Публичный дом

Виктор Матюк

Публичный дом

Тихая Одесса, жёлтая пресса прячется за углом, ей не писан закон,
Каждый вхож в публичный дом, всегда перегружен посетителями он!
Туда не позорно входить, можно грех совершить и о нём сразу же забыть,
Позорно не найти сил, чтобы выйти, каждый жид по своему усмотрению жил,
Жену боготворил и по воскресным дням в бардак ходил, его там принимали
С распростёртыми объятьями, там все – сёстры и братья и все живут по понятьям,
Принятым среди одесской голытьбы, от них никуда не скрыться, от них никуда не уйти,
Будто от рока и судьбы или классовой борьбы! Без свежих сил тебе этот мир – не мил!
Былой опыт все силы иссушил, но страсть никак не погасил, велика её власть
Над грешным естеством, она врывается напролом в солидный еврейский дом,
Всходит на трон, бедный еврей Бога о прощении грехов многократно просил,
Но чем-то небу он не угодил, никто ему грехи не простил, былой опыт в бозе не почил!
Сколько жизнь бедного еврея на грешной земле продлиться? Не знает никто!
Сколько без оргазма страдать должно стареющее естество? Жена стара,
Она делает домашние дела, а опосля падает в кровать, пришло время спать!
Мойша любил баб в публичном доме трахать и за тем процессом в щелку наблюдать,
Дешевле трахаться, чем  за деревянной перегородкой прятаться от чужих глаз,
Он в неприятности попадалл много раз, расплачивался с бандершей купюрой большой,
Чтобы его не выгнали взашей! Во тьме ночей, во мраке заточения он прятался от искушения,
Просил у бога прощения, ждал от родственников снисхождения, но трудная доля и судьба
Всю жизнь сопровождала хилого с виду мужика, сейчас почти что старика!
У него лёгкая рука, он выпивает слегка, не напиваясь в дрободан,
Пьяным уходит спать в чулан, вся жизнь проведена в борьбе,
Много невзгод испытано на себе, много седины на голове,
А на затылке – плешь, это всё, что у него на сегодня есть!
Для старого еврея честь, как столб, на который трудно влезть,
Но спустить с него можно быстро и легко, только бы не мешал тебе никто!
Преходяще всё, пусть жена, эта старая и толстая карга 
В твой дом без твоего согласия вошла, это не её вина,
Так захотела то семья, она привыкла всем качать свои права,
Тлен и суета сопровождает шум и гам, никто из евреев не ходит в православный храм,
Для них в любое время года открыта старая еврейская синагога, там они почитают своего бога,
Он им в древности дал свободу, пообещал лучшей жизни, теперь пока кровь из глаз не брызнет,
Евреи молятся ему, такая жизнь Мойше не нутру, он просыпается рано поутру, разгоняет хандру,
Заходит ближе к вечеру в маленькую конуру, его кровать стоит в тёмном углу!
Было время золотое, когда он любовниц путал с женою, теперь он стал для них изгоев,
Таких в Одессе было трое: он и два его младших брата, они когда-то грешили больше всех,
И вот на них с небес спустился нераскаянный грех! Есть в Одессе немало чудес,
Каждое встречает собственный рассвет, но счастья у старого развратника нет,
Оно превратилось в пепел, его по набережной развеял промозглый ветер!
Где его разыщешь? Нигде не сыщешь, только годы прожитые напоминают времена молодые,
Нужны нервы стальные, чтоб тебя с обеих ног не свалил озноб! Он уже ходил в сексшоп,
Пытался сменить собственный гардероб, но так сложился его гороскоп,
Что глубокими морщинами покрылся высокий и покатый лоб!
Жизнь ему преподнесла урок, чтоб впредь не знал иных забот,
Как всю жизнь искать едва заметный подвох между стройных женских ног!
Срок его странствий давно уже истёк! Теперь бы ему плевать в потолок,
Но он остановиться на половине пути так и не смог, судьба нажала на курок,
Раздался громкий щелчок и вот старого евреи свирепый рок  бросил в пот!
Он старыми жидовскими правилами пренебрёг, навострил хохолок и рванул
В публичный дом, открыл входную дверь с трудом, закрывал её пинком,
Потом грянул гром, сверкнула молния и ярким пламенем покрылась стезя,
Свернуть с неё никак нельзя, под ногами горящая лава, огонь слева и справа,
А по бокам шумит зелёная дубрава! Мужик едва зашёл в огромный холл,
Его на входе встретил широкоплечий хохол, он включил патефон,
Заиграл старинный саксофон, святость потерпела полный разгром!
