Глава 1. Потеря на пеллуцидаре

  Арабы, о которых я писал вам в конце своего последнего письма и которых я считал врагами, намеревающимися убить меня, оказались чрезвычайно дружелюбными - они искали ту самую шайку мародёров, которые угрожал моему существованию. Огромная рептилия, похожая на рамфоринхов, которую я привёз с собой из внутреннего мира - уродливый Махар, на которого Худжа Хитрый заменил моего дорогого Дайана в момент моего ухода, - наполнила их изумлением и трепетом.Так же поступил и могущественный разведчик подземелий, который доставил меня в Пеллусидар и обратно, он лежал в пустыне примерно в двух милях от моего лагеря.С их помощью мне удалось поставить громоздкие тонны его основной массы в вертикальное положение - нос глубоко в яме, которую мы вырыли в песке, а остальная часть поддерживалась стволами финиковых пальм, срезанных для этой цели.
Это была грандиозная инженерная работа, в которой только дикие арабы и их дикие животные могли выполнять работу электрического крана, но, наконец, она была завершена, и я был готов к отъезду.
Некоторое время я не решался забрать Махара с собой. Она была послушной и тихой с тех пор, как обнаружила себя фактически пленницей на борту «железного крота». Конечно, для меня было невозможно общаться с ней, поскольку у нее не было слуховых органов, а я не знал о ее методе общения в четвертом измерении и шестом чувстве. Естественно, у меня доброе сердце, и поэтому я обнаружил, что не в силах оставить даже эту ненавистную и отталкивающую вещь в чужом и враждебном мире. В результате, когда я вошёл в железный грот, я взял её с собой. То, что она знала, что мы собираемся вернуться в Пеллуцидар, было очевидным, поскольку сразу же её манеры изменились с привычной мрачности, которая пронизывала её, на почти человеческое выражение удовлетворения и восторга.Наше путешествие сквозь земную кору было всего лишь повторением двух моих прежних путешествий между внутренним и внешним миром. На этот раз, однако, я полагаю, что мы должны были придерживаться более перпендикулярного курса, поскольку мы совершили путешествие на несколько минут меньше, чем во время моего первого путешествия через пятисотмильную кору. Всего через чуть меньше семидесяти двух часов после нашего отъезда в пески Сахары мы прорвались через поверхность Пеллуцидара. Удача снова пошла мне навстречу, потому что, когда я открыл дверь в куртке старателя, я увидел, что мы не прошли через дно океана всего на несколько сотен ярдов.
Внешний вид окружающей местности был мне совершенно незнаком - я понятия не имел, где именно я нахожусь на ста двадцати четырех миллионах квадратных миль огромной суши Пеллуцидара.
Непрекращающееся полуденное солнце изливало свои жаркие лучи из зенита, как это было с начала пеллюцидарианской эпохи - как оно будет продолжать поступать до ее конца. Передо мной, через широкое море, странный морской пейзаж без горизонта плавно изгибался вверх, чтобы встретиться с небом, пока не терялся в лазурных глубинах далекого далека, намного выше уровня моих глаз.
Как странно это выглядело! Как сильно отличается от плоской и маленькой области ограниченного видения обитателя внешней коры!Я был потерян. Хотя я непрерывно скитался на протяжении всей жизни, я мог никогда не узнать местонахождение моих бывших друзей в этом странном и диком мире. Никогда больше я не увижу дорогого старого Перри, ни Гака Волосатого, ни Дакора Сильного, ни того другого бесконечно драгоценного - моего милого и благородного друга, Дайан Прекрасную!
Но даже в этом случае я был рад снова ступить на поверхность Пеллюцидара. Таинственная и ужасная, гротескная и дикая, хотя она во многих своих аспектах, я не могу не любить ее. Мне понравилась ее свирепость, ибо это свирепость нетронутой природы. Меня восхищало великолепие ее тропических красот. Ее могучие земли дышали неограниченной свободой. Её неизведанные океаны, шепот девственных чудес, незапятнанных человеческими глазами, манили меня к своим беспокойным лонам. Я ни на мгновение не пожалел о мире своего рождения. Я был в Пеллуцидаре. Я был дома. И я был доволен.Когда я стоял и мечтал рядом с гигантским существом, которое благополучно вывело меня через земную кору, мой попутчик, отвратительный Махар, вышел изнутри старателя и встал рядом со мной. Долгое время она оставалась неподвижной.Какие мысли проходили в извилинах ее рептильного мозга? Не знаю. Она была представительницей доминирующей расы Пеллуцидара. Благодаря странному уродству эволюции ее вид впервые развил силу разума в этом мире аномалий.
Для нее такие существа, как я, были низшего порядка. Как обнаружила Перри среди писаний своего рода в захороненном городе Пхутра, среди махаров все ещё оставался открытым вопрос, обладает ли человек средствами разумного общения или силой разума. Её представители считали, что в центре всепроникающей твердости находится одна огромная сферическая полость, которой является Пеллуцидар. Эта полость была оставлена здесь с единственной целью предоставить место для создания и распространения расы Махар. Все, что было внутри, было помещено туда для использования Махаром. Мне было интересно, что теперь может подумать этот конкретный Махар. Мне было приятно размышлять о том, какое влияние оказало на нее прохождение через земную кору и выход в мир, который был еще менее разумным, чем великие Махары могли легко увидеть, был миром, отличным от ее собственного Пеллуцидара.Что она думала о крошечном солнце внешнего мира?
Как подействовали на нее луна и мириады звезд ясных африканских ночей? Как она их объяснила?

