Трифон Вятский. Предистория. Часть 2

Прошло десять лет. Будущая глава Верхнекамского района Ольга Ивановна Чежегова как-то при встрече поведала о некогда совершавшемся крестном ходе на реку Порыш. И ход этот совершался в честь Симеона Столпника! На берегу Порыша, на том месте, куда впадает в Порыш крохотная речушка Кибановка, на старинном Чердынском тракте когда-то стояла довольно большая, высокая, как столб, часовня, освящена она была в честь Симеона Столпника и Усекновения Главы Иоанна Предтечи, а звалась она не Семёновской, не Иоановской, а Кибановской. Именно здесь в глухом лесу в Семёнов день, 14 сентября по новому стилю, собиралось множество паломников с Устюжских земель, с Пермских, Архангельских. Для них было устроено даже некое подобие гостиницы — «Кибановские бараки». Количество паломников было таково, что при Кибановских бараках была устроена мельница, совсем недавно сожжённая безрассудными людьми. При всём этом хозяйстве находился монах. На карте Вятской епархии 1893 года наряду с церквями была обозначена только одна единственная часовня — Кибановская, притом обозначена она была большим крестом, но не таким, каким обозначались церкви. Странная деталь, подчёркивающая особое значение этой стоящей посреди дремучего леса на полузаброшенном тракте часовенки… Выходит, что
рудниковскую церковь назвали в честь Симеона Столпника,потому что Симеон Столпник был очень почитаем в этих краях.
  В августе 2006 года, уже облечённая властью, Ольга Ивановна нашла проводника, жителя посёлка Южаки Михаила Копчикова. До Семёнова дня оставалось меньше трёх недель. Отец Леонид, не взирая на плохое самочувствие, вместе с проводником отправился отыскивать место, куда совершалось паломничество.
  Идею крестного хода поддержал благочинный Омутнинского благочиния иерей Даниил Кузнецов, ныне епископ Уржумский и Омутнинский.
  Владыка Вятский и Слободской Хрисанф благословил отца
Леонида возродить Семёновский крестный ход.
  Верхнекамские власти, газета «Прикамская новь» сделали всё от них возможное, чтобы крестный ход состоялся уже в 2006 году.
  Но мало возродить традицию паломничества, нужно понять и осмыслить историю этого паломничества в дремучие кайские леса.

  ...Наши исследования опоздали на 20 лет. Тех крестоходцев, которые будучи взрослыми людьми, сознательно ходили на Порыш, в живых уже не осталось. Даже тех, которые в двадцатые-тридцатые годы детьми ходили вместе с родителями,и тех уже немного. Да и вообще Верхнекамье обезлюдело, как после большой войны: торжество Советской власти смело с лица земли более сотни деревень. Народ впал как бы в беспамятство: молодым стало неинтересно знать, чем же сотни лет
жили их предки.
  Нас приучили думать, что какая-то там бессмысленная и тупая борьба за существование заставляла людей из поколения в поколение жить на одном месте среди дремучих лесов и болот и изо дня в день заниматься однообразной тяжелой крестьянской работой. И как же можно быть счастливым при такой жизни? Но даже и дремучее беспамятство нет-нет да и пронзит из глубины веков ясный, как взгляд ребёнка, свет народных преданий. Насколько можно доверять преданию? Ну,прежде всего надо решить, чем предание отличается от слухов, сплетней, анекдотов, поверий, от условного рефлекса, наконец. Предание — это когда память о каком-то событии хранят с благоговением. История Церкви свидетельствует, что предания могут сохраняться и тысячу лет.
  По одному из преданий, выходило, что на Порыше подвизался какой-то монах. Обратилась в областной архив Кировской области. Мне любезно предоставили документы Вятской консистории: Клировые ведомости и Описи имущества церквей Кайской волости в период повального грабежа новой властью. Часовен в 5-м благочинии Слободского уезда оказалось восемь. О времени их построения сказано: «С незапамятных времён», все они в основном ветхие, и «никаких украшений, кроме древних икон в них нет». Описей церковного имущества, составленных священниками для Консистории в архиве не оказалось (описи составлялись в двух экземплярах, один передавался в консисторию, другой — оставался на руках священника, а после революции, я думаю, правящими архиереями отдавались негласные приказания об уничтожении инвентарной документации, чтобы хоть как-то препятствовать
экспроприациям), но описи, составленные под дулами револьверов для экспроприаторов в 1919–1925 годах, впечатлили. Возможно, кое-что священнослужители сумели утаить, но, тем не менее: серебряные кадила, кресты, оклады, дарохранительницы, священнические облачения из золотой и серебряной парчи и очень большое количество икон, — ничего не укрылось от зоркого взгляда пламенных борцов за народное счастье: даже «лом железный 1 1/2 аршина...».