Четыре червонца

ЧЕТЫРЕ ЧЕРВОНЦА

ЗА ЛОМТЁМ ГНАЛСЯ, ДА ЧУТЬ КОВРИГУ НЕ ПОТЕРЯЛ

   В большом селе, районном центре, мне и моей семье достался в наследство от родителей старинный, кирпичный дом, особняк. А отцу от деда, а деду от его родителей. Короче говоря - родовое наследство, «гнездо». После того как ушли в мир иной мои родители я, законный наследник, прожил вместе с женой и сыном в этом доме лет десять, ничего не меняя, не усовершенствуя. Топили печи, русскую в кухне и голландку, украшенную изразцами, в гостиной. Водопровод барахлил, вода шла с ржавчиной и мы частенько пользовались колонкой рядом с домом. Нас преследовал страх, боялись переделками разрушить старый особняк. Хоть сложен был он из кирпича красного, огнеупорного, однако только тронь, думали мы с женой, так всё и начнёт рушиться да сыпаться. Как оказалось позже, страхи наши были весьма преувеличены.
   Помимо уважения к возрасту дома радовало нас и другое его преимущество - расположение. Стоял дом на главной улице, выходя окнами на площадь села. Я работал инженером на узле связи, жена преподавала математику в школе, сын в той же школе учился и в музыкальной, дополнительно.
   Всё располагалось почти рядом с домом.
   В том здании, где теперь музыкальная школа, раньше проживал с семьёю купец один, очень успешный видимо, зажиточный. Дом тот крупнее нашего и в два этажа. В остальном они под стать друг другу, оба в классическом стиле. Видимо в одно время построены были. Да так и выяснилось, подтвердилось в последствие, по документам.
   Так вот. Принялись как-то, в теперь уже музыкальной школе, делать капитальный ремонт, да приостановили работы. Стало ясно, что грандиозных переделок, с выламыванием стен, с созданием множества маленьких, индивидуальных классов каждому преподавателю по его музыкальному инструменту, вряд ли получится, особенно на втором этаже. Зато зал удивительный, большой, с множеством огромных, «глазастых» окон и с выразительной лепниной под потолком. Да и люстра замечательная осталась, хрустальная, в бронзе, старинная. Почти такая же, чуть меньше, в столовой.
   Глядя на неудачи в реконструкции того здания и мы тоже поостереглись кардинально свой особняк обновлять. Жили и жили себе.
   Все праздники, демонстрации, гулянья народные проходили перед нашими окнами. Как в детских стихах: «А из нашего окна площадь Красная видна, а из вашего окошка, только улицы немножко...». К тому же площадь эта, в отличие от остальных улиц, чистилась во все времена года, а это для села большой плюс. Другие-то сослуживцы приходили на работу, имея на сапогах по «пуду» липкой грязи, а я в чистых ботинках, по асфальту.
   Рядом с площадью небольшой, но уютный тенистый парк. Когда у нас родился сын, то на свежем воздухе, посапывая в колясочке, проводил большую часть дня, а подрастая, первые шаги своими ножками совершил, топая по парковым дорожкам.
   Вы, читатель, видимо, удивлены, что я так подробно описываю преимущества нашего дома? Потерпите и поймите, что зря ничего не бывает, всё имеет свой смысл и своё продолжение.
   Как-то был я по работе в командировке, в областном центре и там, совсем неожиданно, ну просто удивительно даже, мне предложили повышение, причём с переездом в город. Преимуществ от этого предложения много. Зарплата очень достойная, сама должность с перспективой на будущее, работа жене с хорошей нагрузкой по предмету, плюс классное руководство, ну и сыну, всё пожалуйста - «Дворец пионеров» с кружками, секциями и музыкальная школа. Я попросил время подумать, что очень удивило, конечно, моего начальника в области.
   Обратно я вернулся в сильном смятении. Возможно у людей, живущих в двадцать первом веке, даже вопросов не возникло бы на эту тему. Мол, чего тут раздумывать? Всё тебе в руки валится, глупому, а ты, видишь ли - в смятении чувств-с!
   Возможно, но помимо финансового благополучия и служебной карьеры у человека моего времени, семидесятых годов двадцатого века, имелись и другие приоритеты. Я переживал за свой коллектив, за то, что трудно будет найти инженера с высшим образованием в село и, конечно, за дом предков. Неужели его придётся продавать? А если не продавать, то он быстро разрушится. Всему же уход необходим. Продажа особняка виделась мне предательством. Дом этот, как живой организм наполненный памятью о предках и лично моими, детскими воспоминаниями, да и семейными реликвиями. Но, не продав его, мы в городе жилья не приобретём. Что ж, скитаться по частным квартирам?
   Однако дилемма!
   Мы долго судили да рядили, голова раскалывалась от дум. Жена - за, аж глазёнки загорелись от такой перспективы, сын - в полном восторге. Стало быть, решение только за мной. Никто не поддержал, не пожалел моих чувств, оно и понятно. Мои душевные муки, только мои! И так, надумали, в конце концов дом продать и уехать. Ну, правда пока появилось это предложение надо «брать быка за рога», как говорится. Оставив семью здесь, а самому мне мотаться из города за сто вёрст на выходные - тоже не решение. Жена категорически не согласилась, считая, что в городе меня тут же «охмурят и уведут», а потом «окрутят» с какой-нибудь «гулёной бабёнкой», вот ведь что! Будто я безвольная скотина, даже обидно стало. Ну и мнение у жены обо мне! Однако им, женщинам, виднее. К тому же жить в городе, посещать музеи, театр, кинозалы, её сокровенная мечта. Просто она не озвучивалась до поры, якобы, чтобы мне душу не бередить. Ну-ну, поверил.
   А, в общем-то и работа моя может потребовать незамедлительного присутствия. А я в выходные в селе! Связь - телеграф, телефон, дело такое! Начнут звонить, искать, а я с семьёй, к примеру, в лесу грибы собираю или на лодочке по реке гребу вёслами, наслаждаюсь красотами. Тут моя голова и «полетит с плеч долой». С позором назад? Возьмут, не возьмут обратно, а от души позлорадствуют на эту тему, это уж «как пить дать». В общем, мысли одолели. Местные приятели-сослуживцы были удивлены не меньше городских. Как-то после работы, за рюмочкой, высказались по поводу моей перспективы:
 - Мы конечно без тебя здесь осиротеем, но переживём, старик! Если бы нам такое предложили, а ты бы на коленях умолял остаться, прости, перешагнули бы и, со скоростью курьерского, умчались.