С каким трепетом она должна была сначала наблюдать, как солнце медленно движется по небу, чтобы, наконец, исчезнуть за западным горизонтом, оставляя за собой то, чего Махар никогда раньше не видел - тьму ночи? На Пеллуцидаре нет ночи. Неподвижное солнце вечно висит в центре пеллюцидарианского неба - прямо над головой.Кроме того, она, должно быть, была впечатлена чудесным механизмом старателя, который проделал свой путь из мира в мир и обратно. И ей тоже должно было приходить в голову, что им руководило разумное существо.Кроме того, она видела, как я разговариваю с другими мужчинами на поверхности земли. Она видела прибытие каравана книг, оружия и боеприпасов, а также остаток разнородной коллекции, которую я запихнул в хижину железного крота для перевозки в Пеллюцидар.Она видела все эти свидетельства цивилизации и умственных способностей, превосходящих в научных достижениях все, что было создано ее расой; ни разу она не видела создания себе подобных.В уме Махара мог быть только один вывод - были и другие миры, кроме Пеллуцидара, и гилак был разумным существом.

Теперь существо рядом со мной медленно ползло к берегу моря. У меня на бедре висел длинноствольный шестизарядный пистолет - почему-то я не мог найти того же ощущения безопасности в новомодной автоматике, которая была усовершенствована с момента моего первого ухода из внешнего мира, - а в моей руке была тяжелая экспресс-винтовка.Я мог с легкостью застрелить Махар, потому что интуитивно знал, что она убегает, но не сделал этого.
Я чувствовал, что, если бы она могла вернуться к себе подобным с рассказом о своих приключениях, положение человеческой расы в Пеллуцидаре было бы безмерно улучшено одним шагом, поскольку человек сразу же занял бы свое надлежащее место в глазах рептилий.
На краю моря существо остановилось и посмотрело на меня. Затем она извилисто скользнула в прибой.В течение нескольких минут я больше не видел ее, когда она нежилась в прохладных глубинах.Затем она поднялась на сотню ярдов от берега и еще немного поплыла на поверхности.
Наконец она расправила свои гигантские крылья, несколько раз энергично взмахнула ими и поднялась над синим морем. Один раз она кружила далеко вверх, а затем, как стрела, умчалась прочь.
Я наблюдал за ней, пока далекая дымка не окутала ее и она не исчезла. Я был одинок.
Моей первой задачей было выяснить, где внутри Пеллуцидара я мог бы быть - и в каком направлении лежала земля Сарианцев, где правил Гак Волосатый.Но как я мог угадать, в каком направлении лежит Сари?А если я отправлюсь на поиски - что тогда?

Смогу ли я вернуться к старателю с его бесценным грузом книг, огнестрельного оружия, боеприпасов, научных инструментов и другими книгами - его огромной библиотекой справочных материалов по всем мыслимым отраслям прикладных наук? И если бы я не мог, то какую ценность представлял этот огромный кладезь потенциальной цивилизации и прогресса для мира, который я усыновил? С другой стороны, если бы я остался с ним наедине, чего бы я смог добиться в одиночку?
Ничего. Но там, где не было ни востока, ни запада, ни севера, ни юга, ни звезд, ни луны, а только неподвижное полуденное солнце, как мне найти дорогу обратно в это место, если я когда-нибудь скроюсь от него?  Я не знал. Долгое время я стоял, погруженный в глубокую задумчивость, когда мне пришло в голову попробовать один из принесенных мною компасов и убедиться, что он устойчиво фиксируется на неизменном полюсе. Я вернулся к старателю и взял без него компас.
Отодвинувшись от старателя на значительное расстояние, чтобы на иглу не влияло огромное количество железа и стали, я повернул хрупкий инструмент во всех направлениях.Стрелка всегда и стабильно оставалась неподвижно зафиксированной в точке, выходящей прямо к морю, очевидно указывающей на большой остров на расстоянии десяти или двадцати миль. Тогда это должно быть на север.  Я вытащил из кармана записную книжку и сделал тщательный топографический набросок местности в пределах видимости. На севере лежал остров, далеко в мерцающем море.

