Хочу жить. Продолжение. Глава 1

                Разве мы внутри такие, какими нас видят те, кто снаружи ?

   Дождь закончился. Улицы городка постепенно заполнялись людскими голосами, оживали и сбрасывали с себя пелену водянистого обморока. Окна домов смотрели в наступающий вечер желтыми, от зажжённых внутри лампочек, глазами. Приветливо манили домашним уютом, сверкали чисто вымытыми радужками стёкол, стыдливо приглашая подсмотреть чужие тайны сквозь неплотно зашторенные занавески. С крыш и балконов пятиэтажек срывались маслянистые капли, летели вниз, ускоряясь и чмокали Землю слюнявыми поцелуями. Просыпались звёзды, колкими лучиками пронзая пространство. Там, среди них, высоко в небе летел самолёт, будто в никуда, отмечая траекторию тире - точками красно - желтых  бортовых огней. И в алюминиевой утробе его, в мягких креслах дремали не люди, но пассажиры, отложив на время рейса дела свои и заботы. На больших оборотах задыхающихся турбин обгоняли Землю в её неизбывном кружении, но не могли даже на миг сравняться с бегом времени. Ну, что же, летите. Доброго вам полёта и мягкой посадки, человеки.
   Во двор дома, где бомжевал Бормот, вкатила карета скорой помощи, мягко шурша шинами и распугивая сумрак вечера стробоскопом мигалки. Поехала назад боковая дверь, обнажая освещенное нутро. Вышли из него, спрятав крылья свои под белые застиранные халаты, два ангела спасителя тел людских, оторванные от скуки суточного дежурства. Бормот метнулся навстречу, проводить медиков до подъезда, где на площадке первого этажа лежал человек. Наигранно суетился, размахивал руками, изображая озабоченного обывателя. Ангелы почти не обращали на него внимания, но Василий знал - когда будет надо, они вспомнят, как вел себя человек, обнаруживший самоубийцу. А что Вася?  А он ничего, просто выносил мусор и вот, такая подстава. Для чего это было надо Бормоту? А всё просто: зачем ему сейчас какие - то подозрения? А потом и тем более. Когда в подвале нашёл он того франта с перерезанными венами, очень уж досадно ему стало. Так не хотелось покидать насиженное, тёплое местечко около труб отопления. А ведь приедут, рыскать начнут, кто, что, видел, слышал, может и не сам, может, помогли. Тогда и созрел в голове его простейший план, который не давал стопроцентной гарантии, но надежда на " авось" была. Тело он вытянул наверх, в стылую мерзлость подъезда, запачкался кровью, пока пристраивал поудобнее в углу, сбоку от входной двери. По тому, как безвольно моталась по сторонам голова незнакомца, догадался, что душа его  уже покинула свою бренную оболочку. Вернулся в подвал, подобрал опасную бритву, взявшуюся бордовой кровяной коркой. Сиротливо валялась рядом куртка, остывшая, лишившаяся хозяйской заботы и тепла человеческого. Бормот поднял её, ощупал карманы. В нагрудном нашёл бумажник и паспорт, в левом боковом - связку ключей. Без особого любопытства пролистнул странички красной книжицы, лицо на фотографии показалось ему сильно знакомым. Он некоторое время ещё раздумывал, кого же напомнил ему этот официальный портрет размером чуть меньше спичечного коробка. Уже читал данные прописки, когда вдруг осенило его: это же я! Твою ж дивизию, человек на фото был удивительно похож на него, Васю - Бормота, только без бороды. Но в графе - имя, фамилия - было написано: Тимофеев Игорь Степанович. Оно и понятно, не твои же там данные, бомжара бездомный, это же чужой документ, только год рождения совпадал с Васиным. Раздумья длились недолго, он привык действовать импульсивно. Бормот стянул с себя старое пальтишко и уже решительно втиснулся в куртку Игорька. Решение само собой пришло в голову, удача вновь улыбалась ему. Пусть там, в подъезде будет лежать никому не известный бомж, а Бормот станет Игорем Степановичем.

                .........................
               
                Подумай, что ты скажешь Богу, когда предстанешь перед Ним?
            
