Запоздалая любовь
«Пристегните ремни, наш самолет начинает снижение, ориентировочное время прибытия в аэропорт «Храброво» Калининград 8 часов 30 минут. Температура воздуха в районе аэропорта +15 градусов…» Этот красивый, женский голос вывел её из сна, в который она провалилась, как только упала в кресло, и самолет начал взлетать. Сказалась последняя неделя какой-то суматошной гонки в её жизни. Хотя последние пять лет она постоянно так жила, и это её не напрягало. Инга привыкла жить по жёстко запланированному распорядку, её время было строго расписано. Ей казалось, что она всё держит под контролем и сама хозяйка своей жизни. Даже где-то в глубине души гордилась тем, что после развода с мужем справилась легко и с его изменой, и с тем, что начала свой бизнес уже после сорока, самостоятельно без чьей-либо поддержки.
Инга с детства занималась фотографией. Отец подарил ей на шестнадцатилетие фотоаппарат «ФЭД», научил проявлять пленки, разводить фиксаж и закрепитель, делать сначала черно-белые снимки, а затем и цветные фотографии. Но самое главное, он научил видеть красоту в обыденной жизни. Это пригодилось, и своё хобби она смогла превратить в неплохой доход, когда осталась одна после развода.
Организовала сначала фотостудию, а через пару лет у неё уже было три салона в центре Москвы, которые пользовались популярностью. Она подобрала хороших фотографов, настоящих профессионалов с хорошим художественным вкусом. Фотосессии на свадьбах приносили неплохой доход, но в планах было более грандиозное: участие в профессиональных фотовыставках, Фотобиенале, где мечтают поработать ведущие профессионалы фэш-индустрии. И эта цель тоже была реализована. Её собственные работы в направлении пиктореализма: фотоискусство, которое приближает фотографию к живописи, получили высокую оценку на выставке Российского центра науки и культуры в Париже. Посыпались заказы и предложения поработать в большом формате в образовательном проекте по истории фотографии. Она стала выезжать за рубеж со своими фотовыставками…
Все поразительно удачно и легко складывалась. Иногда просыпаясь ночью, она думала о своей независимой жизни, и боялась спугнуть удачу. Жизнь кипела, много знакомых, деловые встречи, светские тусовки. Теперь она могла позволить себе путешествовать. Каждая поездка кроме работы была и прекрасным отдыхом. Смена впечатлений радовала, приносила удовольствие и новые фотографии городских пейзажей, природных ландшафтов, фото людей, метко схваченная эмоция и застывшая в снимке поза…
Она не замечала своего одиночества в эти пять лет, и не считала себя одинокой, хотя своего мужчину так и не нашла. Предательство мужа остудило её сердце. Она не чувствовала потребности любить, и не искала отношений с другим полом, кроме делового сотрудничества. В своих кругах её звали Инга – Снежная королева. Может, конечно, её внешность тоже сыграла в этом свою роль. Она была природной блондинкой с длинными светло - пепельными волосами и глазами холодной голубизны. В детстве отец звал её «Инга-льдинка»
Перфекционистка по характеру, требовательная к себе и к своим сотрудникам, она держалась с людьми довольно холодно и отчужденно. Никто не мог считать себя с ней в приятельских отношениях, поэтому и подруг она не имела. А её мать после смерти отца, единственного, которого Инга искренне любила, часто упрекала её, что у неё черствое, холодное сердце. Инга не могла простить матери, что та изменяла отцу.
Однажды уже в подростковом возрасте Инга, придя домой из школы раньше времени, застала мать с другим мужчиной. Тогда она убежала из дому, не пришла домой ночевать. Провела ночь на вокзале, а утром её привел домой милиционер. Отец чуть с ума не сошел, кинулся к ней и прошептал: «Не надо, девочка моя, не надо!». Она до сих пор не поняла до конца, что он имел тогда в виду. Но эти слова по-прежнему звучат у нее в голове, когда она вспоминает эту сцену. Инга тогда ничего не сказала отцу, а мать после, когда они остались вдвоем, так унизительно ползала у неё в ногах, целовала её худые коленки, просила прощения и благодарила. После этого Инга замкнулась и совсем отдалилась от матери, а мать так и не простила ей своего унижения.
У отца через полгода обнаружили рак, болезнь за два месяца убила его, он и не сопротивлялся, покорно расстался со своей жизнью.
Уже позже Инга, когда они с матерью конфликтовали, а это происходила все чаще, она стала обвинять мать в смерти отца. А мать, чтобы обидеть дочь, бросала ей в лицо упреки, что муж Инги ушел от неё, что она бесчувственная, холодная, поэтому и детей у неё нет. Это был страшно обидно, они перестали видеться совсем. Она слышала, что мать нашла себе очередного «милого друга», и была счастлива, как она это умела и понимала.
***
Самолет произвел посадку, все пассажиры стали подниматься со своих мест, собирать вещи и потянулись к выходу. Инга осталась сидеть в кресле, она приходила в себя от своих мыслей. Нужно встать и идти, как она всегда это делала. Нужно жить с этим и не давать себе поблажек. «Не надо, девочка, моя, Не надо…»,- говорила она себе. К ней подошла стюардесса.
- С вами все в порядке? Как вы себя чувствуете?
- Да, спасибо, все хорошо.
Инга увидела, что она осталась одна в салоне, тяжело поднялась и, забрав сумку, пошла к выходу. Стюардесса на трапе заученно вежливо улыбнулась и пожелала ей счастливого пути.
- Спасибо, до свидания.
- Всего хорошего.
Инга загадала, если сегодня море будет без шторма и волнения в спокойном величии штиля, все в её жизни будет хорошо.
Балтийская погода в октябре не баловала солнечными днями. Но сегодня, сходя по трапу, Инга увидела восходящее солнце в молочной дымке тумана. Выйдя из терминала аэропорта, она подошла к стоянке такси. Очереди не было, к ней сразу кинулись трое разновозрастных зазывал мужского пола, но она, проигнорировав их «Куда ехать?», решительно села в первую стоявшую машину и, не глядя на водителя, бросила:
- В Светлогорск, санаторий «Янтарный берег».
Машина как-то нерешительно тронулась, водитель молчал, а она вдруг поняла, что кожаный салон авто не похож на такси. Нет привычного таксометра, каких-либо средств связи. Машина, крутая «аудюха» из последних моделей. Инга взглянула на водителя. За рулем сидел довольно импозантный мужчина лет пятидесяти в драповой клетчатой куртке, темно-красный шарф, ручной вязки небрежно обмотан вокруг шеи. Его густые курчавые темно-каштановые волосы с сединой были длинны и завязаны в низкий хвост. Небольшие височные залысины не портили его греческий профиль с крупным носом горбинкой и выдающимся подбородком с темной щетиной трехдневной небритости. Инга теперь почувствовала и дорогой мужской парфюм,примешивающийся к запаху кожаных кресел.
Машина уже выехала с территории аэровокзала и неслась по трассе. Водитель молчал. Инга поняла: это точно не такси и, чтобы как-то прояснить ситуацию, осторожно задала вопрос:
- А вы, точно таксист?
- Нет.
Инга напряглась и спросила:
- Так, почем же вы меня везете? Если вы не такси?
- Потому что Вы сели ко мне в машину - угрюмо ответил водитель, даже не посмотрев на свою попутчицу.
- Куда вы меня везете?! Остановите машину?! – испуганным голосом произнесла Инга.
- Куда вы и просили в Светлогорск, в санаторий «Янтарный берег», - ответил водитель, глянув на её испуганное лицо, и улыбнулся.
- Да, вы не бойтесь, я не маньяк. Я живу в Светлогорске, и мне по пути. И недорого возьму, по тарифу, восемьсот рублей. Устроит?
- Так, вы что таксуете? На такой машине за четыре миллиона, человек не может нуждаться в деньгах.
- Деньги всем нужны, хотя не в них счастье, согласитесь? Вы ведь тоже не бедствуете, если на такси пошли, а не на автобус. Да и цену машины точно определили, значит осведомлены. А я, действительно не таксую, друга отвозил в аэропорт. В Москву летит, бортом, на котором вы прилетели. Вы ведь из Москвы? В санаторий подлечиться? Октябрь, сезон курортников прошел. Хотя в этом году лето не клеилось, дождило, зато осень чудесная, такая редко бывает на Балтике. Уже неделю как ясно и тепло. Может и вам повезет с погодой.
Инга решила проигнорировать его вопросы и не отвечать, потому что почувствовала легкую насмешку, а парировать в ответ её не хотелось. У водителя был приятный голос с какими-то бархатистыми нотками, и Инга как-то сразу успокоилась и расслабилась. В СМИ масса примеров об убийцах и насильниках с привлекательной внешностью, но этот «интеллигент - водитель» ей нравился. Она решила поддержать разговор с незнакомцем, разоткровенничалась, хотя это было не в её правилах:
- Я была в Светлогорске летом, в детстве, с отцом, лет тридцать назад. Но помню, свои впечатления. Много - много янтарных украшений на развалах столов, выставленных на променаде. Это море… какого-то необыкновенного, сине – серебристого цвета, белоснежные ненасытные чайки. Мы их кормили булками из столовой... Такие тихие улочки, утопающие в зелени старинные прусские виллы. «Раушен» – «шепот, шептать», так, кажется, с немецкого переводится название города? Действительно, он, показался мне, тихим и безмятежным. Или это - всё воспоминания детства? А отдыхали мы, если мне не изменяет память, в каком-то военном ведомственном санатории. Старые корпуса были разбросаны в старинном парке на высоком берегу моря. Отдыхающие жили в бывших прусских виллах, и это было так интересно. Меня зовут Инга, считается, что это имя пришло из немецкого языка»
Она вздрогнула и замолчала на полуслове. «Еще подумает, что она навязывается со знакомством». Но мужчина внимательно посмотрел на неё, как-то грустно улыбнулся и промолвил:
- Давид. Давид Мишурис. Да, Светлогорск по праву называют жемчужиной янтарного края. Многое изменилось в городе в связи с развитием туристической инфраструктуры курорта, но городок пытается из всех сил сохранить своё богатое культурно-историческое наследие. Иначе нельзя, не сохранить прошлое – потерять лицо.
