У деревни Большие Дубы

 Военным корреспондентам  в День работников печати...
               

В полковой штаб меня привели под конвоем два сонных и молчаливых солдатика в длинных замызганных шинелях. Один из них всё время подталкивал меня в спину винтовкой с примкнутым штыком, а другой шел, сильно хромая, и отставал, чтобы перемотать портянки.
Шелестел мелкий, нудный дождь, в лесу было тихо и безлюдно, хотя сразу за дорогой, на березовых светлых полянах, виднелись танки и машины, укрытые пожелтевшими ветками. Над полевыми кухнями поднимался слабый дымок, пахло кашей и горячим хлебом.
У крыльца длинного покосившегося барака с вывеской «Трусовское лесничество» стоял насквозь промокший часовой в очках.
- Арестованного прими, - сказал ему конвойный с натертой ногой.
Очкастый посмотрел на меня с любопытством, но без враждебности и крутанул ручку на телефоне, прибитом к крылечному столбу.
Минуты через три бойко выбежал молодой лейтенант в новенькой гимнастерке, громко спросил, почти закричал:
-Кто такие? Откуда?
Конвоир вяло приложил руку к пилотке и ответил не спеша:
- Гвардии сержант Прищепа. Задержанного доставил с передовой, шел с той стороны без оружия и документов. Вот сопроводиловка от командира третьего батальона капитана Мухтаева. Подмокла маленько, но разобрать, что к чему можно.
Лейтенант брезгливо взял в руку мокрый листок бумаги, пробежал его глазами и приказал, уже через плечо:
- Ждите!
Когда он скрылся в бараке, сержант Прищепа грустно пожаловался, впервые за всю дорогу.
- Подождать –то, конечно, можно… Только вот как мне еще пять километров назад пройти с кровью в сапоге да под этим проклятым дождиком – это уже вопрос.
Лейтенант вернулся нескоро со штабным конвоиром, тоже чистеньким и быстрым в движениях. Тот сразу же вскинул к плечу автомат и закричал:
- Арестованный, руки за спину! В здание – шагом марш!
Я вошел в полутемный коридор барака, слыша за спиной его четкие команды:
- Прямо! Направо! Прямо! Стоять! Лицом к стене!
Лицом к стене я простоял долго, пока рядом не скрипнула дверь и усталый немолодой голос не сказал:
- Задержанный, садитесь…
Я присел на шаткий стул, придвинутый мне услужливым конвоиром, и огляделся.
Прямо передо мной за столом сидел седой человек с майорскими погонами на плечах, а в углу примостилась на табуретке молодая женщина в военной форме с блокнотом на коленях.
- Фамилия, имя, отчество? – сразу же спросил майор, доставая из портсигара папиросу.
- Зимин Евгений Петрович.
- Это всё подлинное или… псевдоним?
- Извините, я не понимаю…
- А я не хочу, чтобы вы понимали. Отвечайте на вопрос, да или нет.
- Да, всё подлинное…
- Звание?
- Младший лейтенант, военный корреспондент…
- Это у нас или там, откуда вы пришли?
- Я сейчас вам всё объясню…
- Не надо мне ничего объяснять! Я вас еще раз прошу отвечать на мои вопросы, и только. Итак, какое звание вы имели в немецкой армии?
- Никакого… Я в ней не служил…
- Вот это уже лучше… А где же вы служили7
- Еще месяц тому назад я работал в областной газете «Уральский рабочий». Закончил краткосрочные курсы военных корреспондентов и был направлен в вашу часть в газету «За Родину!»
- Кто подписал приказ о вашем назначении?
- Начальник Главного политического у управления Красной армии генерал – полковник Щербаков.
- Осведомлены, однако… Но одну ошибочку вы всё-таки допустили: наша армия называется Рабоче - Крестьянской Красной Армией. Вас этому не учили?
- Учили… Еще в школе.
- Даже так? Основательно Гитлер с Геббельсом готовились к войне с нами, если такие сведения изучались еще в школе. А приказ этот при вас?
