Память

поэма

…Год 43-й, плечи расправляя,
До хруста выгнул Курскую дугу.
Дрожит стрела, припав на тетиву
Как молния предгрозовая,
Ещё один  удар готовя по врагу…

И вздрогнут вновь земля и небо,
И будет враг отброшен вспять!..
А  позже, в книгах, быль и небыль
Об этом станут подавать…

Пройдут гвардейцы вдоль Кремля
В победном, праздничном параде…
Но вскоре Малая земля
Затмит окопы Сталинграда…
В небытие уйдут колонны
С победным шелестом знамён…
А сколько шелухи ещё прочтём –
И новых Ворошиловых-Будённых
В спасители  державы возведём!..


 Поэт на эту тему непредвзято
Сказал, как различают ратный труд:
Мол, города сдают всегда солдаты,
А генералы их – берут…

Историк, надолго склонись!
Тома и тысячи страниц
Энциклопедий, изысканий,
Альбомов и воспоминаний,
Почти что сказочных преданий,
Где  правда с вымыслом сплелись,
Перетряси и разберись!

Не именами генералов,
Не блеском орденов и звёзд
Держался тяжеленный воз,
Который  вся страна толкала,
Работавшая на износ.
                ***

И я в свои двенадцать лет
Чинил обшивку самолётов.
«Потрясная»  была работа!
Такой сейчас -  в помине нет…
Снаружи мастер молотком
В заклёпку колотил добротно,
А я внутри держал плечом
Удары,  керн прижавши плотно.
Заклёпка сплющена. К другой
Ползу я в тесном фюзеляже.
«Дуэт» наш с мастером отлажен:
Он – бух! – в железо, я – глухой.
Мы, как в немом кино, рукой
С ним разговаривали даже.

В часы налётов я не слышал,
Как дробь осколков била в крышу…
Да. Вот она была такая –
Прифронтовая мастерская.

Я в тех дюралевых сигарах
С керном проползал ровно год.
Вполне и мой мог самолёт
Под Курском наносить удары.
Так что историк пусть учтёт:
На истребителях  «Ла-5»,
Блестевших новыми боками,
Стояла и моя печать,
Оттиснутая синяками
                ***
 Год 43-й… Боль и гнев.
Сыпняк. Бесхлебье. И разруха.
И смерть – беззубая старуха,
Шагающая по стране..

Вчера, хватаясь за плетень,
Соседка выла с почтальонкой:
Та ей вручила похоронку,
А в доме пятеро детей.
А в доме хлеба – на укус.
А дом – шары катайте! – пуст.

В обмен на два ведра картошки
Всё спущено – до детской дошки.
Куда ей сунуться с бедой?
К кому? Вокруг одно и то же.
Нет ничего детей дороже!
Но как ей справиться одной,
Когда старшому только десять,
Меньшой же – около пяти?

…Мне и сейчас бы не ответить
На этот крик её души.
Лишь матери одной известно,
Как выжили они тогда.
Да старший вспомнит иногда
И недогуленное детство,
И недосытые года.

Он первым весть нам принесёт,
Что, мол, в училища сбирают
Детей фронтовиков, сирот…
А он? Он в моряки желает,
А «пехтуру» не признаёт.

Сосед мой рыжий! Разве кто-то
В ту пору мог предугадать,
Что наша матушка-пехота
Сумеет вскоре пол-Европы
В победном марше прошагать?...

Меж тем мальчишки, как солдаты,
Заполнили военкоматы.
Счастливчиков улыбка метит:
Ещё б, в Суворовское едет!
Сбылась мечта как вещий сон
И у соседского парнишки.
Небрежно мне он бросил: «Слышь-ка,
В Нахимовское определён!...

Ну а пока под стук колёс
Всё дальше, дальше мы от дома.
И вторит песням паровоз,
Нас унося от Волги к Дону.
                ***
…Могли ли мы предполагать,
Что в третий год войны суровой,
Нас бальным танцам обучать
Начнут, как было в дни Петровы.
В  мазурке станем мы скакать
И чинно плавать в пазефире.
А падеспань, а вальс-бостон,
Фокстрот и танго, тихий стон
Завистниц юных?... Нынче в мире
Стал забываться светский  тон.

