реквием любви

                Серое, низкое небо, с клочьями тяжёлых, тёмных туч грозило снегом, который     всё ещё кучковался  у заборов, в кустах, под скамейками, не охотно расползался, обнажая прошлогоднюю ржавую траву и безобразно откровенный мусор. Снег не валил, но мелкий, совсем не весенний дождик, периодически добавлял промозглого холода. Сырой холодный воздух норовил забраться под одежду и в жильё человека надеясь отогреется, коль солнышко не греет. А Солнышко с Весной никак не хотели найти взаимопонимания. Весна капризничала, куксилась, не хотела просыпаться и приниматься за работу, ленилась, потягивалась, тянула время и совсем не спешила радовать людей так страстно ждущих её прихода.
             Уже вечерело и заметно похолодало. Маленькая, съёжившаяся  фигурка, торопливо шла слякотной тропинкой, старательно обходя лужи и прижимаясь к домам и оградам.
    Руки засунуты в карманы  демисезонного  пальтишки, покрасневший нос в высокий шарф, а вязаная шапка натянута не только на уши, но и на лоб, на плече болтается сумка. Холодно, сыро, зябко, препротивно. Вот уже и показался бабушкин дом. Предвкушая  тепло и горячий чай с вареньем, девушка ускорила шаг. Хлопнув калиткой, пробежала вдоль окон и, махом проскочив три ступеньки, оказалась в сенях. Быстренько скинула промокшие ботинки, дёрнула тяжёлую дверь и … О, радость! Наконец-то, долгожданное тепло со знакомыми ароматами.
              - Ба! Я пришла! Ты где? Что не встречаешь? Ох, и погодка! Мерзопакостная! – приговаривая, стягивала с плеч влажное пальто, одновременно разматывая шарф и скидывая шапку – И это называется Весна? – обиженно пробурчала себе под нос и, по-громче – Бабуля, отогрей, чаем напои, а кормиться я домой поеду – Вдруг испуганно насторожилась ответной тишиной – Бабуля, да где ты?!-  И распахнула тяжёлые, старинные портьеры в глубину дома.  У круглого стола, покрытого той же тканью что и портьеры, сомкнув руки сидела её бабушка
             - Гость к тебе, Катерина. – тихо произнесла бабушка.
    Мужчина, который при виде вошедшей, торопливо поднялся и, развернув  плечи серьёзно, но чуть смущённо поглядел Катюше в лицо.
               Она же замерла или обмерла, крепко зажмурив глаза, но тут же широко их распахнув. Нет! Видение не исчезло. Это Он! Да, да, это был Он!  Ничего не соображая, ошарашенная, с каким-то птичьим писком она кинулась на него и повисла, обхватив шею, со всей силы прижавшись к лицу, ощущая родное, как оказалось не забытое тепло
    В голове у неё всё плыло, ни одной определённой мысли, только стоял ритмичный звон. Это Он! Это Он! Это точно Он, действительно Он! Живой, не из сновидений и воспоминаний, а родной, тёплый, настоящий.
    Вопросов: откуда, как, почему и зачем, не возникало. Его руки подхватили ей спину и она, ещё теснее прижавшись к нему, целовала ему лицо стремительными, короткими, быстрыми поцелуями, боясь не успеть, потерять, упустить казалось зыбкую реальность. Обоих била мелкая дрожь. Он взял её за лечи и, чуть отодвинув, заглянул в лицо, которое видел всё сразу, целиком в обрамлении колечек тёмных волос.
     На его немой вопрос, ты моя, ты по - прежнему  моя,  всё ещё моя? Или уже чужая? Ответили её сияющие глаза, в невесть откуда-то взявшихся слезах радости.
              Они целовались так словно шаткий карниз гранитного утёса вот – вот рухнет из-под ног, словно наступает конец света. Словно они были одиноки во всём мире и в  этот последний жизненный миг, нужно успеть отдать друг другу всю силу своей любви, всю эмоциональную страсть и нежность, отбросив все сомнения, уповая на Веру, Надежду и Любовь.
               В какое-то мгновение она ощутила что сознание расплывается, уходит, как это произошло очень давно когда Он так же внезапно вернулся из Германии. и Она просто свалилась ему на руки, очнувшись на диванчике в бабушкиной спальне. Казалось это было очень давно, не всего-то шесть лет назад, а кажется миновала жизнь или пол жизни…
                - Откуда ты взялся? Как?
                - Прилетел
                - Зачем?
                -  Тебя увидеть. – Он, наверное, не ожидал такой взрывной реакции, но ради того чтобы почувствовать такие сумасшедшие эмоции и понимать, что именно он их вызвал, стоило лететь в неизвестность.
      А чего Он  ждал? Что хотел, или точнее чего не хотел или опасался увидеть, пролетев пол страны. В чём же хотел убедиться сам, лично, заглянув ей в глаза
     У него в памяти сохранился адрес её бабушки и, не надеясь ни на что. Он рискнул  лететь. Когда-то, давно, именно из этого дома счастливый до умопомрачения  он увозил её, свою единственную, любимую к себе на родину в суровые северные края. Тогда, дилетантски трогая струны старенькой бабушкиной гитары, чуточку грассируя, очень   проникновенно выговаривал: « Ты у меня одна, словно в году весна…» и тёплым взглядом обнимал, ласкал её, и Она замирала, свято веря, что слова этой песни принадлежат ей, только ей одной и единственной в целом мире. Они были молоды и счастливы и вместе, вдвоём им было ничего не страшно, все невзгоды нипочём. Их союз благословила сама Её Величество Любовь.
                - Наверное, ты летел по делам  и, нечаянно оказавшись здесь,  решил попутно завернуть ко мне?
                - Нет, я летел тебя увидеть, но не знал, где искать думал, что ты вышла замуж, сменила адрес, или куда-нибудь умотала, от тебя можно ожидать чего угодно, ты словно ветер, неизвестно куда дунешь.  Вся надежда была только на твою бабушку.
    И вот я здесь, Как видишь не ошибся.
                А дунуть вместе со мной ты тогда не рискнул? Как же я могу выйти замуж, если я всё ещё твоя законная жена? –Ей было невозможно поверить, что Он прилетел к ней и  Она сквозь слёзы вопросительно глянула на него – Ведь это так?
     Они снова обнялись, оторваться, расцепить руки не было сил. Наконец, чуток опомнившись, они вернулись в действительность. Бабушки за столом не было. Ушла, наверное, чтобы не мешать молодым.
                Они переглянулись и, как нашкодившие котята распустившие вязание, двинулись в кухню. Бабушка  невидяще глядела в окно, за которым всё та же осенняя и сумеречная серость, приправленная моросящим дождиком,  Веки её глаз покраснели, плакала.  Внучка обняла её и, прижавшись к ней горячим лицом прошептала – Бабулечка, ну ты чего?  Может теперь всё будет хорошо?
                - Бог рассудит, ему видней. Ты к себе? Вдвоём?
                - Мне бы на почту – виновато сказал Он – телеграмму отправить домой. Мама наверняка волнуется.
                - Наша-то почта, поди уж закрылась –с сомнением произнесла бабушка. – Вам  придётся ехать в центр, на главпочтамт.
                - А-а! Нам, куда  бы не ехать, лишь бы вместе – Счастливая, возбуждённая его Любовь  улыбалась ему чуть припухшими губами торопливо одеваясь. У неё была очаровательная улыбка. Личико лукавой девчонки с ямочками на щеках и лисёнкиными  глазками. Он любовался, с облегчением узнавая в улыбке, свою прежнею, любимую, единственную.
                - Носки смени, чай мокрёхонькие. Простудишься – нарочито ворчала бабушка, подавая ей сухие носочки.- Ну, ступайте с Богом. – И перекрестила  во след.
                До центра ехали в стареньком  автобусе, который переваливаясь, старательно  объезжал лужи и ямы, полные раскисшей грязи, некогда асфальтированной дороги. Час пик миновал, основная масса пассажиров после работы уже отдыхала и отогревалась по домам. 
     В полупустом автобусе люди дремали или тупо глядели в никуда, серые,  промокшие одежды, унылые озабоченные лица, и никому дела не было до счастья пары, стоящей на задней площадке, сцепившей пальцы рук  не отводившей глаз друг от друга.
                От остановки,  подгоняемые ветром и непогодой, побежали к старинному зданию главпочтамта, расположенному за сквером на одной из центральных улиц  города. На углу сквера Он притормозил, и по-хозяйски не выпуская Её руки спросил у личности «кавказкой внешности»
                - Почём цветочки?
     Личность в кургузом пиджачке и фуражке «аэродром» топталась перед чемоданом, на котором лежали жалкие, подвядшие, или подмороженные  тюльпанчики и обхватив себя за локти  крупными, красными руками, шмыгая красным носом, почему-то прошептал
                - Одын штук руб - наверное, совсем замёрз.
                -  Котёнок, где у вас ближайший цветочный магазин? Я тебе целую вечность не дарил цветов! Её сердечко ахнуло! Он назвал её так как когда-то в прошлой жизни.
                - Да магазины уже закрыты! Поздно! Теперь, разве что, – в раздумье, но сияя глазами, она сказала – в центральном гастрономе, на площади, но там только гвоздики.
                - Ваш Гастроном мы обязательно посетим! Я думаю нам сегодня необходимо шампанское! – развеселившись сказал Он – А вот гвоздики…Это совсем не то…Ладно. Бежим давать телеграмму.
                Несколько человек толпилось возле стойки. И пока Он брал бланк и заполнял его, притулившись у кряжистого, с исцарапанной и исчерченной столешницей стола Она стояла у окна и мысленно видела тот далёкий суровый, заснеженный город, куда сейчас полетит телеграмма и Его маму, которая, волнуясь,  распишется  в её получении. Отсюда, издалека тот далёкий город помнился ей огромным снежным шаром из которого торчали дымящиеся трубы. А там в самой серёдке этого шара кипела и бурлила деятельная жизнь. Она горела, сверкала, светилась, своим теплом раздвигая жизненное пространство. Там любили и рожали детей, ходили в гости, в кино и театр, учили и учились, ссорились и мирились, разрушали преграды и строили заново. Свою силу, противостоять суровым условиям, там воспринимали, как обыденность. И ничто не могло изменить стойкости этих людей, их душевной широты, открытости, любознательности и любви к жизни.
                Кажется, это было, совсем  давно, когда Он увёз её к себе на родину и Она, совсем девчонкой, с разбега бухнулась с головой в незнакомую для себя окружающую среду. Другой мир, другой город, другие отношения между людьми, где дома стоят на сваях, а снега их заваливают до второго этажа, где летом тундра расцветает упрямыми жарками, а морошку можно горстями брать, где на праздники из тундры приезжают на оленях, ветвистые рожки которых украшены красными бантиками. Всё было ново и захватывающе интересно. Его родные, друзья и просто знакомые приняли её радушно, открыто и благодаря её коммуникабельному, лёгкому характеру ей не пришлось приспосабливаться, адаптация  прошла естественно. Она полюбила местную кухню и уплетала строганину из рыбы и оленины, как настоящая северянка, вызывая одобрительные улыбки.