- И еще я помню, канатную дорогу. Она еще действует? Я притворялась страшно усталой от солнца и купаний и просила папу подниматься с пляжа по канатной дороге…
- Да, работает, старушка. А ведь это единственная в Калининградской области канатная дорога, соединяющая морской променад с верхней центральной частью города. Её длина сто восемнадцать метров, ведь перепад высот побережья и городского проспекта составляет почти тридцать четыре метра.
- Давид, можно без отчества? А санаторий «Янтарный берег» далеко от центра Раушена? Мне нравится называть Светлогорск Раушеном.
- Да, конечно, без отчества... Ведь я еще не совсем древний для вас?
Давид посмотрел на Ингу. Какой красивой молодой и светлой казалась ему эта женщина. Полная противоположность его Мириам. Снова больно кольнуло сердце, горячая тяжесть подкатила к груди, еще не хватало, чтобы начался приступ. Нужно было бы принять таблетку, но не при девушке же. Он увидел заправку и притормозил.
- Нужно заправиться, не возражаете?
- Ой, конечно. А я пока за кофе сбегаю. Завтрак в самолете проспала. Не возражаете? – кокетливо произнесла Инга, открывая дверцу автомобиля.
- Вам принести кофе? Какое предпочитаете?
- Нет, спасибо. Я предпочитаю чай.
Он ждал, чтобы Инга ушла, таблетки были в бардачке. Давид смотрел Инге вслед. Высокая, наверное, с него ростом, выше ста семидесяти. На ней было длинное пальто цвета топленого молока, укороченные бежевые брючки, открывающие тонкие щиколотки, голубой свитер с широким воротом и платок с акварельным рисунком в общий тон гардероба. Как художник, Давид отметил отличный «луук» и хороший вкус его случайной попутчицы. Что это с ним? Он забросил нитроглицерин под язык, впервые за год после смерти Мириам заметил женщину и оценивающе рассматривает её.
Инга, как бы почувствовав его взгляд, оглянулась и дружелюбно помахала рукой. Давид поспешил выйти из машины и пошел оплачивать заправку.
Всю оставшуюся дорогу они непринужденно болтали, обсуждая достопримечательности курорта.
Когда они подъехали к проходной санатория, Инга стала доставать из сумки кошелек.
- Не, беспокойтесь. Я пошутил, насчет оплаты. Это мне нужно вас благодарить, что вы скрасили мне дорогу домой. Спасибо, было приятно с вами общаться. Надеюсь, я вас не утомил, своими рассказами…
- Ну, что вы. Из вас получился бы прекрасный экскурсовод.
- Я – художник, так что ничто прекрасное мне не чуждо.
Возникла минутная неловкость. Давид протянул руку для рукопожатия и предложил донести ей сумку до ресепшен, но Инга отказалась, быстро попрощавшись, резко повернулась и зашагала по аллее к приемному отделению санатория.
Давид смутился. Что он вообразил? Это молодая особа не для его угрюмого одиночества. Он посмотрел на небо. Скупое балтийское солнце, уже не светило, как раньше, его последний светлый луч, упал на лицо Давида и иссяк, не в силах пробить темные, свинцовые облака, затягивающие небо над головой. Вот так и эта незнакомка мелькнула и пропала из его жизни. И опять мрачное одиночество захлестнуло его душу. Он сел в машину и рванул с места, так что зашипели колеса, и уже не видел, как Инга повернулась и кинулась назад к машине; но та уже скрылась за поворотом.
- Боже, что это со мной? Я с ума сошла, бегу за мужиком, с которым знакома час.
Она тряхнула волосами и решительно пошла назад к зеркальным дверям санатория. Первые капли дождя упали на её лицо. Неужели дождь? Ведь только светило солнце? Какая обманчивая погода, как и все в нашей жизни. Только что, ты весел и радостен, и вдруг что-то резко омрачает твою жизнь. Словно темные акварельные краски расплываются на светлом фоне твоего счастливого настроения. Рисунок безнадежно испорчен. Счастливые моменты безвозвратны. Инга почувствовала, что сейчас она что-то безвозвратно потеряла.
Все формальности с оформлением были улажены в полчаса. Ей достался прекрасный двухкомнатный номер с видом на море. Люкс, как она и заказывала. Претензий к размещению у неё не было. При встрече с врачом из назначений она выбрала массаж, бассейн, тренажерный зал и аромотерапию с лечебным сном, по настойчивому предложению доктора, который стремился угодить богатой пациентке. У докторов в таких заведениях глаз намётан. Глядишь, с помощью таких клиентов, можно и повысить материальное медицинское довольствие дополнительными платными процедурами.
***
Инга не хотела вспоминать о диагнозе, который ей поставил врач, после обследования по ежегодной диспансеризации в дорогой платной клинике. Она отгоняла эти ужасные мысли, но восклицательные знаки и вопрос в полученном направлении в онкодиспансер стоял перед её глазами. И эта поездка сюда была бегством от себя, от своих подозрений, от неуточненного диагноза, от вопросов коллег. Когда она с побелевшим лицом пожила трубку, после звонка из клиники и слов: «Вам, нужно срочно обследоваться в стационаре, мы можем обеспечить вам место в удобное для вас время. Но вы должны это сделать как можно раньше»,- она тогда только и смогла выдавить из себя:
- А это не может быть ошибкой?
- Точно можно будет сказать, только после полного обследования. Чем раньше, тем лучше. У вас может быть генетическая предрасположенность. Онкология у близких родственников… Извините. Мы уверены все будет хорошо. Мы ждем вашего звонка.
«Вот и всё», - промелькнуло в голове. Она медленно положила трубку и еще долго смотрела на телефон, недоумевая: был ли этот разговор… Обеспокоенный голос секретарши, заглянувшей в кабинет, вернул её к реальности.
- Что случилось? Вам плохо, может воды?
«Опять подслушивала», - мелькнуло в голове, и Инга ледяным голосом произнесла:
- Нет, все в порядке. Закрой дверь!
«Теперь разнесёт эту новость, надо будет её предупредить, пригрозить увольнением».
Вечером дома она вдруг осознала, что ей не с кем поговорить, она не может ни с кем разделить это страшное для неё известие, поделиться своей тревогой, ощутить поддержку близкого человека. Она осталась одна со своей бедой. А это беда… она эта чувствовала. Инга не могла принять никакого решения, пыталась успокоить себя размышлениями о том, что нужно было привыкнуть к этой страшной новости. Выпила снотоворное, зная заранее, что не уснет.
***
Во сне ей приснился отец. Они с ним были на море в Светлогорске. Инга бежала от отца по мокрому песку и смеялась, а он догонял её. И такой молодой, веселый…. Вдруг Инга стала взбираться вверх по песчаной дюне, песок под её ногами осыпается, она цепляется за кустарник и все выше-выше поднимается наверх по дюне. Когда она повернула голову, то увидела, что взобралась довольно высоко, песок поплыл под её ногами все сильнее и быстрее. Лицо отца стало тревожным, он что-то кричит ей, но она ничего не слышит, как будто оглохла на мгновенье. И уже не слышала ни шума моря, ни криков чаек, ни голоса отца. Только по его губам она понимала, что он кричит ей: «Не надо, девочка моя, не надо!». В это время большой слой песчаной почвы под её ногами сорвался, и она вместе с ним покатилась вниз.
Инга закричала и проснулась. Сердце колотилось, дыхание было частым, пот проступил на лбу и висках. Включила бра над кроватью и взглянула на часы. Было два часа ночи, она проспала три часа. Теперь не уснуть. Она встала, пошла в душ, затем достала свой семейный альбом, и стала рассматривать фотографии того лета. Вот они вдвоем с отцом на велосипедах, а здесь пытаются руками обхватить старую липу. Отец говорил, что ей больше четырехсот лет. А вот она кормит чаек. Вот мать лежит в шезлонге, прикрыв лицо широкополой шляпой. Инга вспомнила, как мать отчитывала её, когда она, примерив эту шляпу, чтобы отец её сфотографировал, уронила её в воду, испугавшись волны. А отец, забежав в море, успел подхватить уплывающую шляпу. Но успел запечатлеть этот момент. Вот эта фотография. Инга, с широко открытыми глазами, с вскинутыми в воздух руками, и шляпа на гребне волны.
И тут Инга отчетливо поняла, что ей делать. Она должна поехать в Светлогорск, где она была так счастлива. Должна вернуть те ощущения, спокойствия и безмятежности. И вернуть эти воспоминания ей помогут те места, где она была с отцом. И была такой счастливой. Инга схватила ноутбук, в Интернете она на первом же открывшемся сайте турфирмы выбрала курорт Светологорск. Просмотрев ряд отелей, она остановилась на санатории «Янтарный берег». Адрес этого нового санатория был где-то рядом на улице Ленина, там, где жили и они тем летом. Путевка была горящая, вылет через сутки. Этого ей было достаточно, чтобы дать распоряжения администраторам в салонах, уладить кое-какие неотложные дела, и, никому ничего не объясняя, улететь на две недели. А там она решит, что ей делать дальше.
***
Давид въехал во двор виллы «Анна», в которой каждое лето он снимал комнату на первом этаже с отдельным выходом в сад. В этом году задержался на Балтике до октября: осень была чудесная, тихая, со скупым балтийским солнцем, с классической желтизной осенних деревьев. Даже море было чаще лениво-спокойным, чем взволнованным и, как будто сонно грелось под последними теплыми солнечными лучами.