Страна моя! В каких сусеках
И из каких скребла углов,
Чтобы голодных пацанов
Взять в 43-ем под опеку?
В тот год, - как много это значит! –
Собрать нас, вшивую братву,
Со всех сторон – и на Придачу,
В Воронежское СВУ.
                ***
А город - полностью в руинах!
(Два года длился артобстрел), -
Но каждого из нас, как сына,
И накормил, и обогрел…

Нам, старшим, было по тринадцать,
По восемь-девять – малышне.
Отцы одних в могилах братских,
Все остальные – на войне.

И будут новые повестки,
И боль в мальчишеских глазах,
И ночь в иссушенных слезах,
И клятвы жаркие о мести.
Побеги будут на фронты
И очень скорые возвраты…
Там взрослые нужны солдаты,
А кто такие  -  я и ты?
Пока ещё мы мальчики,
В чернилах наши пальчики,
С погонами, но мальчики,
Коснувшиеся зла…
Война не только мачехой –
Наставницей была.
                ***

Итак, суворовцы!.. Взят общий старт.
И кросс наш – в верхнем направленьи,
Десятки лет и по крутым ступеням.
Осилишь три учебных заведенья,
Тогда и генералом сможешь стать…

Всё для тебя!
Впереди путь большой –
Мальчик с погонами,
Шаг строевой.

Мы как бы у подножия вершины
И, вроде б, изначально
Все равны?
Суворовцы, вперёд – на Аппенины!
Нам никакие бури и лавины,
И никакие горы не страшны.

 Вытянут в струнку
И взор боевой –
Алый погон,
Шаг строевой.


Но на поверку вышло – не равны
Мы  оказались в этом марафоне:
Тут папа – генеральские штаны,
Там дядя – чуть не маршала погоны…
С такой вот форой, молча до поры,
Блюлись «и честь, и правила игры».
                ***
Сменивши лапти и опорки
На хром ботинок дорогих,
Мы всё ещё несли в подкорке
Себя – полураздетых, злых.
 И были драки в кровь и в синь:
На то они и есть – мальчишки!
Но чаще синяки и шишки
Носили те, кто их просил…
Не объяснить в душе пожара,
Что постепенно отступал.
Мы все в отрочество вбежали
Как золушка на первый бал.

И семена не сразу зреют,
И урожай считать потом.
Но, всё же, чуточку добрее
Мы становились с каждым днём.
То, что сегодня дедовщиной
Зовётся в армии, у нас
Не прижилось бы и на час,
Поскольку не было причины…

Соревновательность во всём –
В учёбе, спорте, играх, плясках
И, что греха таить, в подсказках
Объединяла в общий дом.
                ***
Как ждали мы походов летних
И как готовились к ним мы!
Один Бобровый заповедник
Всей этой стоил кутерьмы…
А бор, ещё с времён Петра
Для корабельных  мачт, взращённый,
А дым вечернего костра
Среди стволов позолочённых!

Всё повторялось поутру,
Всё звало к жизни и добру…
И если кто-то в споре с ними
Винит других, во всём кляня,
Пусть помнит: есть огонь без дыма,
Но нету дыма без огня…
                ***
Не только прошлое нас учит, нет:
Учитель наш – чужие беды.
Мне даже в сладкий день Победы
Был горек праздничный обед.

Да, в этот день километраж
Исхожен был рекордный нами!
Парадный шаг. Парадный марш.
Цветов букеты под ногами…
Салюта гулкая гроза.
На улицах – людские реки.
И тут же – боль в иных глазах,
Заледеневшая навеки…

А я невольно вспоминал,
Как в 41-ом нас бомбили,
Как на людей осел вокзал
В обломках кирпича и пыли.
Мне не забыть, как «мессера»
Строчили в крыши эшелонов,
Как дети плакали в вагонах,
Прильнувши к мёртвым матерям.
А молнии свинцовой боли
До ночи беженцев кололи…

И если есть на свете ад,
Я побывал в нём! Это факт.

