Без названия пока. Отец

Джеки умерла почти сразу. Умерла у меня на руках, счастливо помахивая хвостом...

Мы стояли с сестрой на крыльце госпиталя и смотрели, как черная полоса дождя надвигается на нас от реки. 

- Что дальше? - спросила Вишня.
- Ты про “орла”? - мне было больно и стыдно, но впервые за долгое-долгое время хотелось это преодолеть.
- Я про все.

Сразу про все почему-то не думалось. Даже про что-то одно не думалось цельно. Мысли появлялись обрывчатые. Какие-то без начала, без конца. Их становилось все больше и больше, они толкались, мешали друг другу, им становилось все теснее и тогда они полезли из меня наружу.

- Где ты была все это время?
- У отца.
- Я думала, что он тоже...
- Погиб? - усмехнулась Вишня. - Ты, конечно, молодец - всех нас перехоронила.
- Не всех. Я маму искала. Все эти годы.
- Нашла, и похоронила.
- Я не виновата, что вокруг меня все так... печально...
- А кто виноват?
- Война...
- Война давно кончилась. Она продолжается только в твоей голове. И то только потому, что ты в ней - главный и единственный солдат. Пора бы уже заключить мир.
- С кем?
- Ну, для начала хотя бы с отцом.

И тут меня прорвало: 

- С отцом?! С чего бы? Он нас бросил! Ты была маленькая! Ты все время болела! А он записался в этот чертов Международный Легион, якобы из-за денег! Он таскал нас за собой по горячим точкам! А когда запахло жареным, он просто сбежал! Сбежал! Оставив нас на маму! И если бы не Пол!..., - я почти задохнулась от негодования, - если бы не Сойер! Мы все бы остались там, в этих руинах! 
- А ты не думала, что у него был причины? Веские причины так поступить! - очень четко попала в мою интонацию Вишня. - Что он пережил не меньше нашего? Что он искал нас потом? 
- Это он тебе так сказал?   
- Да! И я ему верю!   
- Ни черта он не искал! 
- Тебе-то откуда знать? Меня же он нашел?! 
- А ты уверена, что именно нашел, а не встретил случайно? Встретил и не смог сделать вид, что не узнал? 
- Ну и что? Даже если это и так! Что в этом плохого? Люди меняются, Сарма! Совершают ошибки, потом жалеют о них, и стараются их исправить! Он меня взял! И вырастил! Таскался со мной по городам и весям в поисках работы и дома! Он тысячу раз мог от меня избавится! Он и тебя искал! Вот... вот что я нашла у него в бумажнике, когда..., - и Вишня вынула из кармана свей косухи и протянула мне затертую газетную вырезку, где на серой фотографии я узнала себя в сером платье, в котором была, когда нас вывел из-под обстрела Сойер... 
- Ну? - сказала я торжествующе, — и что же он не нашел меня, как ты? 
- Он... Он... не успел, - сказала Вишня и отвернулась...

Вишня была права. Моя война еще кипела и бурлила, и отравляла своим смрадом все окружающее. А ее осколки, засевшие во мне, похоже, не дадут ей закончится до конца моих дней...

А моя маленькая сестренка, снова и снова возрождаясь, как птица феникс из своей немощи и боли, хваталась за каждый новый день и искала вокруг себя жизни, мира, будущего. 

Вот такие мы были разные - как небо и земля, как день и ночь, как лето и зима, как жизнь и смерть... Но, как одно невозможно без другого, так и мы были необходимы друг другу. Никогда я не чувствовала этого так остро, как сейчас.

А Вишня с самой аварии жила этим. День за днем. И потому искала меня, как себя.

У меня в кармане таился подарок для нее. Я подумала, что сейчас, пожалуй, самое время. Я ничего не помнила об отце, кроме жгучей обиты на то, что в самые трудные минуты моей жизни его не было рядом. Но для Вишни он оказался самым близким человеком, которого она потеряла. 

- Что это? - удивилась Вишня - Часы?
- Да. Отцовские. В маминых вещах нашла...

Рука Вишни дрогнула. 
Она молча взяла часы. 
И молча ушла.

Я знала почему. Она не хотела показать своих слез. Она думала, что это делает ее сильной.

Госпиталь накрыло плащом дождя.

 

Из-за клочкастых сизых туч и дождевой завесы в комнате было совсем темно. Я зажгла аккумуляторный фонарик, что висел у входа. От недельного моего умирания почти не сталось следов, - кто-то, пока я сидела с уходящей Джеки, старательно попытался стереть этот тяжелый эпизод из моей жизни. Только дверь еще не была водружена на место и просто стояла, прислоненная к стене. За столом у окна сидел Йорик с котенком в руках... На том самом месте...

- Йорик! - выдохнула я. - Мой бедный Бедный Йорик!
- Сарма! - поднялся Йорик мне навстречу, - так вот кто ты оказывается у нас! Сарма! Царица ветров!

Мы крепко обнялись, и долго стояли обнявшись, как воссоединившаяся после катастрофы семья. Йорик принес с собой зеленый запах Старого Города, пряный запах ресторанчика Жориса, пыльный запах дорог... Я вцепилась в друга, как в часть своего прошлого, лучшего прошлого, как в кусочек дома и не хотела отпускать. Боялась отпускать, боялась поверить, что это не сон.

- Пожалуй, за встречу мы сегодня пить не будем, - сказал наконец Йорик и заглянул мне в лицо улыбаясь.
- Не будем, - давясь слезами ответила я, - я выпила уже за сорок тысяч наших встреч. Юрочка, как же вы надумали?   Как вы смогли? 
- “Опасности подстерегали нас на каждом шагу. Пули свистели над головами” - просипел Йорик голосом мультяшного героя.

Я невольно засмеялась сквозь слезы.

- А почему Марк с вами не пошел?
- Ну...  у него... это... тетка в Пригороде заболела, - смутившись сказал Йорик и я поняла, что он соврал. 

Решив не трогать сегодня эту тему, я спросила:

- А третий кто?

Йорик дурашливо оглянулся, проверил кого-то за дверным проемом, заглянул под кровать, приказал котенку молчать, приложив палец к губам, и заговорчески шепнул мне:

- Оборотень!
- Ну, Юр...
- Он не тот, за кого себя выдает. Но он не опасен.
- Зачем он здесь?
- Ему нужен Проводник.

Я чувствовала себя слишком разбитой, чтобы удивиться...

 

Ночью мне приснился отец. Он стоял спиной, но я точно знала, что это он...

 

Завтракали в больничном буфете.  Там волонтёры кормили население госпиталя.  Я была подавлена из-за Джеки, но чувствовала, что теперь мне не дадут утонуть в этой боли. Вишня едва заметно изучала меня взглядом. Йорик просто сиял. Парень, которого Йорик обозвал оборотнем, ел аккуратно и сосредоточенно. А еще, он как-то умудрялся выглядеть пижоном даже в дорожной одежде.

- Кстати, - вдруг произнес он, - у меня не было времени представиться - Громов Роман. Для своих - Рэм-Часовщик. 

И он протянул мне руку.

Я поперхнулась и вся компания дружно, до моих слез, принялась выбивать из меня зеленый горошек... 

- Все-все, хватит! - пролепетала я, утирая рукавом слезы, - дайте продышаться...

Разговор, так и не начавшись, зашел в тупик. У меня перед глазами стоял мальчик с маминой карточки - Рома Громов, десять лет.