   Из всех живых существ на Земле, только человек осознаёт в полной мере смертность свою. И, разве зная о неизбежности конца, перестаёт транжирить отпущенное ему свыше энное количество лет? И, не только не бежит замаливать грехи свои, заботясь о душе, но и проедает, пропивает, просыпает, убивает и транжирит налево и направо и без того не богато отсыпанное? А, может, потому он и Человек, что живёт именно так, упорно не желая мириться с бренностью бытия своего? А, может, когда - то станет он бессмертен? Может быть, он ведь такой, да только, боюсь, затоскует тогда  и скучна покажется ему сплошная, ровная, вечная дорога. И вновь захочется рискованной игры в рулетку, где ставка - жизнь, где кажущаяся бездумность - защитная реакция, где просто жить - начертано в судьбе, где на кону - всё и ничего, так как и терять то  нечего, если и унести с собой нельзя. Вот и выходит, что мечтает Человек о вечной жизни, а просит долгую, строит планы наперёд, а помнит вчерашнее и не знает будущего, живет одним днём, часом, минуткой, а секунды и не считает. Ладно, человече, здоровья тебе и долгих лет, без оглядки на вчера и с надеждой на завтра.
   Нужный ему дом на Второй Семафорной Бормот нашёл легко. Само название подсказало воображению суету вокзального муравейника, гудки тепловозов, масляные запахи стальных рельс и пирожково - куриные ароматы замызганных плацкартов. И много раз крашенное, в один и тот же мутно - жёлтый цвет, здание вокзала, и дома рядом, того же надоевшего колера, и пыльные скверики с чахлыми деревцами. Всё это как наяву представил себе Вася, простите, Игорь Степанович, по заявленным в паспорте данным. Родившийся до революции, дом был ещё крепким, но уже тронутым седым дыханием времени. Старые городские дома - как старые люди. Пожившие, повидавшие на своём веку немало, с фасадами - лицами, изборождёнными морщинами трещин, наспех затёртыми штукатуркой, с простуженными дымоходами, со скрипучими голосами подъездных дверей и варикозными венами подвальных труб и батарей отопления. Они, умудрённые накопленным опытом, философски взирают подслеповатыми окошками на окружающий мир, словно старики снисходительно - терпеливо смотрят на играющих детей. Такие дома не просто позволяют чужим войти, но пробуют вас на вкус, лишь слегка придавив беззубыми дёснами, чтобы потом потихоньку переваривать в тесноте больного желудка, если останетесь. Нет - выплюнут на улицу, надолго оставив на вашей одежде свой старческий запах. Своих они уже съели наполовину, перетёрли и высасывают постепенно жизненную энергию себе на подпитку угасающих сил. Но Бормота дом впустил легко, лишь вздохнув обшарпанной дверью, принял за своего знакомый облик прежнего Игорька. Площадка парадного показалась темноватой после уличного света, хрустнуло стекло под ногами - только цоколь разбитой лампочки под потолком показал Васе козу обгорелыми пальцами - проволочками. Бормот почему - то крадучись, поднялся по скрипучей деревянной лестнице. Заботливо обтянутая коричневым дерматином, дверь была единственной на втором этаже, без привычного номерного ромбика, но рядом с кнопкой звонка, слева на стене красовалась прибитая табличка с краткой инструкцией - сколько раз и в какую квартиру. Миновав и это препятствие ( не сильно кто и старался - дверь оказалась не запертой), Вася очутился в начале длинного коридора с высоким окном в противоположном конце и похожими друг на друга близнецами - дверями с правой стороны, на филёнках которых были краской намалёваны номера от одного до шести. И ещё одна, без опознавательных знаков, последняя в ряду была открыта и источала ароматы жареной картошки и борща, с головой выдавая основное в жизни человека помещение - кухню. Сглотнув слюну, Бормот прошёл по коридору до близнеца с номером три и тут из кухни вышел высокий сухощавый мужчина лет пятидесяти. И по тому, как он отреагировал на Васино появление, Бормот понял: экзамен пройден, его приняли за настоящего Игоря Степановича, ну или как его тут обзывают не по паспорту. Мужик кивнул Васе, как старому знакомому и лишь пройдя мимо, уже у своей, под вторым номером, двери, прошелестел искусственным голосом:
 - Где же Вас носило столько времени? Нехорошо, молодой человек, ладно Вам на себя наплевать, но мать то при чём? Мы тут, как могли, присматривали, но она ведь Вас ждёт, Вы же ей родной, а не соседи, - кадык у говорящего не двигался и слова не слетали с бледных губ.
 Вася вдруг с удивлением понял, что необычные звуки речи исходят из нагрудного кармашка рубашки соседа, откуда тянулся розовый проводок и скрывался под наглухо застёгнутым воротником.
 - Да, да, извините, - машинально стараясь попасть ключом в замочную скважину, пробормотал Вася, тут же прилепив мужику кличку " Робот".
 - Там не заперто, Вы же сами просили за матерью присмотреть, пока Вас не будет, - снова зашуршали механические слова, словно мелкие камушки сыпались в воду, булькая и тут же исчезая и скрадывая окончания.
 - Вы уж не пропадайте так надолго, - и " Робот" скрылся за дверью.
Бормот, уже не раздумывая, шагнул через порог "своей " комнаты, как с обрыва бросаясь навстречу неизвестному, словно готовясь потом, после смертельного падения, родиться заново в другой жизни и другим человеком.

                Продолжение следует...