Фужер

- И вот ещё один день пропит до дна...
Я записал это карандашом на краю поля газеты Мещанская. Интересно, сколько людей до меня так и говорили, - Мой день пропит - ? Возможно из них можно было бы собрать армию и захватить мир. Только зачем он мне?
*
За окнами ночь, а внутри меня сумерки. Как так они умудрились разделиться без моего ведома? Я доливаю в бокал выдохшееся вино и мыслей в голове абсолютно нет. Красное стекает по прозрачному, будто бокал треснул и засочилась бокалья кровь.
- Господи. Я пропил ещё один день. Что мне теперь делать всю ночь?
В ответ всё та же тишина. Мысли никак не хотят собраться в кучку. Хочется засунуть кулак в голову, прямо через ухо, и сжать себе мозги. Выдавить из них хоть что-нибудь. Хоть каплю ясности в эту дурацкую ночь. А ночи стали совсем дурацкие. Бывает уснёшь в какую-нибудь из них и снятся тебя дурацкие сны.
*
Кто же это в синем замке? Замурованная в синюю стенку женщина задаёт мне вопрос, - Кто ты?
Вокруг меня, в этом зале стоят замороженные навсегда люди. Они ответили неправильно и та же участь постигнет и меня, если я, не дай бог, снова оплошаю. Я смотрю в её серые глаза. Серое лицо с серыми глазами, торчащее из синей стены, бездушно. Оно не имеет жалости или ещё каких-нибудь эмоций. Это лицо богини внутреннего правосудия, если такая существует. Я мнусь, я закатываю глаза, я пытаюсь найти ответ, и я говорю:
- Да xeр его знает... Когда засыпал, не думал об этом.
Лицо затягивается в стену, а с людей вокруг начинает осыпаться лёд. Куски льда падают на пол и зал заполняется невыносимым звоном. Я зажимаю уши руками, а размороженные люди обступают меня со всех сторон и начинают рвать моё тело на мировые запчасти...
*
Бокал снова пуст и вино имеет тенденцию не заканчиваться. Об этом ли я мечтал? Я снова наливаю, но в этот раз стараюсь не делать кровавые подтёки на стенках. Ночь длинна и крови нам возможно хватит с лихвой. Кручу бокал в руках и понимаю, что я ничем не лучше него. В меня тоже можно налить, можно вылить, а проще и просто разбить случайно столкнув с края. Быть может этот бокал хочет сейчас быть пустым и думает, - Вот опять этот гад в меня что-то наливает... Или же наоборот хочет почувствовать вкус вина, но я не даю ему насладиться и опустошаю. До дна. До самой последней капли.
Нужно идти в ночь. Мне неприменно нужно поийти в эту дурацкую ночь. Ведь только там я смогу соединить свои сумерки с этими тёмными небесами. Я вижу, как быстро плывут облака по ночному небу, а за ними прячется тёмное Ничто.
*
Но нет. Тут светят фонари, валяется повсюду снег, и даже пробежала дворняга, но никакого тёмного Ничто нету. Сажусь во дворе на лавочку и пью из горла. Красное проникает через красное в красное. Гармония. Прекрасна эта гармония была бы, коли не так сурова за неё расплата.
- Шарик. Шарик. Или это я Шарик? Фьюсщщщ, фьюсщщщ.
На свист подходит облезлый ночной странник. Шерсть его торчит кусками по телу, он высунул язык и смотрит на меня:
- Чего звал, придурок?
- Странно мне этой ночью, - я осторожно глажу его по голове, - В бокалах мне мерещатся, то кровь, то небеса... Ты конфеты ешь?
Разворачиваю Маску и протягиваю ему на ладони. Он, не думая, тут же хватает пастью и отходит на пару метров. Осторожность превыше всего.
Он по-своему красив, быть может с такого и писал Некрасов свою Каштанку?
*
- Третий отдел. Слушаю.
- Серёга, ты?
- Ефрейтор, Собакин на проводе.
- Блин, ну ты всё юморишь! К тебе можно подскочить?
- Куда?
- Домой к тебе, конечно.
- А где мой дом?
Человек в с той стороны трубы вздыхает.
- Ну, чего ты опять?
- Ничего. Просто ответь. Где мой дом?
В трубе сначала тишина потом кто-то будто-то потёрся обо что-то.
- Ты на районе?
- В миньоне.
- Понятно. Сейчас приеду, разберёмся.
- Ага. Огнемёт не забудь.
- Какой огнемёт?
- Протоплазменный, бл*.
- Короче, через полчаса подъеду. Будь дома.
*
Ночной пёс всё это время смотрел на меня. Смотрел так, - Ну, можешь заткнёшься? Есть ещё конфета? А Маски у меня больше не было. Ни Маски, ни Сказки, ни Красной шапочки, которую съел такой же одинокий друг человека. Если бы шапочка пошла к бабушке ночью, то возможно волчара и не заметил бы её, пока выл на луну. Луна спасительница.