Лора, собака Мириам, японской породы Акита-ину, кинулась навстречу Давиду, как только он вошел в дом. После гибели Мириам, он взял на себя заботу о собаке. Но в Москву на свою городскую квартиру забрать её не мог, и оставлял хозяевам виллы, чтобы они заботились о собаке те полгода, пока он жил в Москве. Давид собирался переехать в Светлогорск на постоянное местожительство. Стал присматривать себе жилье. Он хотел собственный дом, жить с собакой в своем доме было удобнее.
Продажа московской квартиры, да кое-какой капитал, что он сумел скопить, за свою жизнь художника - фрилансера, позволяли приобрести неплохой коттедж. Но он хотел, старую виллу, отреставрировать её на свой вкус и возможности. Его работа позволяла ему жить и творить, где угодно. Балтика вдохновляла его всегда. Свои лучшие работы он написал здесь, за последние пять лет в счастливом и таком недолгом браке с Мириам. Пять лет… как один день.
Он познакомился с ней здесь в Светлогорске. Она работала врачом рефлексотерапевтом в том самом санатории «Янтарный берег», куда он отвез сегодня свою попутчицу. У него тем летом прихватило спину, после плавания в холодном, еще никак не прогретом июньским солнцем море. Хозяева виллы, в которой он остановился, посоветовали ему обратиться к знакомому доктору, практикующему иглоукалывание, и, по их словам, обучавшемуся этому методу в самой Японии.
***
Этим доктором оказалась Мириам. Его удивило её имя, очень редкое, еврейского происхождения, оно означало «живущая с грустью». В Ветхом Завете Мириам была пророчицей, старшей сестрой Аарона и Моисея. Он со своим воображением художника представлял крупную женщину восточного типа с черными глазами, темными длинными волосами и усиками над верхней губой. Но когда он пришел к ней в кабинет, его встретила очаровательной улыбкой красивая темноволосая женщина с короткой стрижкой и пронзительно синими глазами. За стеклами очков с плюсовыми диоптриями они казались еще огромнее. Она была невысокого роста, хорошо сложена, и, несмотря на спортивную фигуру, казалась миниатюрной. Её лицо было удивительной какой-то мраморной белизны. Так непривычно было это видеть в разгар летнего сезона среди закоптело-красных лиц курортников.
Он был уложен на кушетку, и её тонкие холодные пальцы, удивительно сильные, бегали по его спине, в поисках каких-то точек. И от их нажатия было больно, но приятно. Давид смог разогнуть спину уже с первой процедуры. Тогда он еще не понял, что это его женщина, его половинка, которую он так долго искал.
После скандального развода с женой, с которой они прожили почти двадцать лет, и лет пятнадцать из них в вялотекущем браке совершенно чужими, равнодушными друг к другу людьми, он думал, что останется холостяком до конца жизни. У них была дочь, копия мама, с теми же претензиями к нему и жизненными идеалами. Деньги были мерилом всех ценностей в их женской жизни. Когда она родилась, Давид был счастлив. А девочка была избалована, выросла капризной и своенравной. По молодости Давид не придавал этому значения. Да, он мало уделял внимание ребенку, но он искренне старался, чтобы они с матерью ни в чем не нуждались. Поэтому получилось, как в еврейской песне: «Дай деньги, дай деньги, дай деньги, папа…». Он был безразличен и жене, и выросшей дочери. После развода Давид оставил им построенный коттедж в Балашихе, а сам поселился в московской квартире, доставшейся ему после смерти родителей, где у него размещалась мастерская.
Он оплачивал учебу дочери, которая училась в Праге, правда недолго, потому что она быстро нашла там себе возрастного мужа, почти ровесника Давида, но богатого. Вскоре, туда же в Прагу перебралась его бывшая жена, где вполне благополучно вышла второй раз замуж. Их общение прекратились вовсе. Только изредка по праздникам они перезванивались с дочерью. Разговоры всегда были лишь из вежливого приличия, короткими и натянутыми. И оба облегченно вздыхали, когда клали трубку. Давид после этого переживал, испытывая чувство вины, упрекал себя, раздражался, некоторое время не мог работать. Швырял кисти, безжалостно уничтожал написанные им в это время работы. Всё казалось ему тогда несовершенным и неудачным, как и его неудавшаяся семейная жизнь. Потом это чувство постепенно проходило, он снова уходил с головой в работу. Закрывался в мастерской и мог писать сутками, забывая о сне и еде. «Голодный художник – вдохновенный творец» - где-то раньше вычитал он. «Его не отвлекают естественные потребности, вся энергия от переваривания и усвоения калорий освобождается и переходит в духовную творческую силу, рождающую новые идеи и позволяющую создавать новые образы».
***
Инга проснулась, в номере было уже сумеречно. Значит, она проспала часа два. Придя в номер после обеда, измученная ранним перелетом и событиями последних дней, она рухнула в кровать, обещая себе, что обязательно сегодня сходит на море. Еще раньше, только зайдя к себе в номер, она подошла к окну.
Море было спокойно и как будто дышало, медленно вздымая серебристо – синею гладь. Дождь прекратился, и в разрывах серых облаков, вновь проглянуло солнце. Его задорные лучи бросали зеркальные блики на морскую гладь, и она переливалась радужно сверкая. Облака отражались в море как в зеркале, и, где они еще закрывали солнце, там море было свинцового цвета, холодное и мрачное. А там, где оно освещалось солнечными лучами, светилось серебристой голубизной.
Инга облегченно вздохнула. «Всё будет хорошо. А если не будет? Так пусть будет, как будет!», - вспомнила она выражение из какой-то телевизионной социальной рекламы. «Теперь это станет её девизом в жизни», - подумала она. И только прилегла на кровать, как сразу провалилась в сон. Проснувшись, она почувствовала себя отдохнувшей. До ужина был еще час, и она решила прогуляться к морю.
***
Давид подозвал Лору. Собака с радостью подбежала к хозяину, она поняла, что сейчас пойдут на вечернюю прогулку. В их прошлом Мириам смеясь, говорила, что ревнует его к Лоре. Собака сразу приняла Давида, когда они познакомились, и отдавала предпочтение ему в их совместном общении втроем.
Мириам привезла щенка из Японии. Это был подарок коллег, японских врачей, когда она уезжала домой после годовой стажировки в провинции Акито на японском острове Хонсю. В Японии это легендарная порода собак всем известна своей верностью и преданностью. Собаке по кличке «Хатико» даже был воздвигнут памятник и после её смерти объявлен день траура по всей стране. Хатико прославилась своей преданностью. При жизни хозяина она каждый день встречала его, возвращавшегося на электричке после работы домой. Однажды хозяин не вернулся с работы, он умер, но Хатико продолжала девять лет ждать его на станции.
Вручая Мириам щенка со всеми документами для перевозки, коллеги рассказали ей эту грустную историю. Мириам назвала собаку Лорой, и, действительно, щенок вырос преданным и верным другом. С появлением Давида собака стала делить свою собачью преданность между хозяйкой и её новым другом. Как бы одобряя выбор Мириам, с готовностью разделяя её любовь к Давиду.
Тем летом, в первый год их знакомства, они привыкали друг к другу. Осторожно, боясь не спугнуть зарождающееся чувство, в котором еще не было страсти, а только удивительное взаимопонимание, бережное и нежное взаимоотношение. За десять сеансов процедур иглоукалывания, они перебрасывались лишь несколькими фразами. Мириам не разрешала болтать своему пациенту во время сеанса, а после, в силу её занятости, Давид не мог с ней поговорить.
Но ему нравилась эта женщина, её заботливые легкие руки, которые умели снимать боль, и дарили душевный покой. «Иглы лечат не только тело, но и душу», - говорила Мириам, - всё в человеке взаимосвязано. Больное тело как следствие болезненных изменений в душе, нарушение гармонии, разрушение связей внутри человеческого организма.
Воздействием на определенные акупунктурные точки можно бороться не только с болезнью, но и восстанавливать разрушенные связи в течении жизненной энергии в теле человека. Еще в Древнем Китае, откуда пришел этот метод лечения, медики заметили, что есть связь между воздействием на эти точки и самочувствием человека. Воздействуя на такую биологическую точку надавливанием, массажем или иглой, что гораздо точнее, через болевой раздражитель идет отправка этого сигнала в мозг, а он, в свою очередь, переадресовывает его нужному органу. Достаточно хорошо знать эти точки и можно помочь человеку без лекарств, устранять болезнь. Вот, что только и мог узнать от Мириам Давид во время этих сеансов. Но он понял, что Мириам вылечила не только его спину, но и душу. Он вдруг почувствовал, что нуждается в ней, не только как в докторе, а ищет в ней врачевателя его неспокойной душе.
На последнюю процедуру Давид принес огромный букет нежно розовых роз, в качестве признательной благодарности. Он опасался получить отказ от ужина в ресторане, на который собирался пригласить этого замечательного доктора. Но Мириам, «ахнув» от преподнесенного роскошного букета, легко согласилась с его предложением.
Мириам было уже сорок, возраст для женщины критический, а с замужеством как-то не получалось. То она училась в медицинском, затем интернатура, практика, стажировка - на это ушло почти девять лет, потом - смерть матери.
Она жили вдвоем с матерью в небольшой квартирке в Пятигорске. Мать была заслуженным медицинским работником, по её стопам и пошла Мириам. Мама имело на неё сильное влияние. Она воспитывала Мириам одна, и, не смотря на то, что была с дочерью строга, они были очень привязаны друг к другу. Мириам тяжело переживала её кончину, и, когда предложили стажировку в Японии, изучать рефлексотерапию, сразу согласилась поехать. После стажировки ей предложили работу в Калининграде, не в самом, конечно, а в небольшом курортном городе. Это было даже хорошо, потому что можно было продать квартиру в Пятигорске, приобрести своё жилье, и не платить деньги за съёмное.