Те дни во мне как бы застыли.
И в день Победы – каждый май –
Стучат, стучат, стучат в затылок:
«Не забывай…  Не забывай…».
                ***
Страна моя, в каких сусеках
И по каким скребла углам
Ты в том далёком 43-ем,
Чтоб нам, голодным пацанам,
Шагать и дальше
Вровень с веком?
А были…  Были времена.
Хлебнули мальчики сполна…

Стих чужой чуть-чуть
Переиначив,
Говорю от первого лица:
Звонкий путь.
Который  нами начат,
Был пройдён не всеми
До конца…
Я и сам познал,
Как много значит
Хладнокровный
Росчерк
Подлеца…

Воспоминанья,
Паруса расправив,
Неудержимо
В прошлое плывут.
Куда их путь,
В какую гавань?
И радостным ли
Будет рандеву? -

В ту школу, что ходил,
Давно снесли.
Училища – их два – закрыли.
И институт, увы, похоронили…
Так корабли,
Оставшись на мели,
В песок, бывало,  напрочь
 уходили.
Но мы же  - люди,
Мы не корабли.

Где ты, откликнись!
Услышь голос мой,
Алый погон,
Шаг строевой!
                ***

Вот слова, мне близкие по генам,
Нравятся кому-то, или нет, -
Выстрадал их Сигарев Евгений
(Между прочим, как и мы, кадет):
«Командармы без высоких званий
И комбриги в красных галифе,
Как могли вы жить без указаний,
Без вечерних девочек в кафе?
……………………………………………………
А проснись, вы поняли б едва ли,
Где чужой, а где сегодня свой…
Шумный кайф, что вы не признавали,
Наверстали правнуки с лихвой.

Замерли у видеоэкрана
Пленники  стриптиза и лассо.
Им понятней длинный крик Тарзана,
Чем приказы Фрунзе и Лазо.
Не хватает времени на книги.
Дома скачут мультики в тепле…
Где вы, командармы и комбриги,
Почему вы снова не в седле?»…

Ищу не в случаях слепых,
Ищу в источнике глубоком
И объяснение пороков,
И меры исправленья их.

Необразованный солдат?
Он выпущен таким из школы.
И офицеров - целый ряд -
Лишь полуграмотны, не боле.
Нет обязательности, веры?
Ни силой, ни умом не взял?
Какой он профессионал?!
Встречал я и лжеофицеров,
И генералов-лже встречал.

И трудно в чём-то их винить:
Они – эпохи порожденье.
Но надо, надо без сомненья
И, скажем так, - без промедленья
(Как это странно ни звучит)
Порядки  «старые»  вводить…
Ещё в Суворовском бодрили
Себя мы спортом. Им влеком,
Свой день заканчивал я гирей
И непременно – турником.

И позже было не до лени:
С утра, лишь чуть глаза протёр,
Зарядка, бег на косогор…
Да, командир ещё и тренер,
И в чём-то даже – каскадёр.

Как он – без права на ошибку,
Как он – без права на подлог.
Отдай солдату всё, что мог,
И он в любом бою не сникнет!! –
В броске на 40 километров
(Три пуда веса на себе),
В стрельбе ночной по силуэтам,
А также – в снайперской  стрельбе.

И был чтоб снайпером эфира,
Любую рацию чтоб знал.
И чтоб, желательно, до дырок
Он книги классиков читал…

Мы против войн!
И в этом смысле,
Коль армия пока нужна,
Желаем знать:
А сколько числит
Расходов
На неё страна?
Когда от нас,
Ничто не пряча,
Затраты эти
Сократят?
Когда за счёт
Высоких качеств
Другой
Появится солдат?

Где ты, куда
Запропал,  дорогой –
Алый погон,
Шаг строевой?
                ***
Воспоминанья словно буря,
Вдруг налетит девятый вал –
И ты в зубах у острых скал,
Как сорванный с канатов буер.
…Поволжье. Тихий городок,
Что в 41-ом дал приют нам.
Почти полвека не был тут я,
Всё, как-то, выбраться не мог.

Брожу. Кажись, вот этот дом.
Но он тогда казался выше…
Вдруг голос за спиной:
«Эй, слышь-ка,
Вы что тут чалитесь, пардон?»

