О феодальных владениях в Чечне и Ингушетии

Вопрос о “феодальной зависимости” чеченцев и ингушей от князей и мурз соседних народов, а также о складывании феодальных отношений внутри самих чеченских и ингушских обществ кажется давно устоявшимся и у многих не вызывающим сомнений. Советские и российские учёные-историки разработали целую “теорию”, по которой чеченцы к началу XIX века, с помощью братских кавказских и русского народов перешли от старого и нехорошего “родоплеменного” (“средневекового патриархального”,  “первобытно-общинного”) к “прогрессивному” феодализму, “перепрыгнув” через стадию рабства. “Ингуши и чеченцы отставали в социально-экономическом развитии от своих более сильных соседей – кабардинцев, некоторых народов Дагестана и от феодальной Кахетии. Поэтому они попали в зависимость от феодалов соседних народов” (Очерки истории Чечено-Ингушской АССР с древнейшим времен по март 1917 г. Т.I. – Грозный, 1967. – С. 57). Вот это “отставали” и “попали в зависимость” – краеугольный камень всех разработчиков и апологетов “теории” феодализма в Чечне и Ингушетии. “Отставание” все они аргументируют отсутствием рабства и крепостничества, а “зависимость” – претенциозными, ложными или ошибочными свидетельствами и утверждениями письменных или устных источников XVI – XIX веков, а также своими собственными домыслами и безосновательными умозаключениями.

Как же возникла эта “теория феодализма в Чечне”?

Для начала скажем, что все досоветские авторы, которые писали о чеченцах в XVIII  – XIX веках, об определении их общественного строя вообще-то не очень беспокоились. Но самые известные и авторитетные исследователи чеченских реалий XIX века – С. Броневский, А.П. Берже, М.М. Ковалевский, Н.С. Иваненков и некоторые другие, а также русское чиновничество и офицерство на Кавказе, из наблюдений и записей которых мы, в основном, и знаем историю этого периода (спасибо им), общественный уклад чеченцев и ингушей определяли как своего рода “мелкие республики”, “горскую демократию”, состоящую из одного лишь сословия вольных людей, равных между собой. Отношение к этому укладу характеризовалось в диапазоне от искреннего восхищения этой демократией до откровенного пренебрежения и обозначения термином, каким все колонизаторы награждают уничтожаемые ими народы – “дикари”.

С победой большевизма в социальных науках России повсеместно стал использоваться так называемый “классовый подход”, в соответствии с которым, коротко говоря, вся история человечества есть история борьбы классов и смены общественно-экономических “формаций” – первобытной (родоплеменной), рабовладельческой, феодальной, капиталистической и коммунистической. Вот в эту вот схему и стали втискивать историю кавказских народов советские учёные.

Поскольку к рабству демократический уклад чеченских вольных обществ XVI – XIX веков отнести никак было невозможно, то сначала его определяли как доклассовый, патриархальный, родоплеменной и т.п. строй, добавляя иногда, что в начале XVIII века этот строй стал “разлагаться” и внутри него стали зарождаться элементы феодальных отношений. Первым в советское время общественного строя чеченцев коснулся академик М.Н. Покровский в своей замечательной работе “Дипломатия и войны царской России в XIX столетии” (М., 1923): “Чечня конца XVIII века страна до-феодальной, патриархальной демократии” (с. 200). Подобной точки зрения придерживались Ошаев Х., Фадеев А.В., Крупнов Е.И., Бушуев С.К., Кушева Е.Н., Магомедов Р.М., Мамакаев М.А., Лавров Л.И. и другие известные учёные. Самой крайней в этом была позиция Х. Ошаева, который отрицал наличие в Чечне даже зачатков феодализма вплоть до 1917 года, а все упоминания о владельцах относил к равнинным районам и связывал с нечеченскими явлениями.

Толчком к зарождению “теории феодализма” в Чечне и Ингушетии стали: работа грузинских этнографов Харадзе Р.Л. и Робакинзе А.И. (Характер сословных отношений в горной Ингушетии// Кавказский этнографический сборник. – 1968. – Т.2) и Умарова С.Ц. (Средневековая материальная культура горной Чечни XIII-XVII вв. – М., 1970). Основываясь на башенно-цитадельном строительстве, эти авторы делают вывод о раннефеодальных отношениях в горных обществах. Затем эту идею стали развивать Тавакалян Н.А., Виноградов В.Б., Гриценко Н.П., Ахмадов Ш.Б., Исаев С.-А.А., Исаева Т.А., Мальсагова Т.Т., Гапуров Ш.А. и др. Все они стремятся “повысить” уровень общественных отношений чеченцев и ингушей в XVI – XIX вв., доводя его до феодализма, т.е. более “прогрессивного” строя.

Более взвешенную позицию занимает плодовитый чеченский историк Ахмадов Я.З., который допускает существование лишь отдельных признаков феодализма в отдельных регионах нахской ойкумены.

Все упоминаемые здесь учёные – достойные люди, сделавшие очень много для исследования истории Чечни, Ингушетии и Северного Кавказа в целом. Они, фактически, создали историческую науку в Чечне, кропотливо выискивая факты в архивах, свидетельствах и воспоминаниях современников событий, в летописях и даже устных преданиях. Историки Чечни проделали за последние 50 – 60 лет титаническую работу и продолжают её делать, раскрывая все новые и новые стороны и детали жизни наших предков и всё дальше углубляясь в её историю. Личное несогласие отдельных людей с отдельными трактовками исторических фактов или их интерпретаций ничуть не умаляет заслуг наших историков.

Тем не менее, абсолютное большинство чеченцев и ингушей не признавало и никогда не признает феодализма в своей недавней истории по одной простой причине – они и их предки до самой глубокой известной древности не были ни холопами, ни крепостными, ни вообще каким-либо образом формально зависимыми, а феодализм это в той или иной форме предполагает. И именно поэтому следует внимательнее подойти к тем аргументам, которые приводятся сторонниками феодализма. Чем же они обосновывают этот “феодализм”?

Несмотря на разноголосицу по вопросам времени складывания феодальных отношений или их зачатков в горной или равнинной части Чечни и Ингушетии, все, кто писал и пишет сегодня о “феодализме” (а они пишут), оперируют почти одними и теми же аргументами как в пользу “зачаточного”, так и в пользу “развитого” феодализма. Поэтому для понимания их правоты или заблуждения лучше всего проверить те факты, на которых базируются, как на фундаменте, их логические построения.

Чаще всего, выводы о феодальной зависимости сделаны нашими историками на основании русских источников, которые, в свою очередь апеллируют к докладам и запискам должностных лиц, наблюдениям путешественников, воспоминаниям участников событий,  очеркам и книгам по истории того времени. Другая важная составляющая аргументации “теории феодализма в Чечне и Ингушетии XVI – XIX веков” – рукописное наследие соседних народов, прежде всего кабардинцев и дагестанцев, в некоторых обществах которых (но не повсеместно), действительно, была собственная аристократия и достаточное количество людей, владевших грамотой. Я не оспариваю достоверность всех этих источников, хотя часть из них сомнительна, а многие противоречит друг другу. Но выводы многих современных авторов из их содержания кажутся мне неосновательными.

Вот, например, один частный случай, приводимый нашими учёными в качестве аргумента, подтверждающего наличие феодализма (или  его зачатков) в горной Чечне.