Ему плевать на домашнее тепло, взгляд прельщает молодое те4ло и женское дупло,
Оно сулит старику торжество и мимолётное блаженство, старый еврей далёк от совершенства,
До него сюда другие безумцы легко и со страхом входили, а когда выходили, без сознания
Теряли мощь и силы! Когда молоды мы были, страстно и нежно женщин любили,
Сердце – не из камня, из искры возрождалось пламя, святость плавя,
Оставляло часть её в душе, не осмеливаясь упасть на крутом вираже!
Ведь в людской груди нет ни звезды, ни лампы, а ночь в приморском городе темна,
Даже ближняя округа не видна, если бросишь взгляд с открытого настежь окна,
Сразу лишишься сна, свеча страсти уже зажжена, вот-вот Лунный свет затмит она!
Чего греха таить, нам всем суждено страстно и нежно любить и боготворить женщину ту,
 Что в дождь, зной и пургу помогает законному супругу до глубокой старости не вянуть,
Но от судьбы никому не удалось увильнуть, труден богом предназначенный путь,
Ты уже не можешь лямку тянуть, тебя могут из семьи вышвырнуть за пару минут,
Коль завистники встали у кормила, а твоей душе разлука застыла! Что было, прошло,
Былое вернуть невозможно, ведь оно  было светом чудной молодости озарено,
Бедный еврей тогда грешил и был с грехом заодно, был разжалован пожизненно
Из синагоги, из неё он вышел в состоянии гроги, потом его грешное естество простили боги,
Подкашивались ноги от страха и тревоги за дела грядущие, только Боги всемогущие
Могли помочь страждущей душе вспомнить о дела минувших лет
Во время душераздирающих бесед, никому из семьи дела нет,
Что на страсти клином сошёлся белый свет, а старый дед
 Мог в любой момент угодить в мраморный склеп,
Однако он, будто леший, написал левиту срочную депешу,
В ней Мойша сообщил, что хромую Сару никогда он не любил,
Но жил ради детей, ведь каждый еврей обязан быть не только мужем и отцом,
Он давал обет под венцом, что никогда не будет врагом с всемогущим Творцом!
В тот миг в его душе возник разброд, дел в семье невпроворот,
А его что-то тащит в старый город, там веселится дотошный народ,
У его огромных ворот судьба уже установила эшафот! Он едва не бухнулся в канаву,
Соседи сослужили ему гнусную славу, он пострадал не за свою державу,
И потому ничего не оставалось делать ему, как из мыслей летучих
Выбрать стаю страстей заблудших в трясине мирского бытия,
Ведь сердце не из камня, в нём скопилось множество огня!
Стеная и кляня свою судьбу, он присел на снегу, прикрыл глаза рукой,
Потолковал сам с собой о повседневной похоти, спросил у неба,
Как от греха отойти, но ему не удалось отмыться от сажи и копоти,
Ведь мирские хлопоты – враги твоей совести, их не объехать, не обойти,
Хоть в колокола звони, плоть требует любви, как не суди, как не ряди,
Неисповедимы господние пути! То, что мужику любо, женщина добьётся силой грубой,
Грудью проложит дорогу себе в сумраке и в темноте, она поможет мужику развеять боль и тоску
И склонит старика к греху, с ним всякое бывало, он горя испил немало, долго искал идеала
 В постельной любви, ему бандерши помогли оторвать  испуганный взгляд
От православной земли! Здесь грешат все подряд, кто из мужчин не рад
Взять молодую бабу за приличный зад? Об этом шумят травы луговые,
Женщинам нужны деньги дармовые, а на пересуды, взявшиеся бог весть откуда, 
Им наплевать, слух, как пух беспёрый взлетит стремглав в гору и сядет на орехе у забора!
Молодая незнакомка сама развяжет тесёмки на стройной ноге, не приступая к болтовне,
Оставит свои шмотки на ржавом гвозде, если страсть подобно грозе не разорит жилище,
Если бы в нём было намного чище, чем есть, тогда бы старый жид в один присест
Попытался бы молодой бабе нотацию прочесть, прижавшись к ней спереди иль сзади,
Чтобы вместе пройти через все этапы продажной любви, они бы вместе смогли
Разжечь холодные угли внутри холодного естества, чтобы кругом пошла лысая голова!