Смотрю в глаза: всё те же искры.
Но где же рыжие вихры?..
«Прошу на стопку чая, мистер!» -
Он, улыбаясь, говорит.

Мы усидели до утра с ним,
Чёрт знает, сколько коньяка!
И вёлся разговор не праздный
У отставного моряка.

Он вспоминал,
А я вздыхал…


- «Мать схоронил в 49-ом.
Ей не хватило просто сил
Одной тянуть ораву. Братьев,
Как мог, до дела доводил
На лейтенантскую зарплату
И на пайковые харчи.
Чего уж там, не будешь гладким,
Поев раз в день пустые щи…»

Я видел: пусто в доме этом.
Уюта нет. Хозяйки нету.

И братьев нет. Вот, бедолаги!
Один толпой искромсан в Праге.
Другой,  лишь в армии  наевшись,
Был взорван с танком в Будапеште…
Пятидесятые – шестидесятые!
И без войны, а всё же клятые,
Коль и тогда моя отчизна
По сыновьям справляла тризну.

Но на особицу был дан
Его семье Афганистан.
Два сына -  командиры рот,
Ушли из жизни в один год.
Сидит напротив. Жилист. Крепок.
А жизнь сложилась так нелепо!..
Не поднимая грустных глаз,
Он продолжает свой рассказ:

«Был старший сын мой по раненью
Домой отпущен. Как мгновенье
Прошло полмесяца. Мы с ним,
Бывало, ночь всю просидим. –
Понарассказывал он мне
О той неправедной войне.

Нет, не в душманах дело, спорю!
Ну сколько их? Ну, тысяч сорок?
Тогда зачем, по воле чьей
Мы десять лет палили порох
На эту горстку басмачей?..

Да и в военном отношеньи
Промашки были. Посуди:
Один радист – на отделенье –
И ни бельмеса, к сожаленью,
Был в этом деле командир.
Случайно, что ли, первый выстрел
Предназначался по радисту?..
И не понять, где друг, где враг.
Не всяк выдерживал в горах…»

Молчу. Согласен. Сам не рад,
Что знаю это, как не просто
Добиться за два года роста
Хотя бы в «физике» солдат.
Я речь веду об общей массе.
Десантники – отдельный ряд,
Но и у них, я слышал, спад.
Специалисты говорят,
Что рейнджеры повыше классом, -
Но думаю, что – невпопад!

Да, нужен профессионал,
Боец «без страха и упрёка», -
Чтоб подготовку начинал,
Как мы в Суворовском –
До срока!

Чтоб, скажем, десять лет всего
Служил бы за большую плату.
И, если подписал контракт ты,
То совершенствуй мастерство
Без понуканий, -  самолично! -
Себе кузнец и контролёр,
Ты должен знать любой мотор,
Чтоб стало вертолёт привычно
Водить, как бронетранспортёр.

Чтоб знал оружие чужое,
Чужой язык чтоб стал родным,
Чтоб помнил: не наёмный воин –
Ты прочный щит своей страны!
Учтён в её большом хозяйстве
И в деле воинском учтён.
И чтобы знал:
Российской властью
Ты социально защищён.

Должно так быть!
Тут нет и спора…
Но вот когда?
Задержка в чём?
Пока же, дальше разговоров,
Мы в этом деле не идём.

…Берётся снова за табак
И трубку старый мой моряк:
«Глядишь, и время мчится скоро
С попутным ветром в разговоре.
Ты где служил?
- Был в егерях. Потом – граница…
- Всё, понял! – Он смежил ресницы, -
А мне, представь, что до сих пор,
Нет-нет, да снится мой линкор!..

Но к разговору. Моё мненье –
Готов его, солёна мать, -
На всю страну я прокричать:
«В чужой отчизне с населеньем
Негоже русским воевать»!..
Себе окажется дороже,
Да и аукнется потом,
Когда вот так, через порожек,
Шагнёшь в свой
Опустевший дом.