“Докладная записка терских воевод в посольский приказ в 1642 году.
Государь царь и великий князь Михаил Федорович всея Руси, холопи твои Михалко Волынский, Ефимко Самарин, Васка Атарский челом бьют. В нынешнем, государь, во 151-м году сентября в 10 день принес к нам, холопем твоим, в съезжую избу Тотархан-мурза Арсланов Черкаской лист грузинским письмом, а сказал: был де он, Татархан-мурза, в Шибутцкой землице, у ясашных своих людей в Дикееве деревне. И при нем де, Татархане, приехал из Грузинской земли в тое деревню шибутенин Дикеев сын Алхан, а привез от грузинского царя лист грузинским письмом, а сказал, что послал де тот лист с ним, Алханом, грузинский царь, а велел отвесть на Терек”.

Эта “записка” впервые была опубликована М.Л. Полиевктовым в 1928 г. (Посольство кн. Мышецкого и дьяка Ключарева в Кахетию. 1640 – 1643. Тифлис, 1928. – С. 81). Затем, в своей книге, изданной в 1963 г., известный и скрупулёзный исследователь архивов по северокавказскому региону Е.Н. Кушева, ссылаясь на Полиевктова, пишет: «…В 1640-е годы жители Дикеевой деревни в “Шибутцкой землице” названы ясашными людьми кабардинского мурзы Татархана Арасланова».  (Кушева Е.Н. Народы Северного Кавказа и их связи с Россией. – М, 1963. – С. 83).

В капитальном двухтомнике “Очерки истории Чечено-Ингушской АССР” акцент смещён кардинально: если воеводы пишут, что им Татархан сказал, а Кушева говорит “названы”, то в “Очерках” написано “были”, т.е. это утверждается как доказанный факт: «В 40-х годах XVII века жители Дикеевой деревни в чеченской Шибутской землице были “ясашными людьми” кабардинского мурзы Татархаиа Арасланова, служившего в Терском городе» (Очерки истории Чечено-Ингушской АССР с древнейшим времен по март 1917 г. Т.I. – Грозный, 1967. – С. 57). Точно так же поступил и Тотоев Ф.В. в своём капитальном исследовании “Общественный строй Чечни”: «Е.Н. Кушева… утверждает,.. что в 1640-е годы жители Дикеевой деревни в “Шибутцкой землице” платили ясак кабардинскому мурзе Татархану Арасланову» (Тотоев Ф.В. Общественный строй Чечни (вторая половина XVIII – 40-е годы XIX века). – Нальчик, 2009. – C.236). И вот уже из этого как-бы факта, освященного такими капитальными исследованием, некоторые наши уважаемые историки сделали один из аргументов в пользу “ясашной зависимости” Дикеевой деревни в частности, и подкрепляют ею свою теорию о “феодальных владениях в Чечне” в целом. Этот эпизод давно уже гуляет, никем не оспоренный, по книгам и диссертациям русских, дагестанских, кабардинских, ингушских и чеченских учёных, в различных “хронологиях”, на профессиональных и любительских сайтах, в социальных сетях.

Между тем, ни сама записка, ни воеводы, ни Полиевктов и ни Кушева не утверждают, что эта “ясашная зависимость” бесспорно существует. И если внимательно прочесть первоисточник, т.е. процитированную выше записку, то становится ясно следующее.

1. В записке сказано, что “шибутенин Дикеев сын Алхан” (который, совершенно ясно, сын основателя и лидера проживающего в этом Дикеевом поселении клана) приехал в своё село из грузинской земли и привёз письмо от грузинского царя. А Татархан Арсланов при этом приезде присутствовал. Где здесь сказано, что между этими двумя персонажами существуют отношения сюзерен – вассал?

2. В этой “Дикеевой деревне” или в каком-нибудь хуторе рядом с ней, возможно, были какие-то люди, которые для Татархана были “ясашными”, возможно, они пасли угнанный с Терека скот, который в начале 17 века был частью “бизнеса” ещё отца Алхана и его кабардинских “компаньонов” (См.: Русско-чеченские отношения: вторая половина XVI-XVII в. – М., 1997. – С. 111-112). Но о том, что  ясашными людьми Татархана были шибутяне или о том, что Дикеева деревня была зависимой от Татархана, в записке не сказано. Судя по тону записки, Алхан никак не зависел от Татархана, а последний даже выполнял его поручения или просьбы – ведь “лист грузинским письмом” из Дики-юрта к русским на Терек повёз Арсланов, хотя от грузинского царя его привёз Дикеев.

3. Кем шибутяне были “названы” ясашными людьми? Татархан-мурза и Тонжехан-мурза вместе с отцом Арсланом из кабардинского княжеского рода Клехстана и ещё с двумя братьями пришли на Терек в начале 20-х годов XVII века из Малой Кабарды. Они служили в Терском городке и получали жалованье, т.е. были уже не князьями в полном смысле этого слова, а чиновниками на русской службе, хотя по нескольку слуг у них было. Выслуживаясь перед царскими воеводами, эти ребята соперничали с другим кабардинцем, Муцалом Сунчалеевичем Черкасским, в том, кто больше приведёт “мичкизень” “под высокую государеву руку”. Они не брезговали ни ложью, ни грабежами, ни даже убийствами. (См.: Кабардино-русские отношения в XVI – XVIII вв. Том 1. – М., 1957. – С. 280-283, 417; Русско-чеченские отношения, с. 148-149). 

4. В 1647 году, когда терский воевода князь В.А. Оболенский решил “замирить” шибуцких людей, которые “государевым терским и гребенским атаманам и казакам чинят тесноту и до смерти их побивают”. в Шибуты для приведения их под “высокую государеву руку” вместе с казачьим атаманом был послан брат Татархана, Тонжехан-мурза (См.: Русско-чеченские отношения, с. 166-167). Спрашивается: если шибутяне ещё с 1642 года находятся в “вассальной зависимости” от Татархана, то чего их вообще спрашивать? Ведь Тонжехану, если он князь, Дикеева деревня, как вотчина утонувшего в Оке Татархана, переходит по наследству. А Тонжехан у вас служит. Значит и деревня – ваша. А раз послали-таки “приводить к присяге”, то значит и не были они никакими “ясашными” Татархана.   

Таким образом, это искаженное содержание первоисточника, приводимое сторонниками феодализма в Чечне в качестве одного из аргументов в основание своей теории, на самом деле, самим фактом никаким образом не подтверждается. Его можно назвать даже подлогом, основанном на безосновательной претензии “заинтересованного лица” (к тому же не вызывающего особого доверия). Но беда в том, что эту чушь бездумно повторяют многие, в том числе очень уважаемые историки и писатели.

Другой приём в аргументации теории феодализма в Чечне – наукообразное оперирование несуществующими фактами. Пример: сторонник этой теории М.К. Осмаев говорит о феодальной зависимости нескольких чеченских обществ от аварских ханов, хотя и подчёркивает их “во многом формальный характер” (Осмаев М.К. История развития феодализма в Чечне (XVI - XVIII вв.)// Современная научная мысль. – 2017. – №2. – С.11). При этом Осмаев ссылается на Волкову Н.Г. (См.: Волкова Н.Г. Этнонимы и племенные названия Северного Кавказа. – М.: Наука, 1973. – С.150-151), а Волкова ссылается на совершенно чеченоненавистническую справку барона Розена Р.Ф. (См.: Розен Р.Ф. Описание народов, принадлежащих правлению начальника войск Левого фланга Кавказской линии и соседственных, покорных и непокорных//  История, географии и этнография Дагестана. XVIII-XIX вв. Архивные материалы. – М., 1958), в которой ничего этого нет. Уж лучше бы оба эти автора сослались на Хрисанфа из той же книги (см. ниже), там содержится развенчанная ложь, но всё-таки хотя бы по теме их измышлений.