Мириам нашла небольшую квартиру рядом с работой в Отрадном, до санатория пару остановок. Отрадное было бывшей усадьба какого-то прусского курфюрстра Георга, прежде, в восемнадцатом веке, называлось Георгенсвальде. Раньше здесь стали добывать янтарь в больших разрытых котловинах, а еще позже на побережье стали строить виллы, и образовался морской курорт. Соперничать с Светлогорском, куда была уже подведена железная дорога, он не мог. А сейчас это дачный поселок Светлогорска.
Мириам переехала, занялась ремонтом, да и работы в санатории было много - не до личной жизни. До встречи с Давидом у неё были какие-то несерьезные связи в основном с женатыми курортниками, но эти курортные романы так ничем и не увенчались. «Любовь» уплывала вместе с поездами или самолетами. Ни об одном этом любовном приключении она не жалела. Эти отношения всего лишь разнообразили её одинокую жизнь.
Приглашение Давида Мириам расценивала как очередное милое приключение. О Давиде просили её хорошие знакомые, она восприняла его как очередного пациента, и не планировала вдаваться в подробности его личной жизни.
Первое их неформальное свидание прошло чинно по-английски. Давид заказал столик в ресторане «Раушен» рядом с санаторием. Весь вечер они проговорили, каждый был в своей профессиональной теме. Он – говорил о живописи и искусстве, о Московских выставках. Она делилась впечатлениями о Японии, японской культуре. Личную жизнь они не затрагивали, опасаясь спугнуть другого своими житейскими проблемами, и не желая пускать ещё незнакомого человека в свою жизнь.
От предложения Давида, проводить Мириам, она вежливо оказалась. Вызвала такси, сказав, что ей пора: её ждет верная подруга Лора. Давид напрягся, но Мириам, смеясь, объяснила про собаку. Он не стал настаивать, чтобы не показаться навязчивым и неправильно понятым. Лишь попросил о следующей встрече, по самой банальной причине, которую мог сразу придумать: показать ему Светлогорск, познакомить с историческими достопримечательностями. Мириам согласилась.
Так постепенно городские прогулки по тенистым паркам Светлогорска и по вечернему променаду у моря сблизили их. Огонь их любви разгорался медленно. По мере того, как они все больше узнавали друг друга, их чувства выросли в нежную привязанность. Но оба сдерживали свою страсть, опасаясь разрушить еще хрупкие отношения.
Давиду нужно было вернуться в Москву. Осенью должна состояться выставка современных художников, и ему надо было отобрать работы, обсудить условия. Предстоящая разлука пугала их обоих, но они не сознавались в этом друг другу. Мириам не смогла проводить Давида в аэропорт, а когда самолет поднялся в воздух, Давид остро почувствовал, что уже не сможет жить как прежде, без Мириам. Прилетев в Москву, он тут же взял билет обратно. А вечером, встретив удивленную Мириам возле санатория, сделал ей официальное предложение, попросив выйти за него замуж. Кольцо он купил в Москве там же в аэропорту, пока ждал выхода на посадку.
***
Инга спустилась к морю по железной лестнице. Протяженная темно-синяя горизонталь моря распахивалась в обе стороны. Справа вдали празднично горели огни городского променада. Давид говорил, что его реконструировали и достроили еще больше километра в длину от солнечных часов, куда к морю из центра города спускалась широкая лестница с двумястами шестьюдесятью пятью ступенями. Странно, но она запомнила эти ничего не значащие для неё цифры.
На пляже уже никого не было. Прошедший дождь прогнал с пляжа озябших курортников. Море вяло накатывало волны на песчаный берег. Шипение волн напоминало шум молока, сбежавшего из кастрюльки на плиту. Не было тех рокочущих перекатов, когда волны катят морскую гальку, это было умиротворяющее монотонное «шуу», в котором Инга слышалось «хорошо». Она улыбнулась, настроение улучшилось. Пора было возвращаться в санаторий, поднявшись по лестнице, она остановилась на верхнем пролете. Снова оглянулась на море. Солнце садилось за горизонт. Низкие тучи были подсвечены золотым багрянцем, и, как угли в затухающем костре, быстро темнели по мере того, как солнечное полукружье опускалось в море. Инга заметила одинокую черную фигуру мужчины и собаки, сидевшей возле его ног, как и она, смотревших вдаль на закат. Через несколько секунд свет померк; человек побрел вдоль кромки воды и вскоре скрылся в сгущающихся сумерках. Почему-то Инга вспомнила Давида, она повела себя грубо, могла быть и повежливее. Ей захотелось увидеть его снова, тогда бы у неё появился шанс извиниться.
***
Давид с Лорой каждый вечер гуляли вдоль берега. Но сегодня двадцатое число, нужно было совершить традиционный для них ритуал. В память о Мириам, которая так нелепо погибла год назад двадцатого сентября. Давид каждый месяц двадцатого числа приносил на берег розу и оставлял на песке в том месте, где нашли тело, вынесенное морем на берег. Мириам хорошо плавала, но, что её заставило тогда в шторм пойти плавать, Давид так и не узнал. Следователи сказали, что она ударилась виском о старые бетонные буны под водой, которые периодически вымывало море из песчаного дна.
В ту осень он вернулся по делам в Москву. Приезжала бывшая жена, она возвращалась в Москву. Как он понял из телефонного разговора, она разводилась со своим чехом, просила встретить в Домодедово. Вряд ли это походило на просьбу, она кричала, обвиняла всех в своих несчастьях, в том числе и Давида. Он, дослушав её гневный монолог, не смог отказать, просто пообещал, что приедет. Не знал, как сказать Мириам, но она сама поняла, что что-то случилось. И когда он передал разговор со своей бывшей, просто сказала: «Поезжай, бывших жен не бывает. Это была твоя жизнь, а прошлое не вычеркнешь из жизни. У каждого у нас есть обязательства и чувство вины перед совестью».
Тогда ему пришлось задержаться. Он вынужден был заняться проблемами бывшей супруги, поселить её в своей квартире, пока не выедут из коттеджа люди, которым она сдавала дом. Оплачивать расходы по неустойке за нарушения договора о досрочном выселении. Домой возвращался, только к ночи, чтобы не встречаться с женой. Она ложилась рано, строго соблюдая свой режим. Давид закрывался в комнате, звонил Мириам, говорил, что страшно скучает, что вот завтра – послезавтра сможет вернуться. Но все его объяснения были больше похожи на оправдание, он сам это чувствовал. Мириам молчала, ни разу не упрекнула, не позволила ни в чем усомниться. Это его успокаивала. Днем он занимался делами, а вечером встречался с друзьями, часто засиживаясь в ресторанах допоздна, отправлял банальный мессендж, что-то вроде «Скучаю, люблю, целую… ».
Прошла неделя, вторая, третья… и в то утро раздался звонок с незнакомого номера. Накануне, он хорошо выпил, отмечали день рождения приятеля. Он не хотел отвечать, сбросил номер, но телефон упрямо продолжал звонить. Когда он ответил, ему сообщили, что Мириам погибла...
***
Инга не меняла привычек, проснувшись в семь утра, она выбежала на пробежку. Утро было серое, ветреное. С неба сыпалась морось, море штормило, ничего не осталось от вечернего морского миролюбия. Она решил бегать вдоль берега моря, а не по ухоженному парковому терренкуру. Спустившись с лестницы, повернула налево в сторону дикого пляжа к Отрадному, куда вчера вечером удалялся мужчина с собакой. Берег был обрывистый. Склон весь в причудливых темных потеках, намытых дождями, а кромка побережья светлого песка, почти белого, усыпана огромными валунами, как будто кем-то специально рассыпанными вдоль моря. Из воды торчали старые деревянные буны, черные от морской воды, над которыми кружили белоснежные чайки. Они бесстрашно садились на неспокойную воду и лишь вспархивали или подныривали при высокой волне. Важно ходили по морскому прибою, с любопытством поглядывая на Ингу.
Инга заметила на сыром песке собачьи следы, еще не смытые волной. Она побежала дальше к мысу, выдававшемуся в море, где вода подходила к самому берегу, заваленному камнями. Перейти дальше по берегу можно было только по скользким камням. Инга осторожно, спасаясь от волны и выжидая её отлива, перешла это узкое место. Завернув за мыс, она увидела небольшую бухту с белым песком. А дальше море съело песчаную полоску береговой линии, и волны бились о сетки камней, выложенных для укрепления берега, кое-где разрушенных стихией и осыпавшихся в море. В песке на кромке прибоя стояла роза. Её лепестки трепетали от ветра, но море, казалось, не могло прикоснуться к цветку. Нещадно смывая песок и перекатывая мелкую морскую гальку, волны огибали розу, бережно намывая вокруг песчаную дюну.
Инга выхватила телефон и сделала несколько снимков на айфоне, пожалев, что нет с собой профессиональной камеры. Откуда взялась эта роза, в отдаленном от пляжа и скрытом от глаз курортников месте? Инга стояла, как завороженная. В бухточке ветер не был таким пронизывающим, шум прибоя казался приглушеннее, тише. Казалось, что море тоже любуется цветком, лелея этот чей-то подарок. Кому? Морю? Любимому человеку? Своим счастливым дням, проведенным здесь? Оглянувшись по сторонам, Инга увидела у дальнего плоского камня, ночные след, оставленные человеком и собакой. Они еще отчетливо выделялись на мокром песке. Возможно, это ночной незнакомец принес сюда этот цветок?
Пора возвращаться, скоро завтрак и назначенные процедуры. День начался.