                - Ты, что задумалась, Катюшка? – тревожно заботливый взгляд
                - Да так…Вспомнилось…Отправил?
                - Конечно. Пошли спасать любителя тюльпанов – и Он радостно возбуждённый за руку потянул Её на пяточёк у сквера, где всё ещё дядька пританцовывал возле своего чемодана, шмыгал  носом и потирал красные руки. Наверное, совсем замёрз на нашем, хоть и Южном Урале.
                - Так почём цветочки-то?
                - Бэри так. Совсэм заморс.
                - Я спрашиваю, что за чемодан хочешь?
                - Чемодан!? – у дядьки глаза из орбит полезли
                - Да не чемодан! А то что в чемодане!- Смеётся Миша – Там они, я думаю, поживее! Открывай, показывай товар лицом!
    Она с изумлением наблюдала, удивляясь, сомневаясь и не одобряя  Его весёлости, но дядька глянул на Неё «ястребиным взглядом» и поцокол языком, что-то гортанно пробормотал, затем откинул крышку чемодана.
     Внутри заботливо прикрытые тряпицей тесно лежали цветы, головка к головке, только красные тюльпаны.
                Взяв из чемодана какую-то часть Он  сунул Ей в руки, оставшуюся большую, как смогли вдвоём с продавцом  завернули в тряпки.
                - Теперь только такси, в автобус не пустят! И, обязательно, через гастроном!
     Дядька, замёршими, негнущимися пальцами считал деньги и прежде чем
     сунуть их за пазуху странно, пристально поглядел на девушку и, вздохнув, покачал головой
                Таксист, заразившись Их весельем, шутил, не ограбили ли они цветочный киоск, а они сквозь смех шушукались и беспрестанно целовались, распространяя восторженную радость на всё вокруг.
                Наконец они добрались до дома. Перешагнув порог квартиры, Он схватил её в охапку, цветы посыпались к их ногам.
                - Теперь я никуда тебя не отпущу! Хватит! – Он говорил яростным шёпотом, глядя ей в глаза.- Ты всегда поступала, как хотела, а я всегда уступал тебе – Лицо его казалось жёстким, чужим
    Она подняла руки и погладила Его по упругим щекам, коснулась пальцами мягкого носа, провела по  сжатым губам
                - Ты мой мягкий плюшевый медвежонок!
     Михаил нетерпеливо дёрнул головой, освобождаясь от её рук, и продолжал
                - Я же просил тебя не торопиться, не совершать ошибку, не спешить, но ты улетела. Я решил, что тебя позвал тот, «первая любовь»,
     помнишь, когда мы летали в отпуск, ты мне его показала.
                - Чушь, какая! Это был мой одноклассник! И поэтому ты отпустил меня одну!?
                - Может это правда была твоя Любовь и ты рвалась вернуться сюда.- он говорил тихо с грустью, с болью – Знаешь, я не понимаю, как можно самым сильным чувствам определять порядковый номер. Любовь – это Дар Божий. Любовь даётся людям свыше один раз в жизни. И совсем не важно, сколько у человека может  быть жён, мужей, самых разных  встреч, увлечений, но Любовь она одна! Одна единственная! И если не уберёг, потерял, мимо прошёл, в суете не заметил, такое часто встречается, то пиши – пропало, остаётся всю жизнь хлебать суррогат, принимая его за бальзам Любви.
                - «Они любовь схоронили, крест поставили на могиле…»- прошептала Она, прикрыв глаза.
                - Что ты несёшь!!! О чём ты!?
                - Стихи.
                - Это не хорошие стихи! Не правильные! – Он с силой встряхнул её за плечи – Оглянись! Вот же она, наша с тобой Любовь! Она с нами! Она всё ещё с нами, а ты говоришь – схоронили! Я её чувствую, вижу, а ты? – ОН обнял её всю, как получилось, и нежно поцеловал в губы, что напомнило ей Его прежнего. – Котёнок, я так скучал по тебе, без тебя, я так хотел и хочу тебя. Я всегда хотел тебя, быть рядом с тобой, чувствовать тебя, трогать тебя всю и везде, ощущать твоё тепло и твою близость.
     Мы же рождены друг для друга! И я верю, что и тысячу лет назад мы с тобой любили друг друга, но что-то или кто-то нас разлучил, но судьба, проведение, или чёрт его знает, что опять нас столкнуло в этой жизни,  на вечерней улице твоего города и я пошёл за тобой. Ты всегда привязывала меня не ниточкой, не верёвочкой, а более прочной привязкой. Спроси меня сегодня, я не помню, как ты выглядела, во что была одета, но это была ты, а потом я ежедневно в своих письмах говорил тебе о своей любви. Помнишь? – Он прижал её так сильно, что дышать стало не возможно, а увернуться ей совсем не хотелось.- Я прошу тебя, любимая.- смущаясь, на ушко прошептал - исполнить свои супружеские обязанности – Ну, пожалуйста, очень прошу!  Я так соскучился! Я тосковал без тебя.
                - Давай вначале пожалеем цветы.
     Их было такое множество, что пришлось заполнить все вазы, вазочки, банки, кружки и даже ведро. Теперь вся квартира цвела, полыхала красными тюльпанами, раскрывшимися в воде и тепле.
                А потом был фантастический фейерверк чувств. Огонь без слов, пламя без огня.
    Говорили между собой их горячие тела, руки, ноги, глаза. Говорили без слов губы, и казалось, кожа откликалась, общалась, сливалась во что-то однородное, цельное, общее, единое.  Любовь их увлекала в заоблачную высь и вновь опускала на землю. Иногда воронка чувств затягивает людей во временной вакуум, где не существует ни прошлого ни будущего, а есть только миг слияния Духа, тела, эмоций. Слияния двух созданий Божиих, мужского и женского начала.
                Почти утром Он провалился в каменный сон, крепко прижав и обхватив её руками и ногами. Очень осторожно Она выбралась из его объятий. Поднялась и смотрела на него, оказывается самого любимого своего мужчину, единственного во всём свете. За время разлуки Он возмужал, превратившись из юноши в мужчину. Тело было чистое, с гладкими, во сне расслабленными мышцами. Его мама, родом толи из Тувы или Бурятии, черноглазая смуглянка передала сыну  цвет кожи лёгкого загара, а  большие карие глаза мечтателя, романтика ему достались от отца родом с Украины.
                Она смотрела на своего мужчину, натурально свалившегося к ней с неба.  Он неожиданно ворвался в её жизнь, вернувшись из прошлого, и взорвал стоячее болото обыденности, перетряхнув всё, что она старательно прятала по уголкам будничной жизни, прятала от родных, друзей, знакомых  и не только знакомых. Что- то теперь будет? Что это?
    Продолжение, возвращение прошлого или совсем новое?
                Вздохнув, она направилась в кухню и, посмеиваясь над собой решила, что нужно исполнять свои супружеские обязанности в полной мере, а именно накормить своего мужчину. А вот чем? Это вопрос сложный, учитывая её теперешний образ жизни. Провела ревизию своих запасов. Обнаружилось немного муки и чуток замороженного фарша. Значит, будет самая привычная и понятная еда – пельмени. Замешивая тесто, и подготавливая фарш, она погрузилась в воспоминания, от которых отделаться было никак невозможно.
                Там, в далёком северном краю, Она, как-то удивительно быстро  научилась носить шапку-ушанку и повязывать шарф так, чтобы оставалась смотровая щель для глаз, носить толстенные штаны и не чувствовать себя в них медведицей,
    а «унтайки» обувь из оленьего меха просто очаровала. Такая  ляпота!  А  какая  удобная, мягкая и совсем не скользит по снегу! А снега на родине её любимого были знатные, а пурги злющие! И если придёт озверевшая пурга, то только берегись, кажется,  дом на сваях прыгает, и рамы в окнах трещат! Зато, если приходило Сияние, то Любимый выдёргивал Её хоть из постели, что бы показать эту красоту. Она затаив дыхание, заворожено глядела в тёмное небо, по которому бесшумно и величаво, отливая  радужными всполохами, колыхался чарующий занавес, словно обдуваемый дыханием Земли. Он, гордый стоял рядом, будто бы именно он придумал это природное явление и именно для неё, и великодушно, широким жестом дарил его ей. А ещё бывали праздничные посиделки в кругу его одноклассников. Это было так здорово! Как правило, присутствовала гитара и зачастую, не одна, вино, лёгкие «бутерики», плитки шоколада и песни, стихи и снова песни. Самые популярные в то время «Морзянка», «Увезу тебя я в Тундру», а потом появились кассеты в исполнении В.Высоцкого, которые прослушивались, приглушив звук, ощущая себя чуточку диссидентами и это было очень остренько!
                Позднее пришла Тоска, чёрная, гнетущая со слезами, истериками, депрессиями, обмороками, слабостью физической и моральной. Раздражало абсолютно всё: толстые одёжки, зимой круглосуточная ночь, под разноголосые завывание пурги, летом негаснущее солнце, когда совсем не понятно толи утро за окном, толи вечер. Надоело мясо и рыба. Хотелось квашеной капусты, зелёного лука,  редиски, самой обыкновенной, розовенькой хрусткой редиски, с бабушкиной огорода, которую можно было выдернуть из грядки, побултыхать  в бочке с дождевой водой,  вонзить в неё  зубы, выплюнуть  длинный хвостик, и откинуть зелёную ботву. Хотелось прежней, самой обыкновенной жизни и совсем без северной экзотики. .Раздрожало обязательное посещение докторов, где говорилось  о нарушениях сердечно-сосудистой системы, о диетах и запретах на многое, чего бы хотелось в обычной жизни. Медики хором предупреждали о нежелательной беременности, которая просто убьёт молодую женщину, впрямую говорили о перемене места жительства, о смене климатических условий. Все эти ограничения имели обратный эффект и Она капризничала на всю катушку, от всей души, протестующей этим запретам, отказывалась им подчиняться и вести предписанный,.рафинированный образ жизни
                А сейчас Катя продолжала работать. Маленькие комочки мяса заворачивать в тесто и «писано», как учила бабушка, соединяя края, слизывая слёзы текущие по щекам и губам. Как теперь жить дальше? Его внезапное явление из прошлого не просто снег на голову, а пурга, ураган чувств, сбивший её с только, только намечающегося жизненного пути, который она осваивала, привыкая жить без него.
                Ведь всё было ясно, Она улетает, Он остаётся на родине. Были тяжёлые прощания, обещания друг другу обязательно соединиться, только вот где? За период разлуки связи не было никакой, ни почтовой, ни телефонной. И вот, пожалуйста, принимайте! Конечно, Он прав, юридически Она ему жена, но прошёл не один год, а почти три года – это целая жизнь. Ей, по возвращению домой, нужно было как-то обустраивать свою новую жизнь, привыкать, приспосабливаться, искать в ней для себя местечко, но жить стало не интересно, потому что рядом была пустота.
      