Ещё один пример опоры на несуществующие факты.
Е.Н. Кушева пишет: “Кабардинские князья и мурзы брали в XVII в. ясак и с некоторых чеченских обществ”. (Кушева Е.Н., с. 83). В подтверждение этого она ссылается на комментарий № 351 в книге “Кабардино-русские отношения”, основным составителем и редактором которой она сама и была, где говорится о ряде челобитных князя Муцала Сунчалеевича Черкасского с обвинениями нескольких мурз, в том числе Татархана Арслановича, в разгроме “ясачных мичкисских людей”. (Кабардино-русские отношения, с. 417). Про то, что “брали ясак” в этом комментарии ничего нет. Там только про погром. И даже если громили якобы ясачных, то зачем бы им громить своих людей, которые платят им ясак? То есть факт погрома мичкисских людей существует. Но это не значит, что они были чьими-то ясашными людьми, это не факт, а опять же чьё-то безосновательное заявление.

Следующий, очень популярный среди сторонников теории феодализма в Чечне,  “факт” вообще выявляется совершенной “липой”, такой же безосновательной претензией. Это популярный среди сторонников феодализма в Чечне и Ингушетии тезис Е.Н. Кушевой: “Зависимость некоторых чеченских и ингушских обществ от соседей с востока – дагестанских феодалов – установилась очень давно. В перечне доходов аварского нусала, памятнике древнем, упоминается дань с деревни Варанды (общества Шубут) – ежегодно пять лисиц, одна из которых должна была быть черная, а остальные четыре – красные”. При этом Кушева ссылается на “Тарихи Дербент-Наме”, под ред. М. Алиханова-Аварского. Тифлис, 1898, стр. 166. (См.: Кушева, с.83).

Мне пришлось поискать именно это издание среди множества изданных “Дербенд-Наме”. Эта фраза расположена в Приложении IX «Извлечение из сочинения Мухаммеда-Рафи, прозваннаго Абуль-Федом Зияэддином, под заглавием: “Тарих Дагестана”. Перевод с арабского», т.е. в достаточно известном и много цитируемом, особенно дагестанскими учеными, источнике по истории Дагестана. Правда, фраза находится не на 166-й, а на 167-й странице. Привожу весь отрывок, где говорится о податях, взымаемых аварским ханом: “Во владении Аварском, иначе называемом Танус, – это есть самое могущественное из дагестанских владений и родник неверных, – жил презренный государь, негодный тиран, творец всякаго дурного дела и всего строгаго и жестокаго; его имя было Серагке, а прозвище Нусал; они вообще называют своих государей этим именем и прозвищем; он был сын Серетана.... Он завладел силою всеми общинами и доходами их ханов. Этот государь получал доход со всех владений и подати со всех обитателей Дагестана, начиная от страны черкесов до Шамахи, за исключением небольшого городка Акаро, деньгами, зерном, баранами, крупной скотиной, тканями, овощами и так далее, даже яйцами. В отношении к его доходу, говорят, что он получал ежегодно: 1) чистыми деньгами с каждаго дома по три серебряных дирхема или стоимость оных золотом; 2) зерном с каждаго дома кали (мера) из всего того, что главнейше сеялось; 3) баранами с каждаго, кто имел стадо, одного барана со ста; 4) крупной скотиной с каждых ста (домов) по одному быку; 5) тканями с каждаго купца по две штуки шелковой материи и по две бумажной лучшаго качества; 6) овощами с каждаго, кто имел виноградник, по корзине кистей (виноградных). Сверх того, с каждаго, кто убивал кого-либо из своего племени, если только последний сам не был убийца, он брал сотню баранов. С того, который ранил другого, брал он быка. С того, который воровал чужую собственность, также быка. С деревни Варанди (общества Шубут) по пяти лисиц, из числа которых одна должна была быть черная, а остальныя четыре красныя”. (Тарихи Дербенд-наме. Под ред. М.Алихана-Аварского. – Тифлис, 1898. – С.165-167).

Очень интересная вещь. Идёт, идёт про Фому, и вдруг – бац! – про Ярёму: перечисляются общие налоги на всех подданных и вдруг – раз, – и про отдельное селение в отдельном чеченском обществе. С чего бы это? Меня взяло сомнение в правдивости источника. И я очень быстро нашёл подтверждение этому сомнению: известный исследователь дагестанских древностей А.Р. Шихсаидов в своём переводе “Тарих Дагестан” в том месте, где про “пять лисиц с деревни Варанды”, пишет вместо этого: “с каждого селения”. И даёт в сноске справочку: «Только в переводе П.К. Услара (стр.12) и М. Алиханова-Аварского вместо слов “с каждого селения” стоит “С деревни Варанди (общества Шубут)”. В арабских списках Варанди не упоминается». (Шихсаидов А.Р. Дагестанская историческая хроника “Тарих Дагестан” Мухаммада Рафи// Письменные памятники Востока. 1972. – М., 1977. – С.105, сноска 57).

Понятно? Про “пять лисиц с деревни Варанди” вставку включили в этот перевод “русский” Услар и аварский Алиханов. Для чего? А вот для чего: “Включение в список подвластных Кумуху земель большого числа населенных пунктов имело целью возвысить шамхальство в глазах подданных…” (Шихсаидов, с.100). “Возвыситься” решили аварские ханы над одним из известных чеченских тейпов, видимо, в отместку за то, что в конце XVI века варандой им “на хвост наступили”, убив их главного “газия”, пришедшего силой насаждать ислам, т.е. попросту пограбить. Об этом и пишет Шихсаидов: «Только в одном случае, т.е. в переводе П.К. Услара (а за ним и М.Алиханова-Аварского), мы встречаем при перечислении хараджа в пользу аварского нуцала “деревню Варанди”, во всех же других арабских списках этого наименования нет... Ряд вставок носил поздний и намеренный характер». (Шихсаидов, с.95). И это мнение не ново: об этом “Тарих Дагестан” ещё в 1963 году однозначно высказался авторитетный учёный-историк В.Ф. Минорский: “…Работа муллы Мухаммада Рафи или её последняя редакция – тенденциозный памфлет, имеющий целью обосновать претензии шамхалов на преобладающее положение в Дагестане”. (Минорский В.Ф. История Ширвана и Дербенда X-XI вв. – М., 1963. – С.25). Минорский также пишет о переводе, сделанном Усларом: “Этот выдающийся кавказовед вполне осознавал все несообразности текста, но колебался допустить, что рукопись неподлинная, хотя это вполне очевидно”. А ещё до Шихсаидова и Минорского, в далёком 1938 году сомнения в подлинности перечня повинностей с “подвластных народов” в пользу шамхалов указывал профессор С.В. Юшков: “Возможно,  что  этот  пе¬речень  является  позднейшей  вставкой, но  в  общем  он  соответ¬ствовал  тому, что  впоследствии  взималось  шамхалом  с  зависи¬мого  населения”. (Юшков С.В. К вопросу об особенностях феодализма в Дагестане (до русского завоевания)// Ученые записки Свердловского гос. пед. инс-та. – Свердловск, 1938. – Вып. 1. – С.71). Т.е. “позднее вставили”, но в общем “соответствует”.