- Никак нет. Вчера я отдал его редактору дивизионной газеты полковнику Игнатьеву.
- Павлу Ивановичу?
- Нет, Сергею Акимовичу.
- Ах, да! Я просто перепутал его с другим полковником Игнатьевым. Их у нас два. А Сергея Акимовича мы сейчас попросим привезти этот приказ прямо сюда. Ольга Ивановна, будьте добры позвонить редактору и попросить его явиться в штаб со всеми документами на имя… как его? … Зимина Евгения Петровича.
Женщина вышла, а майор закурил еще одну папиросу и довольно потер руками припухлые щёки:
- Ну, а мы с вами продолжим наш весьма любопытный разговор. Что же сказал вам редактор, изучив ваши документы?
- Он сказал, что я прибыл как раз вовремя. При наступлении погиб один из самых известных журналистов газеты, не помню его фамилии, и он надеется, что я буду его достойной заменой.
- Да-да, было такое дело. Военный корреспондент Неброскин был действительно незаурядной личностью, но мало думал о собственной безопасности и лез, как говорится, в самое пекло, лишь бы сделать удачный снимок. А вот о том, что газета может остаться без своего лучшего фотокора, он не подумал… Кстати, а как у вас обстоит дело с фотографией? У вас «лейка» есть?
- Была… Но я её вчера выбросил… В целях безопасности..
- Понятно… Если бы она сохранилась, я бы не вёл с вами этот долгий разговор. Фотографии наших позиций выдали бы вас сразу же, как только мы проявили пленку. Не так ли?
- Нет, совсем не так… Вы же не даёте мне ничего объяснить…
- Я? Наоборот, я уже полчаса слушаю вашу галиматью и удивляюсь своему терпению. А времени у меня в обрез. В камере для вражеских шпионов у меня сидят еще десять подозрительных личностей, а я вожусь с вами здесь, как с писаной торбой. Хорошо, пойдем дальше… Значит, полковник Игнатьев был рад вашему прибытию, и что?
- Он сказал, что мне надо получить обмундирование и стать на довольствие, чтобы питаться в офицерской столовой, Но тут в комнату вошел ответственный секретарь газеты, полковник о чем-то негромко поговорил с ним о чем-то и обратился ко мне с просьбой. Да, именно с просьбой, а не с приказом, можете не удивляться…
- А я и не удивляюсь. Сергей Акимович старый интеллигент, военным человеком стал совсем недавно и приказывать еще не научился. И о чем же он попросил вас.
- Он попросил меня немедленно отправиться в деревню Большие
Дубы, что в шести километрах от нас, где находится, как он выразился, «хозяйство» капитана Максимова…
- Всё верно, в Больших Дубах стоит батальон капитана Максимова, и оттуда до передовой – совсем ничего, два-три километра не больше. И зачем же он послал вас туда?
- Дело в том, что там разведчик сержант Щукин ночью притащил на себе двух языков, какого-то «обера» и его денщика. Редактор назвал это настоящим подвигом, о котором надо обязательно сообщить в завтрашнем же номере газеты, поместив в нем фотоснимок героя.
- И вы пошли выполнять свое первое задание? Не зная местности и без документов? Уму непостижимо!
- Дорогу в деревню Сергей Акимович показал мне по карте, Он сказал, что это очень хорошая немецкая карта, по которой легко ориентироваться. Надо пройти всего километр по хорошо заметной тропе и выйти на дорогу, прямо к указателю, на котором написано «Большие Дубы – 5 км». Потом редактор выписал мне временное удостоверение. Фотографии, правда, у меня не было, но Сергей Акимович сказал, что капитан Максимов придираться не будет, поверит и редакторской печати.
- И где же это удостоверение?
- Я его выброси в колодец.
Теперь майор уже рассмеялся:
- И правильно сделали! Капитан Максимов, конечно же, поверил бы ему, а вот вашему немецкому командованию показывать его было незачем. Больно легко оно вам досталось. Очень похоже на то, что мы вас перевербовали.