Место, которое я выбрал для своих наблюдений, было вершиной большого плоского валуна, возвышавшегося на шесть или восемь футов над газоном. Это место я назвал Гринвич. Валун был «Королевской обсерваторией».Я начал! Я не могу передать вам, какое чувство облегчения мне принес тот простой факт, что в Пеллуцидаре было по крайней мере одно место со знакомым именем и местом на карте.С почти детской радостью я сделал маленький кружок в блокноте и начертил рядом с ним слово «Гринвич».Теперь я чувствовал, что могу начать поиски с некоторой уверенностью, что снова найду дорогу к старателю.Я решил, что сначала поеду прямо на юг в надежде найти в этом направлении какую-нибудь знакомую достопримечательность. Это было самое хорошее направление. По крайней мере это можно сказать о нём. Среди множества других вещей, которые я привез из внешнего мира, было несколько шагомеров. Я сунул три из них в карманы с мыслью, что могу получить более или менее точное среднее значение на основе их всех регистраций.На своей карте я бы записал столько шагов на юг, столько на восток, так много на запад и так далее. Когда я был готов вернуться, я делал это любым маршрутом, который выбрал.Я также закрепил на плечах большое количество боеприпасов, сунул в карман несколько спичек и привязал к поясу алюминиевую сковороду и небольшой котелок для тушения из того же металла.Я был готов - готов отправиться в путь и исследовать мир!Готовы обыскать землю площадью 124 110 000 квадратных миль в поисках моих друзей, моего несравненного друга и старого доброго Перри!Итак, заперев дверь во внешнюю оболочку старателя, я отправился на поиски. На юг я ехал через прекрасные долины, усеянные пасущимися стадами.Я пробирался сквозь густые первобытные леса и поднимался по склонам могучих гор, ища проход к их дальней стороне.Козерог и овцебык упали перед моим старым добрым револьвером, так что я не испытывал недостатка в пропитании на больших высотах. Леса и равнины изобиловали плодами и дикими птицами, антилопами, зубрами и лосями.
Иногда для крупных охотничьих животных и гигантских хищников я использовал свою экспресс-винтовку, но по большей части револьвер удовлетворял все мои потребности.

Были времена, когда я сталкивался с могучим пещерным медведем, саблезубым тигром или огромным felis spelaea, черногривым и ужасным, даже моя мощная винтовка казалась мне жалко неадекватной - но фортуна благосклонно относилась ко мне, так что я прошел невредимым через приключения что даже при воспоминании об этом короткие волоски у меня на затылке встают дыбом.
Как долго я блуждал на юг, я не знаю, потому что вскоре после того, как я оставил старателя, что-то пошло не так с моими часами, и я снова оказался во власти непостижимой вневременности Пеллуцидара, неуклонно продвигавшегося вперед под большим неподвижным солнцем, которое вечно висит в полдень.Однако я ел много раз, так что, должно быть, прошли дни, а может, и месяцы, а знакомый пейзаж не вознаграждал мои нетерпеливые глаза.Я не видел ни мужчин, ни следов мужчин. И в этом нет ничего странного, поскольку Пеллусидар на своей суше огромен, а человечество там очень молодо и, следовательно, далеко не многочисленно.Несомненно, после долгих поисков мина была первой человеческой ногой, которая коснулась земли во многих местах - мой первый человеческий глаз, остановившийся на великолепных чудесах ландшафта.Это была потрясающая мысль. Я не мог не размышлять об этом часто, пока я одиноко продирался через этот девственный мир. Затем, совершенно неожиданно, однажды я вышел из покоя безлюдной примитивности в присутствие человека - и покой исчез.Произошло это так:Я шел вниз по ущелью из цепи высоких холмов и остановился у его устья, чтобы осмотреть прекрасную небольшую долину, которая лежала передо мной. С одной стороны был запутанный лес, а прямо впереди река мирно петляла параллельно утесам, в которых холмы заканчивались на краю долины.Вскоре, когда я стоял, наслаждаясь прекрасной сценой, настолько ненасытный к чудесам природы, как если бы я не смотрел на подобные пейзажи бесчисленное количество раз, со стороны леса раздался звук крика. Я не мог сомневаться в том, что резкие, диссонирующие ноты исходят из горла мужчин.

