Батальоная тактическая группа. Глава вторая

Глава вторая
Но все было совсем не так, как представлял себе Сергей. В столе кадровика лежал приказ об укомплектовании младшими офицерами (коих намечался огромный дефицит) в первую очередь формируемых и разворачиваемых по полному штату (штату военного времени) так называемых частей постоянной боевой готовности, к которым и был отнесен мотострелковый полк небезызвестного начмеда Лени Башарина. И запрашиваемый коньяк, и пробудившееся в трепетной душе офицера желание «пристроить Сергея получше» — это, все было цирковое бесплатное представление для наивной публики, которой прежде всего в данный момент времени сам Ершов и являлся. Так Сергей одновременно на этом моноспектакле, разыгранном талантливым артистом Чувакиным, по его замыслу был одновременно в главной роли, раскручиваемого на выпивку благодарного героя и в  тоже время в облике лоховатого восторженного зрителя, пускающего сопли умиления от благородства человеческого. А у многоопытного направленца, за свою многолетнюю службу, как бы без ругательств выразиться, обманувшего не только одну сотню вот таких вот наивных пиджаков как Ершов, а еще и сотню другую тертых и прожженных кадровых офицеров, имелся строгий письменный приказ, и нарушить его он никак, при  всем своем желании не мог. Подполковнику бы оторвали голову, морально изнасиловали и поставили вопрос о его профессиональной пригодности если бы он проигнорировал требование ГУКа. Имея медицинское образование он последние лет десять не имел к врачебной деятельности никакого отношения, угодив с войск после академии прямо в штаб округа в управление медицинской службы, подполковник был привлечен к важной кадровой работе, но при этом полностью лишен собственной инициативы являясь лишь слепым проводником чужих решений, указаний и просьб. А сейчас Чувакин сделал лишь то, что должен, он только добросовестно исполнил вышеупомянутый приказ. И если бы Ершов мог найти то самое распоряжение Главного Управления Кадров армии, именуемого среди военных кратко ГУКом, о первоочередном комплектовании частей постоянной боевой готовности офицерами, то в списке соединений этого округа первом месте нашел бы Энскую 25 мотострелковую дивизию. Это соединение, находящееся в глубоком кадровом кризисе, переживало катастрофу. До половины должностей младшего офицерского звена были вакантами, укомплектованность подразделений была в лучшем случае 70%, а в худшем едва дотягивала 30%. В этом году значительная часть молодых выпускников военных отказались продолжать свою службу в рядах ВС РФ. Их ждали торговые ларьки, полукриминальные охранные предприятия, расплодившиеся как грибы после дождя коммерческие банки, собственный бизнес, да все что угодно только не промозглый полигон и проклятые солдаты. К совести молодых офицеров было взывать бесполезно. После того как все руководство страны, весь огромный институт государственной власти так легко и непринужденно отказался от своих прежних убеждений, отрекся от них, перекрасившись из коммунистов в либералов и демократов, то как теперь кто-то мог после такого демарша подлости требовать от молодых людей чего-то иного. Старшее поколение само обесценило слова родина и присяга и теперь чего-то требовать от разуверившееся молодого поколения было бессмысленно. 
Части постоянной боевой готовности — это вам не унылая военная комендатура, не погрязший в бумагах армейский штаб в центре мегаполиса, не придворный сонный полк связи на центральном городском проспекте, с четким служебным регламентом от и до, после службы в котором повесив дома форму на вешалку офицер вполне может заниматься своими личными делами. Части БГ это пахнущая портянками и потом солдатская казарма, продуваемый ветрами полигон, отшлифованный каблуками сапогов полковой плац, пропахшая порохом служба без выходных. А оно это надо за копейки? Нужно быть убежденным человеком, фанатом, чтобы такому времяпрепровождению как служба посвятить всю свою жизнь. А где найти такую жену, которая будет терпеть постоянное отсутствие мужа-офицера дома, и сможет жить на нищее денежное довольствие завидуя своим преуспевающим сверстницам, мужья которых неплохо пристроились на гражданке?