В ту пору -  самому аукать!
И хоть кого ни виновать,
Но в доме главного нет – внуков.
А одному стариковать…

Да что судьба? Судьба – злодейка!
Давай, на посошок налей-ка,
Чтоб нам расстаться без греха.
Жена? А что жена?
Лет двадцать.
Как разбежались. Если вкратце:
Дано не каждой
 дожидаться
Из дальних странствий моряка.
Такая вот, браток,  уха…

И помни, что моё корыто
Для корешей всегда открыто
И «стопка чая» – мой закон!
Но если что, для пользы быта
Гнать вместе будем самогон. -
Держи клешню! – кивает он…

Светает. Воздух словно горный.
Недавний дождь промыл весь смог.
Хоть  надышаться, что ли впрок?

Спит безмятежно тихий город,
Давно не ведавший тревог.
А бед людских и в нём по горло.

                ***
В  «Гражданке» я давным- давно.
Кропаю пьесы, эпиграммы.
Из-за последних часто ранен
Бывает автор заодно…
 Но в схватках у бильярдной лузы
Такие раны не страшны.
В дни мира торжествуют музы.
Орудия зачехлены.

Моя рука давно познала
И меч, и мирное орало.
Но можете поверить мне,
Что в наши дни иным, бывало,
Жилось трудней, чем на войне.

Там мог решить одной гранатой
Бой на последнем рубеже.
А как вот сладить с бюрократом
В его сановном блиндаже?

Как, сопоставив свои мысли
С уже свершившейся судьбой,
Не оправдаться пред собой
За то, что в чём-то
Главном скиснул.
За то,  что сам
Порыв свой стиснул.
Не вызвал подлеца на бой,
Не написал правдиво поесть.
Не всё, что надо бы, сказал.
В конце концов,
На мелочь совесть
Хоть раз,
Но всё же разменял!..

Не оттого ли
Вновь меня
Всё чаще  тянет
К самолётам,
К той оглушающей работе,
Которую не клясть нельзя:
Что надоели мне до рвоты
В чиновных креслах обормоты,
Хамелеонство, «доброхоты»
И вместо дела – болтовня…

Как правил нет без исключенья,
Так всем понравиться нельзя:
Творить легко в уединенье.
Вслух мыслить лучше при друзьях.
И хоть мы все из той эпохи,
Какую модно костерить,
Небестолково жизнь прожить –
Уже, наверное, неплохо?
                ***

В Петровском сквере падают каштаны.
Осенний ветер гонит жёлтый лист.
Сегодня здесь седые ветераны -
Суворовцы в Петровском собрались.
Воронеж, здравствуй,
Город наш любимый!
Ты помнишь ли тот 43-ий год,
Когда ты принял под свои руины
Детей войны?
Мы помним этот год.

…В Петровском опалённые деревья,
Чужих могил
в Кольцовском сквере – ряд.

И провода – оборванные  нервы –
Среди развалин
На ветру дрожат..

Три года посреди
Твоих развалин,
Где каждый дом
Был вдребезги разбит.
Мы по субботам мусор собирали
И горы щебня сыпали в отвалы,
Чтоб привести тебя
В нормальный вид…

С тех пор мы
Поднимались вместе,
С тобой, мой город, крепли и росли.
Ты нам помог.
И мы, сказать по чести,
Тебе посильно тоже помогли.

Да что считать! Кто мог тогда измерить
Любовь к тебе
Мальчишеских сердец?
Ты был как мать,
Которая  в нас верит
И строгим был,
Как любящий отец…


Через года, традициям верны,
Сюда придут кадеты-ветераны,
В Петровский сквер,
Как мы, придут они,
Под шорох
Листьев
И каштанов…

Все города по-своему красивы.
Но ты, мой город, детище Петра,
Спускавший корабли свои в моря,
Был и остался гордостью России…

Ну, что ж, вот
И приходит расставанье.
Прощай, Воронеж!
Встретимся ли вновь?
Мне чьё-то
Вспоминается признанье:
С годами, мол, длиннее расстоянья
И всё короче старая любовь.

А если, скажем, сердце защемило? –
Давно по жизни, став сибиряком,
Я верил только
В собственные силы…
Но вот вчера их больше было…
Так пусть любовь питается добром!

…Кружаться листья, падают каштаны,
Редеет сквер в предтече зимних снов.
И в пелене осеннего тумана
Кивает город окнами домов.

                ***