   Решились мы на отъезд, в конце концов.
   Весь последующий вечер жена и сын писали объявления о продаже дома, а я готовился к сдаче должности. Народ, подчинённые мои, были очень огорчены, расстроились до слёз. Я и сам, прощаясь, обнимаясь «потёк», умылся слезами.
Но то были ещё не последние мои слёзы прощания и сожаления от расставания.
   Объявления расклеили, в местную газету поместили. Покупатели приходили, да всё что-то их не устраивало. То полы «певучие», а двери «скрипучие», то сумма велика, а то окна с выходом на площадь не преимуществом, а недостатком являлось. Беда! Но мы не теряли надежду. А между тем съездили в город, подыскали себе двухкомнатную квартирку неплохую и, главное, по сходной цене, дали задаток и продолжили ждать покупателя на наш дом.
   Наконец он пришёл, точнее они, с супругой и братом её. Люди сельские, они амбициозные. Их радовало всё, особенно то, что окна на площадь смотрят.
 - Вот, - заметил спесиво брат жены, вёрткий, тридцатилетний «обалдуй», как в последствии выяснилось,- пускай теперь тамошние утрутся, у себя там, в «дыре». Мы будем винишко попивать и в окошки на гуляющих поглядывать. Красота! И главное, сапог не замараешь, коль из дому выйдешь, асфальт! Уж побарствуем, сестрёнка!
   Да, видимо, какие-то неведомые мне «тамошние из дыры утрутся», да и не один раз, от зависти. Да и асфальт серьёзный аргумент, чтобы считать себя теперь людьми из другого общества.
   Сестра этого «хлыща», до неприличия громко расхохоталась, запрокинув голову, одобряя слова брата.
   Муж, человек не очень молодой, какой-то усталый, чувствовалось, от неловкости кашлянул в кулак. Казалось, брат драгоценной супруги ему совсем не нравился. А может он и не брат вовсе? Муж, видимо, был только кошелёк с деньгами, а крутила-то всё она, её прихоть - жить в райцентре.
   Когда мы вышли с ним покурить на заднее крылечко, тяжело вздохнул и по - свойски поделился:
 - Бабы! Чего с них возьмёшь? У меня там хозяйство, бычки на откорм, коровы дойные, гусей стадо, всё на мать да брата оставил пока, а этим только «выпендриться» надо. Тьфу! Вытрясла всё с меня, стервоточина! Пуст! Как забулдыга рыночный, о-хо-хо!
   Я пригорюнился, честно сказать. И вот эти, мягко говоря, странные люди будут владеть теперь моим домом, во все времена наполненным музыкой, поэзией, милыми встречами с культурными людьми? Но что тут говорить, когда я уже ступил на тропу предательства и преступления по отношению к дому предков. Не смог передать в «хорошие, заботливые руки»
 - Дрянь я последняя! Вот кто я есть,- хлыстнул себя, мысленно бичуя.
   Жена, чувствуя моё поникшее настроение, утешала, приобняв:
 - Успокойся! Не кори себя. А если бы в те, прошедшие года, дом твоих родных экспроприировали, а? Ведь спасло только то, что дед твой был очень нужен, что план ГОЭЛРО осуществляли в ту пору. А то бы с вещами на выход и такие же точно стали бы здесь проживать или коммуналку сделали бы. Посмотри, все дома, да и школа и музыкальная тоже, да и твоя организация, всё гнездится в чьих-то особняках, ранее принадлежащих кому-то. А где те потомки, наследники? То-то!
   Её слова несколько встряхнули, и мы занялись подготовкой к переезду. Не успели разобрать только «залежи» на чердаке и попросили дать нам время.
   Новые владельцы не возражали, к тому же мы сказали, что там книги, рукописи. О, это вообще их не волновало, не их тема. Решили, пусть замок висит, как и висел, им не принципиально. Когда стали оформлять договор купли - продажи и я раскрыл папку с документами на дом, то выпала размером в лист, но сложенная вчетверо, пожелтевшая бумага. В ней был, написанный витиеватым, каллиграфическим почерком, чернилами, через «ять», отчёт подрядчика или нет, скорее архитектора, отчёт о проделанной работе. И как сохранилась, ума не приложу! В частности упоминалось, что при закладке дома, под каждые его угол, между основной кладкой и фундаментом, положено по червонцу и пояснено: «Доподлинно сообщаю, как Вами, Ваше благородие, было приказано, четыре золотых червонца 1797 года чеканки под каждый угол дома поместить, так всё исполнили в точности. Как и велено было». Подпись и дата: «1863год от Рождества Христова».
   О, так дом ещё старше, чем я предполагал, почти сто десять лет ему! Молодец, стойкий оказался. А червонцы те выпущены, стало быть, отчеканены в годы правления Павла Первого! А если так, то это уникальные монеты, редкие. Это не те, более известные, как червонцы с обликом Николая Второго, а можно сказать, раритетные! Главное, на монетах не было изображения самодержца! Павел Первый так решил, может из-за того, что внешностью невзрачен был? Да кто ж теперь знает о причине!
   На лицевой стороне, аверсе, чеканили крест или чуть позже, двуглавого орла, а на реверсе, обратной стороне, надпись: « НЕ НАМЪ, НЕ НАМЪ, А ИМЯНИ ТВОЕМУ». Всего два года выпускались такие монеты.
   Это коллекционная редкость ввиду небольшого количества тех денег. Был отчеканен в то время также и полуимпериал, то есть пять рублей, но золотой червонец Павла Первого, это вам не империал, не полуимпериал, не целковый! Это историческая ценность, нумизматическая и раритетная величина! Я в юности занимался нумизматикой, собирал монетки, поэтому знал о них много. А тут просто обомлел! Да и не я один. Купившие дом, видимо смутно представляя о чём конкретно речь, услышали слово «червонец» и этого им было достаточно, чтобы возрадоваться до неприличия громко. Брат с сестрой целовались, обнимались, пытаясь расшевелить и хозяина покупки, но он, как-то примолк.