Я проскользнул за большой валун у входа в овраг и стал ждать. Я слышал грохот подлеска в лесу и догадывался, что кто бы ни подошел, быстро - преследуемые и преследователи, несомненно.
Вскоре в поле зрения появлялось какое-нибудь преследуемое животное, а через мгновение десятки полуобнаженных дикарей прыгали за ними с копьями, дубинками или большими каменными ножами.
Я видел это так много раз в течение своей жизни в Пеллуцидаре, что чувствовал, что могу предвидеть именно то, что я собирался стать свидетелем. Я надеялся, что охотники окажутся дружелюбными и смогут направить меня к Сари.Когда я думал об этих мыслях, из леса показался карьер. Но это был не испуганный четвероногий зверь. Вместо этого я увидел старика - напуганного старика!Слабо и безнадежно шатаясь от какой-то ужасной судьбы, если можно судить по выражениям ужаса, которые он постоянно бросал позади себя в сторону леса, он, спотыкаясь, двинулся в мою сторону.  Он прошёл совсем немного от леса, когда я увидел первого из его преследователей - Сагота, одного из тех мрачных и ужасных горилл-мужчин, которые охраняют могучих махаров в их захороненных городах, время от времени наступая на рабов. набеги или карательные экспедиции против человеческой расы Пеллуцидара, о которой доминирующая раса внутреннего мира думает так же, как мы думаем о бизонах или диких овцах нашего собственного мира.Сразу за первым Саготом шли другие, пока целая дюжина не бросилась кричать вслед охваченному ужасом старику. Они скоро придут к нему, это было ясно.Один из них быстро перебирал его, его рука с копьем, брошенная назад, свидетельствовала о его цели.А затем, совершенно внезапно, как неожиданный удар, я осознал, что был знаком с походкой и осанкой беглеца.В то же время меня охватил поразительный факт, что старик был… ПЕРРИ! Что он собирался умереть на моих глазах, без всякой надежды, что я смогу связаться с ним вовремя, чтобы предотвратить ужасную катастрофу - для меня это означало настоящую катастрофу!Перри был моим лучшим другом.Дайан, конечно, я считал больше, чем другом. Она была моей подругой - частью меня.Я совершенно забыл винтовку в руке и револьверы на поясе; трудно синхронизировать свои мысли одновременно с каменным веком и двадцатым веком.
Теперь по прошлой привычке я все еще думал в каменном веке, и в моих мыслях о каменном веке не было мыслей об огнестрельном оружии. Этот парень почти догнал Перри, когда ощущение пистолета в моей руке разбудило меня от летаргии ужаса, охватившей меня. Из-за своего валуна я выбросил тяжелую экспресс-винтовку - могучую машину разрушения, которая могла сразить пещерного медведя или мамонта одним выстрелом - и пустил удар по широкой волосатой груди сагота.
При звуке выстрела он замер. Его копье выпало из его руки.Затем он бросился вперед лицом.

Эффект на остальных был немногим менее заметным. Один Перри мог догадаться о значении громкого отчета или объяснить его связь с внезапным обрушением Сагота. Остальные люди-гориллы остановились лишь на мгновение. Затем с новыми криками ярости они ринулись вперед, чтобы прикончить Перри.В то же время я выступил из-за своего валуна, вытаскивая один из моих револьверов, чтобы сберечь более ценные боеприпасы экспресс-винтовки. Я быстро выстрелил из меньшего оружия. Тогда все взгляды были обращены на меня. Еще один Сагот упал под пулю из револьвера; но это не остановило его товарищей. Теперь они жаждут мести, а также крови, и они хотели получить и то, и другое. Подбежав к Перри, я произвел еще четыре выстрела, убив троих наших противников. Наконец, оставшиеся семеро заколебались. Это было слишком для них, эта ревущая смерть, невидимая, прыгнула на них с большого расстояния.
Пока они колебались, я подошел к Перри. Я никогда не видел такого выражения на лице мужчины, как у Перри, когда он узнал меня. У меня нет слов, чтобы описать это. Тогда не было времени говорить - не хватало для приветствия. Я сунул ему в руку полностью заряженный револьвер, произвел последний выстрел и перезарядил. Тогда осталось всего шесть Саготов. Они снова двинулись к нам, хотя я видел, что они были напуганы, вероятно, не меньше, чем звуком выстрелов, как и их действиями. До нас они не дошли. На полпути трое оставшихся повернулись и убежали, и мы отпустили их. В последний раз, когда мы их видели, они исчезали в зарослях леса. А потом Перри повернулся, обнял меня за шею и, уткнувшись старым лицом мне в плечо, заплакал, как ребенок.