А вообще, что значит, постоянная боевая готовность? Не один раз и не два, потом будет думать внимательный к подобным вещам Ершов. Эта фраза «постоянная боевая готовность» ему напоминала пресловутую «осетрину второй свежести». Как и булгаковскому профессору Вволанду, ему казалось, что боевая готовность подобно этой свежести, либо она есть, либо ее нет. Наличие частей постоянной боевой готовности подразумевало наличие в вооруженных силах особенных и неполноценных частей непостоянной боевой готовности, то есть не боеготовых воинских частей. А применительно к армии, предназначение которой защищать свою Родину, боевая готовность вещь абсолютно естественная, без которой название военная перед наименованием части можно было смело убирать, а часть распускать к чертовой матери. Не боеготовые части представлялись Сергею нелепым сборищем людей в камуфлированной форме, которые получают зарплату как военные, не исполняя обязанности военнослужащих. Вот полк, не боеготов, так какой же тогда это полк? Какая тогда это воинская часть? Все это создавалось и придумывалось от полнейшей безысходности, в которую попали разваливающиеся вооруженные силы, бывшие жалким остатком еще недавно бесспорно лучшей армии мира. Кроме того система мобилизации унаследованная Ельцинской Россией от СССР подразумевала наличие таких вот кадрированных частей, баз хранения с урезанным личным составом до небольшого количества в котором они могли обслуживать и поддерживать в готовности свою технику и вооружение, а в случае войны быть тем скелетом на котором при массовом призыве из запаса нарастало мясо. И все эти многочисленные базы хранения, кадрированные полки, бригады и дивизии, разбросанные от Камчатки до западных границ, превращались в полнокровные воинские части и соединения, в кратчайшие сроки уже не на ровном месте.   Именно желание сохранить армию в потенциале, пусть даже в таком усеченном виде, заставляло старых генералов и маршалов идти на всевозможные ухищрения, подобно как когда-то после поражения в первой Мировой немцы под руководством Ганса Секта сохранили свою армию в виде офицерского костяка надеясь, что она как птица Феникс воспрянет из пепла. Были бы кости, то есть кадровый офицерский корпус, было бы оружие и техника, были бы боеприпасы, а мясо, то есть все прочее - нарастет.  Содержать в мирное время армию по военному штату было тяжко для Союза и тем более не подъёмно для обнищавшей России. По детально разработанным и подробным планам мобилизации (перевода страны с мирное на военное время) в считанные дни из вот таких вот кадрированных заготовок вырастала полнокровная армия.
В все той же бумаге, распоряжении ГУКа лежавшей в столе у Чувакина, приводилась позорная статистика  развала российской армии, где простым  языком  без всяких прикрас и витиеватостей, было написано, что в связи с тяжелой экономической ситуацией в стране, порядка 10-20 % офицеров выпускников военных ВУЗов прибыв в войска после распределения,  тут же увольняются из рядов Вооруженных сил.  Особенно это касается отдаленных гарнизонов Забайкальского, Сибирского и Дальневосточного военных округов. И еще столько же молодых офицеров планируют оставить службу в ближайшее время. Это была конечно же ложь. Уходило из армии гораздо больше. Возникающий дефицит в младшем офицерском звене предписывалось восполнять за счет офицеров, призываемых из запаса на два года, что хоть как то могло исправить ситуацию.
- Короче, пристроил я тебя, как своего, - затянул свою песню хитрый кадровик, важно, с высока поглядывая на Ершова, как бы давая тому понять, что он сделал Сергею ничем неизмеримое  благо, зачислив лейтенанта служить в мотострелковый полк к лично ему знакомому начмеду, почти к другу, а не абы куда, в какую-нибудь армейскую задницу, которыми изобилует любой военный округ и которых так много на бескрайних просторах матушки России:
- Леня, вот такой мужик, отличный, - басил Чувакин: - мы вместе в Приднестровье славно с румынами повоевали. И начмед грамотный, но пьет только сильно. Редко, но метко! А ты сам-то как с этим делом?
Подполковник ловко щелкнул пальцами по шее, показывая таким жестом совместное алкогольное злоупотребление, или же намекая на так называемую проставу.
- Не пью! - поспешил с ответом Ершов и тут же пожалел… Чувакин недовольно поморщился, молчаливо выразительно изображая лицом, нет даже всем своим видом знаменитую фразу Станиславского «не верю»:
- Из мелкой посуды не пьешь сынок, знаю я медиков, пьете спирт неразбавленный аки водицу! 
-Что из мелкой посуды? – напрасно пробовал возмущаться Ершов.
-Не пьешь.
Сергей вздохнул, он понял, что хорошее впечатление произвести своей показной трезвостью видимо не получится, а сам кадровик совсем не из убежденных трезвенников, и он, кажется, по его реакции, из тех кто убежден, что не употребляют алкоголь хотя бы иногда, лишь по-настоящему больные люди и нештатные осведомители ФСБ, что бы сохранять над собой контроль. И Ершов снова собственному желанию произвести хорошее впечатление на кадровика, поправился, одной фразой как бы уточнил для собеседника свои собственные взгляды на предмет обстоятельного разговора двух взрослых людей:
 - Почти не пью.
Лицо Чувакина расплылось в улыбке. Он все понимал. Но не торопился, загоняя добыч в силки как старый опытный охотник.
— Это как? –  неподдельно удивился подполковник, — это что, так же как немного беременна или чуть замужем?
- Да, нет. Пью я чуть-чуть, немного и по праздникам.
Чувакин обрадовался, даже помог Сергею:
- Меру знаешь. Наш человек.
Похлопал Ершова по плечу, дело было сделано.