   Деньги под углы дома было принято класть издавна. Это сулило достаток проживающей в нём семье, благополучие и счастье. Не обязательно золотые должны быть деньги, по достатку. Даже в погреб сыпали мелочь - потешить домового, ублажить его. Да и под подоконник, под дверной косяк, при кладке печи тоже, под венцы деревянного сруба. Конечно в то время, когда ставили этот дом, позже, ближе к середине девятнадцатого века, предки могли положить монеты Николая Первого, возможно и Второго, но они, преследуя какую-то, им одним ведомую благую цель, замуровали именно редкость. Они, предки наши, оставили монеты с удивительными словами своим потомкам. Видимо, надо над этим подумать, почитать бумаги с чердака. Ах! Тут только меня «шарахнуло» - дом-то продан! Деньги получены сполна! Почитать-то почитаю, да изменить ничего не смогу!
   Моё положение было незавидно. Назад уже не повернёшь. Хотя, по- хамски можно было бы разораться, наверное, попытаться расторгнуть договор, но только не мне. Если бы мы не знали о существовании этих четырёх червонцев, тогда как-то можно объяснить отступное. Мол, предки стали сниться, стыдить, укорять, в этом случае...
   Стало ясно, дом - ценность нашего рода, ушёл в чужие руки и этому виною я, неблагодарный потомок!
   Никогда не забуду момент прощания. Грузовик загружен вещами, водителю написан на листочке адрес подробный. Он уехал, а мы не сомневались, что его догоним в дороге, так как едем, конечно, быстрее на «Москвиче». Мои домочадцы уселись в машину, заваленную одеялами и подушками. Жена переживала за посуду, за сервизы и бокалы, опрометчиво отправленные в грузовике, правда обмотанные нашей одеждой, но всё же. Сын горевал об аквариуме и рыбках, которых отдал в живой уголок «Дома пионеров», но оба они, усевшись в машину, преследовали благую цель - дать мне возможность попрощаться с домом, побыть одному.
   Я бродил по гулким пустым комнатам, соринки похрустывали под моими башмаками. Прикасался к косякам дверным, к окнам, прижимался к русской печи. Тихо разговаривал с этими предметами моего детства, дорогими, милыми, утерянными навсегда. Обхватив руками, сколько смог, удивительно нарядную, украшенную старинными изразцами печь-голландку в гостиной, я прошептал:
 - Простите меня! Не судите строго, не обижайтесь! Я буду дом навещать, приходить. При любом удобном случае или в отпуск, я обязательно приеду!
   Дом, на эти мои слова, будто выдохнул, по ногам потянуло холодком. Я не успел подумать о чём-то мистическом, не успел и испугаться его реакции.
Оказалось всё банально. Это сын приоткрыл входную дверь, позвал меня:
 - Пап! Пора ехать!
 - Да, да, пора! Прощай дом, не копи зла, я тебя люблю, - вышел, осторожно прикрыв за собою дверь. На улице стояли в ожидании недовольные задержкой уже новые владельцы. Они не понимали, что значат слова: «Он прощается с домом». Им было сие не ведомо.
   Все ключи передали из рук в руки. Мы уехали. Я не оглянулся, не смог.
   Как водится при переездах, передо мной встало много задач сразу, которые одновременно нужно было решать, выбирая наиглавнейшую из них. После работы непосредственной, в которую я пытался вникнуть, наскоро перекусив, погружался в домашние дела. Не спать же на тюках! Наконец, спустя месяца два, разобрались с интерьером, расставили всё по местам!
   Новых знакомых, впоследствии побывавших у нас в квартире, удивляло многое, но не так, как предвкушала жена, а совсем наоборот.
- Вы что, - в один голос говорили они, будете жить, как старорежимные, в этом махровом капитализме, с этими жуткими картинами, с рухлядью этой? С этим буфетом, комодом и огромным трюмо? Фи! Отстали от моды.
Сейчас новые тенденции! Мебель светлая, лёгкая, сборная! А посуда? К чему этот вычурный фарфор, когда всего полно из фаянса? Разбил – не жалко, а тут ешь и трясись, как бы не задеть, не опрокинуть, не разбить! А портьеры из прошлого века? Уму не постижимо! А хрустальная люстра? Боишься головой задеть! Живёте, как в музее, право слово. Нет, ребята, у вас быть в гостях напряжённо, лучше уж вы к нам.
   После таких откровенных, категоричных до неприличия слов, жена моя скисла, сникла, «богатство» моих предков её больше не радовало. Именно моих, я не оговорился, раньше-то было - наших. Моя жена из семьи партийных работников районного масштаба. Войдя первый раз в наш дом для знакомства с родителями, от восторга чуть, как сама говорила, «с уму не спятила». Дыхание перехватило у бедной! Созерцая картины, при одном упоминании имён художников написавших их, моя будущая жена чуть в экзальтацию не впадала, право слово!
 - Я будто в дивном музее, будто в дворянской усадьбе очутилась,- восклицала она.
   Потом, став моей женой, и уже после смерти родителей моих, с гордостью, перед застольем водила гостей по нашему дому, и я видел, как она упивается восторгами теперь уже других. Сколько при этом в ней было напыщенности, достоинства, важности! Но вот, переехав в город, она заговорила по-другому.
 - Я хочу поменять тут всё,- с раздражением восклицала жена,- от людей стыдно, живём в хламе, как старорежимные старики, право слово!
   Это пришло ей в голову после высказывания гостей, уже позже.
   Надо пояснить, что мой род хоть и старинный и довольно известный, но никогда выходцы из него не барствовали, не кутили, денег много не имели и не разбазаривали их по кабакам и другим злачным местам. Жалованье своё получали по труду, награды по заслугам. Это инженеры, учёные, архитекторы, которых при любой власти ценили, а трудились они на ниве укрепления и прославления России. Просто жили достойно, как принято было в те века. Мебель, посуда - была свободно в продаже. Картины - подарки друзей-художников, мелкие безделушки - увлечения женской половины семьи, за два века. Да, вот что умели мои предки, так это приумножать и копить, не транжиря. Это факт!