 
                Он проснулся так же внезапно, как и  провалился в сон. Как от толчка он вернулся в явь, которая оказалась просто потрясающей, ясной, явной, более чем живой и самой настоящей. И сейчас ему казалось, что ничего не потерялось и не закончилось, а только сейчас и начинается, и их жизнь, совместная жизнь вполне реальна.
                Он огляделся. Спальня совсем маленькая, кровать да узкий плательный шкаф. У окна задёрнутого  тюлем лёгкое кресло, где вперемешку их одежда и полная тишина. Где же Она? Ушла? Быть не может.
         …И зачем я только отпустил её тогда! Нужно было закрыть двери, запереть на все мысленные и не мысленные замки, связать, уговорить, убедить не совершать ошибку, не спешить, одуматься, но разве Её возможно удержать, ведь это же «ветерок». Совершенно своевольная, не предсказуемая, с постоянной сменой настроения, но такую он и любил.
                Тогда, давно в их прошлой совместной жизни он, как мог боролся с угнетающей её тоской, старался любовью, заботой, лаской растопить намечающийся лёд в их отношениях. Чувствовал себя виноватым оттого, что он жил в своём привычном от рождения Мире и этот его Мир отвергал, не принимал любимую. Если удавалось где-нибудь раздобыть живой цветок, то он приносил его ей, сохраняя у сердца, но реакция всякий раз зависела от её настроения. Иногда радостная, ликующая благодарность, но чаще поток слёз и сквозь рыдания, а дома черёмуха отцвела и сирень цветёт во всю, и слёзы, слёзы, слёзы. Получалось, что Дом для неё там, а здесь, в его Мире она просто гостья. Он запрещал себе обижаться, и уговаривал, как мог, но ему было трудно, тяжело, больно от того, что ничего не получалось. И что со всем этим делать они не знали. Она улетела, а он остался в своём Мире, где ему без неё стало совсем невмоготу, и он отправился в её Мир, искать её и, наконец,  нашёл. Это шанс, надежда.
              …мы оба осознали, что только вместе мы одно целое и у нас всё получится.- спокойно с твёрдой убеждённостью он подумал – Я не полечу обратно и будь, что будет.


                Её он нашёл на крохотной кухне, сидя у стола в какой-то балахонистой мужской футболке она лепила пельмени. Обняв её всю сразу, поцеловал в шею, под завитки волос, и в щёку, влажную от слёз.
                - Зачем слёзы? Ты плакала?
                - Вот плачу, потому что мужа кормить нечем – и улыбнулась, искоса, снизу вверх поглядев на него, - Я почти не готовлю для себя и холодильник практически пустой. Обнаружила чуток фарша в заморозке, да нашлась мука. Так что будут пельмени.
                - Что ж меня не разбудила? Толкнула бы в бок, а то одна лепишь.
                - Ты уже забыл, что эту работу я люблю делать одна.
                - Ну, может привычки поменялись, нет? Тогда я съем целый тазик, очень есть хочется.
                - Кто б сомневался, да вот только тазика не получится.
                - А пельмени! Да под шампанское! Такого сервиса даже у нас не бывало!
                - У меня с 8марта осталось не много коньяку.
                - О-о! Значит, будет «Дружба народов»! Помнишь наш фирменный напиток?
                - Разве это забудешь, только коньяк не армянский.
                - Пойдёт! А чья эта квартира? Ведь не твоя?
                - Можно сказать мамина, она вышла замуж и эта квартира её мужа, а он её предоставил мне. Кстати, они сегодня вечером собираются нас навестить.
                - Значит, на первое время у нас будет где жить. – и, отвечая на её изумление – А что? Ведь всё же ясно. Я никуда не лечу – И крепко обнял её, но она резко вывернулась и со сдержанным, внутренним ликованием.
                - Как это не полетишь?! А как же работа, родители? В конце- концов у тебя там твой дом.
                - Я понял, что мой дом рядом с тобой – и поцеловав её руку в муке добавил – вместе с тобой. И, вообще, раз у нас сегодня будут гости, просто необходимо пробежаться по магазинам и пополнить твой холодильник
    Я не прав?
     Она только вздохнула. Внутренний трепет её не отпускал – неужели это всё происходящее не сон? Он нашёл её, вернулся к ней и категорически не желает возвращаться на родину. Он остаётся здесь, с ней! - …Я попала в сказку. Ведь такое встречается только в волшебных сказках! И как я позволила себе потерять, оставить Любовь. Просто ворона! И слава Всевышнему, который вновь столкнул наши линии жизней, наши судьбы!