***
Сначала был шок. Давид никак не мог сообразить, что сказать. На том конце обеспокоено спрашивали, понял ли он, с ним все в порядке? «Нужно срочно выехать для опознания. Это формальность, но опознание делают только близкие родственники» Отключив телефон, Давид вдруг дико закричал и, обхватив голову, упал на подушку, что есть силы, колотя руками. Пытаясь выбить из себя боль, разрывающую сердце, наверное, он потерял сознание на какое-то время. Когда очнулся, увидел перекошенное от страха лицо жены. Он трясла его, пытаясь засунуть ему в рот таблетку. Вызвала скорую, если бы не она, он бы умер от сердечного приступа. Но он и так умер не физически, а морально. С потерей Мириам в его жизни не стало смысла.
***
Инга решила этот день посвятить осмотру Светлогорска, в котором она не была уже столько лет. Ей хотелось побродить по знакомым улочкам, посмотреть городок, увидеть, что изменилось с того времени, когда они отдыхали здесь всей семьей. После бассейна и массажа она вышла в город. Прошла по центральной улице до железнодорожного вокзала, останавливаясь у прилавков, заваленных сувенирами, брошками и бусами из янтаря. Здесь все как тогда, уличная торговля янтарными изделиями процветала, так как была основной прибылью у местного населения. Только ленивый здесь, на побережье Балтики, не собирал янтарь. Местные сдавали его на переработку в мастерские, которые и пополняли своими изделиями торговые прилавки и кустарные Музеи янтаря, в зависимости от качества камня и искусства мастера – резчика. Конечно, речь не идет о промышленном производстве ювелирных изделий для специализированных ювелирных магазинов. Янтарь называют балтийским золотом.
«Золото Кенигсберга» известная - сеть ювелирных салонов» напоминал огромный баннер, растянутый на стене какого-то старого реставрируемого здания. Инга перешла дорогу, решив уйти с шумной торговой улицы и пройти через сквер. Возле скульптуры «Царевны-лягушки», символа нового Светлогорска, толпились несколько человек отдыхающих, собирающихся пойти на пешеходную экскурсию по городу. О чем взывал в громкоговорящее устройство молодой человек с красным рюкзаком за спиной, по всему видно, студент, подрабатывающий экскурсоводом. Инга подошла к этой группе, сначала решив присоединиться. Молодой человек, немного глоссируя, рассказывал, местную легенду, которую традиционно втюхивают туристам на обзорных экскурсиях. Он вещал, что, если обменяться с Царевной-лягушкой поцелуями, приложив палец к своим губам, затем – к её, сбудутся самые заветные желания.
- Господи, кто только придумывает эти легенды, - промолвила толстая тетка в синем вязаном пончо и кроссовках на босу ногу. Но одной из первых кинулась к лягушке загадывать желание. Когда группа удалилась по аллее дальше в сквер, Инга подошла к скульптуре, чтобы поближе разглядеть бронзовую девушку – лягушку, сидевшую на камне. Губы у девушки были отполированы «поцелуями» до блеска. Рука Инги неожиданно для неё самой дотронулась сначала до своих губ, а затем до холодных губ Царевны – лягушки.
-Хочу увидеть Давида, - прошептала она. И вдруг поняла, что произнесла это вслух, быстро оглянулась вокруг, никто не заметил этой её глупости.
Группа туристов удалялась, и Инге расхотелось их догонять, чтобы присоединиться к экскурсии. «Как-нибудь в другой раз»- подумала она и решила, продолжить прогулку по парку.
В сумрачном городском парке стоял запах сосен и можжевельника. На темной зелени хвойных яркими пятнами выделялись классической осенней желтизной деревья мелколистного дуба и кленов. На графитовой дорожке парковой аллеи были неприхотливо разбросаны крапчатые листья клена. Они все были в черных точках. «Крапленый лист лукавой осени…» Инга снова пожалела о фотокамере, но решила сделать снимок с телефона. Потом обработает, жалко терять такой сюжет. Свернув с алле направо, она вышла на проезжую неширокую улицу с указателем «К морю». Здесь везде, как и в туристических городах Европы, были указатели, не заблудишься. По обеим сторонам улицы за ажурными оградами возвышались современные коттеджи, с аккуратными ухоженными двориками и лужайками. Между ними приютились старинные виллы, заботливо отреставрированные новыми хозяевами, пытавшимися сохранить аутентичность архитектуры. Но на фоне новостроя они казались скромными сиротами среди новых хозяев жизни.
Её внимания привлекла небольшая часовня. Слева от калитки висела табличка с надписью «Храм часовня, поставленная в 1994 году в память о трагической гибели детей и взрослых при падении самолета на детский сад 16 мая 1972 года» Инга вошла в храм. На стене были размещены фотографии детей и воспитателей, она не могла сдержать слез. Вновь горестные чувства захлестнули её, она беззвучно плакала, не вытирая слез: о своем одиночестве, о несостоявшемся материнстве, об этих детях и их матерях, судьбою случая переживших своих детей. К ней тихо подошел Батюшка и, взяв за руку, подвел к иконе.
- Помолитесь здесь, вам будет легче, сестра моя.
Инга удивилась обращению «сестра», но, взглянув на священнослужителя, поняла: Батюшка был молодым человеком с удивительно светлым лицом и проницательным взглядом.
- Эта часовня « Иконы Божьей Матери Всех Скорбящих Радость».
- Если я могу Вам чем-нибудь помочь, обращайтесь.
Инга смутилась, она не часто ходила в храм, считала, что религия - способ утешения слабых. Бог есть у тех, кто в него верит, а тем, кому эта вера не дана…? Она вспомнила, что читала: у Татьяны Толстой: «разговор о боге так бесконечно сложен, что начинать его страшно, либо напротив, очень прост: если ты хочешь, чтобы Бог был – он есть. Если не хочешь – нет. Он есть Всё, включая нас… Ища его, мы ищем себя; отрицая его, мы отрицаем себя; глумясь над ним, мы глумимся над собой. Выбор за нами»
Она даже себе не могла признаться в том, что «Бога нет». Как кощунственно это звучало, даже в мыслях. Но в кого или во что верят миллионы людей?! Этот вопрос оставался для неё риторическим. И сейчас, стоя перед иконой, она читала молитву, напечатанную и повешенную под иконой вот для таких, как она, заблудших душ. Оставив пожертвование на храм, Инга вышла на крыльцо и увидела маленькую девочку, которая старательно прыгала по разложенным на асфальте листьям. Взрослых рядом не было. Девочка была спокойна и счастлива, взглянув на Ингу, она побежала в часовню.
«Наверное, это дочь настоятеля»,- подумала, - «Она играла здесь, чтобы мне не мешать». Жизнь продолжается, а смерть – это всего лишь плата за нашу жизнь. И никто и никогда не остаётся у неё в должниках.
***
После смерти Мириам, Давид окончательно перебрался в Светлогорск. Здесь похоронили Мириам, и его место до конца жизни будет теперь рядом с ней. Он упрекал себя, что если бы он был с ней, то не пустил бы её на морские купания в шторм. Она плавала каждое утро, до самых холодов, говорила, что любит холодную балтийскую воду. А он стоял на берегу с полотенцем и махровым халатом, в который закутывал, свою любимую и дышал на её тонкие холодные пальцы, отогревая их своим дыхание. Мириам смеялась, называя его «мерзляком» и грозясь непременно приучить его когда-нибудь к морским купаниям.
Расследование гибели Мириам показало, что, скорее всего судорога свела тело, и она не смогла выплыть, захлебнулась, потеряла сознание. Её тело волнами бросало на буны, отсюда синяки и царапины. Давид больше не мог заходить в море, но и уехать от него он тоже не смог. «За свое прошлое каждый отвечает перед своей совестью», - это были последние слова Мириам. Его Мириам «живущей с грустью», которую он обещал сделать самой счастливой женщиной на земле, а не сумел уберечь.
Давид знал, что в эту ночь он заснуть не сможет, это было каждый раз, когда они с Лорой ходили в ту бухту, куда вынесло тело Мириам. Он долго не ложился, рисовал: нужно было успеть к сроку сдать иллюстрации в религиозный журнал, но этой ночью божественные лики не получались.
Он бросился в постель, надеясь заснуть. Незалеченное сердце металось: сон был тяжелый. Давиду виделось то лицо Мириам, то его попутчицы Инги, почему–то в свадебном платье Мириам, пудрового цвета с глухим воротом, вуалевым шарфом, заколотым на плече брошью в виде янтарной в золоте чайки. Эту брошь он подарил Мириам, на годовщину их свадьбы. Брошь ей очень нравилась, и она постоянно перекалывала её на очередной наряд при смене своего гардероба. Он шутил, что должен ей купить целую стаю птиц. Но в этом сне он тряс Ингу за плечи, упрекая в том, что она надела брошь без разрешения Мириам. А Инга плакала и говорила, что она ей разрешила. Давид проснулся от того, что во сне он одновременно был рад, что Мириам жива, в то же время сомневался, как она может отдать Инге свою брошь. Ведь она погибла! Она умерла!
Он проснулся поздно, Лора уже тихо поскуливала, ожидая пробуждения хозяина и робко тыкая холодным носом ему в плечо.
- Сейчас, Лора . Пойдем гулять. Прости.
Он теперь часто разговаривал с собакой. Ей он мог доверить свои мысли, с ней обсуждал телевизионные новости. Лора все понимала, но беседу, «увы», поддержать не могла.
Давид, когда не хотелось готовить, ходил в кафе рядом с домом. Но сегодня, чувствуя вину перед собакой, решил прогуляться до центральной лестницы, спуститься к морю у солнечных часов, а затем по променаду вернуться домой.