Я выпиваю остатки. Остатки с грохотом падают мне на дно и становится очень уютно в этом заваленном снегом дворике.
- Эй, друг. Скажи мне, что ты думаешь о луне?
Я смотрю на небо, он так же смотрит на меня. Луны нет и не предвидится.
- Ты, дурак? Какая луна? Дай конфету, я есть хочу...
Встаю чтобы выкинуть бутылку в урну, подскальзываюсь и бьюсь прямо краешком головы об угол скамейки. Это тот самый краешек, что погружает меня в сон.
*
Я стою в летнем парке. Зелёносочная лужайка и солнце слепит глаза. Вокруг бегает мелкая девчушка в чёрном платье да с красным бантом на груди. От её беготни у меня начинает кружится голова, да так, что я аж потерял землю под ногами и обрёл задницей.
- Ну, хватит бегать. Не балуй!
- А я и не балуюсь. Ты за белых или за красных?
- Я за синих.
Девочка остановилась передо мной и выкатила на меня указательный палец.
- Врёшь! Таких не бывает. А если и есть, то они тоже либо за белых, либо за красных.
- Не хочу я быть за тех или этих. Можно я сам по себе буду?
- Ага!
Её пальчик выстрелил в солнце.
- Значит ты - тунеядец! Мы таких быстро в расход пускаем, сам знаешь.
- Ну, и пускайте. Только не создавайте это головокружение больше.
- Ишь, ты! Герой?
Она заложила руки за спину и обошла меня по кругу. Остановилась передо мной и лицо её посерело.
- А ты кто?
И лето исчезает, и я снова в замке, и снова синия стена и серое лицо.
- Кто ты?
Нет. Нечего мяться и глаза закатывать. Хватит!
- Да, никто я! Отвали уже. Задолбала ты уже.
- Опять порвать тебя на молекулы?
- Да, хоть на атомы режь.
- Ладно уж... Давай вставай.
Из стены протягивается рука и начинает качать меня за плечо.
***
- Вставай, бл*! Ты живой вообще?
- Кто живой?
- Ты совсем обалдел?! Валяешься тут, как бомж последний.
- Последних не бывает.
Я отрываю голову от снега, перехожу в вертикальное положение и не понимаю - хорошо мне? Плохо ли мне? Никак мне... НИКАК.
*
Мы сидим на кухне, а мои колени отработатывают джаз. Моя рубашка через дыру на пузе пристёгнута пуговицей к ширинке, нелепо ковыряюсь в ней рукой пытаясь снять. Но чтобы снять этот абзац моей жизни, придётся снимать джинсы, чёрт побери! Это вечные страдания моих рваных рубашек.
Этот, хрен на кухне сидит и смотрит на меня, ну прямо, как та замёрзшая женщина в синей стене. Сейчас он, видимо, начнёт говорить...
- Жая была тонкой натуры, ты понимаешь?
- Тебя или Жаю?
- Ты не юли, ты пойми. Я люблю её.
- Жаю или себя?
- Какой СенЯ?! Я приехал к ней на Динамо и должна была любовь, - он жахнул, - Быть!
- Чему быть, того не миновать, - поддерживаю рюмкоплесканием.
- И вот она меня и сломала! - трёт усы справа налево.
- Какую деталь?
- Ты можешь шутить, Серёжа. Но это ты валялся на улице, а не я. А у меня реальная проблема. Понял? У неё батя генерал, а маман и вообще на ферме сидит в Арканзасе. Расклад нулёвый. А я приезжаю и мне привет. Там сидит хрен и к ней масть раскладывает, а впрягается за него её двоюродный брат!
- И чего?
- А то. Братан её тоже мент и под батей ходит!
- А от меня тебе чего надо?
Он сидит и лицо его дуется красным цветом, того и гляди взорвётся помидор и залепит всю кухню томатной пастой.
- Тебе поxeр что ли?
- А тебе, нет?
Заливается - гуще нельзя, аж бордовые ветки вен на кулаках выступили. Сейчас точно лопнет.
- Серёга... - проглотил стопку, - тебе вообще всё пох**?
- Не без этого, - отодвигаю от себя стекло.
*
В зеркале особо ничего не видно. Морду свою, конечно, можно увидать, но я ли её не помню? А вот что там в сумерках, так-то ни через какое зеркало в себе и не увидеть, и лупами не рассмотреть. Это таинство душевных подземелий. А глаз мой потихоньку опухает, из носа режет ко рту полоска красноты. Теперь моё лицо похоже на фужер с вином. Я окунаю этот фужер под холоднуб воду и с волос льётся серебро. Зачем нам золото? И наливаю в фужер красное.