И самое главное. Это сочинение Мухаммада Рафи и в целом “Дербенд-намэ” Алихана-Аварского получило уничтожающий отзыв ещё в сам год публикации, т.е. в 1898 году. Об этом сообщает А.Р. Шихсаидов, ссылаясь на статью “Особого рода ориентализм” в газете “Кавказ” за 1898 год, №284 (См.: Шихсаидов, с.102). По привычке проверять ссылки после нескольких казусов, я разыскал этот номер газеты. В нём, действительно, на второй полосе, под рубрикой “Фельетон”, содержится рецензия на книгу, подписанная “Е.В-ъ”. Полагаю, что это Евгений Вейденбаум, известный кавказовед того времени, автор многочисленных работ по кавказоведению.

Таким образом, вся эта вакханалия с “пятью лисицами”, взимаемыми якобы с общества “Варанди”, оказывается основанной на полнейшей “липе”, запущенной 130 лет назад и муссируемой до сегодняшнего дня как околонаучными дилетантами, так и заинтересованными в аргументации своих лживых теорий “профессиональными” историками. 

А теперь посмотрим, как эта поддельная рукопись используется поборниками теории феодализма в Чечне в целом, и феодальной зависимости чеченского общества Варанды, в частности.

Первым на эти “пять лисиц” неподлинной рукописи ссылается, как уже говорилось, профессор С.В. Юшков (См.: Юшков С.В., с.70), хотя и сомневается в подлинности перечня. Затем скрупулёзная и уважаемая в научном мире Е.Н. Кушева не проверила источник, и он стал дополнительным аргументом в её выводе о зависимости шибутян. А позже русские, дагестанские, ингушские и чеченские историки, ссылаясь на Кушеву, растрезвонили об этом по всему миру. Особую популярность получила фраза, бездумно копируемая из книги в книгу и с сайта на сайт: «Издавна установлена зависимость некоторых чеченских и ингушских обществ от феодалов Дагестана. В перечне доходов аварского феодального владельца Нуцала, включённого в “Тарихи Дербент-наме” (“История Дербента”), упоминается дань лисьими шкурками, которую платили ему жители деревни Варанды общества Шубут, то есть тайпа Варандой». Эта фраза, позаимствованная у Кушевой, приведена в “Очерках истории Чечено-Ингушской АССР. Том 1.” (Грозный, 1967. – С.57), главный редактор – Н.А. Смирнов. Сегодня в некоторых случаях к этой фразе следует дополнение: “Это известие показывает, что Нуцал стремился распространить своё влияние не только на чеченские, но даже и на далёкие ингушские общества”. Правда, иногда встречается и оговорка: “Однако, согласно А. Р. Шихсаидову, только в одном случае, то есть в переводе П. К. Услара (а за ним и М. Алиханова-Аварского), мы встречаем при перечислении хараджа в пользу аварского нуцала деревню Варанди, во всех же других арабских списках этого наименования нет”. Но эта оговорка, перечёркивающая весь этот ложный тезис – редкость. Как вам приёмчик? Вроде бы уже доказано, что это неправда, но мы вам эту неправду всё равно расскажем. Она хотя и неправда, но эта ложь “издавна установлена”, поэтому читайте её ещё раз.

Об этих территориальных претензиях А.Р. Шихсаидов также замечает: «Если, согласно хронике, почти все дагестанские земли вместе с частью Чечни подвластны шамхалу и платят ему феодальную ренту, то еще не значит, что это утверждение во всех деталях соответствовало действительности. Хорошо известно, что в XIV-XVI вв. наряду с Кумухом усиливались Дербент, Авария, Кайтак. Хроника подчеркивает только значительное усиление шамхальства, включение в его состав новых земель. Включение в список подвластных Кумуху земель большого числа населенных пунктов имело целью возвысить шамхальство в глазах подданных, а включение шамхалов в генеалогию прямых родственников пророка должно было идеологически укреплять власть феодальных правителей. “Та'рих Дагестан” – это гимн могуществу кумухского шамхала». ((Шихсаидов А.Р., с.100).

Досадно, что почти не меньше дагестанских авторов (см., напр., [самые авторитетные] – Агларов М. А., Айтберов Т. М. “Повествование об Али-беге Андийском и его победе над князем Турулавом б. Али-ханом Баклулальским” как источник по истории Дагестана XVII в.// Общественный строй союзов сельских общин Дагестана в XVIII – нач. XIX в. Махачкала, 1981, с.132; Атаев М. М. Авария в X—XV вв. Махачкала, 1995.С.148) эту явную ложь о феодальной зависимости от Аварского нуцальства всех горцев “вплоть до Галгая” и о Варанды с пятью лисицами на разные лады повторяют и чеченские историки, хотя и автор под инициалами Е.В. (Евгений Вейденбаум) в 1898 году, и Минорский в 1963 году, и Шихсаидов в 1977-м полностью дезавуировали названный источник. Про выдуманных пять лисиц и зависимость чеченцев от шамхалов не преминули упомянуть С.-А.А. Исаев (См.: Крестьянство и социально-экономическое развитие Чечни в XVIII – середине XIX века// Чечня и Россия: общества и государства. – М., 1999) и со ссылкой на него Р. Хадашев (См.: К вопросу о политической парадигме чеченцев// http://proza.ru/2019/09/19/1528) и даже некая Людмила Пономарева из информагенства “Мангазея” по “материалам Ingushetia.info”.

Оконфузились и те историки, которые подхватили как “факт” утверждение Е.Н. Кушевой о том, что в 60-е годы XVII века “Шибутская земля находится в вассальной зависимости от Тушетии” (См.: Кушева Е.Н., с.73). В частности, уважаемая на Северном Кавказе историк Н.Г. Волкова без тени сомнения воспроизвела эту явную ложь, даже не попытавшись проверить её источник. (См.: Волкова Н.Г. Этнонимы и племенные названия Северного Кавказа. – М., 1973. – С.147).  Выдающийся чеченский писатель, одним упоминанием имени которого я рискую навлечь на себя гнев всех чеченцев, Абузар Айдамиров, введённый в заблуждение громкими именами наших историков, тоже написал: “XVII в. 60-е годы. – Шибутская земля находится в вассальной зависимости от Тушетии”. “1661 г. – Сведения тушин “о Шибуцкой земле” о том, что они в подчинении тушин и вера у них одна (христианская)”. (Айдамиров А. Хронология истории Чечено-Ингушетии. Грозный: Книга, 1991. – С.16).

Само это утверждение взято Е.Н. Кушевой из архивного документа, в котором говорится, что два тушинца, приехавшие в 1661 г. в Астрахань, сказали, что Шибуцкая земля находится в подчинении у тушин и вера у них одна (христианская). Но другие документы свидетельствуют: при ближайшем рассмотрении ещё царские чиновники обнаружили, что это неправда. А с 1664 г. ни грузины, ни тушинцы не могли проехать через шибутские земли без “больших подарков”, и даже грузинскому царевичу Николаю, сопровождаемому тушинами, пришлось заплатить за проезд по Аргунскому ущелью баснословные суммы, уйти фактически обобранным до нитки. (См.: Русско-чеченские отношения, с. 205-206).