Погода к обеду прояснилась, но ветер был холодный и порывистый. Он налетал на опавшие листья, которые дворники собирали в кучи на краю тротуаров, сердито разметая их по сторонам. Довольная прогулкой, Лора бегала за летящим листом, хватала его и несла Давиду. Так, что пока они шли к морю, он собрал их целый букет. В открытом кафе со столиками, выставленными на улице, Давид решил выпить кофе. С собакой внутрь не пускали, но здесь, на улице, официанты обслуживали любых посетителей. Официантка, симпатичная девчушка, принесла ему заказ, и попросила разрешения погладить собаку. Он разрешил и, шутя, преподнес ей «собачий» букет. Девушка засмеялась, взяла презент и ушла внутрь кафе. За стеклом больших окон Давид стал наблюдать, как она двигается, обслуживая немногочисленных посетителей. И вдруг у дальнего столика он увидел Ингу.
Она сидела, грустно глядя на море, подперев голову рукой. Её белокурые волосы были собраны в хвост, и одета она была по-другому. Он её сразу не узнал, но теперь был точно уверен. « Это она!». Первой мыслью было уйти, но он все не решался и продолжал сидеть, не сводя с Инги глаз. Лора улеглась у его ног и дремала. Инга подозвала официантку. Видно было, что она рассчитывается и собирается уходить.
Давид загадал, если Инга сама не заметит его, он первым не подойдет к ней. Какое он имеет право навязывать ей свое знакомство? Судьба не станет дарить ему еще один шанс, он не заслуживает этого.
Инга выходила из кафе, в это время у неё зазвонил телефон, и она полезла за ним в сумку. Затем, не обращая внимания на окружающих, медленно двинулась по променаду в сторону санатория. Звонили из салона, что-то там напутали с заказами, клиенты написали рекламацию, не хотят оплачивать заказ. Инга в своей манере резко оборвала: «Клиент всегда прав, а неустойку, удержать с виновных, собрав с них объяснительные». Её минорное настроение после молитвы в храме улетучилось. «Ведь просила не звонить две недели, но и дня не прошло, как уже трезвонят. Надо отключить телефон, купить новую симку».
Больше всего она боялась звонка из клиники, куда ей предстоит ложиться на обследование. Но это будет потом, а сейчас надо жить. «Оставим мертвым хоронить мертвых, а пока жив, надо жить и быть счастливым».
***
Но судьба непредсказуема. Утром они встретились на море. Инга вышла на пробежку, решив направиться в сторону променада. С лестницы, спускающейся к морю, на неё выскочила рыжая собака. Инга испугалась. С детства боялась собак, и никак справиться с этим страхом не могла. Она замерла, а пес, подбежав к ней, стал с интересом обнюхивать её.
- Лора, ко мне! Не пугайтесь, она не укусит.
Какой знакомый голос, Инга медленно поворачивается и видит Давида. Его лицо выражает удивление и радость одновременно.
Инга приветливо улыбнулась:
- А вы знаете, я загадала желание. Хотела Вас увидеть, чтобы извиниться.
- А я о вас думал. Видел вчера в кафе, но не решился подойти.
- Простите меня, я вам очень признательна, что вы меня подвезли и, если ваше предложение в силе, я согласна видеть в вашем лице экскурсовода, - Инга засмеялась и протянула Давиду руку. Он пожал её холодные пальцы и спохватился.
- Вы же легко одеты на пробежке, бегите. Назначьте время экскурсии.
- Давайте сегодня после двух. Вам удобно? Я, в отличие от вас, отдыхающая, так что могу подстроиться. После двух у меня свободное время, все процедуры до обеда.
- Я свободен. Сегодня в два я вас буду ждать у входа в санаторий.
Все это время Лора наблюдала за Давидом и Ингой, переводя взгляд с хозяина на незнакомку.
Инга из вежливости поинтересовалась, что эта за порода.
- Это японская порода Акита-Ину, любимая собака японских императоров. Когда-нибудь я Вам об это расскажу подробнее, если заинтересуетесь. А сейчас бегите - бегите…
- А может и вы со мной? – у тут же, испугалась своей бестактности.
- Да, нет. Мне за вами не угнаться. Мотор барахлит…
- Значит до двух! – уже на бегу, обернувшись, крикнула Инга.
***
Давид почувствовал радостное воодушевление, его мрачные мысли улетучились. По своему жизненному опыту, он уже знал, так начинается влюбленность, значит, душа его ещё жива, так не зачем раньше времени списывать себя со счетов. У него появилась и уверенность в том, что и он не безразличен Инге.
Дома Давид взял со стола портрет Мириам, долго разглядывал её лицо, хотя давно изучил на нем каждую черточку, каждую морщинку. Он думал о ночном сне, была ли в нем ему подсказка. Эта брошь, его вопрос, ответ Инги?! «Она мне разрешила...»?!.
Лора подошла и положила морду на стол.
- Что, Лора, тебе понравилась Инга? Ты с ней подружишься, я уверен.
***
В два часа Инга ждала его у ворот. Он подъехал на машине, но она категорически отказалась садиться.
-Только пешком, если вам не трудно,- помня об утренней бестактности, извиняющимся голосом промолвила она.
- Не вопрос.- Давид закрыл машину.- Куда, пожелаете?
- Давайте посмотрим те места, где я была в детстве: военный санаторий. Его корпуса где-то рядом в парке на побережье; озеро со старыми липами. Они еще живы?
- Живы. Памятник живой природы. Охраняется ЮНЕСКО. Это озеро – бывший Мельничный пруд. Восемьсот лет назад там появились первые хижины древних пруссов, и была построена крупнейшая по тому времени на Замландском полуострове водяная мельница. Сейчас вокруг озера раскинулся прекрасный парк, есть водный свето-музыкальный фонтан. Не Дубай, конечно, но для нашего городка достойный.
- А вы местный или приезжий? Здесь живете?
- Мы здесь все приезжие. Если вы знаете из истории, Калиниградская область отошла Советскому Союзу после войны в 1946 году. Это земли восточной Пруссии. Калининград основан на месте средневековой крепости Кенигсберг и трех средневековых городов Альтштадта, Кнайпхова, Лёбенихта. Родина Канта и Гофмана. Я вам покажу макет замка под открытым небом. Он в переулке Горького на территории гостевого дома. Так и называется - «Дом сказочника». Там можно посмотреть и скульптурные композиции по сказкам Гофмана. Довольно примечательное место, действительно, как в сказке находишься.
А я - москвич, здесь поселился пять лет назад, сначала приезжал сюда на лето. Здесь работается хорошо. Я вам, кажется, говорил. Я - художник по профессии. Свободный художник, как сейчас модно говорить «фрилансер». В основном сейчас занимаюсь декоративной живописью, скульптурными экспозициями из природного материала. Балтика – это кладезь материала для художника.
- Мы с вами, можно сказать, коллеги. Я – фотограф, правда, в отличие от вас, обременена собственным бизнесом. У меня фотосалон в Москве.
Инга поскромничала, чтобы не показаться хвастливой. Зачем малознакомому человеку все выкладывать.
- Я с вами согласна, за эти дни я уже сделала несколько прекрасным снимков, надеюсь, что их будет еще много. Я вам обязательно покажу. А можно мне посмотреть ваши работы? Считайте, что этот не простое любопытство, а профессиональный интерес.
Так за беседой они дошли до кованых ворот военного санатория с одноэтажными корпусами зданий довоенной постройки, разбросанными между соснами в парковой зоне .
- Да…, где-то здесь мы жили,- сказала Инга.- Давайте зайдем на территорию. Думаю, нас не выгонят.
- Этот санаторий до войны был немецким госпиталем, здесь лечили и реабилитировали немецких офицеров. Гражданским лицам, кроме обслуживающего персонала госпиталя и санатория, в Раушене жить запрещалось. Но, говорят, что сюда были допущены женщины – путаны для обслуживания солдат с фронта, проходивших здесь лечение. Вот от них и пошли коренные жители Раушена. Но эту историю, не любят рассказывать , – усмехнулся Давид.
- Вот! Точно! Корпус №4. Мы здесь с родителями занимали первый этаж. А на мансарде жили двое военных. Один из них шутил, что хотел бы на мне жениться, но отец не отдаёт. И звал меня тоже как отец «фройлен Ингрид». Я смущалась, но мне было приятно. Правда, приятно. Помню, что его внимание ко мне страшно раздражало мою мать. Теперь я понимаю, что она сама кокетничала с этими военными, когда рядом не было отца...
Инга нахмурилась. Давид внимательно посмотрел на неё.
- А вы не очень то … - запнувшись и подбирая слова,- уважительно относитесь к своей матери. Или я ошибаюсь? Словно, обижены на неё. Она жива?
Инга вздохнула: Жива, но мы с ней не общаемся.
- Извините, это не моё дело. Еще раз простите, что я, наверное, коснулся болезненной темы…
- Ничего, это – дело прошлое.
- «За прошлое мы всегда будем в ответе перед своей совестью», - с горечью произнес Давид. Эти слова преследовали его последнее время.
Инге стало грустно, и она поторопилась уйти с территории санатория.
- Пойдемте к озеру.
Дорога к озеру вела мимо главной архитектурной достопримечательности и украшения Светлогорска – здания водонапорной башни. Давид, указывая на башню, произнес:
- Эта двадцатиметровая башня сооружена была по проекту архитектора Отто Вальтера Куккука. Ей более ста лет, и до сих пор здесь проводят процедуры. Здесь водогрязелечебница - лечебный корпус военного санатория. На верху была смотровая площадка, но сейчас она закрыта в целях безопасности из-за ветхости деревянных стропил. А эти солнечные часы, что над входом, украсили башню уже в наше время, в восьмидесятых годах. Это работа светлогорского скульптора Фролова, тот, что солнечные часы «Зодиак» на променаде спроектировал. Но там было целое соавторство группы скульпторов. Вы, конечно, часы видели. Они занесены в книгу рекордов Гиннеса как самые большие часы в Европе, выполненные в мозаичной технике. Десять метров в диаметре.
