охота у Альфы была особенно удачной.

 Потом наступил май. Такой жаркий, что даже официальные метеослужбы называли его аномальным. Солнце пекло так, что листья на деревьях, экономя влагу, сворачивались в трубочку. За пару дней трава пожухла и теперь сухо шелестела при редких порывах ветра. Изнемогая от зноя, собаки с утра и до самого захода солнца перемещались из тени в тень.

 В тот день жара стояла просто невыносимая. На небе ни облачка. Только солнечный диск, как гигантская раскаленная сковорода. Очертания предметов плавятся, растекаясь. А вязкая тягучая тишина поглощает их и случайные звуки.

 Неожиданно это знойное безмолвие прорезает надсадный собачий лай. Опасность! Помогите! Сразу наступает ощущение неотвратимости.

 А дальше, как в кино… Яркий свет, и крупным планом огромная змея, шипение которой заполняет окружающее пространство. Все погружается в мрак. И сразу следующий кадр: Берта, как отчаянный мангуст из мультфильма моего детства, отчаянно бросается на эту изрыгающую смертельную опасность серую колоду, которая будет защищать себя до последнего. И собственный голос, доносящийся откуда-то издалека: Берта, фу! Берта, нельзя! Потом, разможженное, искусанное, извивающееся в предсмертных судорогах полутораметровое серое, землистое тело. Гюрза...

 И Берта с кровоточащей мордой...
 Моя маленькая смелая собака сделала несколько шагов и тяжело рухнула на бок. Пока еще живыми, но стекленеющими глазами она смотрела в ту даль, врата которой открываются только избранным и только в свое время.

 Альфа то подбегала к сестре, пытаясь сделать что-то, что повернет события вспять, то опять убегала в растерянности.

 А в моей голове стучал хронометр, тяжелыми ударами отсчитывая каждую секунду.  Потом наступило опустошение, как будто душу засосало в какую-то огромную воронку.

 Вечером, когда на заднем дворе была вырыта могила для той, кто была беззаветно предана нам, небо неожиданно заволокли черные тучи. Альфа, до смерти боявшаяся грозы, даже не шелохнулась. Она сидела рядом с Бертой и всякий раз угрожающе рычала, когда мы пытались дотронуться до мертвой собаки.

 Дождь уже лил, как из ведра. И медлить было бессмысленно.

 — Уведи же ее, — раздраженно крикнул муж, — незачем ей это видеть.

 Я что-то шепнула ей, потянула за ошейник. И Альфа послушно пошла за мной.


 ***
 Через пару месяцев, когда события того майского дня уже стали историей, когда Альфа вновь начала радостно вилять хвостом, встречая приезжающих на выходные повзрослевших детей и, как прежде, стала дурачиться с ними, мы вдруг обнаружили разворошенным могильный холмик.

 Тоска… Тихая, незаметная, без рыданий и причитаний...