              И все-таки Весна, наконец, проснулась. Ни дождя, ни снега, но небо ещё хмурилось редкими облаками от белого до серого цветов, сквозь которые, улучив окошко, выглядывало солнце Они шли по центральным улицам города. Катя держала мужа под руку, и не веря своему счастью, шагала рядом.
                - Я совсем забыл этот город.
                - Да ты его и не знал, забывать нечего.
                - Нам нужно закупить продукты. Правильно я понимаю?
                - Да, нужно купить что-то такое, что быстро готовиться. Вот и кулинария. Завернём? Здесь отличные полуфабрикаты. Конечно, редко, но я всё же, забегаю сюда.
    Кулинария располагалась в цокольном помещении многоэтажки, солидного дома сталинской постройки. Три широких ступеней вниз к двухстворчатым дверям, которые открывали просторный зал, украшенный витринами с соблазнительной выкладкой продуктов.
                - О! Да мы здесь всё и закупим! А цены-то! Совсем смешные цены!
                - Это для тебя, гостя с севера смешные, – проворчала Катя – а для нас эти цены смеяться запрещают. Кстати, это дорогая кулинария, но искать дешевле нам время не позволяет.
                - Смотри, какие тортики! Я помню, что ты обожаешь кремовые розочки, горький шоколад и любые орешки! Ты же не только котёнок, но ещё и шустрая белочка, а ещё бываешь сверчком. – приобняв за плечи заглянул в зарумянившееся от ласки лицо.
     Держась за руки, словно боясь потеряться, они внимательно обследовали все витрины, советуясь, что купить к столу для приёма гостей и радостно ощущая это единение. Наконец, выбор был сделан, покупок оказалось предостаточно.
                - Как же, в чём мы это всё понесём? – растеряно спросил Он, но у неё в сумочке нашлась тряпичная «авоська» - А говоришь, дисквалифицировалась как хозяйка! Ты у меня всегда молодец! – и довольный поцеловал её в губы, а она сердито зашипела
                -  С ума сошёл! Люди смотрят!
                -  А, пускай смотрят! – И озабочено – Так, теперь дело за  напитками. Командуй, в какую сторону двинуть?
                -  Надёжнее всего в центральном гастрономе.
                -  У-у! Опять колымага автобус?
                -  Да нет – смеясь сказала она – Отсюда троллейбус до площади, это меньше двух остановок – и заглядывая ему в лицо попросила – Если тебе не тяжело, может, пройдёмся пешком, погодка вроде позволяет.
                - Конечно, пройдемся, хоть город посмотрю.
               Не торопясь, прогулочным шагом они направились к центру города, где и находился главный гастроном, фасадом глядящий на вождя пролетариата установленного на высоком постаменте в центре площади.
    Широкий тротуар, которым они шли, отделялся от проезжей части двойной посадкой кудрявых липовых деревьев с набухшими почками, готовых встречать весну. С левой стороны тянулась решётка чугунной изгороди с опорными столбиками каменной кладки, за которой кустилась буйная растительность с, плотной густоты, пока ещё голыми ветками.
                - Это сквер? – Он с любопытством и удовольствием посматривал вокруг, отмечая чистоту и опрятность улиц.
                -  Скорее парк, точнее детский парк. Он был заложен ещё в первые годы советской власти. Там в глубине есть какие-то аттракционы, кафешки, планетарий. Сейчас мы с тобой дойдём, где на углу парка стоит памятник героям гражданской войны, очень впечатляющая скульптура. Этот памятник так и называется «Орлёнок». Когда я занималась в студии мы с группой часто приходили сюда на рисунок.
                - Ты не оставила своё увлечение?
                - Нет. Я поступила на заочное отделение в институт искусств.
                - Ну, ты даёшь! Это же здорово! Вот молодчина!
                - А ты не бросил институт? – Он немного замялся – Когда ты улетела, я брал академ, но сейчас всё в порядке.
    Они так долго не виделись и ничего не знали друг о друге, что с радостью узнавали об успехах друг друга. Было ощущения знакомства  вновь.


                Ближе к вечеру пришли гости. Мама расцеловала зятя, выражая радость столь неожиданному визиту.
                - Да у вас здесь море цветов! Катька, да он тебя просто засыпал цветами. Ну, и Михаил! Знакомся, зятёк - это мой муж Никита Алексеевич. Мужчины пожали руки.
     Муж оказался не высок ростом, с приятной, доброжелательной улыбкой, располагающей к общению, но держался с достоинством. – Вот сразу видно, что в моей холостятской берлоге поселилась любовь. Я прав?
     От нас гостинчик к столу - и протянул Катерине красивую упаковку, в которой оказалась бутылка водки под названием «Посольская»
     Катя, на правах хозяйки, пригласила всех к уже накрытому столу Сервировка приборами оставляла желать лучшего, ну тут уж что нашлось в холостятской «Хельге» Зато еда на тарелках впечатляла  и вызывала аппетит: румяные отбивные с хрустящей корочкой и столь же румяный запечённый картофель, всякие разноцветные салатики и конечно же селёдочка с обязательными колечками лука. Украшали стол: роскошный букет тюльпанов, бутылка шампанского и десертное вино «Варна» в высокой бутылке с длинным узким горлом.
                - Молодец, Катерина, не разучилась столы накрывать.
                - Мы вместе готовили.
                - То, что вместе, дорогого стоит – мать была очень довольна и, одобряя,  улыбнулась зятю.
    Михаил взял в руки Посольскую и рассматривая  этикетку сказал
                - Впервые вижу такую. У нас таких не бывает.
                - У нас тоже не везде можно такую приобрести – с оттенком самодовольства заметила  тёща.
                - ну значит попробуем ваш дефицит.- и на правах хозяина застолья  уточнил – Дамам тоже водки? – Но дамы отказались, заверив, что ограничатся болгарским вином.
                -  Минуточку, товарищи, – вмешался Никита  Алексеевич – Я считаю, что нужно начать с шампанского и тостом за молодых! – улыбаясь, подмигнул Михаилу – Все за? Воздержавшихся нет?
                -  Все, За! Тон смени, - смеялась мать – всё же не на партсобрании!
     Пенистое шампанское разлили в разномастные фужеры и приподняв, соединили.
                -  А шампанское-то тёплое…да наверное и горькое – и вроде дурашливо, залихватски крикнул – Горько!!! Сколько лет в браке? Шесть. Мать, такая свадьба как прозывается? Не помнишь? А я и не знаю! Без разницы! Горько!!! Катя с Мишей целовались, и всем было весело.
                -  Ну, что, Михаил, я так понимаю, ты приехал насовсем?
                -  Вообще-то у меня  обратный билет.- и торопясь, - я же совсем не знал куда лечу, где и с кем Катя. Я её нашёл и хотел бы остаться, – вопросительно, умоляющее, глядя на жену,- и вижу как она рада этой нашей встрече.
                - Да, уж. – тихо промолвила мать, поднеся руку к глазам.
                - А я считаю, что нужно решить и закрыть все вопросы там, дома и затем уже приехать насовсем. - Неуверенной скороговоркой  произнесла Катя.
                - Ну -у -у, - протянул Никита Алексеевич – это не серьёзно, не дело кататься сюда, туда да обратно. Расходы, то да сё. А жить вполне можете в моей квартире – и, приобняв, за плечи жену, добавил – мне у матери  больше нравиться, а там видно будет. А все ваши вопросы можно решить через почту. И я прошу прощения, – он стащил с себя пиджак, и ослабил галстук – есть сильно хочется! – оправдываясь – Я ведь прямо с работы.
     А у вас на столе столько вкуснятины!
                Застолье пошло своим чередом. Никакой скованности все участники не ощущали. Ели с аппетитом, пили с удовольствием, беседа велась легко и не принуждённо. Тема разговора, понятное дело, крутилась вокруг образа жизни на крайнем севере в сопоставлении местных условий.
     Учитывали все параметры: климат, погоду, цены, трудоустройство, очерёдность на жильё, мобильность и множество других преимуществ.
     Выходило, что здесь всё же жизнь легче, удобнее, комфортней, а там труднее, суровее, обусловлена многими ограничениями, но хорошо оплачиваемая.
                - Получается за длинным рублём погоня – резюмировал Никита Алексеевич. Судить нельзя, каждый выбирает  то, что по сердцу.
                - У меня выбора не было. – Серьёзно возразил Михаил. – В самом начале Великой Отечественной Войны моих родителей, как комсомольцев призвали на строительство металлургического комбината в Заполярье, отца с Украины, маму с Алтая, а  потом и я родился, так что получается я, да и мои родители, коренные северяне и, если честно, я очень люблю свою малую родину.- грустно закончил он.
                На грустной нотке заканчивать вечер не хотелось, но время близилось к полночи.
                - Так, молодёжь, нам пора в сторону дома. Катерина, вызови такси. А пока ожидаем…на посошок, на посошок! Так не уеду!--  Балагурил Никита Алексеевич. Стоя, у порога выпили на дорожку, Катя с мужем спустились за родителями к подъезду, но машина ждала на углу дома. Прошлись и расцеловались на прощание. Проводили. Заметно похолодало, даже морозно, а они вышли без курток.
               - Бежим быстрей – у Михаила стучали зубы, так продрог.
               - Тоже мне северянин. – фыркнула Катя – А ты часом не заболел?
               - Скорее это нервное, пройдёт.
     Дома она глянула на него и охнула, - Нет, похоже тебя лихорадит. Давай- ка в ванну и греть ноги, а то, как же ты полетишь?
               - Я никуда не лечу.
               - Конечно, не летишь, а греешь ноги. Что же ты прилетел в лёгкой куртке? Видимо ещё днём продрог.
               - Я же летел на юг.
               - Тоже мне нашёл юга! Сейчас лечиться будем. Как горло?
               -  Да просто знобит.
    Она растёрла его остатками водки и натянула на голое тело свитер.
    Ванная в этой малогабаритной квартире вполне соответствовала габаритам и была необычно  короткой с выступом для сидения. Катя набрала горячей воды и усадила мужа, накинув ему на плечи плед.
              -  Сиди и грейся. Я приготовлю тебе чай с коньяком. Жди.
              -  Может лучше кофе с коньяком? Умильно-просящий взгляд.
              -  Кофе нет. Обойдёшься чаем. – Вскоре принесла большую кружку ароматного чаю, сунула ему в руки, погладила по волосам, поцеловала.
              -  Сиди и грейся, а я приберу со стола – и вышла.