   Ну а пока, я растаскивал, расставлял по местам намеченным, эту мебель, вешал портьеры, распаковывал книги. Да, вот книги точно, богатство нашей семьи. Моя жена с удовольствием указывала, куда и что поставить, предвкушая видимо, как поразит новых гостей интерьером. Короче говоря, до полуночи копошились потихоньку, не желая мешать соседям. А они уже косо стали посматривать при встрече возле лифта. Конечно, кому же понравится возня за стенами, так затянувшаяся. Да ещё бой часов, да занятия сына на фортепьяно.
   Вся эта городская жизнь отвлекла меня от тоски по дому своему. Я несколько остыл от самобичевания, с головой ушёл в доверенную мне, ответственную работу. Появились и новые знакомые, приятные семейные пары, которые приглашали нас в гости, да и мы не сплоховали, пригласили к себе на новоселье. Вот тут мы и услышали их мнение о нашем быте. Да-а-а.
   На всегдашнем нашем семейном совете решили, на деньги, оставшиеся от продажи дома, «шикануть», съездить на юг летом. Да не на недельку, а на целый месяц, средства позволяли. Правда, загвоздка была за мной, отпуск я пока не заслужил. Надо отработать определённое время, чтобы иметь право отдохнуть. Возможно даже, что мои домочадцы поедут одни, без меня, ведь педагогам отпуск предоставляется большой и он, как правило, летом, да и сын на каникулах. К тому же мы в копилку подкладывали постоянно. Нужно было гараж приобрести, чтобы машина не стояла перед окнами, вызывая недовольство соседей. Возможно было заиметь и садовый участок за городом. Жена, после жизни в селе, не мыслила себе существования без собственного «кусочка природы». Идею эту, как и все другие, вынашивала именно она, была инициатором. Я же пока не спорил, надеясь, что затее её что-то помешает и погрузился в работу целиком и полностью.

   Прошло полгода, вроде втянулись все мы в новую жизнь.
   Как-то был назначен у нас, на главном почтамте, семинар. После перерыва и я должен был выступить с докладом по своему профилю. На семинар съехались работники связи с разных районов области. В зале я увидел своего бывшего сослуживца. Во время перерыва, мы ринулись друг к другу, крепко пожали руки, обнялись и присели в сторонке, поговорить. И вот тут-то он меня просто ошарашил:
 - А знаешь, что удумали новые хозяева дома?
   Я, сразу почувствовав не доброе, внутренне весь съёжился.
 - Сначала раструбили по селу о том, что владеют богатством в виде золотых червонцев, а затем решили их достать из-под дома.
 - Как так,- пришёл в ужас я,- это же не деревянный дом, который можно поднять на домкратах хотя бы?
 - Во-во, так им и сказали, но они не отступились! Нанял брат хозяйки двоих алкашей и те, стали долбить сразу с двух углов кувалдами, выбивать кирпич.
 - Вот же варвары,- не смог смолчать я, лицо моё пылало от негодования, - а сам хозяин, не уж-то позволил? Он мне показался мужиком не глупым.
 -  Да ещё до этого их решения, он разругался вдрызг с парочкой, ему указали на дверь! Теперь он, кажется, опять в своей деревне скотом занимается.
 - Вот оно как! Да, беда прямо, - грустно покачал головою я,- ну и как успехи их, добыли клад?
 - Так нет же! Выдолбили, выкрошили и принялись шарить, да не нашли! Опять начали выбивать, но тут раздался скрежет, жуткий треск, дом наискось, на глазах у всех, треснул! Да и внутри тоже, печь кажется, лопнула.
   Зевак было много, базарный день выдался. Все слышали, как дом треснул, ругали их, осуждали, да они такой хай подняли:
 - А-а-а!- заорали,- надули нас! Золота нету, да и сам дом развалюха, старьё гнилое подсунули! В суд пойдём, жаловаться станем. За всё буржуи ответят, - даже кричали,- богатеи - недобитки! Это про вас, так все поняли.
   Люди их пытались окоротить, заткнуть, да куда там, понесло. Правда пришёл милиционер, и все разбрелись, кто куда, а этим горлохватам, он пригрозил КПЗ.
   Что тут скажешь? Как я прочитал доклад и не помню. В висках стучало, сердце щемило. После семинара все отправились обедать, стол был накрыт, я же устремился к себе домой, рухнул на диван и закрыл сверху голову подушкой. Так пролежал примерно с час, до прихода жены и сына. Разговаривать мне не хотелось, ещё всё клокотало в груди, меня поняли и оставили в покое, прикрыв дверь в комнату, тихо беседовали на кухне.
   К ужину я вышел в каком-то «пришибленном» состоянии и, не дожидаясь расспросов, видя изумление и тревогу в их глазах, сел к столу и всё сам рассказал. Повисла тягостная тишина. А что тут скажешь? Вяло поковыряв в тарелке вилкой я, а вслед за мною и члены моей семьи, отправились спать.
   «Утро вечера мудренее», как говаривала моя незабвенная бабушка.
   Следующий день был выходной, но часов в восемь, раздался настойчиво-пронзительный звонок во входную дверь. Пока я лихорадочно натягивал домашние брюки и неуклюже, со сна, совал ноги в тапки, звонок неустанно дребезжал. В тревоге поднялась и жена.
   За дверью, к нашему изумлению, стояли покупатели дома! Вид был у них «взъерошенный», настроены по-боевому, о чём и заявили прямо там, на площадке и требования их гулко разнеслись по сонным этажам:
 - Крохоборы!- вскричала новая хозяйка нашего дома,- гнильё подсунули, забирайте обратно! Верните наши деньги!
   Я замер в оцепенение, но только не моя жена. Она за рукав втянула в прихожую кричащую, брат перешагнул порог сам.
 - Чего бунтуете,- закрыв дверь, резко спросила моя жена,- вы не в поле, чтобы глотки драть. Дом спит. Сейчас каждый жилец может вызвать сюда милицию, и мы с превеликим удовольствием вас сдадим «в кутузку», - в воздухе витал запах алкоголя, видимо выпили для храбрости,- а то, что вы пьяны, только усугубит ваше положение,- добавила жена.