На вооружении сторонников теории феодализма в Чечне стоит и следующая аргументация Е.Н. Кушевой: «В перечне доходов дагестанского шамхала, который исследователи относят к XV – XVI вв., назван “весь Мычигыш” как собственность шамхала. Писавший в 1720-е годы Гербер говорит, что чеченцы “ранее” платили шамхалам подати, которые состояли “в малом числе овец и другого скота”. В источниках XVIII в. отразились претензии шамхала на подати с ингушей. Когда в конце XVI – начале XVII в. в Северном Дагестане образовалось сильное андерейcкое владение в соседстве с восточными чеченскими племенами, эти племена попали в зависимость от Эндери. В XIX в. было записано чеченское предание о дани, которую легендарный предок чеченцев Тинавинь Вис, сын Молкха, платил кумыкскому князю Султан-Муту, т. е. известному по источникам конца XVI – начала XVII в. андерейскому князю. В 1650-е годы сын Султан-Мута Казаналып говорил об аварах и “бычигизах” (т. е. мичкизах; неясно, в узком или более широком значении) как о людях, которые ему “послушны”». (Кушева, с.84).

Очень интересно, почему Е.Н. Кушева ссылается на Гербера, сообщение которого носит общий характер, а не на более конкретное донесение Хрисанфа, содержащееся в том же сборнике материалов? Может быть потому, что первое содержит завуалированную, а второе явную, видную сразу и всем ложь? Судите сами: посланный в 1828 году с Кавказской линии в Аварию после её присоединения к России прапорщик Хрисанф привёз от ханши Паху-Бике список “подвластных” селений, выплачивающих “феодальную ренту” аварским ханам. В этом списке перечислено более 200 деревень, “дающих подать Нусал-хану”, и среди них – множество чеченских:  Атагы (Атаги), Хачари (Хьачарой), Кява-Хачари (?), Итауан-хал (Итон-кхел), Узмати (Узмат-кхел), Салбар (Саьрбалой), Мулкый (Муьлкъой), Тонсуу (Тумсой), Барзи (Барзой), Шубут (Шатой), Кялу (Келой), Гаттиан (ГIаттой), Саттий (Саьттой), Хакку (Хьаккой), Варанди (Варандой), Шиндари (Вашиндарой), Ушни (Оьшни), Нашах, Чармах и другие. (См.: Хрисанф. Сведения об Аварском ханстве. 1828 г.// История, географии и этнография Дагестана. XVIII-XIX вв. Архивные материалы. – М., 1958. – С.271-272).

Если судить по этому списку, то вся Чечня была подвластна аварским ханам. И поэтому в Чечне был “феодализм”. Но суть этого “феодализма” уже через год изложил командир Моздокского казачьего полка подполковник Ф.П. Скалон: “Бывший прежде в Аварии 43 егерского полка прап. Хрисанф в записках своих увеличил все уже слишком… Вольные соседственные общества, названные какими-то военными округами и союзниками аварского хана, ни в каком отношении от него не зависят и их даже и за деньги мудрено заставить служить, а если бы и согласились, то будут служить не аварскому хану, а преимущественно тому, кто больше может заплатить”. (Скалон Ф.П. Сведения об Аварском ханстве. 1829 г.// История, географии и этнография Дагестана. XVIII-XIX вв. Архивные материалы. – М., 1958. – С.276-277).

С. Броневский, историк начала XIX в., сообщает, что аксаевские кумыкские князья заявляли в XVII веке о принадлежности к их владениям шести чеченских селений, расположенных на Качкалыковском хребте, “коих подчиненность весьма сомнительна”. (Броневский С. Новейшие географические и исторические известия о Кавказе. Ч.2. – М., 1823. – С.188).

Это же относится, кстати, не только к чеченцам или ингушам, но и к самим дагестанцам, где феодализмом с большой натяжкой можно назвать лишь некоторые владения. Вот сообщения, на которые сторонники феодализма не любят ссылаться: “У нас люди вольные, сегодни у меня служат, а завтра к другому владельцу уедет” . (Лопухин А.И. Журнал путешествия через Дагестан. 1718 г.// История, география и этнография Дагестана XVIII-XIX вв. Архивные материалы. – М., 1958. – С.42). “Народ именуется под властию Алдигирея, толька люди очень вольные, ево самово мало слушают и промежду собой у них живут драки частые и убивства…”. (Там же. – с.44). “Владельцы. Оные между собою в несколько малых княжествах разделились, из которых каждой князь имеет свой уезд. Токмо тех живущих в таких уездах подданными почитать невозможно, но больше их называют товарищами, ибо оные самовольные с князем в конпании живут и от онаго отстают и к другим пристают, ежели он с кем из оных поссорится. Так ¬же князь без совету и согласия тех, которые с ним товарством живут, ничего учинить не может, однакож князья с товарищами друг друга не оставляют и во время нужды заедино стоят”. (И.-Г. Гербер. Описание стран и народов вдоль западного берега Каспийского моря. 1728 г.// История, география и этнография Дагестана XVIII-XIX вв. Архивные материалы. – М., 1958. – С.68).

Ещё одним аргументом в свою пользу сторонники теории феодализма в Чечне в XVI – XIX веках выдвигают наличие в эти времена на чеченской земле лично зависимых людей. Доктор исторических наук Ш.Б. Ахмадов пишет: “Как правило, холопами были люди, захваченные в плен (ясыри) невайнахского происхождения. Однако, кроме пленных ясырей, Расланбек Айдемиров покупал также ясырей на невольничьем рынке и использовал их в своем хозяйстве в качестве холопов”. (Ахмадов Ш. Б. Чечня и Ингушетия в XVIII-начале XIX века. – Элиста, 2002. – С.245). И ещё здесь же: “… чеченский князь Расланбек Айдемиров также имел в вайнахских аулах Алды, Чечен-аул, Топли в личной собственности выделенные ему обществом участки земли”. Что же это за феодал, если вассалами его были лишь пленные и купленные им рабы, а земли ему “выделяются” обществом? Чеченскими обществами земли выделялись даже беглым русским солдатам и рабам – их тоже в феодалы записать? Не противоречат ли слова этого уважаемого учёного его концепции феодализма в Чечне?

Вообще, “феодальные владения” в Чечне и Ингушетии отличались, на мой взгляд, тем, что они никогда не были ни “феодальными”, ни “владениями”. Была некоторая ограниченность в праве распоряжаться землёй у пришлых людей по сравнению с первопоселенцами. Налагалась “контрибуция” после завоевания, которая сохранялась едва год-два. Были выборные или приглашенные предводители с очень ограниченными полномочиями. Была плата за пользование пастбищами или за прогон скота по чужой территории. Но никаких “феодалов” даже в приближённом понимании этого слова не было. Что-то им платили, да и то в первое только и достаточно короткое время. «Что касается ясака, который якобы выплачивался этим князьям, то, по словам чеченцев, это была такая же плата, “как даём своим кадиям и муллам”». (Властов Г.К. Война в Большой Чечне. – Спб., 1856. – С.15). “Владельцев вообще чеченцы сии не имеют, а если и есть какие самими ими призванные, то остаются без всякого уважения, а управляются по делам своими духовными законами и обычаями”. У карабулаков и ингушей старшины “хотя и есть, но мало уважаемы, а управляются на древних своих правах духовными законами и древними обыкновениями”. (Ахвердов А.И. Описание Дагестана. 1804 г.// История, географии и этнография Дагестана. XVIII – XIX вв. – М., 1958. – С. 227-228).

Типичный пример – село Алды, история которого, в сравнении с Дики-юртом, Варанды и другими перечисленными населёнными пунктами Чечни и Ингушетии имеет больше оснований быть связанной с понятием феодального владения. (См.: Кузаев М. История села Алды// http://chechnya.gov.ru/page.php?r=108.