- Мне кажется, что вы, товарищ майор , ошибаетесь. Вообще-то, я далек от секретов работы разведки, но такой документ мог пригодиться немцам хотя бы для подделки печати.
- Только не надо меня учить, господин унтер – лейтенант, или как вас там величали! - вдруг повысил голос майор. – Сочиняйте дальше! Вы нашли дорогу к Большим Дубам, или сразу направились к своим?
- Через полчаса я вышел к указателю пошел по направлению куда была направлена стрелка. Правда, мне показалось, что я прошел гораздо больше, чем пять километров, но вскоре увидел впереди крыши домов и успокоился.
В это время вернулась Ольга Ивановна и доложила:
- Телефон полковника Игнатьева не отвечает. Видимо, что-то со связью. Я послала нарочного, чтобы выяснить, в чём дело, и передала с ним приказ редактору срочно явиться в штаб с документами нового военкора.
- Отлично! – воскликнул майор, щелкнув портсигаром. – А теперь слушайте удивительные фантазии этого навного юноши и постарайтесь их записать. Как показания немецкого разведчика они значения не имеют, так через час, как я думаю, будут опровергнуты документально. Но зато они крайне интересны в психологическом плане. Мы будем знать, за кого нас принимают наши враги, засылая к нам подобных субчиков. Итак, вы пришли в Большие Дубы…
- Я пришел в деревню, но как вскоре выяснилось, это были не Большие Дубы. Было совсем тихо, и на улице я не увидел ни одного человека, ни военного, ни штатского. Для населенного пункта, где стоит целый батальон, это было очень странно… Улица круто повернула вправо, я пошел по ней и сразу за углом увидел немца…
- Кого?!
- Немца… Я видел их только в кино, но и этого мне было достаточно, чтобы понять: этот солдат не наш. На голове у него была каска , непохожая на наши, а на груди висел автомат с рожками. Он сидел в коляске мотоцикла и пил молоко…
- Что он делал?!
- Пил молоко из большого глиняного кувшина. Я хорошо видел, как молоко стекает у него по подбородку прямо на автомат. Но он этого не замечал, потому что пил его, закрыв глаза. И меня он тоже вначале не заметил. Чем я и спасся.. Прямо через плечо у меня висела громоздкая «лейка», а в нагрудном кармане пиджака лежало временное удостоверение военного корреспондента дивизионной газеты «За Родину!». Надо было быстро и незаметно избавиться от этих улик, и тогда я мог бы вполне сойти за сельского учителя или колхозного счетовода. Я снял с плеча фотоаппарат и осторожно опустил его в густую траву за низким забором, у которого стоял. Потом достал из кармана удостоверение, смял его и выбросил в колодец, находившийся прямо на углу улицы. И только сделав это, я тихонько кашлянул и, сильно прихрамывая, пошел дальше по улице. Немец на какой-то миг оторвался от кувшина и удивленно, без всякой тревоги, взглянул на меня. А я, поравнявшись с ним, улыбнулся и сказал: «GutenTag!»
- Что вы ему сказали?
- Я поздоровался с ним по-немецки: «Добрый день!»
- Значит, немецкий язык вы всё же знаете?
- В таком объеме, да. Я думаю, что я мог бы еще сказать ему, что я -деревенский учитель и инвалид от рождения. Но немец, вероятно, понял это и без моих объяснений, потому что вновь принялся пить молоко.
Майор вновь закурил папиросу, но теперь это получилось у него как-то торопливо и нервно.
- Ну-ка, Ольга Ивановна, - сказал он грустным голосом, - поговорите с нашим гостем на немецком языке.
Женщина улыбнулась, встала и подошла ко мне. Только теперь я заметил, что у неё тоже майорские погоны. Она быстро заговорила по-немецки, но я почти ничего не понял, кроме того, что она спрашивала о моем возрасте и подразделении, где я служу.