   Примолкли вроде. Не желая приглашать нежданных гостей в комнату, мы выслушали их гневную тираду в коридоре. В общем - то же самое, что уже слышал накануне. Я, раздражаясь на себя, стоял столбом, но моя жена нашлась:
 - Все документы оформлены должным образом и законно, все подписаны двумя сторонами. Так? Так! Вы по незнанию, а скорее по невежеству и глупости, принялись крушить старинный дом. Он отреагировал на ваше варварство! Вы пострадали материально, а мы морально, так как есть показания множества свидетелей, что вы нам, заслуженно уважаемым людям, нанесли при всём честном народе оскорбления, унизили честь и достоинство. За это, в кодексе есть статья, и мы намерены подать в суд.
   Непрошенные гости быстро переглянулись:
 -Забирайте его назад! Нам такой дом не нужен, понятно? - выкрикнул братец теперешней хозяйки дома.
 - Закон обратной силы не имеет, сделка состоялась! А с вами вообще разговора быть не может! Вы кто? Пустое место в купле-продаже. Где сам покупатель и его запоздалые претензии?- наконец, пришёл в себя и я.
 - Он на меня дом переписал, подарил,- уже тише, понимая, видимо, что всё может кончиться плохо, пояснила хозяйка дома,- мы с ним «разбежались».
   Короче говоря, условились мы, что подумаем и пришлём телеграмму о нашем решении. Но что это будет за решение, пока сами не знали.
   Кто был когда-нибудь в подобном положении, думаю, понял меня. Как правило, назад ничего не «отматывают», вновь владельцами бывшего имущества не становятся, это нонсенс! Но каждый, слыша о том, что любимая вещь, недвижимость или животное, к примеру корова или породистый пёс, отданное, проданное, в другие, недобрые, как потом выясняется руки, принимается искренне страдать, горевать и бичевать себя за содеянное. Первым желанием бывает ринуться с кулаками, обругать нерадивых или жестоких новых владельцев, отобрать бывшее своё! Но всё не так просто! Часто и деньги, вырученные от продажи, уже потрачены. А здесь-то дом, не пёс, не птичка в клетке. И как быть? А если выкупить назад, что с ним, растерзанным, делать?
   Кому-то может показаться, что такого не бывает, что тема надуманна. Ан, нет! Если бы было всё так просто в этой истории, то я не утруждался бы, да и читателей не стал нагружать переживаниями. У каждого своих много.
   Я закрылся в спальне и погрузился в размышления. Как быть?
    Мне на выручку, как и всегда, пришла моя жена.
 - Дом нужно забирать назад. Конечно, за ту же сумму мы его не возьмём, да у нас и нет таких средств, но за половину стоимости, а может и меньшую сумму, думаю можно сговориться, - рассуждала она,- ну не поедем мы на море, не купим дачу, подумаешь беда! Я вот представила, что если бы услышала о такой истории о других людях, то не лестно думала бы о продавших. Всех нюансов никто не знает. Многие явились свидетелями того разрушения, но ведь кто-то только слышал об этом с чужих слов, так? И возможно мнение моё было бы на стороне купивших. Мол, «сбагрили» трухлявый особняк и наслаждаются теперь, живя в городе, как говорится, на всём готовом. И прибавила бы я, возможно, конечно не то, что орали эти полупьяные, но что-то оскорбительное сказала бы.
Мы с тобою, милый мой, свой авторитет, дружбу многих людей, а я любовь своих учеников, завоёвывали годами, а теперь всё разрушится мгновенно! Нет уж! Нужно действовать и действовать умно! Прежде посчитаем нашу наличность, чем мы располагает. Посчитав поняли, что нам предстоит много и настойчиво торговаться с ними. Как и на какие «шиши» станем восстанавливать особняк и что с этим потом делать мы не представляли, но решение было принято единогласно, о чём мы и сообщили телеграммой. Мол, приедем в ближайшие дни. У меня было два дня в запасе, работал в праздники, ну и выходные, грядущие в плюс. Вроде всё рассчитали.
   Мы мчались по почти пустой дороге, нам только изредка попадались встречные машины. Пронзительная синева небесного купола с неспешно планирующими коршунами в вышине, ласковые солнечные лучи, ширь полей, придорожные, стройные посадки, ранее восхищавшие нас, теперь были не замечены. Думушку думали - и как всё сложится? Наше решение вернуть всё назад, казалось авантюрой, но что-то подсказывало мне, решение верное.
   Дом вызвал у меня массу едва скрываемых эмоций - волнение, возмущение и, честно говоря, желание «набить морду» разрушителям. Но мало ли какие мысли посещают нас в таких тревожных ситуациях, надо сдержаться.
   Раствор оказался крепче самого огнеупорного, красного кирпича. Кирпич выкрошился, а сетчатый, застывший на века раствор, остался целёхоньким. Трещина в стене была почти сквозною. Дом требовалось подхватить, помочь ему устоять, иначе он со временем скособочится, накренится и рухнет. Это нужно первым делом выполнить, поддержать. Грустные, давно не мытые, потускневшие стёкла окон моего милого дома, равнодушно и обречённо взирали на нас. Я с тревогой вошёл внутрь. Не ухоженность, затёртые, заширканные уличной обувью полы, потускневшие обои, кухонная печь серая, не знавшая полгода побелки, беспорядок - всё угнетало. Но самый большой урон нанесён печке-голландке, в большой гостиной. Её наискось разорвало! Удивительно красивые, цветные, покрытые глазурью изразцы, закопчённые теперь, в саже от того, что разорванную наискось печь пытались затопить и сквозная, зияющая чернотой трещина, не удержала дым. Большая, трёхъярусная, хрустальная люстра, оставленная нами с огромным сожалением ввиду того, что потолки в городских квартирах низки, теперь угнетала своим внешним видом, мохнатилась пылью хрусталиков и мрачнела потускневшей позолотой. Грустное зрелище!
   Наши бывшие сослуживцы, соседи и друзья оказывается, ни сколько не сомневались в нашем решении вернуть угробленное, ждали приезда нашего и все наперебой звали в гости и на ночлег. Было приятно. Значит, о нас помнили как о порядочных людях, это дорогого стоит.
   Нам сообщили, что дом, брошенный на произвол судьбы нынешними нерадивыми хозяевами, вероятнее всего разрушили бы, он портил вид площади. Прав у районного руководства, чтобы распоряжаться им по своему усмотрению не было, средств, чтобы откупить у тех безалаберных хозяев, тоже. Снесли бы, а на этом месте поставили хлебный ларёк или ещё что-то лёгкое в сооружении, незатейливое.