Миру мир, солдату - дембель, каждому мужику по две или три бабы, они все на передок слабы,
Каждой женщине по мужику, а стареющему мужику  суждено быть начеку,
Не потому что его кишка тонка, идёт любовная игра, ей нет ни края, ни конца!
Только в публичном доме никому не страшны измены, все мы тленны,
Наши помыслы бесценны, а семейные проблемы дают крены из стороны в сторону,
Но ворон ворону глаза не выклюет, еврей из бурного океана наземь выплывет,
И присоединившись к стае псов заблудших, забудет худшее, что было на его стезе!
Грех прячется вовне, этот актёр – позёр, он плохо играет свою роль,
Он из-за тяжёлых красных штор выглядывает, словно злодей иль вор!
Ко дню Анисьи холода над землёй повисли, хреновые мысли о смысле жизни 
Хотя находятся в тени, но всё равно видны, как на ладони, они летят, как кони вскачь,
Хоть кричи, хоть плачь, тебе не забыть публичные сцены из земного бытия,
Лично я устал ото лжи и всеобщего вранья, тихо по реке плывёт утлая ладья,
В ней куча еврейского барахла, а в нём спрятана бутылка столетнего вина!
Что-то кричит вдогонку бандерша, она прекрасна и хороша, но не стоит ломаного гроша,
Её душа холодна, зато на правой руке три золотых кольца, едва дыша, она орёт,
Что какой-то жмот на кровати от жары орёт, а пьяный истопник теряет нить,
Клиент соскальзывает с бабы, а тому плевать на замысловатые шарады рока и судьбы,
Вот если бы не жалкий ум, себя провозгласивший гением, он бы остался светочем
И жил бы без проблем, нынче могильный мрак отталкивает от старого еврея всех баб!
 У него был талант, нынче старый дилетант – не атлант, ни Спиноза и ни Кант, 
Полез в сервант, достал старинный бриллиант, чтобы у дьявола выкупить талант!
Он давно уже не молод, от него веет холод, но старый дед имеет цель,
Ему бы проникнуть в узкую половую щель, он для этого пришёл в бордель,
Его удивила измятая постель, обрадовала соловьиная трель и весенняя капель,
Он принял на душу двести капель коньяку, и отдал душу свою злому дьяволу,
Судя по всему, нет дела никому, почему этот горемыка сейчас совсем не вяжет лыка!
Хоть на дворе темно, всё равно летят презервативы в открытое настежь окно,
Не заперто оно, через запотевшее стекло не видно ничего, грядущее предрешено!
Еврей взошёл на гору Моисея, оставил на Дерибасовской высокие идеи,
Игрища в постели затеяли злодеи, они забыли себя отделить от ахинеи,
Вот почему из них никому не удалось себя приблизить к оргазму,
Горло сковали спазмы, яркие соблазны сжимают ягодицы статной девице,
Они может своей судьбой гордиться, ей просто-напросто повезло,
Судьба сказало своё последнее слово и оно, как в цепи крепкое звено
Стремглав вернуло былое себялюбие в немощное грешное естество!
Чтобы этот день не прошёл, старый еврей необычный выход нашёл,
Старый козёл по уши в себя ушёл, много времени в бардаке провёл,
Стремился к себе счастье приблизить и никого из женщин не унизить!
Судьбу никак нельзя на ходу белыми нитками сшить, это не сделает никто,
Только всесильное божество способно осознать и понять, как надобно поступать,
Чтобы не попасть в кромешный ад! Вешние воды рядом шумят, то дождь, то снег, то град,
В ночи слышны громовые раскаты, бабы не раздвигают ноги без предоплаты, им всё некстати,
Но член не тот, то им не нравится глубокий вздох, вокруг них крутится разный сброд,
Он бросает презервативы в окно, но всё равно пришлые женщины с ними заодно!
Бедному еврею запретили ходить по субботам к брадобрею,  его отовсюду гонят в шею,
В чём вопрос вопросов? Он не из местных отбросов, его душа закрыта на массивный засов,
В его жизни было много перекосов и мало нежных слов,
Старый философ даже в бардаке оставался с носом!
Он жил, как аскет, у него в семье никаких прав нет,
Жена рано гасит в спальне яркий свет, ей много лет,
 Ей дела нет до его насущных проблем, а зачем они ей?