- По праздникам оно, конечно, можно. Даже нужно. Сегодня кстати у тебя и есть такой праздник, это сынок, твое назначение. Но смотри с алкоголем будь очень осторожен, вот Леня, твой будущий начмед, как начнет пить, так пока все свои деньги не пропьет и все запасы водки не вылакает, не остановится! Я, то уж его знаю! -
Как же кадровик и врач могли где-то повоевать вместе? Один тыловой (медицина то же тыл), другой штабной работник? – про себя удивился Сергей, но виду не подал. Воевали, пускай воевали, ему то какое дело. И что там за война была такая в Приднестровье? В голове всплыло лицо генерала Лебедя, 14 армия, что-то там было такое…Кадровик тяжко вздохнул, упомянув толи про запойное пьянство начмеда, толи про войну.
Дальше все пошло как по маслу. Направленец быстро оформил Сергею необходимые бумаги, служба ВОСО (военных сообщений) выписала на него ВПД (временные проездные документы), обеспечивающие бесплатный проезд к месту службы в Энск поездом, а теперь Ершову как офицеру полагалось бесплатное место в купейном вагоне. У него на руках появилось новенькое предписание  в мотострелковую дивизию на должность врача медицинского пункта 127  полка и соответствующая выписка из приказа командующего округом о назначении с шикарной гербовой печатью и размашистой на несколько строк подписью целого начальника отдела кадров округа генерала-майора Самсонова.
- В течение этого года твой полк развернут до штатов военного времени, - доверительно напутствовал Сергея кадровик, расказывая о переспективах будущей военной службы: - а сейчас в твоем полку  два мотострелковых батальона кастрированные или иначе кадрированные, один развернутый, в танковом батальоне всего две развернутых роты, из двух АДН (артиллерийских дивизионов)  по полному штату сейчас только один…
Ершов не все, понимая, к примеру, что такое АДН, Чувакина не перебивал, слушал внимательно.…  Разберется потом, ВОСО, ВПД, АДН. Армия вся состоит из таких вот сокращений – БМП, БРДМ, ПКВТ, МСД, ОМедБ, а сколько сокращений и абревиатур еще он и не слышал? Да и у него на работе тоже такого полно всякие там ЖКБ, МКБ, ОРЗ. В каждой профессии есть что-то свое, специфика, какая-то зауженность, формирующая одним посвященным в нее понятный язык терминов и оборотов. Вспомнилась фантастическая повесть Шахназарова, где узкие специалисты различных профессий уже не могли общаться с друг с другом без переводчиков.   Ничего за два года он все узнает. Переспрашивать Сергей не стал, просто кивал и вглядывался в подполковника, что в сочетании умным  выражением его лица по мнению новоиспеченного офицера создавали у того ощущение искреннего внимания и заинтересованности со стороны собеседника. Учеба в меде не прошла даром.
-Тогда и вместо медпункта целую медицинскую роту в твоем полку развернем, это еще девять врачей. Знаешь, какая сила? Силища!
Чувакин потряс в воздухе кулаком, будто грозя кому-то, возможно распоясавшемуся в своей безнаказанности,  далекому Североатлантическому альянсу.
- Командир медицинской роты, кстати, должность майорская. Тебя могу поставить, а что, глядишь, понравится у нас в армии, контракт еще подпишешь, я сразу тебя ротным и назначу. Год другой на роте в полку послужишь и поедешь в акамедию (именно так и сказал- акамедию) или хочешь пройдешь ординатуру по специальности. Хочешь хирург, хочешь еще кто. Смотри, при развертывании полка по войне (штату военного времени) в каждом мотострелковом батальоне у вас свой врач будет, с целым медицинским взводом. А пока вы еще какое-то время с Леней вдвоем послужите. Оботрешься, освоишься. Не долго. А коньяк с тебя жду. Давай неси. Ты еще молодой и не знаешь, как в армии за назначение на должность надо представляться. А я тебя этой науке научу. Тебе и в полку пригодится это. Надо тебе уже к службе привыкать. Берешь руки в ноги и быстро, быстро, как ветер, бежишь в магазин, за коньяком. И закуску к нему не забудь! Запомни на будущее, еду просто так переводить не надо. Еды нет, еда дома, а на мероприятии, есть одна только закусь. И дядю Игоря, то есть меня, угощаешь.
Подполковник назидательно покачал головой, и по-доброму даже, наверное, даже по-отечески посмотрел на Ершова. Сергей глубоко вздохнул, нащупывая в кармане своего пуховика жалкую заначку в виде помятых, свёрнутых купюр, взятых им с собой на всякий случай, мало ли что надо будет. И вот случай произошел, деньги пригодились. Определи его Чувакин служить в родной город или пусть к черту на куличики, но в госпиталь по его гражданской специальности хирургом, Сергей бы этих денег даже всех, для него тогда бы не пожалел. А так ему их жаль отдавать не за что. За два года службы в полку, лишенный практики хирурга, он быстро утратит все наработанные им навыки выполнения хирургических операций. К черту пять лет непрерывных дежурств волонтером, к черту полсотни самостоятельных аппендэктомий, два десятка оперированных грыж, три ушитых самостоятельно прободных язвы. Катись все это к чертовой матери.