- Извините, товарищ майор, но этот язык я изучал только в школе, - ответил я по-русски.- Про возраст я бы еще мог ответить, а вот как по-немецки «редакция дивизионной газеты», не знаю.
- Оно и к лучшему, - печально сказала Ольга Ивановна. – Фашисты вашего брата очень не любят. По-моему, Геббельс еще в сорок втором году сказал, что, когда они возьмут Москву, то первым делом расстреляют журналиста Эренбурга и диктора Левитана. И совсем не потому, что они евреи…
И в то время в комнату вошел полковник Игнатьев. Он молча положил на стол мои документы и устало опустился на стул. Потом сказал, обращаясь ко мне:
- Я сразу понял, что с вами случилось что-то нехорошее, когда вы не вернулись к вечеру. Позвонил, Максимову, а тот сказал, что вы у него в Больших Дубах не появлялись. Пришлось мне запрячь нашу редакторскую кобылку Машку и ехать туда самому. Так что материал о разведчике Щукине уже набран, а снимок отпечатан. Правда, фотограф я никудышный, но на безрыбье и рак – рыба…
А майор к моим документам даже не притронулся. Он только задал мне свой последний вопрос:
- Так как же вы выбрались из той деревни, занятой немцами?
- Я прошел до конца улицы, за которой сразу начинался лес, и проплутал в нем почти всю ночь. К утру я вышел к указателю, о котором вам говорил, и там понял, почему заблудился. Его, видимо, поставили еще до войны, и за это время он нечаянно или намеренно, был повернут совсем не в ту сторону, где находятся Большие Дубы. Затем я вышел к нашему посту, где и был задержан как вражеский лазутчик.
Мы вышли на крыльцо вчетвером: редактор, майор, Ольга Ивановна и я. Майор угостил нас папиросами из своего портсигара, и мы дружно закурили.
Дождь закончился, тихо и неуверенно запели птицы.
- А ты знаешь, когда я понял, что ты не вражеский шпион? – вдруг весело обратился ко мне майор, почему-то переходя на «ты». – Когда ты стал рассказывать, как тот фриц пил молоко.
Он заразительно рассмеялся и хлопнул меня по плечу:
- Ну, не будет немецкий агент описывать, как молоко течёт по подбородку и капает на автомат! Ей-богу, не будет!
Потом он козырнул нам и сухо сказал:
- Извините, я должен вас покинуть. Дела, понимаете…

Ночь я переспал на диване в кабинете редактора. А утром он сам принес мне форму, которая оказалась точно моего размера, приладил на моих плечах погоны младшего лейтенанта, и мы пили с ним чай за огромным редакторским столом, на котором уже громоздились стопки свежих газет, пахнущих краской.
- Дались вам эти Большие Дубы, - говорили Сергей Акимович, окуная в чай ржаной сухарь. – Не подумал я тогда про этот указатель, что он на ладан дышит, и забрели вы аж в Большие Ручьи, прямо к немцам. А вы заметили, что в этих краях всё большое? Дубы, Ручьи, Бобры, и даже есть одна деревня с названием Большие Дуралеи. Обидно, конечно, в такой деревне жить, но, видно, не зря её так назвали. Да и слово «дуб» тоже имеет незавидное переносное значение, когда мы говорим так о человеке. Кстати, вы знаете, как фамилия майора, который вас допрашивал?
- Нет, он мне не представился.
- Жаль… Вам тогда было бы легче переносить его издевательские вопросы. Его фамилия именно так и звучит, только с неким снисходительно извиняющимся оттенком - Дубс. Допрашивая вас, он, конечно же, просто выполнял свою работу, и за это осуждать его было бы несправедливо. Но вчера, когда вы уже спали, я узнал от Ольги Ивановны, что он отправил в Политуправление Армии депешу с предложением объявить мне выговор за то, что я не сообщил в особый отдел дивизии о прибытии нового военкора. Это уже, по-моему, просто подло: писать доносы на ни в чем неповинного человека. Но, ничего, переживем… Мы с вами заняты нужным и важным делом: рассказывать народу о его героях…