              Быстро собрала посуду и унесла её в кухню. То, что можно сохранить убрала в холодильник, что-то в помойное ведро и, усмехаясь себе – Видать не совсем дисквалифицировалась – перемыла посуду и бокалы.
     Настроение приподнятое, омрачалось состоянием мужа. Как же он долетит со всеми пересадками. А, может, правда пускай остаётся? Она замерла, задумавшись
        ….Ой, ну это же такие сложности с документами!  Протерев, убрала посуду в посудный шкаф под названием «Хельга», которым её мать очень гордилась. Можно подумать, что все эти новомодные атрибуты жизненного пространства, имеют важное значение в ценностях взаимоотношений между людьми.. Достала полотенце и отправилась проверить страдальца, как он там?
    Катя вошла в ванную комнату, полную пара. Он сидел, нахохлившись, на плечах плед, голые ноги в воде.
               Свет, дай полотенце, я как мышь мокрый!
     У Катюши похолодели руки, держащие полотенце. Имя! Чужое имя, чужой женщины, привычно, обыденно, по-домашнему прозвучавшее из уст её любимого воткнулось вязальной спицей ей в грудь и вышло где-то на спине. Она окаменела и, глядя ему в затылок, видела как зашевелились короткие  волосы. Он резко встал – понял свой промах и, повернувшись, не узнал стоящую перед ним женщину с прижатым к груди полотенцем. Так не бывает, что бы в миг, произошли такие перемены, но сквозь него глядели совершенно пустые глаза, завитки волос обвисли вдоль серого лица, словно облепленного паутиной. Он испугался, а она, повесив полотенце ему на плечо и, не слушая того, что он что-то возбуждённо говорил, вышла, аккуратно прикрыв дверь.
              Жизнь остановилась, воздух замер, мысли стали в ступор. На ватных ногах она добрела до спальни и ничком рухнула на кровать.
     …Как же это так? Всё ложь! Лживые объятия, поцелуи, слова любви, страстный восторг соединения.  Да нет – этого просто быть не может! Ну, зачем-то он прилетел. Зачем?
     Вот это удар! Есть выражение – ниже пояса, но этот удар нанесён точно в цель, прямое попадание в душу, которая скорчилась от боли, как цветок от пламени костра и осталось только ватное тело, насаженное на спицу.
     За прошедшие годы, Катерина, можно сказать, примирилась со своим, мягко говоря, не определённым семейным положением – юридически замужем, но фактически не « за мужем», а сама по себе. Она вполне допускала, что за период разлуки там, в далёком, северном далеке у него могли быть какие-то увлечения, но так по-домашнему, машинально произнесённое женское имя, объяснило ей все его умолчания. Все иллюзии, навороченные ею. рассыпались в пыль, растаяли, как хрустальный ледок на весенних лужах под уверенной ногой.



             Он пришёл за ней и присел на край кровати. Как начинать говорить и что объяснять? Он так её любил, что никакой вины за собой не ощущал. Он любил только её, другое и другие для него ничего не значили.
              - Катя, я любил, люблю  и буду любить только тебя одну. Ты это прекрасно знаешь и так как, я люблю, тебя больше никто любить не будет.
              - Зачем ты прилетел?- Она говорила, уткнувшись в подушку,
              - Я хотел встретиться с тобой, увидеть тебя.
              - Чтобы убедиться, что я нашла тебе замену – Она села и смотрела прямо ему в глаза. – и, с чистой совестью, считать себя свободным от брачных уз? Кто это, чьё имя так неожиданно вырвалось у тебя? Кто эта Света? Это твоя женщина?
              - Это сестра Сашко. Он вызвал её с Украины. У нас же можно заработать.
              - И, между прочим, скрасить твоё одиночество. Сашко всегда знает, где можно выгоду поиметь! Больно уж идея хороша. Квартира свободна, одна баба  с воза – другую привезём!  Издалече пригласим, свою, роднэсиньку! Все довольны! Получится идеальный семейный квартет!
    Сашко - женат на твоей сестре, а свою сестру под тебя пристроил! Красота!
     Всё в шоколаде и все довольны! Так?
             - Котёнок, но мы ведь потеряли друг друга, теперь вновь нашли!
             - Не называй меня котёнком! Зачем ты сейчас-то объявился!? Зачем!? Зачем мне всю душу вывернул!? Ты мне лгал! Лгал словами, душой и телом! - она уже кричала и, наконец, брызнули слёзы. Он обнял её и целовал быстрыми поцелуями лицо, волосы, руки, баюкая, как ребёнка.
    - Зачем ты только вернулся, зачем вернул любовь и забрал вновь?
    Ну, скажи, зачем всё это было!? Зачем!? – Она уже рыдала в голос, всхлипывая и икая.
     Он принёс ей чаю с хорошей порцией коньяка, уложил в постель и сам прилёг рядом. Она уснула быстро. Помог ли коньяк или стрессовые переживания, но она спала. Он лежал рядом с ней, но теперь между ними пролегала вселенская даль, через которую ни перелететь, ни перепрыгнуть, ни перешагнуть, ни пешком пройти и, ни даже рукой коснуться. Похоже, рухнул под ногами тот карниз утёса,  на котором ещё недавно они так упоительно и  самозабвенно целовались.
             Он думал, как же вернуть искреннею доверчивость любимой.
    ….И как это у меня вырвалось то имя? Я не хочу лететь обратно. Только здесь, рядом с Катюшкой, моему сердцу хорошо, радостно и покойно. Как же теперь её убедить, что остаться мне необходимо, нам обоим необходимо. Найти и вновь терять! Нет, нет, что-то нужно делать, но что!?
    Эта настырная, упрямая девчонка  всё сделает по своему, как решит она.
    И вполне может меня просто выставить из своей жизни, скажет, разбирайся, а там посмотрим. Если придётся, то и разберусь! А что такого!? Мама меня поддержит, она Светку терпеть не может, ну , а Сашко, что ж, особо друзьями мы и не были, будем явными врагами. Ну, и чёрт с ними! А ведь я трушу! Получается я трус!? Да-а-а! Дела! Так с тяжёлыми, безрадостными думами  незаметно заснул.