- У меня денег не хватит на коньяк! – озвучил он свои убогие финансовые возможности кадровику. Да жалко было все спускать на какой-то там дорогой коньяк. Пойло есть пойло. В больнице его рассчитали, но ему на эти деньги еще надо было прожить как минимум месяц до первой военной зарплаты, мало того в абсолютно незнакомом ему месте.  Чувакин понимал непростую экономическую ситуацию в стране. Перед ним сейчас сидел не барыга с рынка, а начинающий врач, получающий весьма скромную зарплату.
- Ну, тогда сынок водку давай, - примирительно улыбнулся подполковник, он оглядываясь по сторонам как заправский разведчик-нелегал в глубоком тылу врага, словно проверяясь нет ли за ним хвоста, самолично проводил Ершова до лестницы запасного входа. Сергей, купив бутылку литровую водки, шоколадку и палку колбасы на закуску, быстро вернулся.
Чувакин заговорщицки закрыл дверь кабинета изнутри на ключ, распечатал бутылку и за полчаса разговоров по душам они незаметно уговорили целых три четверти литра вполне себе, как оказалось неплохой водки.  Лицо направленца от алкоголя раскраснелось, глаза лихорадочно заблестели.
- Мировой ты парень, Серега, - напутствовал Чувакин молодого лейтенанта:
- Жаль не кадровый, но ничего плохого я в этом вижу, знаю - офицер из тебя хороший получится. Если что, какие проблемы будут, звони мне, на «огненном» - кадры 13-38 Чувакин Игорь Анатольевич. Это я. Можешь звать меня Анатольевич или дядя Игорь.  Если что всегда тебе помогу! Я вроде сошка мелкая, но здесь дела такие кручу! Ой, закачаешься! Эх, если бы ты знал. Со мной сам генерал Кудашев советуется, кого куда перевести, на какую должность. Он без меня никак.  Да и с войск и из всяких госпиталей все мне звонят: помоги Анатольевич, помоги. А я всем помогаю, места подыскиваю. Кто к пенсии тарифную сетку ищет повыше, кто ближе к дому хочет перевестись, кто, наоборот, из ЗабВО к нам перебраться, устал там в глуши куковать, к цивилизации потянуло. Есть и такие, кто из союзных республик к нам бегут. Союз распался, а их части в армиях тех республик остались, и эти офицеры там. Но не хочет, к примеру русский офицер в армии Залежной Украины служить, вот и к нам просится. Я и такого уважу, место по званию подыщу.
Когда у бутылки водки обнажилось стеклянное дно, на котором проступили какие-то буковки, которые как не силился Ершов прочитать уже не мог, Чувакин сделался снова очень серьезным, трепаться прекратил, и начал настойчиво выпроваживать молодого доктора:
- Все хватит, посидели и ладно. А теперь все, давай, мне работать надо!   А тебе собираться надо, с родными попрощаться!

Перед уходом Сергея кадровик снова напутствовал новоиспеченного лейтенанта:
- Будешь со штаба уходить, только через центральный ход не ходи, как пришел, так и выходи. Я провожать не пойду, сам понимаешь - служба. Нужно что бы алкоголь немного из меня вышел.
 Лицо Чувакина еще больше раскраснелось от выпитой водки, глаза искрили так словно в них зажглись новогодние огоньки.
- Запрещено? – понимающе спросил Ершов.
- Что запрещено?
- Ходить через центральный вход штаба? Или боитесь, что меня пьяным поймают? Да кто это заметит? Я как стеклышко!
Ершов четко выполнил пальценосовую пробу и ловко прошел по прямой линии, демонстрируя Чувакину свою устойчивость к поглощенному  алкоголю.
- Да как сказать, - направленец вздохнул, он вспомнил, как недавно подогнал одному из переведенных из Дальнего Востока по замене офицеров, отличную должность в родном городе и как хорошо они вместе это отметили. Там литром водки не обошлось. Они выпили коньяку так, что едва смогли покинуть кабинет кадровика в час ночи. Еще хорошо не пили до утра, после этого Чувакин смог прийти в себя  лишь к 15 часам, и то опохмелившись. Пришлось брать справку, уходить на больничный. Он воздохнул:
- Да понимаешь, Начальник штаба округа у нас такой цербер, развлечение у этого генерала есть такое странное: может в любое время дня на центральную лестницу или коридор центрального входа выйти, пройтись, типа осмотреться. А сам не просто ходит, а ходит на охоту.