 У неё своих проблем - хоть отбавляй,
Семейная жизнь не похожа на Рай!
Чаянье награды брошено на весы матушки – природы
Ради духовной свободы, рано или поздно Иегова спросит жида грозно: 
«Почему ты спал с женой розно и не склонял её к греху?»
Стало известно Ему, какие в бардаке расценки,
Туда ходят люди без самооценки, страсть припирает их к стенке,
Вот и вынуждены они вдали от семьи и жены платить огромные деньги
Женщине вставшей на четвереньки за большую грудь и красивые коленки,
Секс длится пять минут, но не двадцати долларах истина и суть!
Грешник, как женский приспешник или одинокий путник в дремучем лесу 
Держит член на весу,  будто копчёную колбасу, когда-то купленную с боем по блату
Последним изгоем и дегенератом! Всем хочется жить для удовольствий и радостей своих,
Без них безмолвствует стих, мысль сидит взаперти вблизи церковной паперти,
Лицо в грязи, перед ней закрыты все дороги и пути! Дороги размыты – не проехать, не пройти,
Санные пути разбиты, но из-за высокой колеи необозримые дали грешникам не видны!
Палки и плети уже многие столетия желают страсти долголетия,
Но не всем достаются ранние соцветия, только в строках стихоплетения 
Душа ловит чары вдохновения, яркие междометия
Украшают мрачные стороны земного бытия!
За плеть иногда хватаюсь я, молюсь и каюсь,
Падаю и вновь поднимаюсь, но спотыкаюсь уже в который раз,
Судьба испытывает нас не в первый и не в последний час!
Всему виною непредвиденная страсть! Она, как подколодная змея
Заползает на грудь и за пару минут изменяет суть дальнейшего пути,
Как не суди, как не ряди надо от домашних дел отойти и уйти в монастырь
В штанах протёртых до дыр! Бесплатным бывает только сыр в мышеловке,
В бардаке бабы идут на все уловки, только бы выделиться из безумной толпы!
Могут стоять на голове, сполна доверившись року и судьбе, борьба за счастье
Накаляет страсти до предела, слыханное ли дело, чтобы старая жена еврею надоела?
Он орёт оголтело, что его  темечко давно уже поседело, а сердце очерствело,
Ему надоело слушать: ха-ха-ха-ха, как бы отбиться самому от греха?
Он ходил в публичный дом не часто, сходил в субботу и – баста,
Он дунул на женскую пятерню – и подошёл, закрыв глаза, к огню!
Послышались громовые раскаты, в головы спутались числа и даты,
Любовь - то где? В какой она прячется стороне?
Он дома спал под покровом всяких одеял,
Свои грехи никогда не считал, жил и тихо угасал,
И вот он перед обнажённой женщиной в худшем виде предстал,
Перед ней на коле встал постаревший еврей, он жил среди бедных людей,
Их судьба гнала взашей под шелест пожухлых камышей,
Им приходилось ставить крест на судьбе своей!
Он взял щётку в руки, почистил туфли и брюки,
Выбил пыль из них, и попытался остаться при интересах своих,
Но любовь нельзя разделить на троих, можно – на двоих,
Но тогда пропадет к блуду охота в любое время года!
Каждый должен дождаться своего исхода из обжитых мест,
Сохранив в душе совесть и честь! Уверяю вас, что толпой движет страсть,
Пара влюблённых глаз выставляет свою слабость толпе напоказ,
Потому что половая связь  в бардаке напоминает член, зажатый в кулаке!
Он в огне не горит, в воде не тонет, большой церковный колокол на одесской синагоге звонит,
Что у бедных одесских евреев душа стенает и болит,
Каждый из них блаженства только в борделе достиг!
Чем шлюха известней, тем постельная близость прелестней,
Она разогревает стареющую кровь и громкий зов, переходящий в крик и стон,
 Катится среди лавровых лесов! Вдруг раздаётся душераздирающий крик,
В одну из комнат зашёл с наганом большевик, он хочет даром добыть для тела старого
Кое-что из женского нектара, не проходит номер – разделить постель с младой девой на шару,
Тут же затихли фанфары, померкли ночные Стожары! Эти честолюбцы были по уши в грязи,
Не испытав ни толики любви, как пришли, так и ушли, не замолив свои грехи на глазах толпы!