Это селение образовалось во второй половине XVI века из воинов-крымчаков, отставших от войск крымского царевича Адиль-Гирея, разбитого наголову и попавшего в персидский плен в Ширване. Позднее здесь обосновалась небольшая часть аварской княжеской семьи Турловых, которая, на “праве” сильного, подчинила себе основавшее село крымско-татарское население. Кроме того, Турловы прибыли сюда со своими узденями и зависимыми людьми, приведёнными из Дагестана. Т.е. для этих людей Турловы, действительно, были “владельцами”. Но вот в конце XVII века в Алдах появился третий пласт населения: по договору с князьями Турловыми сюда прибыли новопоселенцы – семьи с гор Чечни. Князья выделили им земли, обещали защиту от набегов кабардинских, кумыкских, калмыцких князей и ханов, а также от репрессий со стороны русской царской администрации. Со своей стороны чеченцы-переселенцы обещали свою поддержку князьям, обязались выплачивать им определенную подать – ясак. Первыми поселенцами c гop в Алдах считаются представители чеченских обществ Дишний, Гуной и Беной. Постепенно их количество росло, а затем чеченское население стало преобладающим. Но назвать их феодально-зависимыми от Турловых, как видим, нельзя. В противном случае нам придётся называть так любого человека, выплачивающего налог на землю. К тому же Турловых алдинцы-чеченцы вскоре лишили и такой символической власти.

Также надо помнить об одной особенности того времени, которое характеризовалось “войной всех против всех” и разгулом авантюризма. Проходимцев, приходивших к аванпостам российской администрации, заявлявших о том, что они “владельцы” и даже “князья” и вымогавших таким образом для себя привилегий и содержания, было множество. Поэтому к тому большому количеству письменных источников, в которых кто-то сообщает, что он является “владельцем”, что ему платят ясак, что у него есть “подвластные” и т.п., следует относиться осмотрительно, каждый из них может оказаться лишь претензией. 

Известный историк XIX века, крупнейший исследователь северокавказских реалий XVIII века П.Г. Бутков, писал о том, что в Кабарде, действительно, были феодальные отношения, но в Чечне все так называемые “владельцы” со стороны были, в лучшем случае, лишь наёмными администраторами на службе у местного населения. Он приводит пример: Давлетгирей Черкасский, а за ним и сын его Бамат заявляли везде о том, что Шали и Герменчук являются подвластными им сёлами; но жители этих сёл “и слыхом не слыхивали о таком их праве”. (Бутков П.Г. Материалы для новой истории Кавказа с 1722-го по 1803 год. – Нальчик, 2001. – С.79, 309).

 Этот принцип (“без меня меня женили”), кстати говоря, применяли по отношению к северокавказским народам Россия, Турция и Иран, когда договаривались о их “передаче” от одной империи – другой, хотя сами эти народы “и слыхом не слыхивали” о чьём-либо  праве на власть над ними. “Крымские ханы, а с ними и султаны Турецкие называли себя повелителями горских народов, – пишет современник и участник Кавказской войны Г.Филипсон, –  но это был почти пустой титул, действительной власти ни те, ни другие не имели”. (Филипсон Г.И. Воспоминания // Русский архив. – 1884. –  № 3. – С.190).

Этот тезис и это замечание Филипсона очень образно демонстрирует ответ одного натухайского старшины командующему русского отряда генералу Малиновскому. Когда генерал сказал черкесам, прибывшим к нему на переговоры, что по Андрианопольскому договору турецкий падишах подарил их и их земли русскому императору на вечные времена, то старик, указав рукой на птицу, сидевшую на дереве, ответил ему: “Ты хороший генерал; за твое доброе слово я дарю тебе эту птицу на вечные времена; возьми её”. (Федоров М.Ф. Походные записки на Кавказе с 1835 по 1842 год// Кавказский сборник. Том 3. – Тифлис., 1879. – С.38). Эта история в немного искаженном виде – генералом уже оказался командующий черноморской линией Н.Н. Раевский, – но по сути так же, – изложена в книге С. Голубова «Солдатская слава» (М., 1941, с. 4-5), на которую теперь и ссылаются многие авторы, не утруждающие себя поиском первоисточника. 

В 1756 году “гребенчуковский владелец” Девлет-Гирей обратился к астраханскому губернатору Жилину с просьбой разрешить ему с его подданными поселиться в урочище Моздок. И хотя такое разрешение Жилиным было дано, кизлярский комендант Фрауендорф “оному Девлет-Гирею с подвластными его людьми в урочище Моздоке поселиться не позволил… Понеже у него Девлет-Гирея своих подвластных нету”, а живут у него “пришельцы от разных сторон”. (Из документальной истории кабардино-русских отношений. – Нальчик, 2000. – С.15).

Общеизвестно утверждение чеченца на русской службе Умалата Лаудаева, который писал в 1872 году: “Чеченцы не имели князей и были все равны между собою, а если случалось, что инородцы высших сословий селились между ними, то и они утрачивали свой высокий род и сравнивались с чеченцами. Чеченцы называют себя узденями (озди или уздень); слово это у них имеет другое значение, чем у их соседей. У последних узденство делилось на степени, у чеченцев же все люди стояли на одной степени узденства, различаясь между собою только качествами: умом, богатством, щедростью, храбростью, а нередко и дурными делами, разбоями, воровством и т. д. Слово уздень, заимствованное ими от соседей, означает у чеченцев: человек свободный, вольный, независимый, или, как они сами выражаются, вольный как волк, (борз-сенна). Соседи их жили на княжеских землях, по праву ли, или силою приобретенных; у чеченцев же земля была общею, и если случалось, что они селились на княжеских землях, с условием платить подать, то, усилившись, переставали ее платить и завладевали землею”. (Лаудаев Умалат. Чеченское племя// Сборник сведений о Кавказских горцах. Вып. VI. – Тифлис, 1872. – Отд. I., ч.3. – С.23-24).

Ещё один пример. В 1806 – 1808 годах между главнокомандующим Кавказской армией графом Гудовичем, командующим Кавказской линией генерал-лейтенантом Мусиным-Пушкиным и русским черногорцем, шефом Владикавказского гарнизонного полка генерал-майором графом Ивеличем, идёт переписка (См.: Акты, собранные Кавказскою археографическою комиссиею. Том IV. – Тифлис, 1870. – С. 663-671), из которой следует, что один из старшин селения Атаги Цуцу Жанбатыров обещает привести жителей Атагов и окрестных чеченских сёл “в покорность”. Он предъявляет грамоту, выданную ему ещё графом Зубовым (24-летний фаворит Екатерины II, главнокомандующий “Персидского похода”, был в Кизляре с 25 марта по 10 апреля 1796 г.) и просит выплачивать ему “поручичье жалование”. Для убедительности он готов оставить аманатом “родного своего брата” Мурза-бека Али-Султанова. Цуцу принимают во Владикавказе, а в Тифлисе даже сам главнокомандующий граф Гудович. Затем Цуцу привозит во Владикавказ “почетного мирного владельца” “сел. Чертутагай” Алгота Алханова(из Турловых, был вскоре убит своим братом-чанкой, тоже с именем Алгот), выбранного “Большой Чеченской Атагой”, который тоже обещает привести всех “в подданство” и дать аманатов. Кто же тогда уполномочивал самого Цуцу? Потом Цуцу вместе жителем из аула Эндирей Хаджи-Реджебом Кандауровым предъявляет русскому начальству “12 старшин и 20 жителей Большой Атаги”. Когда же Ивелич спрашивает у них про другие сёла, Хаджи-Реджеб отвечает, что вот вам пока от Атагов, а глядя на этих и другие придут.