- Как на охоту? С оружием? – Сергей принялся, как ему казалось удачно шутить, выпитая водка шумела в его голове, фантазии рисовали безумного генерала, отстреливающего подобно терминатору из дробовика офицеров в штабе округа. Громыхали выстрелы и брызги крови, внутренние органы и даже мозги из разорванных тел летели на стены штабного коридора. Выходило очень даже смешно. Центральный вход в этих фантазиях был завален бездыханными телами погибших, а на его стенах тут и там виднелись кровавые потеки - следы отстрела генеральских жертв. Но Чувакин его не поддержал, кадровику было совсем не весело. 
-Ну, нет. Ты чего? Он на охоту ходит, чтобы какого-нибудь бедненького офицеришку поймать, для собственного развлечения. Помнишь Фрейда. Генерал эго свое тешит.
Сергею показалось странно услышать от Чувакина такие слова про эго. Он даже успел удивиться. Наверное кадровик был психиатром?
  - Мы тут в штабе все к этому уже давно привыкли.  Поймает офицера и придерется к бедному на ровном месте и распекает его, так методично, словно шкуру снимает с пойманного зверя. Не так идёт, не так одет, не то выражение лица у штабного работника. Или почему в среду, офицер на службе без противогаза? (Среда традиционно в армии день РХБЗ) А если он к несчастью, все же с противогазом, а какой размер? А достань. А покажи. А надень, а сними, а стекла не протерты! И так дальше. К столбу фонарному чертов генерал докопается. То ответил не так, то не так посмотрел.  Спрашивает пойманного, то обязанности его служебные, то устав внутренней службы, то караульный устав, то дисциплинарный, то еще что-либо, знания директив и приказов, нормы довольствия, а потом если на его хоть один вопрос офицер ему не ответит, то Цербер начальника его вызовет туда же и его начнет там за нерадивого подчиненного распекать. Орать на него прямо в коридоре: мол, заберите своего долбо… ба. Поэтому, когда начальник штаба в штабе, то по центральной лестнице почти никто не ходит, дураков нет, некоторые любители острых ощущений пробегают мимо бегом как на кроссе, другие крадутся как под обстрелом по стенке.  Главное с ним не встречаться.  Нарвешься и все тебе пипец. Этот путь у нас среди штабников дорогой смерти называют, понял?
Ершов был сильно пьян и продолжал острить:
- А запасной выход у вас наверное – дорога жизни? А Цербер, что это фамилия такая немецкая у генерала? –
Но Чувакин не обратил должного внимания на дурацкие шутки Сергея, ему еще надо было работать, он небрежно махнул рукой, показывая, что разговор закончен:
- Пока! Звони! – и выставил Сергея за дверь, тут же заперевшись за ним на ключ. За дверью тут же заиграла музыка. В 315 кабинете все напряженно работали (или делали вид), и не придали появлению Ершова из двери 316 кабинета абсолютно ни какого значения, так словно он после злоупотребления алкоголем вдруг стал человеком-невидимкой, чему Сергей несказанно обрадовался, и бросив всем неуставное: «до свидания» и вынырнул в коридор.
Попав в просторный коридор штаба, новоявленный лейтенант огляделся, и побрел, как он сам считал, к запасному входу, но то ли он перепутал поворот, то алкоголь, принятый им внутрь, сыграл злую шутку, и минут через пять Сергей вдруг понял, что окончательно заблудился. Как он не шел, но знакомого ему до боли прохода к запасному выходу видно не было. Вспомнился бедный командировочный из кинофильма «Чародеи», заблудившийся в подмосковном НИИ колдовства и магии, до изнеможения блуждавший в поисках выхода по пустынным коридорам таинственного института.  Номера кабинетов мелькали перед глазами лейтенанта, как в калейдоскопе, и Ершов понял, что ходит по замкнутому кругу. Служба РАВ, вещевая служба. Куда идти дальше?
- Извините, как отсюда выйти? – Сергей понял, что свой географический кретинизм он сможет разрешить только с помощью известного приема под названием «язык до Киева доведет». Ершов пристал с расспросами к первому встречному капитану.
Офицер посмотрел на него как-то странно, потом с ехидной ухмылкой объяснил:
- Сначала прямо, потом направо, дальше на первый этаж по лестнице. Там выход на улицу.
Сработал старый армейский принцип, который Сергей узнает позже: «не что так не радует, как горе товарища, которое нас спасет». Офицер специально направил Ершова к главному входу. Следуя подсказанному злодеем маршруту, он неожиданно попал в хорошо освещенной коридор. Вдоль всего этого широкого и просторного коридора стояли в огромных деревянных кадках ухоженные карликовые деревца и декоративные пальмы, а по полу расстелена необыкновенно чистая красная ковровая дорожка. Сергей посмотрел на свои грязные сапоги, и думал, как он ее будет ими топтать? Вдали был холл, в котором возле каких-то плакатов, в стеклянных шкафах стояли какие-то красные знамена. Ершов нутром почувствовал, что что-то здесь не так. В душе появилась тревога. Куда-то вдруг пропали все люди, до этого в изобилии встречавшиеся ему по пути. Коридор словно вымер.  Он был абсолютно пуст и отлично просматривался в оба конца. Где он? Неужели этот тот самый проклятый центральный ход? – мелькнуло в голове догадка, Ершов принялся искать пути эвакуации из западни. 