Инга достала камеру и сделала несколько снимков.
-Давайте, пройдем через лиственный сквер. Я покажу вам еще одну нашу достопримечательность органный зал в бывшей католической капелле «Мария – звезда моря». Это довоенное здание отреставрировано и сейчас в нем размещен единственный в мире частный орган фирмы «Хуго Майер». Слышали о таком композиторе - Андрее Александровиче Макарове. Он на свои средства приобрел это орган и отреставрировал капеллу.
- Но это же огромные деньги… Не думаю, что композиторы, даже более известные могут себе позволить такое меценатство.
- Да, конечно без бизнеса, да на государственных должностях у власти, вряд ли это бы получилось. Но ведь другие и больше имеют, но для людей ничего не делают. А он органный зал и гостиницу вот эту, что рядом, для артистов выстроил. Пятизвездочный отель, между прочим. Здесь все известные артисты останавливаются, когда в Светлогорск приезжают. Кстати, вот и афиша. Можем завтра посетить концерт органной музыки. Вы не возражаете, провести со мной еще один вечер?
- Не возражаю. Давайте, только купим билеты вместе.
- Вы, меня обижаете. Подозреваете в материальной несостоятельности или это вопрос эмансипации?
- Не то и не другое… Просто я не хочу быть обязанной.
- Что каждый будет покупать билет самостоятельно, или вы все-таки мне доверите этот процесс? – пошутил Давид.
Инга рассмеялась:
- Хорошо уговорили. Тогда с меня ужин после концерта.
- Ну, это, вообще, ни в какие ворота… Вы представляете, как это будет выглядеть. Старый альфонс, на содержании молодой бизнес-вумен. Я не согласен. Зато, я рад, что вы теперь не отвертитесь от ужина в кафе. Ведь вы первая сами это предложили.
- Ну вот, вы опять меня ставите в неловкое положение.
- «Успокойся. Вдохни. Будет все хорошо.
Будут осень и листья. И дождь в капюшон.
Будет лес и прохлада прозрачного дня,
И закат на обрыве желтей янтаря...», - продекламировал Давид
- А дальше, можете прочесть еще…? Чьи это стихи?
- «Будут сонные звезды, туман на мосту,
И собака-бродяга на старом посту», - голос Давида дрогнул: это были любимые стихи Мириам, но сейчас он не хотел говорить об этом. Уже то, что Инга откликнулась на эти строчки, стало понятно - она - тонкая поэтическая натура. В этом она похожа на Мириам, поэтому его так тянет к этой женщине. Давид перевел внимание Инги на скульптуру в центре аллее.
- А вот скульптура Германа Брахерта «Несущая воду», правда, это её копия, но выполнена в Эрмитаже. Ее мраморный оригинал находиться в доме - музее скульптора в Отрадном. Это рядом с Солнечногорском, если захотите, мы туда съездим»
Инга достала фотоаппарат и сделала несколько снимков скульптуры девушки и стоящего рядом с ней Давида.
В этот день они расстались, договорившись встретиться завтра перед концертом у органного зала. Каждый из них весь вечер думал о другом, перебирая в памяти разговоры, взгляды, вспоминая мимику, улыбку. Что это - просто знакомство и проявление интереса к новому человеку? Нет, все это пустяки, простое любопытство, так думал каждый, засыпая.
***
Инга лежа в постели, рассматривала сделанные фото. Роза на морском песке, лепестки трепещут на безжалостном ветру, но стебель гордо смотрит в небо, ему не страшен ни ветер, ни морская волна. И в то же время снимок создает настроение горького одиночества. Прощание без надежды?! А вот Давид, какие грустные у него глаза, мужественный подбородок, четко очерченные губы. Ей захотелось, почувствовать их поцелуи. Инга засмеялась и отбросила фотоаппарат на подушку. «Успокойся, вдохни. Будет все хорошо…» - вспомнила строчки стихотворения, уже засыпая.
Давид долго не ложился. Сидя на старом диване, глядел на красные отблески в электрическом камине. Вновь пришли на память строчки из стиха:
Успокойся. Вдохни. Знаешь, скоро зима...
И из серых вдруг белыми станут дома,
Снова праздники, жизнь, суета и мороз…
Удастся ли дотянуть до зимы, до Нового года… «Сердце требует капитального ремонта», - так сказал доктор. На конец октября назначена операция. Его успокаивали, что современная медицина использует новый метод – «стентирование сосудов сердца». С помощью эндоскопа через артерию с помощью специальных зондов вводят коронарный стент, и пациент через неделю выписывается из больницы. Осложнения нечасты, связаны с индивидуальным здоровьем человека, его самочувствием. Вот это самочувствие больше всего и волновало.
С уходом Мириам, он потерял интерес к жизни. У него ни перед кем не было обязательств, только, наверное, перед собакой. С кем она останется? И вот сегодня он впервые за этот год без Мириам почувствовал, что ему хочется жить. Хочется видеть Ингу, гулять с ней по парку, шурша осенними листьями под ногами, брести по скрипучему мокрому песку вдоль кромки воды, отступая от волны. Видеть её лицо… Он схватил карандаш и быстро набросал рисунок. «Девушка идет по аллее навстречу кому-то и улыбается, а за ней листопад из листьев, кружащихся в воздухе, заполняет всю даль пространства». Девушка с лицом Инги… Он так и заснул на диване, сжимая в руке этот набросок его новой картины, которую он обязательно напишет.
Они встретились только вечером перед концертом. Весь день каждый из них думал о предстоящем свидании, прислушивался к своим чувствам, как бы проверяя их подлинность и силу.
Афиша извещала: «Иоганн Себастьян Бах и органная музыка девятнадцатого–двадцатого века». Фамилия молодого исполнителя была Инге не знакома. Но она доверяла Давиду, ведь шла слушать музыку вместе с ним. Давид перед концертом дал свой комментарий о музыке Баха, а она, как прилежная ученица, внимала не словам, а его голосу, заворожено глядя ему в глаза, не стесняясь признаться, что в классической музыке не разбирается вовсе. И кроме «Аве Мария», ничего не может вспомнить
- Знаете, Инга, в истории органной музыки нет ни одного крупного музыканта, избежавшего воздействия великого мастера. «Изучайте Баха! В нем вы найдете всё» - говорил Брамс. Вот увидите, вам обязательно понравится концерт.
Звучание органной музыки в аутентичной капелле действительно было прекрасно.
Инга была потрясена торжеством и величием этой музыки. В конце второго отделения певица исполнила Аве Марию Шуберта. Неизвестно, кто предложил положить именно текст молитвы Аве Мария на музыку, но это стало одним из известнейших произведений. Инга пыталась сдерживать слезы, но они лились по щекам, и она украдкой пыталась смахнуть их с лица. Давид смотрел на Ингу и понимал, что она ему глубоко не безразлична.
Под впечатлением музыки они не сразу пошли в кафе, хотелось побродить по узким улочкам, освещенным желтым светом фонарей, с причудливыми узорами теней деревьев на асфальте. Слушать шум прибоя на променаде. От общих разговоров они перешли к откровениям собственной жизни. Узнали, что у них есть много общего: что оба свободны, признались, что одиноки, но не хотят ничего менять в своей жизни, что не смогли сохранить свой брак, и не созданы для семейной жизни. Начавшийся дождь, все-таки загнал их в ближайшее кафе. Пока официант выполнял их заказ, Инга решила показать фотографии Светлогорска, сделанные в последние дни. Давид просматривая фото вздрогнул, он увидел розу Мириам. Заметив, что он заинтересовался фотографией, Инга поделилась своими размышлениями и предположением, что эта роза кажется ей символом прощания. Неопределенно кивнув, Давид отметил качество фотографий и удачно выбираемую перспективу для снимков. Удивительно, что и в этот вечер, они не обменялись номерами телефонов. Надеясь на случай, словно проверяя судьбу, которая должна предопределить их следующую встречу.
Попрощавшись с Ингой возле ворот санатория, Давид, вернулся домой и кинулся за работу над картиной. Он уже знал, что Инга уезжает через десять дней, и хотел подарить ей свою работу.
А Инга решила, что завтра она попробует поснимать Давида и обязательно сделает его портрет. Она не хотела думать о том, что будет дальше, о своем отъезде, о предстоящем обследовании. Жизнь - здесь и сейчас, у нас нет ни прошлого, ни будущего. И такая жизненная философия сегодня ей была близка. Она была уверена, что завтра они обязательно встретятся, хотя никто не обозначил место встречи, кроме короткого пожатия руки и взгляда, говорившего гораздо больше, чем прозвучавшее «до завтра».
Утром на пробежке она еще издали заметила Давида. Он явно поджидал её, играя с собакой, бросая в море палку, которую та исправно приносила. Когда Инга приблизилась, Лора радостно залаяла и принялась прыгать вокруг неё. Давид поздоровался и, вынув из-за пазухи букетик осенних желтых хризантем, протянул Инге.
- Я рад вас видеть.
-Спасибо, я тоже. Надеялась увидеть вас на море. Мы не запланировали нашу обзорную экскурсию на сегодняшний день. Куда пойдем? Давайте, на Тихое озеро, к липам. Место встречи не меняется. После обеда у санатория?
- Я каждое утро гуляю здесь с собакой. Но, к сожалению, сегодня мне нужно отлучиться по делам. Надеюсь, что вернусь пораньше. Могу ли я вам позвонить, если вы дадите мне ваш номер телефона.
Инга смутилась и покраснела, она не ожидала такого ответа. Получилась, что она опять навязывалась.
- Извините, я что-то не подумала, что вы будете заняты. Тогда до встречи,- и, повернувшись, побежала к санаторию.
