Крестник демона

Гляжу на светящиеся цифры электронных часов в гостиной. Без пятнадцати. Значит, пора. Иду в ванную комнату, не особо переживая за соблюдением тишины. А зачем? Меня все равно никто не услышит, даже если я буду бить посуду.

Извлекаю из недр мантии крошечный бутылёк, принюхиваюсь к содержимому. Фи, снова первая отрицательная. Уже столько докладных послал в отдел снабжения, чтобы они перестали ее мне подсовывать, но чертовы бюрократы снова меня проигнорировали. Какой смысл быть высшим демоном, если любой чертяка кладет на твои желания и приказы большой и…

И ладно. Все равно других вариантов нет, мне доступен только этот способ связи, поэтому придется использовать то, что дали. Окунаю палец в густую жидкость и, морщась, (ну не виноват я, что первая отрицательная для меня противно пахнет!) вывожу на зеркале жутковатые с виду послания. Отхожу на пару шагов, чтобы оценить свою работу с нового ракурса, довольно киваю собственному отражению и прячу полупустой бутылёк в карман мантии. Из недр квартиры раздается сигнал будильника. Ага! Стало быть, сейчас встанет. Не могу отказать себе в удовольствии увидеть, как он получит мое послание, и остаюсь в ванной, уютно устроившись на жуткого вида предмете, именуемом смертными стиральной машиной. Слышу, как он передвигается по дому, что-то сонно бормоча снующему под ногами коту, и предаюсь воспоминаниям.

Ох, каким же скандалом ознаменовалось его появление на свет. Глупые предрассудки и пережитки прошлого, честное слово. Ну что плохого в том, что парнишку назвали Люцифером? Роскошное имечко, светлое. А эти набожные старушки? Не стали бы чесать языками, может быть, и обошлось все. Ан нет, не удержались, ляпнули: “Быть теперь ему крестником дьявольским”. А мне что? Раз уж попросили, я и не отказался. Не часто нашему брату такое предлагают, чтобы нос воротить.

Вот я и стал присматривать за мальчишкой. Люц всегда был добрым и послушным ребенком. Ну и сообразительным, разумеется. Первое свое послание в виде рисунка я оставил над раковиной в ванной, едва мальчику исполнился годик. Приучал, так сказать. Конечно, когда Люцифер начал говорить и понимать, он рассказал родителям о рисунках на зеркале, выведенных красными “чернилами”. Пффф! Покажите мне родителя, который поверил в подобное заявление маленького ребенка? Только хихикают над “неуёмной фантазией сыночка”, или к мозгоедам ведут. Хорошо, что родители Люца были из первой категории. Да и сам парнишка быстро понял, что к чему, и перестал рассказывать всем и каждому о нашем общении.

А общение быстро перестало быть односторонним. Сначала мальчик рисовал ответные картинки зубной пастой. После стал писать вопросы и пожелания. А затем просто отвечать вслух. Мне казалось, что парень испугается, когда я наконец-то признаюсь ему, кем являюсь. Но Люц и здесь меня удивил, заявив, что сам давно догадался, с кем имеет дело.

— Я только думал, что вы все ну…, — смущенно улыбался он зеркалу.
— Плохие? Злобные? Жестокие? — перечислял я варианты на зеркале.
— Недобрые, — неуверенно протянул парень, тут же добавив, — извини.
Я заверил его, что ничуть не обижен. Ну да, есть у нас такая репутация. И создана она не без нашего участия. Мы с коллегами “сверху” не делимся на хороших и плохих. Просто мы разные. И целей достигаем разными способами. Но если объявить общественности эту простую мысль, то баланс Вселенной будет нарушен. Всегда должно быть противостояние: черное и белое, свет и тень, добро и зло. Это закон мироздания. Поэтому я могу общаться с людьми только посредством надписей на стёклах и зеркалах, и непременно кровью. Своеобразная плата за благие намерения.

За ностальгическими мыслями проходит добрых пятнадцать минут. Кот накормлен, традиционная утренняя разминка сделана, кофеварка наполняет дом манящим ароматом, и Люц, наконец-то, входит в ванную. Когда он был младше, то несся к зеркалу в первую очередь, едва открыв глаза. Став старше, научился растягивать удовольствие. У раковины Люцифер замирает, его губы растягиваются в улыбке. Он приветственно кивает, зная, что я рядом, хотя никогда меня не встречал.

Рисует на зеркале рожицу с забавной улыбкой, которая, если не вчитываться в послание, смотрится довольно странно под кровавыми буквами. Смеёмся оба, оценив абсурдность ситуации. Он — громко и заразительно, я — неслышно для него.
— Так и сделаю, — кивает Люцифер на надпись, пока чистит зубы. — А ты сам?

Спрыгнув с машинки, достаю флакончик с остатками крови и ловко пририсовываю смайлику Люца грустную улыбку вместо ответа. Мда, выглядит опять-таки жутковато, но парень понимает мой посыл.
— Жаль. На льду ты мне еще не писал своих записок. Это вообще возможно?

“Как-нибудь проверим”, — вывожу я довольно коряво, потому что спешу.

Люц улыбается и кивает.
— Буду ждать! До скорого! — машет парень сам себе в зеркале, хотя в действительности мне, конечно, и идет пить свой утренний кофе.

А я привычным щелчком пальцев убираю с зеркала свои надписи, оставив лишь рисунок Люца. Щелк! — и буква за буквой в зеркальной глади тают кровавые письмена:

“Сегодня отличный день, чтобы позвать ее на каток”.

С последним щелчком в воздухе растворяюсь я сам, демон высшей категории, посланник глубин ада и крёстный славного парня со светлым именем Люцифер.