- Стой! Ты кто? – окликнул Ершова появившийся как чертик из табакерки, какой-то бравый военный.  Сергей вжал голову в плечи и решил не останавливаться, попробовал ускорить шаг, сделав вид, что не ничего не слышит. Военный не сдавался и не отстал.
- Эй, ты оглох?  А ну, быстро, бегом сюда! –  властным голосом, в котором звучали металлические нотки, снова окрикнул его все тот же злобный мужик. И Сергей невольно подчинился ему как под гипнозом. Мужчина оказался седым генералом лет пятидесяти с двумя огромными вышитыми звездами на каждом зеленоватом погоне. Он недовольно посмотрел на Сергея, попытка неподчинения его кажется сильно разозлила:
- Ты кто такой будешь борзый, сантехник что ли? – оглядел генерал Ершова с ног до головы, и казалось заглянул даже ему в душу, недовольный взгляд задержался  на его старом потертом пуховике, синих джинсах, - чего тут шляешься, как неприкаянный?  - карие злые глаза генерал–лейтенанта, сверлили бедного Сергея. Он хотел что-то было сказать, но сразу не смог, начал мычать, его обуял непонятный ему страх, который внушал этот властный неприятный человек.
- Чего мычим? Отвечай сантехник или кто? Почему раковина на третьем этаже в туалете течет? Кода почините? Руки что ли из задницы растут? –
Это было уже слишком. Для хирурга руки из задницы было смертельным оскорблением. 
- Нет, - алкоголь взял верх, и возмущение как шампанское из открытой бутылки вырвалось наружу из Ершова. - Я не сантехник, я офицер! – сам не свой непонятно зачем произнес Сергей. Лицо злобного человека просияло, и он потер себе руки.
-Ага. Офицер говоришь, - плотоядно улыбнулся генерал, продолжая с неподдельным любопытством разглядывать Ершова. И новоявленный лейтенант тут же пожалел о том, что он заявил о своей принадлежности к офицерской касте, уж лучше бы он прикинулся нерадивым сантехником, тем более что первоначально все в данном направлении у него складывалось как нельзя лучше. От сантехника бы этот вредный начальник штаба бы точно рано или поздно отстал. Сантехник лицо сугубо гражданское, герой немецких любовных сериалов. Хотя кто знает, а если у начальника штаба проблемы с сантехникой, скажем, унитаз забился или кран потек именно в его рабочем кабинете? Что тогда? Как тогда он будет выкручиваться?
- А ты хоть знаешь, кто такой офицер? – не унимался генерал, - если ты офицер, то где твоя военная форма? Ходишь в чем попало по святая - святых, по штабу военного округа! Топчешь своими грязными ножищами ковровые дорожки!  Кто вообще тебя сюда пустил?
- А нет формы, не выдали мне ее еще пока, - дерзко пояснил Сергей:
-А в штаб я ходить не хотел, вы меня сами сюда вызвали!
 Генерал задумался на миг и озвучил возникшую у него догадку:
 - Ты пиджак что ли?
- И пиджак тоже мне не выдали, и штаны, и обувь вашу эту военную, - согласился Ершов с генералом: - сказали, все в части дадут, по месту службы!
- Ты пиджак? – зло уперся в него взглядом генерал и печально покачал головой.
-Я не пиджак, врач я, я - хирург! Повестка мне пришла служить, вот иду служить! Причем тут пиджак? Свой вчера в химчистку сдал. – зачем-то соврал Сергей про пиджак:
-Вообще костюм редко ношу. Хотели, чтобы я в пиджаке и в галстуке в штаб пришел, ну сказали бы в военкомате, а то я откуда знаю, в чем у вас тут гражданские ходят? - 
И тут генерал-лейтенант чутким носом учуял сладковатый запах водочного амбре, благоуханно исходивший от пьяного Ершова, глазами поймал документы в руках у Сергея и резким движением выхватил их:
— Это еще что?  А? Ну-ка дайка сюда! Равняйсь! Смирно! – Ершов невольно подчинился и вытянулся по стойке смирно как стойкий оловянный солдатик и даже перестал дышать. Строевая подготовка в пионерских лагерях давала о себе знать, выполнение команд было у него записано на подкорке. Громкий голос начальника штаба изобиловал нотками, не терпящими возражения – он заставил Сергея подчиниться себе беспрекословно, так словно бы это не генерал, а знаменитый гипнотизер, делал внушение пациенту «замереть» на лечебном сеансе. Генерал, наверное, долго, может быть даже с раннего детства,  вырабатывал у себя звучный командный голос, - подумалось новоиспеченному лейтенанту.