               Он открыл глаза в новый день, заглядывающим солнцем в окно. Гнетущая тяжесть неясности, неопределённости проснулась вместе с ним. Он не знал какое решение примет Она, не знал, боялся и надеялся.
    Весь день впереди. Самолёт поздно, почти ночью. Может ещё не всё потеряно и разлад в отношениях можно исправить. Он совсем не хотел возвращаться. Там так пусто, колко и безрадостно, ни как.
              Она ещё спала, пока рядом, свернувшись по - кошачьи и упрятав нос в подушку. Ему очень хотелось её разбудить, но нельзя. Ничего нельзя!
     Осторожно поднявшись, он прошёл в кухню. Напился воды из под крана и закурил под форточкой, глядя в окно. Весна торопилась догнать упущенное, день обещал быть весёлым и солнечным. Ветви деревьев, растущих у дома достигали окна и Михаил глядел на их набухшие почки, готовые вот – вот лопнуть и раскрыться нежной зеленью. Весна. У них здесь уже весна, пора любви и жизненного роста, а у нас там снег и снег.
               - Куришь? Дай мне сигарету. – Она вошла неслышно и прищурившись глядела на него.
               - Я заметил, что ты уже не куришь.
               - Да, как вернулась домой. В нашей родне никто не курит, даже мужчины, так всегда бабушка говорила - и деловито полезла в холодильник. - А лучше бы, сперва позавтракать.  Еды много осталось.
    Катино замечание он воспринял упрёком. У него-то как раз курили все родные, друзья и их жёны, не курили разве что младенцы.
              - Я ничего не хочу. Разве только тебя…- тревожно – вопросительно заглянул ей в лицо, но кроме печали оно ничего не выражало. Восторженный свет любви погас, не оставив даже лучика.
              - Сожалею, но как раз сегодня я не съедобна. И он понял, что нельзя,,, Ничего теперь нельзя.
              После завтрака Катерина затеяла мытьё окон, работа серьёзная  и трудоёмкая. Она старалась отвлечь свои мысли от неизбежного. Решение ею принято, теперь осталось дотянуть до рейса вылета.
              Радуясь весеннему дню, улица стала оживлённой. Катя посматривала на снующих возле автомобилях людей, а на детской площадке детишек в ярких курточках. Она завидовала всем этим людям  деловито занятым  собой, своей жизнью, своими заботами и проблемами, проблемами своих родных и близких, и возможно не только близких. Жизнь продолжалась. Её самой пора начать жить своей жизнью, строить её самостоятельно, не оглядываться на прошлое, ну а прошлое, если оно достойно, проявит себя рядом с ней.
             Миша старался быть нужным и как мог помогал ей в затеянной работе, менял воду, подавал и подносил всё, что ей требовалось.
    Пытался заводить разговор, оправдываясь объяснить не находя нужных слов, коснуться её как получиться, заглянуть в лицо, поймать ускользающий взгляд. Говорил, что возвращаться домой ему нет ни какого смысла, потому что он всё равно вернётся к ней.
    Она не уклонялась от его попыток приласкать, но разговора не поддерживала, обходясь односложными репликами, улыбаясь, одобрительно кивала, соглашаясь с ним, но её душа рыдала, чувствовала, знала, что эта  встреча последняя, что видит она его последние часы и минуты. Было очень больно и она сдерживала себя из последних сил, торопя  вечер – скорей бы кончилась эта пытка! Хватит! Нет сил!
                - Я не хочу улетать! Не гони меня, пожалуйста. Пойми же, люблю я только тебя. Только ты, та с кем я чувствую себя живым. Только ты!
     Я порву билет и останусь!
                - Ты забыл, что твой паспорт вместе с билетом у меня? Ты же сам мне отдал. Страховка? Так вот документы я отдам регистратору, перед посадкой. Приговор был отложен до вылета.
                - Значит прогоняешь?
                - Ты свой выбор сделал, только я так и не поняла, зачем ты летел сюда? Ну, да об этом уже говорить не стоит. Если решишь – вернёшься.
    Я подожду.



               Такси пришло точно по времени. До вылета два часа.
                - Возьми цветы. Может, довезёшь – Катя подала ему букетик.- У вас ещё снега, а ты с тюльпанами. – Он отрицательно покачал головой. – Возьми, возьми маме отдашь. Ты же провожал меня с букетом жарков.
                - Помнишь?
                - Конечно, я всё помню.
    Молча сели в такси. Говорить уже было не о чем. Он обнял её и не выпускал руки. Она же молча, глядела в никуда и слёзы опять наворачивались на глаза. Этого он уже не мог вынести и схватив её в охапку мял и целовал, - моя! Ты только моя. Ты не хочешь меня отпускать!
    Давай повернём обратно! Ещё можно, ведь я же здесь с тобой! Мы вместе!
               - Эх, ты, мой плюшевый медвежонок. Нет, лети, а там как получится.
     В аэропорту в него как бесёнок вселился, он мешал ей отдать документы на регистрацию, подталкивал к выходу, прочь тянул за руку от стойки, и сник только по окончанию процедуры. Девушки регистраторы смотрели на не обычную пару  с удивлением, кто-то сочувствуя, кто-то с насмешкой.
              Катерина смотрела ему в след, и покинула вокзал, дождавшись взлёта самолёта. На душе у неё не просто кошки скребли, от неё отрывались кусочки и летели ему во след.
                « Они Любовь схоронили, Крест поставили на могиле,
                Слава Богу, сказали оба…»






             Заплаканная пассажирка села на заднее сидение, назвала адрес и сразу отвернулась к окну. Водитель, пожилой дядечка, в зеркало видел, как она вроде украдкой вытирала щёки, похоже, плакала. Понятно, вздохнул он, видать  проводила близкого, дорогого человека и никакие слова участия не высушат те слёзы. У подъезда Катя попросила водителя подождать минуточку, а после отвезти её по другому адресу.  Она поднялась в квартиру забрать необходимые мелочи, и сразу бросились в глаза тюльпаны. Они так же пламенели по всему дому. Как после покойника, мелькнувшая мысль ужаснула, сжала сердце. Цветы не знали какое горе у хозяйки и старались радовать победным цветом.
     …Видеть не могу! Наверное,  всю жизнь буду ненавидеть красные тюльпаны!
              Почти, совсем ночью добралась до  бабушки, та всполошилась спросонья, пыталась что-то спросить, но Катя в ответ.- Потом. Всё потом.
    Утром, совершенно больная, Катерина отправилась к себе на службу. По роду деятельности, находясь вроде бы в коллективе, она работала одна, поэтому подружек – товарок  не заводила и свои сокровенные, личные дела ни с кем не обсуждала. Доверенным лицом и любимой подружкой для неё была её родная бабушка.
             Вечером в доме бабушки Катю ожидала мать. И началось…
                - Управилась!? Спровадила мужика? Я всегда знала, что ты не от мира сего, но это же надо быть такой круглой дурой!  Ведь он не хотел обратно. Он же любит тебя ненормальную! Когда это настоящее, то видно любому даже со стороны!
                - Там у него Света – пробурчала Катя.
                - Да хоть тысяча свет! Ты ему жена! И жена любимая! И что ты хотела, чтобы мужик три года жил схимником?! – фыркнула возмущённо мать.
                - Мама! Да он не просто спит с ней! Она живёт в нашей квартире и спит с ним на нашем диване!
                - Опомнилась!? А где ты-то была? Нет, ты не просто дура, ты законченная идиотка. Обещал вернуться? Вот и жди у моря погоды. И так жила не пойми что – ни жена, ни вдова, а теперь что?- Явно расстроенная мать махнула рукой. – И что я теперь Никите скажу? Стыдоба!
    Бабушка не вмешивалась, только переводила взгляд с дочери на внучку.
                - Да что уж теперь говорить. Жила бы с мужем в квартире, а то сводите концы с концами вместе с бабушкой.
                - Мама! Прекрати! – и сменив тон, - мама, я тебя попрошу выбросить все цветы из квартиры, а то я туда не зайду.- и умоляюще – пожалуйста. Видеть их не могу!


             И потянулись дни ожидания, от звонка до звонка. Катя повеселела. Возвращение мужа к ней становилось реальностью. Переговоры велись раз в неделю, иногда чаще, как правило,  он звонил на стационарный телефон в квартире Никиты Алексеевича с телефона своих родителей, но
     много ли наговоришь за пять, десять минут. Однако Миша сообщал ей о всех своих новостях, как сдал сессию, а институт – то в Красноярске, на работе предупредил о возможном увольнении, что делать с квартирой будет решать мама. Много говорил о своей любви, предвкушая встречу.
            Своё местожительство Катя определила у бабули. Она выросла в этом доме, рано оставшись без отца, и именно здесь ей было комфортно, уютно, привычно, тепло рядом с любимой, прекрасно понимающей её бабушкой, которая была для неё другом, подружкой, наставником, советчиком и самым близким человеком.
             Как-то вечером, уже лёжа в постелях, они обсуждали прошедший день. Планов не строили вслух, боясь спугнуть удачу, но понятно каждая ждала приезда Михаила. Тему разговора  развивала бабуля и говорила, что пора бы прополоть на огороде картошку, что должен быть не плохой урожай помидоров, а на огурцах завязь появилась и нужно готовить банки под засолку, а в погребе ещё прошлогодние стоят.
            - Катерина, ты бы хоть на работу девчонкам снесла или так кого угостила. Слышишь, нет? 
            - Бабуль, а я сейчас спущусь в погреб – вскинулась Катя и принялась быстренько одеваться.
            - Да ты что, всполошенная! Темно там, ночь на дворе. Завтра день будет и возьмёшь всё что надо.
             - Сейчас. Где фанарик? Ага, нашла – и уже из кухни – Да не волнуйся ты так. Я скоренько.
     Бабушка тоже поднялась, надела халат поверх ночнушки и вышла в кухню.
     Катюша управилась быстро и втащила в кухню, прижимая к груди аж две банки, побольше с помидорами, другую с огурчиками.
             - Глянь, бабуля, я там и помидоры нашла! – Счастливая, открыла крышку с огурцов, пальцами выудив верхний,  зажмурившись, захрустела добычей. Бабушка внимательно глядела на неё и вздохнув,
             -  И-и-и, милая моя, да ты никак тяжёлая – грустно произнесла. – Когда регулы-то твои? Хоть помнишь?
             -  Не-а! Я же не слежу. Придут в своё время.
             -  Теперь, знать-то не придут. Спала с мужем-то?
    Катерина зарделась и замерла с хвостиком огурца во рту. Что такое бабушка говорит? Да неужто, она забеременила!? Жила, жила с мужем там на севере и ни-ни, хотя врачи, конечно, предупреждали, но и не было ничего!  А тут, вот тебе и пожалуйста!
              -  Открой-ка грудь, я погляжу – строго сказала бабушка – Ну так и есть. Проводила ты его в апреле, а на днях июль заступит. – Она с жалостью глядела на притихшую внучку. – Что делать-то будем?
              -   А что в таком случае делать? - Отчаянно и со страхом заявила
    Катя – Наверное, рожать! У Кати голова пошла кругом. Вот это да! Эта новость, как новый виток в её жизни. Всё встало с ног на голову. И как же это она не заметила. Они с мужем уже думали над этим, в смысле, что кто-то из них лишён возможности к продолжению рода, но не очень переживали, потому что им и вдвоём было не плохо. А тут такой подарок!
               - Мужу-то скажешь? – расстроенная бабушка не знала, как воспринимать такую новость, радоваться или огорчаться. Ситуация была, ой какая не обычная.
               - Нет, пока. Приедет сам увидит, а не приедет…Так тому и быть. Нет, ничего говорить не буду. Подожду,- и подумала, а звонков-то уже полмесяца как не было. Подожду. 
               -  Катя, - осторожно начала бабушка – матери-то сказать надо, как ты думаешь? Новость-то важная.
               - Ой, баба, не знаю, как ей сказать. Крику будет!
               -  Да не утаишь ведь. Никак не получится.- вздохнула озабоченно. Дойду к ней на работу и скажу. – и махнула рукой предупреждая Катины протесты. – Успокойся, не сейчас, не сейчас.- Спать ложись. Ночь давно.