- А номер?
Инга махнула рукой.
- В следующий раз.
- Вот, Лора. Девушка явно обиделась.
Но Давиду не хотелось объяснять, что ему нужно в Калининград в Кардиологический центр для консультации и назначения даты операции. Сегодня ему предстоит сделать выбор: согласиться на операцию, с надеждой жить дальше или оставить все как есть, и это точно приблизит его к скорой встрече с его Мириам там. Хотя это слабая надежда, во-первых, потому что он не верит, что там что-то есть, а во-вторых, с его грехами вряд ли его примут в рай. А то, что Мириам там, он не сомневался. Она была удивительна. Инга на неё не похожа. Она резка, порывиста, самоуверенна. Но в ней есть вкус к жизни. И он ощутил свой жизненный голод. Захотелось почувствовать радость от каждого дня, что ему доведется прожить
Инга была снова недовольна своим поведением. Но с чего она взяла, что Давид целыми днями будет сопровождать её? У него действительно могут быть какие-то дела. Она решила сегодня провести день на пляже, погода обещает быть теплой и солнечной, можно полежать в шезлонге.
После бассейна Инга пошла на массаж. Массажистка, веселая хохлушка, из тех, кто любит поболтать. Все про всех знает, и скрыть ничего ни от кого не может. Инга решила расспросить её про Давида. Из того, что она узнала о нем из их разговоров, было только то, что он - художник, вдовец, живет на вилле «Анна», это рядом с отелем «Раушен». Сегодня она собиралась отыскать эту виллу и попытаться, как бы случайно, встретиться там с Давидом.
- Тамара, вы не подскажите, как мне найти виллу «Анна»? Меня подвозил из аэропорта мужчина, кажется, Давид, так он представился. А я, возможно, в его машине обронила сережку.
- Да, что вы? Дорогую? Да, Давид – приличный человек, он обязательно вернёт. Давид год назад потерял жену. Она работала у нас. Заведовала отделением рефлексотерапии. Прекрасный человек, всем помогала, кто бы не обратился. Да, и доктор – замечательный. У них такая любовь была, такая любовь… Как он убивался, когда её хоронили, мы уж не верили, что переживет… Скорую на кладбище вызывали. Сердце у него.. Похоронили её в Отрадном. Да, вот уже год прошел. А мы так специалиста на иглоукалывание больше и не нашли…
- Да, что же с ней случилось? – перебила этот словесный поток, Инга .
- Ой, ужасно… Она утонула… Здесь её тело на пляже за мысом в сторону Отрадного и нашли… Разные догадки были, ведь сентябрь был, где-то в двадцатых числах. Вода уже холодная не выше пятнадцати градусов. У нас местные редко купаются в это время, только оголтелые курортники. Ой, извините, не принимайте на свой счет. Но она, говорят, закалялась, любила плавать. Подозрения и на Давида могли пасть в причинах смерти, да он в это время в Москве был. Почти месяц отсутствовал. Часто звонил, она в коридор выходила, если был звонок от него, мы даже втихаря подсмеивались, ведь не молодые уже… А все, как влюбленные школьники, чирикали… Да, и поженились они уже поздно, в зрелом возрасте. Ей уже за сорок было, и у него это второй брак. Судьба…, запоздалая любовь… А говорят, он каждый месяц в день её гибели, розу на то место приносит. Сама не видала, люди говорят. Нам ведь и на море выйти некогда, когда сезон до четырнадцати человек принимаем. Вот вы у меня уже шестая.
Массажистка закончила свою работу, объяснила, как найти виллу, и уже, выглянув в коридор за следующим клиентом, крикнула Инге.
- А вы обязательно сходите к нему, ведь вещь дорогая, может найдется!
Весь день Инга придумывала, что сказать, когда она появится на вилле. Она сходила по указанному адресу, посмотрела со стороны на аккуратный домик под красной черепицей, на фронтоне фасада была надпись «Вилла Анна 1935».
В Солнечногорске, по европейской традиции, не городили заборов возле своих домов.
Аккуратный дворик с небольшим газоном, керамическими вазонами с красной геранью был окружен кованой оградкой с причудливыми завитками и гроздьями винограда. Небольшой садик с какими-то невысокими плодовыми деревьями, еще с не опавшей листвой и валунами в садовом ландшафте. Все просто и с прусским достоинством. Навес для машин был пуст. Наверняка, хозяев нет дома.
Инга пошла на море. Там лежа в шезлонге, слушая шум прибоя, она думала о человеческой судьбе. Судьба все устраивает к выгоде тех, кому она покровительствует. Обычно счастье приходит к счастливому, а несчастье - к несчастном. Но возможно мы сами не можем осознать, насколько наше желание быть счастливым делает нас несчастными, когда мы не можем достичь желаемого.
«Запоздалая любовь» - как хорошо сказала такая на вид беззаботная и жизнерадостная Тамара. У этих людей была любовь, они были счастливы вдвоем, пусть короткое время, но счастливы. А у неё у Инги даже этого нет. Может права мать, она - холодная эгоистка. Любить глубоко – это значит забыть о себе, а она думала только о своих чувствах, не могла или не хотела понять другого человека. Давид пробудил в ней не просто интерес, она поняла, что те, чувства, что зарождались в ней – это любовь. И какая бы она не была первая или запоздалая – она становится источником счастья для человека.
Инга от волнения встала и начала бродить по берегу. Вот сейчас сию минуту она отчетливо поняла, что надо дорожить каждым днем жизни. Уметь радоваться простым вещам: этому дню, солнцу, морю, гомону чаек, каждому дню, что тебе отпущено судьбой. Быть открытой к жизни, не замыкаться в своих несчастьях. «Человек никогда не бывает так несчастен, как ему кажется или так счастлив, как ему хочется» - так написал француз писатель – моралист Ларошфуко. И теперь Инге легче было с ним согласиться.
Сегодня вечером она просто зайдет в дом Давида и все. Ничего не будет придумывать и лукавить. Запоздалая любовь – это триггер к желанию жить, к новому этапу жизни, какой бы она длинной или короткой не была. Она отпущена судьбой, и грех не воспользоваться этим подарком.
Давид вышел из кабинета кардиохирурга с тяжелыми мыслями. Все его размышления о необходимости выбора между продолжением жизни и его концом в одну минуту ясно определились. Дату операции доктор назначил на двадцатое число. Для Давида оно было судьбоносным. Он не фаталист, но это число для него было роковым. Он уже не старался слушать этого жизнерадостного эскулапа о достижениях современной медицины, о статистике выздоровевших и последствиях операции. Ему нужно успеть прожить оставшиеся дни до операции, постараться завершить незаконченные дела, чтобы с успокоенным сознанием покинуть этот мир, если ему не суждено будет в нем задержаться.
Он гнал машину в Светлогорск. Там он обязательно встретит Ингу, ему есть, что сказать ей. И пусть это запоздалая любовь, но она должна знать, что она ему не безразлична. Он не скажет ей об операции, если она ответит на его чувства. Но вдруг у него мелькнула ужасная мысль, а «будет ли это честно по отношению к ней». Поселить надежду на счастья и обмануть. Он даже остановил машину, опустил голову на руль. Это дежавю какое-то. Это уже было с Мириам. Запоздалая любовь…
Инга боялась пропустить возвращения Давида. Все-таки столкнуться с хозяевами виллы ей не хотелось, решила пойти и сесть на лавочку напротив виллы на другой стороне улицы и там дожидаться. Неизвестно, как Давид воспримет её посещение, а компрометировать его перед хозяевами не хотелось. Теперь ей много стало понятно из их бесед и того, что рассказала ей Тамара о Давиде и Мириам. Понятно, почему он так вздрогнул от той фотографии с розой. Да, ещё эти её глупые размышления и сравнения о символе одиночества и прощания. Каково это было человеку, у кого сердце незалеченное от потерянной любви. Теперь она понимала его взгляд, грустные глаза, в которых то рождалась, то угасала надежда во время их бесед.
Инга почувствовала, что её сердечный холод исчезает с появлением нового чувства. «Ты влюбилась» - подумала она. Откуда -то из стоящей рядом машины доносилась песня «Белая птица» Ваенги, и её припев царапал душу:
«…Пусть твои руки не меня обнимут.
Твои глаза меня искать не станут,
И ты пройдешь меня, увидев, мимо.
Ты даже думать обо мне не станешь…»
«Инга-льдинка, что с тобой? Ты плачешь?» Порывисто вскочив, Инга, выбежала на дорогу, решив все-таки пойти на виллу и объясниться с Давидом.
Её напугал скрип тормозов и крики прохожих. В шаге от неё остановился автомобиль Давида. Через секунду он держал её в объятьях. Он тряс её за плечи, что-то говорил, а она, уткнувшись ему в грудь, плакала и шептала, что ждала его, что влюбилась, как дура.
Через десять дней Инга улетела в Москву, там её ждало обследование в онкологической клинике. Но ей теперь было нестрашно, она знала, что она это пройдет это испытание. И она будет бороться за свою жизнь, потому что у неё есть эта «запоздалая любовь». А двадцатого октября она обязательно вылетит в Калининград поддержать Давида. А вечером принесет для Мириам её розу. Розу - надежды и их «запоздалой любви». Любви, которая дает нам веру и надежду на счастье. А не это ли главное в жизни ?!
Свидетельство о публикации №221011201580
Ваш рассказ превосходен!
Так написать может только настоящая женщина!
Спасибо Вам!
С искренним теплом в сердце к Вам!
Александр
Александр Бригаднов 20.01.2025 21:01 Заявить о нарушении
Арина Лаврова 20.01.2025 21:35 Заявить о нарушении
Александр Бригаднов 20.01.2025 21:37 Заявить о нарушении