Агафьин колокол

       Агафья, тяжело ступая, вышла на крыльцо. Вслед за ней шёл хозяин дома Степан и сурово приговаривал:
- «Ступай, ступай. Не брали мы ничего, почто зазря, наговариваешь на нас.»
Ступив на крыльцо и, нахмурив брови, уже мягче продолжил:
- «Небось, где-то в другом месте оставила, да и забыла?»
Агафья спустилась с крыльца, руками бережно придерживая большой живот, пристально посмотрела в даль и, повернувшись лицом к хозяевам, нараспев произнесла:
- «Пусть Бог вам будет судья», - и не оглядываясь, медленно пошла по дороге.
Степан настолько сильно расстроился, что стоял неподвижно, пока Агафья не скрылась из глаз. 
Потом обратился к жене: «Нюр! Да что ж это такое, за что она нас так? Вот и делай добро людям!»
    Вчера вечером в ворота к ним постучала незнакомая беременная женщина и попросилась на ночь на постой. Напоив чаем, уложили спать на большом сундуке. Нюра рано утром пошла в хлев доить корову, да любопытства ради, проверила котомку незнакомки. Среди всякого барахла углядела небольшую шкатулку, а открыв её – ахнула. Она была полна золотых монет, блестевших таинственным, притягательным светом. Враз помутилось в голове у Нюры, сама не помнит, как схватила шкатулку, завернула в подвернувшуюся тряпку, и закопала в хлеву.  Сейчас же перед мужем настороженно молчала, даже взглядом, нечаянным вздохом боясь себя выдать.
- «Все забудется, все забудется» - успокаивала она себя.
      Прошло время и за тяжелым, изматывающим крестьянским трудом это событие действительно как-то позабылось. Лишь изредка позволяла Нюра себе такую радость: достанет шкатулку и любуется монетами, перебирая их мозолистыми руками.
     Их дом в эту зиму посетила радость. Почувствовала она, что стала тяжелой, понесла. Четыре девки в семье, и муж только вздыхал, глядя на соседских мальчишек.  Все месяцы беременности, они даже друг другу боялись говорить о своем желании. Вечерами, когда все дела были переделаны, садился Степан на скамейку, сворачивал цигарку и мечтал, глядя на яркие мигающие звезды на темно-синеющем, морозном небе, как с сыном будет ходить на рыбалку, как сваляет ему теплые валенки и сошьет маленький полушубок.
    Роды у Нюры были тяжелые. Два дня она металась на кровати, криком пугая своих девчонок. Разрешилась к вечеру третьего дня.
- «Сын! У меня родился сын!» - радостно распевал Степан.
       Вновь потекли дни, наполненные все тем же тяжким крестьянским трудом. Ванюша рос, доставляя сестрам и родителям ласковую радость. Одно крепко настораживало, что не мог он твердо стоять на ножках. Уж и в бани парили, и мазь знаменитой травницы Феклы втирали – ничего не помогало.  Решили везти в райцентр к доктору. Пожилой врач в старомодном пенсне долго осматривал Ванюшу, и все более мрачнел.
- «Увы! Медицина здесь бессильна» – таков был вынесенный им вердикт.
Уложив сына в телегу, Степан погнал домой, зло нахлестывая кнутом лошадь и остановился лишь услышав отчаянный крик жены:
- «Это я, я виновата в болезни сына. Помнишь беременную женщину, которую мы приютили. Я, я украла у нее шкатулку с золотыми монетами и спрятала. Разум потеряла. Мой грех…»
 Степан словно окаменел и только слезы текли по впалым щекам.
    Годы, как вода, стирают многое. Опустела деревня. Старики умерли, а кто помоложе подались в город. Мало-помалу разрушились дома, и все заполонили крапива да чертополох.
  Однажды тишину нарушил рев трактора, прочищавшего дорогу к роднику. Юлия с мужем по-хозяйски осматривали окрестность, решая, где поставят дом. Решили переехать жить к родным истокам, здесь на свежем воздухе, на родниковой воде, они надеялись излечить сына, который с детства не мог ходить. Работы было невпроворот. Наняли бригаду строителей, пригнали технику, и закипело вокруг. Однажды Михаил, расчищая завал, наткнулся на сверток, завернутый в старую истлевшую ткань, а развернув его ахнул – перед ним была шкатулка до краев наполненная золотыми царскими монетами. Весь вечер просидели с женой за столом, глядя на это богатство, и Юля вдруг вспомнила предание, услышанное ею когда-то от бабушки.
- «Неужели та самая шкатулка, я ведь думала, что это страшная выдумка, которой нас просто пугали.»
 Жалобно взглянув на Михаила печально прошептала:
- «Что- же делать-то теперь будем?»
Муж, опустив глаза, не сразу, неуверенно произнес:
- «Может, на стройку пустим. Деньги-то нам сейчас, ох, как нужны!»
      Долго, до полуночи, горел свет в их временной хибарке. На следующий день райцентр, расположенный в нескольких километрах от деревни, гудел. Событие, всколыхнувшее село, выглядело как детективная история. Храм в селе стоял старинный, красивый. Недавно отреставрировали его, и стал он гордостью односельчан. Одно плохо – не было колокола. А тут утром батюшка пришел церковь открывать, а на пороге сверток, а в нем шкатулка с золотыми царскими монетами, и короткая записка «на колокол». Вот и зашумел народ, выдвигая самые различные догадки. Старожилы вспомнили легенду о шкатулке.   А когда через месяц привезли колокол и повесили, в народе его сразу прозвали «агафьин». Теперь каждое воскресенье над окрестными селами, над полями да лесами, разносится праздничный благовест, и слышится чуткому уху в этом звоне радость всепрощения.