                Долго ждать терпения Катерине не хватило, и она решилась сама позвонить на квартиру Мишиных родителей. С замиранием сердца ждала, кто же ответит. Трубку подняла свекровь.
                - Добрый день Анна Фёдоровна. Это Катя.
                - Катюшенька, здравствуй милая моя! Очень рада тебя слышать, только, как же ты меня назвала? А, дочка? Ну-ка, ну-ка?
                - Здравствуйте, мама.
                - НУ, вот. Другое дело. Ты же для меня дочка и другой снохи мне не надо! Ни видеть, ни слышать не хочу.
                - Миша как? Давно мне не звонил.
                - И к нам давненько не заходил.- замявшись продолжила – Эх, доченька, и зачем только ты его отпустила!? – в голосе слёзы – У них там с этой хохлушкой дым коромыслом. Он к тебе рвётся, а та его держит. Ещё бы! Такого парня, да готовенького, с образованием, квартирой, да зарплатой! Приволок её Сашка на нашу голову. Беда, Катя.
     Говорить больше было нечего, молчать – дорого. Катя попросила при случае сообщить Михаилу о разговоре и положила трубку.
     На душе тучи чёрные. Что же у него там происходит и что теперь будет с ней и с маленькой жизнью внутри неё.


                Сразу после работы к ним в дом прибежала мать и сразу с порога
                - Это что за новости!? Правда что ли? Может, ты ошибаешься?
                - Сядь и успокойся. – Бабушка взяла инициативу, принимая удар на себя. – Я сегодня блинчиков напекла. Вот попьём чайку, да поговорим спокойно. Хочешь с вареньицем или масла растоплю, а дочка?
     Сколько себя помнила Катя, она ни разу не слышала, чтобы бабушка повышала голос, но так скажет, что ушки прижмёшь, и сделаешь, как она велит. Поэтому, уступив поле боя бабуле, Катюша помалкивала и с аппетитом уплетала блинчики.
                - И чего ты в крик-то вошла, будто девка принесла в подоле.  Чай, с законным мужиком спала. Вот диво-то!
                - Да мужик-то улетел, а нам хлебать! Кто знал, что эта дурёха его выставит. Гордость видно раньше её родилась.
                - Девичья-то гордость никогда не была помехой.
                - Вот родит, а Вы, мама нянчиться  будете – и обращаясь к дочери.- Катерина, какой срок-то, может успеешь аборт сделать?
                - Ты, дочка, похоже спятила? На что девку толкаешь? Первый  он у неё! Как можно? Да и грех большой.
               -  Мама, Вы уже не молоденькая. Как же справитесь? И условий никаких, воду носить, печку топить, дрова наколоть.
     Бабушка выпрямилась и не повышая голоса.- А об чём ты сама-то думала? Аль забыла, как схоронив мужа, малую девчонку на меня кинула, а сама на каток да на танцы? А сейчас про условия заговорила? А когда твой ребёнок у меня жил, другие условия были? Молчишь? То-то.
                - Мама, да простите Вы меня Христа ради!
                - Ишь, какая теперь умная да холёная, совсем совесть порастрясла.
    Мать ушла притихшая. Прощаясь, обняла Катю, что было большой редкостью, прижала к своей груди. У обеих на глазах слёзы, Пугала неизвестность, настораживала. Что-то будет, да как?


                За период ожидания Катерина почернела, больше молчала, даже с бабушкой разговаривала односложно. Вечерами сидела на крытом крыльце, снова появилась привычка курить, несмотря на токсикоз. Бабушка сторожко следила за ней, ворчала за курево, но с расспросами не лезла.
                Приглашение на переговоры пришло ещё через полмесяца. Катерина уже не ждала от них ничего хорошего и перевела  разговор на домашний телефон, чтобы не рыдать на глазах у изумлённой публики в междугородке главпочтамта, а к рыданиям она уже была готова.
                Предчувствие её не обмануло. Михаил сообщил, что прилететь он не сможет, так как Света оказалась беременной.
                - Катюша, милая, ты же знаешь, как я хотел ребёнка, но не так и не этого! Я хотел нашего с тобой ребёнка! И вообще, не пойму откуда этот ребёнок взялся! Я летал к тебе, потом на сессию в Красноярск, но бросить её в таком положении я не могу. Катя не хотела всего этого слушать, но пальцы  держащие трубку, свело судорогой и она не могла их разжать.
                …Ты даже не знаешь, любимый, что наш с тобой ребёнок уже есть и ему как и мне сейчас, наверное, очень больно. А Миша продолжал её умолять простить его задержку, обещал всё равно вырваться и вернуться.
                - Я не могу просить тебя подождать, но надеюсь быть с тобой вместе. – через тысячи километров она слышала его голос.
                - Миша, я знала, что так и будет. Не рви сердце. Всё хорошо. Расти ребёнка и будь счастлив. Спасибо за любовь, Прощай.
    Он что-то пытался кричать в трубку и вдруг вмешался голос телефонистки.
               - Девушка, я продляю минуты! Договаривайте, пожалуйста.
               - Спасибо, не нужно.- Катя положила трубку, отметив про себя, что телефонистка слышала разговор и проявила сочувствие.
    Вытянувшись на диване, она смотрела в окно. Раздался звонок, но она выдернула вилку из розетки и продолжала лежать. Комната вращалась, а люстра танцевала на потолке. Было так плохо, как никогда.
     Завозился ключ в замке – это пришла мать.
               - Лежишь? Ревёшь? А я тебе говорила!
               - Мама вызови такси, я до дома не доеду.
     Мать поняла, что дело плохо, но совсем не желала, чтобы Никита Алексеевич увидел её дочь в таком состоянии.
                - Сейчас, сейчас – голос дрогнул – А что с телефоном?  Зачем же ты и его отключила! Ну, дурёха!