Увы! Ещё в старые добрые времена вся одесская шпана не по средствам жила,
Она сходила с ума, сжигала старинные письмена, полна их мошна, безмолвствует жена,
Стонет нищая страна, хотя из открытого настежь окна Одессе вся Иордания давно уже видна!
О времена! О нравы! Меняются игрища, меняются забавы, о, Боже правый,
Почто Ты лишил бедного еврея золотой оправы, полученной в наследство от Лукавого,
Грешное естество требует всё, что небом разрешено, но я не виню чужую судьбу,
Преклоняю перед ней шляпу, пытаюсь обнять молодую бабу за пышный зад,
Мои руки не ведают, что творят? ****а мать, это что за жидовский маскарад?
Святость исчезает в тумане былого, в еврейской душе не осталась ни капли Духа святого,
И только всемогущее слово  о силе рода людского сочится из гранитных скал,
Уже виден его волчий оскал! Всё, что бедный жид искал, он в бардаке нашёл,
Через унижение прошёл, остался гол, как сокол, но когда пришёл домой,
Ноги положил на стол и при волшебном огне дал клятву самому себе,
 Что тот, кто терпел поражения во время неудачного сношения,
И смог пережить жуткий миг катастроф небывалых и попал в опалу
Волчьей стаи, встать на ноги всё-таки смог, ему помог Господь!
Он вселил уверенность в страждущую плоть, что всё равно 
 В мире будет главенствовать добро, но коль тебе не суждено
Поймать за хвост удачу, так или иначе, все силы напрасно на проституток растрачу,
Но судьбу никак не переиначу! Нравственный суд ему обещал Господь,
Он подвёл последний итог, старый жид уже который год и вправду одинок,
 Как волк, он порхает по одесской хате, размахивая депутатским мандатом!
Он не смог стать губернатором, потому что соблюдал закон, услышал крик и стон
Со стороны борделя, оказавшись у давнишней цели, вступил в словесную дуэль,
Мигом закружилась весёлая карусель, пламень тот, что в паху погас,
Как оказалось, не угас, всему – своё время, всему – свой час!
По скромной одесской хате до сих пор летает жид пархатый!
Он ходил к путанам, делило с ним горе и счастье пополам,
Но они – не фонтан, когда стал пуст его карман,
Над ним смеялась толпа православных прихожан,
Ему не нужен был тот страстный любовный роман,
Он думал и осязал, но последнего слова ещё не сказал!
Они когда-то говорили всем нам: «От винта, одесская шпана!» 
За бумажные рубли мы бы сами своих жён могли прогнуть до земли,
Но жопа гола, лапти в клетку, а ты до сих пор играешь в русскую рулетку,
Сам ложишься на кушетку, принимаешь снотворную таблетку,
Смотришь на бабу, как на разноцветную этикетку, бросишь монетку,
Вспомнишь родню, волю свою зажмёшь в узду,
И пошлёшь всех баб в ****у или на ***! Не охай и не ахай,
Свежий воздух вдыхай, пока кислород тебе не перекрыли,
Когда молоды мы были, прекрасно жили, страстно и нежно любили
И верили в себя! Во бля! Сейчас пришли иные времена!
Нация добрых и злых, умных и тупых вырастила на своём теле нарыв,
Разум долго дрых, чих пых, судьба била толпу под дых,
Осталось немного глухонемых и косых, что можно взять от них?
Даже старая баба подала на еврея на развод, он её **** раз в год!
Печален итог, у каждого рот закрыт на амбарный замок!
Язык давно уже привык на себе оковы влачить,
Но жить с ними не смог, лежал и плевал в потолок,
Как последний лох! Чем становился жид старше,
Тем уходил из города подальше! Зачем ему принуждение?
Жизнь пролетает, как одно мгновение, он когда-то давал жене святую клятву,
Будто бы взятку, она была у толпы на слуху, но склоняла старого жида к греху! 
На хрена жиду было искушать свою судьбу? Старый мудак попытался переломать всех баб,
Не получилось никак, попал в бардак, сделал первый шаг и покатился вниз,
Взор затмился, но мир не изменился, нет счастья у простых людей,
Но есть кладбище сокровенных дум и идей! Хоть еврей не демократ,
Староват и лысоват, но в ****ьном деле – хват,
Как достанет рейтинг свой – не мужчина, а герой!

г. Ржищев
12 января 2020г.
19:14