И вот итог. В марте 1808 г. на место отправляется полковник Ахвердов, который докладывает Гудовичу, что всё сплошная липа, что “…от двух Атагинских и Гехинской деревень аманаты никакой силы и внимания в народе не имеют и что все 3 аманата не есть коренные тех деревень жители, один же из аманатов сын побочнаго владельцов Чеченских Турловых и никакого народ к нему уважения не имеет”. (Акты... Том IV. – Тифлис, 1870. – С. 676).

 Таким образом, никаких пришлых “феодалов” у чеченцев не было. На территории нынешней Чечни некоторое время проживали представители кабардинских и дагестанских аристократических семей, которые пытались занять здесь привилегированное положение. Но ничего у них не вышло, даже с опорой на русские военные силы. Что же касается упоминаемых в архивных документах “владельцев” из собственно чеченцев, то они были лишь выборными старшинами или военными предводителями – “баьччи”, а иногда – первонасельниками и потому временными собственниками земли, но никак не феодальными владетелями. Причём в отношениях с российским чиновничеством на Кавказе, как следует из всех материалов XVII – XIX веков, в каждом чеченском селе обнаруживается по несколько “владельцов” – как чеченцев, так и нечеченцев. Да, русская военная администрация пыталось подчинить чеченские общества хоть какому-нибудь начальнику, хоть из князей, хоть из старшин, да хоть из разбойников – лишь бы подчинялись русскому управлению. Именно об этом писал академик Покровский М.Н. ещё в 1923 году: русское правительство с помощью князей, поселённых им в притеречье, “надеялось прибрать к рукам чеченскую демократию”.  (Покровский М.Н., с.201). Для этого даже наделяли этих “князей” всевозможными рычагами влияния, такими как право подписывать пропуска, беспошлинную торговлю, монополию на сбыт соли и т.п. Ничего не помогало. Читайте первоисточники, т.е. документы, и убедитесь сами, что феодализм в Чечне – выдумка советских историков.

Тем не менее, эти давным-давно, ещё в XVIII – XIX веках опровергнутые “факты” и заведомая ложь всяких претендентов на “владение” чеченцами и авантюристов, вновь и вновь выставляются как основание “теории феодализма в Чечне”. 

Доктор исторических наук Ш.А. Гапуров и его соавторы, ссылаясь на архивный документ, утверждают, что «общества Тумсой, Чижнах, Чанти, Атага, Дишни, Ерлой, Шикарой, Чабуртлы, Макажи и Алестенжи платили аварскому хану “дань барантами, со ста одного, и обязаны были дать ему же вспомогательных войск”» (Гапуров Ш.А., Бугаев А.М., Гапурова М.Ш. XVII век – важный этап в становлении российско-чеченских отношений// Сборник научных трудов АН ЧР и КНИИ РАН. – 2019. – № 8. – С. 135). Нисколько не сомневаюсь, что этот “архивный документ” – такая же безосновательная претензия аварских ханов, как и все остальные, приведённые выше.

Доктор исторических наук Ш.Б. Ахмадов, ученик и последователь Н.А. Смирнова,  пишет, что “кабардинский князь Девлетгирей Черкасский владел чеченскими селениями Шали и Герменчук”, “кумыкские князья Арасланбек Айдемиров, Алибек и Алисултан Каспулатовы владели селениями Атаги и Чечен-аул”, Чопал Турлов и Мамакай Гиреев владели сёлами по Качкалыку и т.п. “Чеченские князья, феодалы, владетели, почетные и влиятельные старшины, знатные уздени, богатые люди первой половины XVIII века – это феодальная верхушка чеченского общества”. (См.: Ахмадов Ш.Б. О сословно-имущей категории чеченского общества в XVIII в.// Современные проблемы науки и образования. – 2015. – № 2, ч.2). Демократический уклад жизни чеченского общества Ш.Б. Ахмадов называет “пережитком прошлого”: “Пережитки средневековых патриархальных отношений давали о себе знать даже в самих феодализированных обществах вайнахов, в которых они служили по существу прикрытием типично феодальной эксплуатации основной крестьянской массы” (Ахмадов Ш.Б. Чечня и Ингушетия в XVIII - начале XIX века. – Элиста, 2002. – С.5). При этом он ссылается на специалиста по одежде народов Кавказа XVIII –  XIX веков Е.Н. Студенецкую (не знаком с её опытом по истории социальных отношений), причём с ошибкой на номер страницы, где она без всякого анализа просто утверждает: “В XVIII веке в вайнахском обществе набирает силу процесс классообразования. Складываются феодальные отношения, более рельефно выделяются два антагонистических класса – феодалы (владельцы) и зависимое сословие – беднейшая часть крестьянства” (Студенецкая Е. Н. Одежда народов Северного Кавказа XVIII –  XIX в. – М, 1989. – С.5). Я прочитал её добротную книгу по одежде Каказа, но не нашёл там никакого анализа социальных отношений, это вообще не её тема. Как было можно ссылаться вообще на её работу?

С.-А. А.  Исаев и Т.  Исаева считали, что уже с XVII века в Чечне были сложившиеся феодальные отношения: “князья, мурзы, владельцы, почетные и влиятельные старшины, знатные уздени, мусульманское духовенство” с одной стороны, и «слуги, работные люди, холопы, ясыри, лай, “подлые люди”» – с другой. (Исаева Т.А., Исаев С.-А. А. Вопросы истории сельской общины чеченцев и ингушей (XVI-XVIII вв.) //Общественные отношения у чеченцев и ингушей в дореволюционном прошлом (XIII-начало XX в.). – Грозный, 1982. – С. 48.). Любимец всех чеченцев, в том числе и мой, писатель Абузар Айдамиров, очарованный красивой ложью наших историков, тоже написал: “I четверть XVIII в. – Установление владычества кумыкского князя Айдемира Бардыханова над аулами Большой Чечень и Большие Атаги. Установление владычества кумыкского князя Мудара над брагунскими чеченцами. Установление владычества кабардинского князя Давлетгерея Черкасского над аулами Шали и Герменчук”. (Айдамиров А. Хронология истории Чечено-Ингушетии. – С.18). “Владычество”!

Явус Ахмадов и Эдилбек Хаджимурадов пишут: “Можно утверждать, что в Чечне активно развивается процесс выделения сельских и общественных старшин в отдельное сословие с характерными чертами горских феодальных владельцев”. (Ахмадов Я. 3., Хасмагомадов Э. X. История Чечни в XIX—XX веках. – М., 2005. – С.61). Это утверждение про старшин не ново: ещё в 1976 году это утверждал С.Ц. Умаров. (О позиции старшин в антиколониальной борьбе Чечни первой трети XIX века // Вопросы истории Чечено-Ингушетии. Т. 10. – Грозный, 1976. – С. 300). Он ссылался на слова С. Броневского о том, что чеченские старшины, “…будучи избираемы из богатейших родов и по причине частого повторения этих выборов из тех же семейств, присваивают себе права старшинские от отца к сыну наследственно”. (Броневский С. П., с.53). Последний, конечно, авторитетный историк. Но реальность такова, что он мог и не знать существовавшего положения в большинстве селений. Каждое чеченское село, будь то в горах или на плоскости, было первоначально основано одной фамилией или родственниками. Конечно же, “старшина” (“хьалха теттина стаг”) был из этой фамилии. А когда в селе обосновывались несколько фамилий, то было и несколько старшин, от каждой фамилии. Вот это и посчитали “наследственностью”.