Генерал принялся изучать отнятые документы, при том и дело хмыкая и вздыхая. Пару раз он даже что-то себе под нос причитал, при этом и сам Ершов услышал от него одну интересную фразу, которую сразу же запомнил, небезосновательно предполагая, что она может пригодиться ему в будущем при общении с подчиненными: - Наберут в армию, всяких…., мучайся потом с ними!
Сейчас она напрямую касалась Сергея. Наконец вернув документы растерянному призывнику, начальник штаба округа, еще раз внимательно оглядел новоиспеченного лейтенанта уже каким-то другим, но добрым спокойным взглядом, которым иногда смотрят усталые родители на нашкодившего, но ими горячо любимого ребенка.
- Ну, вот так значит как. А я сразу не поверил, что ты - доктор. А ты и правду доктор, по какому-то странному недоразумению получивший офицерское звание. Какой идиот тебе его присвоил? Скажи? В каком институте этот ужасный очаг разложения нашей армии? Этот источник ее позора и мучительной боли? Назови мне этот адрес, сынок, где так подло и мерзко торгуют офицерскими званиями, как протухшей колбасой из-под грязного прилавка? Я немедленно пошлю туда лучшую группу спецназа, нет, пожалуй, даже две, и они его взорвут, сожгут и оставшийся пепел развеют по воздуху!
Сергей, почему-то сразу поверил, что так оно и будет. Он представил военную кафедру родного ВУЗа и то, как огнеметами спецназовцы будут выжигать там все к чертовой матери. Как вспыхнут плакаты с грибами ядерного взрыва на стене. как загорится дубовая дверь кабинета полковника Сивкова – заведующего военной кафедры, примерно год назад торжественно вручившего Сергею погоны лейтенанта. Как будут ползать на коленях прося прощения и пощады у спецназёров бывшие его преподаватели, и как одного за другим в затылок они все будут расстреляны по приказу безжалостного генерала.
-Вообще-то лейтенантом я стал приказом Министра Обороны, - обиженно выдавил из себя Ершов.
-А что ты думаешь, что Паша у нас нормальный? – начальник штаба покраснел от злости. Кто такой этот Паша и почему не нормальный Сергей тогда сразу на месте понять не смог. Сообразительности ему увы не хватило. Лишь потом задним числом, мысленно возвращаясь к этой ситуации, он вспомнил известное из открытой прессы и политических телепередач прозвище нынешнего министра обороны Павла Грачева – «Паша – Мерседес». И понял, что значили слова начальника штаба округа про министра обороны, случайно вырвавшиеся у того в ходе их скоропалительного разговора про какого-то Пашу.
Генерал-лейтенант гневно продолжил наседать, не сбавляя напора, как на допросе военнопленного, так будто бы насупил тот самый богомоловский момент истины:
-Доктор значит. А чего выпил-то, доктор? Чего пьяный приперся к нам в штаб? Это же не твой институтик, это штаб целого военного округа, мозг фронта иначе. Знаешь, что такое фронт? –
Ершов молчал словно набрав воды в рот. С глухим стуком как мешки с картошкой обмякшие тела преподавателей военной кафедры падали на пол, спецназовцы стреляли из бесшумного оружия.
- Что трезвых сюда не пускают уже? Я такого приказа пьяных в штаб пускать никому не давал, хотя проверить, наверное, надо! Может, подсунули, что мне или моему заму пока я в отпуске был какую-нибудь очередную лубуду на подпись и смеются за спиной надо мной больным стариком. И лежит в секретке такой вот приказ, что трезвых пиджаков в штаб округа не пускать, только пьяных, чтобы их хрупкую психику не ранить армейским бытом! А непьющих лейтенантов из запаса тоже я не велел призывать? Только алкашей?
Генерал сделал минутную паузу, что-то там себе обдумывая, а потом начал снова:
-  Итак, решено до твоего прибытия в часть на место предстоящей военной службы, надо будет уберечь хрупкую нервную систему гражданского человека, еще не столкнувшуюся с тяжелой военной действительностью. 
- Да пошло оно все, - пронеслось внутри Ершова, терять ему было не чего. Да пошла она эта армия, он в нее не напрашивался!  Его призвали обманом, затащили, принудили законом, а теперь какой-то хмырь еще и распекает его вдобавок, а ведь он даже форму военную пока еще не одел! 
- А чего не выпить то, товарищ генерал, с гражданской жизнью прощаюсь на два года, вот и выпил немного! Для профилактики атеросклероза сосудов головного мозга и вам по чуть-чуть советую! – Ершова прорвало.