   Документально обратную куплю-продажу мы совершили довольно быстро, да и о цене сговорились тоже. Мерзавцы видели, как нас встретили в селе, с объятиями, радостными приветствиями. Подумали наверное, что если мы напишем заявление в суд отреагировав на хамские действия и оскорбления, то наверняка выиграем процесс и им не поздоровится. К тому же на покупку дома они ни копейки не потратили, всё оплатил бывший, в ту пору, муж.
   Сошлись на сумме в треть меньшей от той, первоначальной.
   Не раздумывая долго, с помощью друзей нашли мы рабочих, которые принялись укреплять дом, добросовестно заделали трещину, выровняли фундамент и вообще облагородили внешне особняк. Тут - то деньги и закончились, да и наши свободные дни тоже. Заперев дом мы уехали в город, запланировав приезд в ближайшие дни и встречу с удивительным печных дел мастером, старцем, которого знавал и мой отец и я, который регулярно чистил дымоходы и устранял неполадки печные в нашем доме. Мне нужен был совет и помощь в восстановлении голландки.
   На сей раз в город мы летели в приподнятом настроении! Неустанно говорили и говорили о предстоящих работах, о материалах, деньгах и гостеприимстве людей. На душе у меня было отрадно, я будто каялся за содеянное и мне с пониманием, постепенно, кажется прощался мой грех.
   Не зная покоя и отдохновения, я работал сверхурочно, оставался допоздна, подменял своих заболевших коллег, подгадывая ещё и к выходным. Всё это для того, чтобы смело, на несколько дней уезжать из города. Деньги тоже имели немаловажное значение. Мы принялись экономить на всём.
   Надо сказать, что я не забыл и всё время держал в голове то, что на чердаке имеются «залежи» исторических документов, семейной вековой, а может и не только вековой переписки, картины, списанные на чердак ввиду того, что нуждались в реставрации или достойной раме, предметы интерьера, личные вещи предков. Нужно это всё разобрать, пересмотреть и понять их ценность и необходимость. Которые истлели и уж тут ничего не попишешь - в утиль, но что-то же да останется. Я знал, что моя бывшая одноклассница, историк по образованию, теперь является директором музея местного. Но это громко сказано - музей! Комнатушка, выделенная школой, где кучно хранилась история целого района и живших ранее достойных памяти людской, граждан. Вот к ней-то, к однокласснице бывшей, я и обратился за помощью разобрать чердачные накопления. Она с радостью согласилась, взяв себе в помощницы двух девочек-старшеклассниц.
   Я же отправился на поиски того знаменитого на всю, можно сказать, область печных дел мастера. Жил он в небольшом домишке на окраинной улочке. На стук мне открыл дверь сам хозяин, старик убелённый сединами, с коротко стриженной аккуратной бородкой. Я напомнил о моём отце, о нашем доме.
   Он, кажется, обрадовался нашей встрече, заулыбался.
 - Сейчас, подожди, только кашку доем, и отправимся,- попросил меня старик.
   Состояние уникальной печи-голландки печника сильно удручило. Он ходил вокруг неё, качал головою, цокал языком и, в конце концов, вынес свой вердикт. Печь нужно осторожно разобрать до основания. Изразцы отделить, отмочить и отчистить от раствора. Сложить, до поры, на просушку в угол комнаты. Так же поступить и с кирпичами, очистить, желательно сухими.
 - Будем возводить заново, а ждать когда высохнут, видать по всему, недосуг тебе,- пояснил печник и приободрил меня, - краше прежней станет. У меня на дворе стопочкой лежит старинный кирпич, в запас. Если какой расколется или не хватит его, так и быть, добавим.
   В этот день пришли два его помощника и принялись осторожно разбирать печь, как и указал старик, сам же он сообщил, что завтра, поутру приступит к работе и удалился.
   Я, как мог, помогал парням. Менял воду в корыте, щёточкой тёр изразцовые плитки. Мы раскладывали их вдоль стены свободно, чтобы быстрее высохли и годились для новой сборки. Изразец, это уникальный вид обработки плиток, штучный товар, ручная работа. Внутри эти плитки полые, стукнешь по такой карандашом или палочкой - звенят! Значит, без трещинок. И крепятся к печи по-особому. На каждой из них выпукло изображена сценка в ярких красках. То пляшущий медведь, то пышная барышня в чепце под зонтиком, а на иной и мужичок с балалайкой или ветвь с дубовыми листьями и желудями. Каждое изображение обрамлял повторяющийся орнамент. Всё это покрыто глазурью. Изразцы на печи чередовались, создавая общую картину веселья. Бликуя и переливаясь, печь приводила в восторг любого, кто её видел, являлась украшением бесспорным. Такие печи когда-то, в стародавние времена, украшали царские палаты и боярские хоромы, а позже и залы купеческих домов. Один взгляд на такую печь вызывал улыбку и благожелательный настрой. Чувствовалось, что те, кто заказывал печь с такими изразцами, судя по теме, искренне любили русскую старину, были приверженцами русской культуры.
   Наконец дошли до «подошвы» печи и тут моя жена пригласила работников перекусить. Те вымыли руки и ушли в кухню, а я, чтобы зря не простаивать, продолжил вынимать последний ряд кирпичей. Вот тут-то и наткнулся, под двумя крепко спаянными раствором, но абсолютно не похожий на кирпич предмет.
   Вытащив с усилием, обнаружил в своих руках жестяную коробку из-под кондитерского лакомства. Она оказалась довольно весомой. Тщательно отерев её влажной, а потом сухой тряпицей, я прочёл еле видные слова, говорящие о том, что это шоколадные конфеты «Утиные носы» кондитерской фабрики Степана Абрикосова 1863год. Сердце моё нещадно колотилось в груди, ладони вспотели от напряжения, в висках пульсировала кровь, а язык присох к нёбу. Это был клад! Что-то ценное оставили мне предки. Может быть, конечно, не мне именно, но потомкам своим. В необычайно взволнованном состоянии у меня всё же хватило здравого рассудка, немедленно не открывать коробку, а унести и положить до поры в спальную комнату.
   Когда вернулись после трапезы молодые люди, я уже поборол слегка своё волнение и, кажется, мирно продолжал отмывать изразцы.