Справедливости ради следует сказать, что доктор исторических наук Я.З. Ахмадов, много и плодотворно работающий с архивами, часто опровергает содержащиеся в них сведения о “феодальной зависимости” и “податях” с чеченских обществ. Вот замечательный пример его анализа-разоблачения (Чечено-русские отношения в XVIII веке. Исследования и материалы. Том I. – Грозный, 2019. – С.235):
«В документе от 1758 г. (рапорт ген.-м. фон Фрауендорфа астраханскому губернатору Жылину), содержатся дополнительные сведения о чеберлоевцах, а также данные о шатоевцах (“чабутлинах”): “По силе в.превосх. ордера от 31 минувшего мая по справке о чебурклинских народах с чеченскими владельцами и другими, знающими те места, явилось: оные народы именуются — первые из них чабутлинцы, а другие чабурлинцы. От Чеченской деревни жительствуют разстоянием верховой езды с утра до половины дни. Смежны они с тавлинцами, ни у кого под владением несостоят, токмо у оных, у чабурлинцев (чеберлоевцы. – Я. А.), при каждой деревне из Аварского и Чеченского владения имеются чанки, которой ими каждый при своей деревне и управляется, а чабутлинцы (шатоевцы. – Я. А.) никаких у себя владельцов не имеют, суд и расправу чинят они чрез своего кадыя. Все оные чабутлинские и чабурлинские народы из давних лет дают каждый год аварскому владельцу скотом и протчим учрежденную подать, числом же деревень у них состоит небольших 27, ис которых шабутлинских 12, чабурлинских 15. Жительствуют между гор в крепких местах в недальном между собой разстоянии; военных людей у них набраться может — у шабутрлинцов конных и пеших до 400, у чабурлинцов до 600 чел.” (АВПРИ, Ф. Кабардинские дела, 1758, Оп. 115/1, Д. 11, лл. 65-65 об.). Письмо представляет яркий пример того, что следует подвергать сомнению, казалось бы, безусловно достоверные документальные сведения.
На первый взгляд указанный документ заслуживает полного доверия. Единственно смущает наличие десятков чеченских и аварских чанков (так назывались рожденные в княжеской семье от незнатных жен) в отдельно взятом чеченском обществе. Но главный антитезис заключается в наличие другого, куда более достоверного документа – публикуемые нами показания горского узденя на русской службе Ашура Агаева от мая 1748 г. непосредственно в Чеберлое (в отличие от авторов анализируемого документа) побывавшего. В результате “секретного разведывания” агент выявил наличие в обществе “Чебуртлы” 18 деревень-усадеб в 500 дворов которыми “управляют расправу” местные старшины, но никак не чанки. Во-вторых, он надежно установил политическую самостоятельность общества, отметив единственно внесение арендной платы за выпас скота за пределами общества (РГВИА. Ф.482. Оп. 1. Д. 1. Л. 220-221). Скорее всего мы имеем в донесении Фрауендорфа (составленном в комендантской канцелярии) досадную ошибку: когда обыкновенная хозяйственная сделка — арендная плата за использование пастбищ, была интерпретирована как подать.
Возвращаясь однако к другим данным касающихся “шабутлинцев” и якобы “податей” аварскому владельцу, встречаем в литературе отсылку Ф. В. Тотоева: “Буцковский (автор начала XIX в.— Я. А.) указывал, что тайпы Тумсой, Чижнах, Чанти, Дипгаи , Ерлои, Шикарой, Чабуртилы, Макаджи, Алестенджи, расположенные по Аргуну и его притокам, живут на землях, полагаемых собственностью аварского хана, платят ему дань баранами, со ста одного”. Но, другой крупный русский историк и кавказский чиновник с большим стажем, П.Г. Бутков, писавший свои документальные работы о Кавказе примерно в тот же период, что и Буцковский, выразился по этому вопросу несколько точнее: в Горной Чечне овец “для пастьбы отгоняют большею частью в земли аварского хана и андийцев (с заплатою владельцам земли…)”. Речь идет таким образом опять о заурядной аренде пастбищ».   

А.И. Духаев, автор замечательной работы по генеалогии дагестанских князей Турловых, также основываясь лишь на заявлениях самих Турловых, утверждает, что Нурмамат Турлов владел селом Чахкери (Духаев А.И. Генеалогия князей Турловых// Генеалогия народов Кавказа. Традиции и современность. Выпуск VIII: сборник статей. – Владикавказ,, 2016. – С. 37). Да, Турловых уважали в Чечне во все времена, и они оправдывали это уважение. Они были на стороне чеченцев при своём посредничестве между ними и русскими властями на Тереке, они возглавляли оборону Ханкальского прохода при набегах русских войск, многие из них стали известными чеченскими духовными лидерами. Когда советская власть обрушила на Турловых всю свою “пролетарскую ненависть” – аресты, издевательства и расстрелы, их последние поколения достойно встретили смерть, не отказавшись от своего чеченства и княжества. Они были настоящими князьями, и у многих из них были собственные холопы. Но они не были чеченскими феодалами, а чеченцы не были их холопами. В одном из кварталов Чахкери Нурмамат Турлов и его сын Алихан, действительно, имели влияние. Но таких влиятельных людей было много, фактически в каждом квартале, где селились однотейповцы. Чеченцы называли их термином “хьалха теттина стаг” – “выдвинутый”, “представитель”. Русские не знали – как назвать такого человека, и называли их старшинами. Поэтому мы видим в больших чеченских сёлах по нескольку “старшин”. Тот же Цуцу Джанбатыров, о котором шла речь выше, был всего лишь тринадцатым из “12-ти старшин” селения Атаги (см. выше). Цуцу был “представителем” лишь от варандоевцев, проживающих в Атагах, хотя благодаря своей активности и предприимчивости стал ещё более значительной личностью, соратником Бейбулата Таймиева и переговорщиком с русской администрацией. Тем не менее, за укрывательство своих односельчан от “русского правосудия” просидел 6 лет в заключении. В селении Чахкери (Шахьгирийн-Эвла) во времена Нурмамата Турлова “старшиной” варандоевцев был потомок Шахгирея Газгири Хаджимуратов, а во времена Алихана Нурмаматова – младший брат Газгирея Iалха Хаджимуратов. Даже в современных больших чеченских селениях вы найдёте по нескольку таких “хьалха теттина нах”, функция которых заключалась и заключается в том, чтобы говорить от имени сообщества, опять-таки – по согласованию с самим этим сообществом. 

Возводить в ранг чеченских феодалов прибившихся, по разным причинам, на эту территорию выходцев из обанкротившихся “аристократических” семей соседних народов на основании того, что они имели по три двора приведённых с собой холопов; собственных предводителей, выделявшихся из массы талантами и сторонниками; мулл и кадиев, бывших на содержании общества; разного рода авантюристов, писавших о том, что они “владельцы” и других подобных личностей – дурная затея некоторых историков, делавших таким образом “научную” карьеру. Ныне, в эпоху цифровых технологий, любые утверждения, в том числе мои, всегда можно самостоятельно подвергнуть верификации, докопаться до первоисточников, проверить их подлинность, отделить достоверное от ложного, искаженного и надуманного. И писатель-историк, и любой читатель вполне могут избежать попадания в сети лжетеорий, таких, как “феодализм в Чечне в XVI – XIX веках”. Не было никакого феодализма.

Хамид Дельмаев.