 Возникла пауза, в которую Сергей даже зажмурился от страха, он ждал от генерала всего чего угодно: ора до небес, ареста в комендатуру, «разноса по полной», но все каким-то образом, вдруг обошлось. Видимо, сыграла фраза о профилактике атеросклероза. Генерал пришел в восторг, заливисто рассмеялся, по-отечески по-доброму приобнял Ершова, хлопнув его по плечу:
- Ну, насмешил, атеросклероз! Два года - не вся жизнь. Сам ты - атеросклероз! Ты давай, завязывай с этим, сынок! Иди домой пока, ты же местный, проспись, и не пей больше. Тебе не идет. Тебе же скоро служить придется! А служить ты будешь в моем округе. А я тут очень большая шишка.  Партией и правительством мне дана большая власть. Я лично прослежу за тем, чтобы ты не пил водку служа в армии. Я тебя запомнил, лейтенант Ершов! А знаешь кто я такой?
Было как божий день понятно даже идиоту, что это был тот самый пресловутый Цербер - начальник штаба округа, о котором его предупреждал кадровик, но Ершов стал говорить вслух о своей догадке. Удержал хмельной язык от того что бы опять чего не сболтнуть лишнего, а просто кивнул, показывая, что он умная собака и все понимает, просто сказать не может. А собеседник с вышитыми большими звездами на погонах лишь подтвердил его худшие предположения.
- Я генерал-лейтенант Сергей Константинович Попков, начальник штаба округа, запомни сынок меня. С этого дня лично беру тебя на комсомольскую пороку. Ты знаешь сынок, что такое комсомольская порука? Это когда один офицер, а это буду я. Один положительный офицер во всех отношениях – в службе, семье, спортсмен и все такое, берется воспитывать и помогать другому офицеру. А этот другой, он как ты – пьет, разгильдяй и в службе военной не в зуб ногой. Так раньше у нас было при Союзе, а я и сейчас этому принципу следую.  Все искал, кого мне на поруку взять, и вот, наконец, тебя и встретил. Ты мой так сказать крестничек теперь будешь. Я буду лично звонить в твой полк раз в месяц твоему командиру Васе Гучкову, и спрашивать, как ты там служишь? Если проблемы, какие помогу сам. Хочешь сам звони мне. Но если узнаю, что ты плохо служишь, пьешь, прогуливаешь, на службу «большой и толстый забиваешь», приеду к тебе лично и сделаю тебе айяяй! Сделаю тебе харакири, да нельзя, не гуманно это. Общество защиты животных запрещает харакири таким делать. Я сделаю хуже. И отправлю тебя служить туда, где Макар телят не гонял, найду для тебя доктор самую большую и глубокую, как Марианская впадина, жопу в Вооруженных Силах, такую жопу, что тебе и снилась в самых страшных снах. Тебе вообще сны страшные снились когда-нибудь?
-Ага! – Сергей растеряно моргнул, поглощенный услышанным, его алкоголизированый мозг в фантазиях рисовал бесконечную голую тундру и оленей, который ему придется лечить в случае такого расклада. Начальник штаба округа был явно во всех отношениях удовлетворен произведенным на Сергея эффектом от собственной речи, Ершов имел растерянный и испуганный вид и практически уже находился в глубоком трансе и по качеству произведенного внушения даже сам Милтон Эриксон позавидовал бы русскому генералу:
- Отправлю куда-нибудь на Камчатку или в Заполярье, и будешь ты там все два года пингвинов от запоров лечить!  Понял, меня, сынок? А теперь иди и помни дядю Сережу. Он обещает один раз, и держит свое слово до конца!
На ватных ногах Сергей спустился по лестнице к парадному входу штаб, где испуганный дежурный офицер, кинулся расспрашивать его как очередную жертву, нарвавшуюся на грозного начальника штаба округа.
- Что больно было? – с иронией в голосе спрашивал дежурный Сергея, рукой показывая область своих ягодиц и совершая неприличные в обществе качательные движения тазом имитирующие половой акт. А бедный Ершов еще не знавший службы и сексистких выражений бытовавших в обиходе военных не знал, что ответить ему на эту злую шутку и молча с выпученными от удивления глазами, прошел на выход.
- Вот как его отмел бедного, даже дар речи потерял, - восхищенно сказал дежурный по КПП весьма собой довольный капитан своему помощнику старшему лейтенанту.
- Да я за два года службы тут всякое видел, - подтвердил старлей, - но что бы так человека за несколько минут обработать, что он говорить не может, такого я еще не видел! Растет наш генерал, совершенствуется.
-Так кого-нибудь и до смерти доведет! – вздохнул капитан:
-Инфаркт или инсульт.
Ершов вышел на улицу, вдохнул свежего воздуха. Все решилось, - на два года его судьба была окончательно определена. Но как говорится, человек предполагает, а господь располагает.