   Закончив подготовку к возведению печи, я пригласил жену в комнату, попросил не волноваться и вынес коробку. Поставив на стол, не без труда открыл приржавевшую крышку и на меня, представьте, пахнуло ванилью, имбирём и орехами, шоколадом, в общем, конфетами, которые находились там сто семь лет тому назад! Непостижимо! Коробка до краёв была наполнена серебряными монетами разного достоинства! Жена моя, приподнявшись со стула, так и замерла, не смея шевельнуться! В глазах её застыл вопрос:
 - Как? Это клад? Нам?
   Я только утвердительно кивнул головой.
   Позже, разобравшись с монетами, имея некоторые познания, я пояснил жене, что в коробке отчеканенные в 1762 году от Рождества Христова серебряные монеты достоинством в один рубль с изображением лика Петра Третьего и такого же достоинства монеты 1859 года. На этих «Монумент Императора Николая Первого на коне» и по кругу, на аверсе, «По велению императора Александра Второго Всея России самодержца 1859 год июня двадцать пятого дня». Я уткнулся лицом в рукав своей рубахи и заплакал. Теперь я знал, как поступить в дальнейшем. Из глубины веков мне, мои предки, протягивали руку материальной помощи, и я её принял! Я знал нескольких коллекционеров - нумизматов, которые с радостью приобретут у меня эти монеты, правда не сразу, да и Бог с ними. У меня будут средства на восстановление особняка! А то я исстрадался о том, где взять деньги, на какие шиши продолжать работы. Уф, камень с души упал! Наутро явился печник. Аккуратно закатал рукава рубахи, надел клеёнчатый фартук, помолился и приступил к работе. Я был у него в качестве подмастерья. Надо сказать, что за время совместного труда я много услышал и узнал о печном мастерстве, да и не только. К примеру, коротко стриженая борода у печников оттого, чтобы глиной её не заляпать, а у кого всё же и длинная, то её или в косицу заплетали, или завязывали шнурочком за конец и закидывали за шею, там закрепляя. Работал мастер только одной рукой, другая всегда оставалась чистой.
 - А как же, - пояснял он,- к примеру, за кирпич взяться или платок из кармана достать и нос утереть, пот смахнуть. Коли обе руки в растворе, то весь будешь «замурзанный». Слово «грязный», применительно к раствору, он не допускал и огорчался, слыша такое.
 - Да разве ж это грязь?- возмущался старик,- грязь вон на дворе, да к обувке липнет, а это - как тесто для хлеба. Плохо замесишь, тесто будет клёклое, не поднимут и дрожжи, кислый будет хлебушек и быстро засохнет. Так и раствор. Я тебе, сынок, класть по-старинке стану, как меня дед мой учил.
   В хорошо вымешанную, «отмученную» глину, без примесей, камешков да мелких осколков стёкла, которые, бывало, попадаются при работе, старик понемногу добавлял просеянный песок и набрав раствор на мастерок, с силой кидал в стену. При этом часть раствора прилипала к стене, но много оставалось и на мастерке. Значит, надобно ещё песка добавить. И так до той поры, пока раствор не становился однородным, а мастерок чистым после него. Теперь то, что надо!
   Действительно, будто тесто заводил, замешивал!
   У мастера были приготовлены деревянные клинья, о надобности которых я, пока, мог только догадываться. Я вынужден был, на некоторое время, покинуть мудрого старика, и отправился к девушкам, которые перебирали и сортировали «чердачные» документы. Личная переписка моих предков, открытки праздничные, с пожеланиями - отдельно, деловые бумаги тоже, а уникальная переписка, имеющая историческую ценность с известными людьми, знаменитостями и иностранцами - в третью. С полотен картин, овальных виньеток и фотографий в рамочках, с небольших статуэток и зеркал, был ими стёрт слой вековой пыли и увиденное, умилило всех троих до слёз. Помимо всего этого - дамские безделушки! Веера, лорнеты, табакерочки, причудливые черепаховые гребни, которые, ради украшения, будто короны, дамы вставляли в пышные локоны, перчатки лайковые, из тончайшей кожи и кружевные и многое другое, что незаслуженно было сослано на чердак в сундук. А может быть и правильно, что лежало там до поры? Возможно, поэтому и уцелело! Не выкинули, не разбазарили, не сломали, не продали за бесценок. Годы были голодные и разорительные, тот имел кусок хлеба, кому было что продать.
   Моя бывшая одноклассница, а теперь директор районного музея, заламывая руки, молча страдала, не решаясь попросить у меня хоть что-то для музея. В душе, конечно, была уверена, что получит пару предметов, да вон, хоть тот костяной веер и лорнетик. А вдруг, нет! Она заглядывала мне в глаза с надеждой.
   Я же отправился к печнику, возможно помощь моя ему нужна. Оно и верно. Встав на козлы, старик выводил верхнюю часть печи и ему необходим был подручный, подавать требуемое. Завершая кладку голландки, печник, к моему удивлению вбив клинья между крайними кирпичинами и потолком, позвал меня:
 - А ну-ка! Попробуй! Печь ходит по раствору, иль нет?
   Я пробовал и понимал, что кладка живая, дышит! Стало быть правильно сложена печь, не будет трескаться и сыпаться. На славу сложена! Печь сутки стояла, дышала, а потом мастер выбивал клинья и она досыхала окончательно и только тогда затапливалась. Кстати, дверки в печь, поддувало и печурки чугунного литья, не уступают по красоте изразцам.
   После обеда, над которым трудилась жена, угощая всех участников восстановления особняка, мы с печником вышли на воздух, закурили.
   Там он рассказал мне, что русская печь в нашей кухне поставлена на «салазки», не на землю, Боже упаси, и никогда «намертво». Печь - живой организм! Сами «салазки» складывались из деревянных «кругляков». Углы крепились односторонним, замочным пазом. Между стеной дома и задним боком печи имеется прогал, запечье. Небольшой, но необходимый промежуток, чтобы тепло исходящее от печи циркулировало, обогревая помещение.
   «Ходи хата, ходи печь, хозяину негде лечь», вспомнилась тогда припевка.
 - Не улицу же обогревать, - разумно заметил старик,- тёплый воздух гулять по дому должен. А вот в подустье печи обычно складывали ухваты, кочерги, хлебные лопаты. Там песочек насыпан, от греха подальше, чтобы дом не сгорел от раскалённых печных принадлежностей. Печь в доме Вашего отца я знаю, каждую её кирпичинку! Салазки там уникальные, скажу так. Печь та, русская, «на воздусьях плывёт». Стоит на деревянном опечье из надёжных брёвен и хоть существуют много видов замочных пазов, и в «обло», и в «чашку» с потаённым шипом, и в «лапу», и в «тёплый угол», однако ваша печка, замкнута в «ласточкин хвост» и это правильно! Много раз её чистил от сажи, подправлял, если надобность в этом имелась, всё про неё, родимую, знаю.
   Велик русский народ, мудр! И с этим удивительным домом, возведённым такими чудо-мастерами, я позволил себе расстаться! Ну и глупец же я был!
   Во время работы по восстановлению родового особняка, сын наш гостил у родителей жены. Сама же жена, помогая мне, ночевала у своей подруги, с которой вместе ранее работала в школе, а я в доме на печи русской, которую не протапливал, а просто приносил из машины спальный мешок, подушечку-думку и взгромоздясь на печь, «плыл» в своих воспоминаниях, прислушиваясь к потрескиваниям, поскрипываниям, пощёлкиваниям звучащим ночами в доме.
   Теперь же, оставив ключ печнику, для дальнейших работ, мы отправились в город, где нужно было решить массу вопросов и самый немаловажный - добыть деньги, чтобы иметь возможность расплатиться с работавшими людьми.
   Мы с женой решили, что придётся заказать вновь машину и привезти обратно мебель, безусловную принадлежность именно этого дома и вторую люстру, которую сняли, уезжая, с потолка особняка, в столовой. Великовата, громоздка она для городской квартиры, верно замечали и язвили гости, задевая её головами.
   Только в дороге почувствовали себя усталыми, не выспавшимися, неухоженными. Завтра на работу. Нужно привести себя в порядок и выспаться. Короче говоря, за несколько дней я созвонился со знакомыми мне нумизматами и они были так воодушевлены, что приобрели у меня несколько монет, пообещав свести с другими интересующимися покупкой.
   В село мы поехали дней через десять с деньгами, чтобы расплатиться с печником, людьми восстанавливающими фасад особняка, не забыв снять люстру, чтобы водрузить её на прежнее место. Мы с женой решили так. Если голландка полностью закончена, то можно будет возвращать мебель. Надо сказать, что население райцентра неоднозначно отнеслось и к нашему отъезду, и к нашему возвращению. Судачили, одобряли и злословили на все лады. Но, как говорится, «на всякий роток не накинешь платок». Вот и мы мудро рассудили - пусть поговорят. Мотаться между городом и селом тяжело, нам был необходим отдых, поэтому работы мы заканчивали.
   Завершая эпопею с домом, по которому мы приняли на семейном совете единственно верное и разумное решение, прежде, всё же надумали устроить ужин, пригласив друзей, которых обременяли всё это время и, конечно, мою бывшую одноклассницу, да и печника тоже.
   Нам помогли родители учеников жены, которые знали в городе все «ходы и выходы» и на стол к прощальному ужину удалось «достать» несколько палочек «Летней» колбасы, шпроты, болгарские консервированные овощи , компот из персиков в банках, пару «Киевских» тортов, пошехонских сыр, шоколадных конфет «Ассорти» три коробки, ну и купили свободно, в «Гастрономе», несколько бутылок «Гавана клуб» и ром «Негро», короче говоря - затоварились.
   Печь поразила своим великолепием! Мне кажется, что она стала ещё красивее и величественнее. Видимо в былые века в этом, довольно обширном зале танцевали, вальсировали, кружились пары вокруг неё. Помнится, есть выражение «танцевать от печки», не случайная фраза. Ещё три спальные комнаты - будуары в доме, просторная столовая и отдельно кухня, кладовые и чуланы. Что говорить, особняк всегда был « лакомым кусочком» для руководства районного центра, во все послереволюционные времена, но то, полезное, что сделали мои предки для страны, являлось некой охранной грамотой от присвоения, захвата или разорения.
   На прощальном ужине собрались приятные нам с женой и доброжелательные люди. Стол женщины накрыли совместными усилиями, правда сесть было не на что, мебель ещё мы не привезли, да и не хватило бы всё равно.
   Мне дали слово. Я благодарил всех за помощь, за дружбу, высказывал надежду на встречи в дальнейшем и, в конце, сказал:
 - Когда оформляли куплю - продажу этого, моего наследственного дома, то из документа одного я узнал о том, что предки заложили в его фундамент золотые монеты, четыре червонца редкости большой. Это явилось в дальнейшем неприятным развитием событий, которое послужило возвращением дома к нам, прежним хозяевам. Да что говорить, все наслышаны о том, как алчные люди принялись крушить это здание. Я же, узнав про монеты, призадумался тогда, почему не просто червонцы, а именно те, безликие, но с выдающейся надписью заложены были. «Не намъ, не намъ, а имяни твоему» - отчеканено на них. В этом крылся и весь смысл. Я решил подробнее узнать, о чём же речь.
В библейской книге ветхого Завета эта строка отражала смысл и звучала в переводе на русский так:
«Не нам, Господи, не нам, но имени Твоему дай Славу, ради милости Твоей, ради истины Твоей». Подумав хорошенько мы, семьёй, решили подарить этот особняк районному краеведческому музею в вечное пользование, так как места достойного он не имеет и ютится, временно в школе. Вот , видимо в чём будет и милость и истина. Впрочем, каждый подумает по- своему над этими словами. Сами видите, достаточно просторный, вместительный особняк, в центре села, на будущей неделе и мебель вернём сюда. Завтра официально я оформлю дарственную.
   Директор музея, моя бывшая одноклассница, кинулась мне на шею и со слезами принялась благодарить, не ожидая такого подарка.
   Не стану описывать, что следом за этим началось! Замечу только, что решение было правильное и ни я, ни мои близкие ни разу не пожалели об этом. Кстати и документы, и картины, и другие предметы наших предков, нашли там свои законные места. Было отрадно, что моим душевным сомнениям и мытарствам пришёл конец.
   А причиной тому стали четыре золотых червонца, заложенные в фундамент дома для того, чтобы в нём царило благополучие, мир и процветание. Да так, собственно, и вышло в конце концов.