                Дома Катя забилась в уголок за печкой, и теперь лежала навзничь
    на старенькой лежанке, глядя в доски палатей над головой. Она уже пересчитала все сучки на досках и принялась считать сначала. Потом подумала, что такие же доски, наверное, будут на крышке её гроба. Скорей бы. Может, тогда все мучения закончатся. В голове и сердце везде была пустота. Вяло подумала о ребёнке – каково ему там, я плохая мать, но мимолётная мысль тут же исчезла.
                Бабушка очень осторожно двигалась по дому. Иногда подходила к ней, но Катя прикрывала глаза –пусть думает, что я сплю, Постоит, повздыхает и уйдёт в комнату к иконам Бога молить за внучку.
                Катя так и лежала, как каменная, а бабушка караулила её всю ночь, видно боялась, как бы внучка, что с собой не сотворила. Утром пришла мать, но бабушка зашикала на неё и буквально выпроводила, а сама к Кате. Подсела к ней, гладила по волосам и приговаривала.
                - Ты поплачь, поплачь, деточка. Прошу тебя поплачь, со слезой горе-то и выкатится, как соринка в глаз попавшая.
                - У меня слёз не осталось.- сквозь зубы прохрипела Катя – Все кончились.
                - Ну, слава тебе Господи, заговорила! – обрадованная бабуля, вскочила, засуетилась. – Сейчас, сейчас, дочка я тебе чайку с душицей приготовлю, а там может, и покушаешь чего.
    Бабушкин чай Катя выпила, а от еды отказалась. Тошнило до рвотных позывов и голова, особенно затылок, как свинцом налита, не поднять.
    Симптомы знакомые – это давление.
               - Вот ещё мятный отвар, выпей, может соснёшь, ночь-то не спала, я знаю. Всё слышала. Ты же, как деревянная, расслабиться нужно. – бабушкин говорок после чая убаюкивал – Поспи, поспи, милая, а я пойду картошку полоть – и успокаивающе - да я чуток, легонько, сколь смогу.
                Катюша и правда уснула. Проснувшись не поняла сколько времени проспала, но день, похоже шёл на убыль. Бабушки ни где не видать, значит на огороде картошку полит. - А я, бессовестная, страдаю и не помогаю ей.
    Она зашла в сарай, где находился огородный инвентарь, выбрала тяпку и побрела на огород. Бабушка огородница знатная, все грядочки по порядку, а в конце участка клочок земли под картошку, по его периметру кусты смородины. Катя пробралась, туда где она тяпала меж рядков пушистой ботвы.
               - Чего встала? Как ты? – выпрямившись бабушка внимательно глядела на неё. – Ничего. Отвлекись от своих думок. Работа она тоже лечит. Жара спала, а на воздухе-то лучше.
     В лёгких сумерках они работу закончили. Катя, с удовольствием умылась прямо из кадушки и пошла в дом. Немного тянуло поясницу – уработалась с непривычки, подумала она, но от ужина не отказалась и поела какой-то салат из овощей. Бабушка насторожено  поглядывала, но от сердца у неё отлегло. Слава тебе, Господи, видать оживает девка. Привычных бесед на сон грядущий сегодня не было и заснули они быстро.
               Катя проснулась от тянущей боли в животе и спине, повозилась, устраиваясь удобнее, вроде отпустило, а потом резануло так, что она вскрикнула. Проснулась бабушка – Что с тобой, Катерина?
               - Болит сильно. Резкая боль. Ой, опять! Баба, да я мокрая!
     Бабушка вскочила, зажгла свет и откинув с внучки одеяло охнула.
               - «Скорую» надо. Побегу до Нюры на конец улицы – натягивая какую-то кофтёнку говорила она – Нюра наша фронтовичка, так у ней телефон провели. Разбужу по такому делу. Хлопнула дверь, затем калитка и всё стихло. Катя посмотрела на часы – третий час ночи. Как страшно! Ужас!
     Она лежала в горячей кровавой луже и старалась комком сбить простынь себе под попу, что бы хоть на матрац не протекло.
               Бабушка вернулась быстро и испугано металась по дому, а «скорой» долго не было. Катя временами отключалась и приходила в себя от бабушкиного крика и причитаний. Когда пришла скорая она была без сознания. В каком-то покрывале её дотащили до машины у ворот. На мгновение, очнувшись, она увидала лицо бабушки с синими губами. Успела подумать, она же сердечница, ей волноваться нельзя. И всё. Полный провал. Очнулась в реанимации под капельницей для переливания крови. 

    
              В больнице Катю продержали долго, из-за большой кровопотери опасаясь за её не только здоровье, но и жизнь. Медики её выспрашивали, какие препараты она принимала, подозревая криминальный аборт. Выписка откладывалась день за днём, но Катерина была безучастна, ей было абсолютно всё равно, где лежать. Врачи опасались за её психику и выписали её только в конце лета. Она сильно похудела и подурнела, но и это ей было безразлично.
             Вернувшись домой, Катюше показалось, что она не была здесь очень долго. Стояла пора заготовок и бабушка постаралась включить её в работу, отвлекая от грустных мыслей. Вечерами бабуля доставала свою прялку с куделькой и тянула ниточку на веретено. Неожиданно Катю заинтересовал этот процесс и, под руководством бабушки,
    она довольно быстро его освоила и так же быстро охладела. Часто уходила на конечную трамвая, и выбирая самый дальний маршрут просто ехала в вагоне, присматриваясь к лицам пассажиров, но потом стала делать наброски интересных типажей и увлеклась. Однажды в трамвае же она повстречала свою однокурсницу, которая предложила ей работу художника по витринам в новом универмаге. Работа оказалась творческой, интересной и Катюша нашла своё место в жизни, которая постепенно налаживалась. Извещения к переговорам с Михаилом она аккуратно складывала, но ни разу не ходила на междугородку.
               Очередную бумажку с извещением бабушка долго крутила в руках и подала Кате.
                - Я что-то не пойму, что это такое? Глянь Катя. Тут написано в суд.
     Катя взяла в руки извещение и внимательно прочитала. Кольнуло сердце, но она ему велела держаться.
                - Это, бабуля, приглашение меня в наш районный суд в качестве ответчика – и усмехнулась – на развод наших так сказать, семейных отношений.
                - Вот и хорошо. Вот и ладненько. Сколько это тянуться -то  может.
               Развод оформили просто и быстро. Конечно, идя в суд, Катерина представляла зал суда и очень волновалась, но оказалось, что это просто служебное помещение, где присутствовали – судья, молодой симпатичный человек с секретарём и сидели три тётеньки – заседатели.
     Вопрос от заседателей был один – причина развода?
     Катерина не стала упоминать весенний визит мужа, а просто объяснила, что по состоянию здоровья была вынуждена поменять климатические условия, но муж не пожелал менять привычный образ жизни.
                Решение суда вынесено однозначно – развод. Катерину освободили от судебных издержек. Теперь она свободна, но что делать с такой свободой? Жить, работать, учиться и использовать горький опыт.
     Катерина отдавала себе отчёт и понимала, что всё произошедшее с ней справедливо – она оставила свою любовь и улетела, надеясь, что муж полетит за ней, но время шло и он, вернувшийся к ней, оказался уже не тем, не совсем тем и не совсем свободным. За ошибки и проступки приходится платить, иногда в полном смысле кровью.
                « Они Любовь схоронили,
                Крест поставили на могиле.
                Слава Богу, сказали оба…»


             И всё-таки Катюша ошиблась, когда навсегда прощалась с любимым, уверяя себя в последней встрече.
             Судьба свела их вновь, спустя много лет, проживших  каждым из них свою жизнь, по своему, вдали друг от друга.
             Она прилетела домой и стояла у какого-то прилавочка с бижутерией, ожидая сына, получающего багаж.
     У Михаила образовалась не предвиденная пересадка, ввиду погодных условий. С ним была младшая дочь, дремавшая в кресле.
     Обратив внимание на одиноко стоящую женщину, он узнал её мгновенно, и не веря глазам, стал продвигаться в её сторону.
    …Она!? Неужели она!? Конечно она! Её поворот головы и привычка стоя опираться на одну ногу. Да она почти не изменилась!
            - Катя!? Катя, это ты!? Это же ты?
     Женщина повернулась на голос и, сняв очки, всматривалась в подошедшего мужчину…и узнала, хотя и не сразу. Седой, здоровенный мужик, с солидным брюшком, но одет современно, даже молодёжно.
     Глаза! Его глаза, карие, круглые с радостным изумлением глядели на неё.
            - Господи! Миша, ты!? Как здесь? Откуда?
            - Катюшка, котёнок это ты! Ну, надо же! Вот так встреча!
     Он взял её руки в свои и не решаясь поцеловать; вглядывался в любимое лицо. Возраст, конечно, оставил свой след на таких милых чертах, исчезли кокетливые ямочки на щеках, губы потеряли очаровательную припухлость и чёткость очертаний, но глаза, тёмные вишни сохранили свой блеск, хоть и в сеточках морщинок.
            - Миша, да откуда же ты опять взялся? – она улыбалась
            - А-а! С «ридной» Украйны!  Летим с младшей дочкой на родину.
            - В отпуск, что ли? Да, летом там хорошо, тундра цветёт и, вообще…
            - Да нет, Катя, домой хочу. Жизнь прошла, долго рассказывать.
    Она внимательно и печально глядела на любимое лицо. С возрастом он стал копией своего отца, которого Катя помнила. Кожа пористая и чуть отёкшая, цвет не здоровый, поседевшие брови кустились над круглыми добрыми глазами, а мягкие губы улыбались ей.
            - Светка же меня утянула к себе на Украину – там тепло, яблоки и не жизнь, а рай. Сашка Галку тоже увёз. Надоело всё.- сказал тихо.
            - И что же тебе в том раю нежилось? – Язвительно спросила Катя.
            - Всего не перескажешь. Ругались мы с ней часто, до рукопашной доходило, – виновато взглянул на Катю- а как-то она высказала, что старшая дочь не моя. Черт её разберёт, эту злющую бабу, может и правда.
     Да я и не любил того ребёнка, считал виноватым, что с тобой разлучил.     Катерина видела, как ему тяжело говорить о своих неудачах и жалела этого здоровенного мужика, но слабовольного человека.
            - А как Галка?
            - Галка погибла. Носилась по дорогам, ты же помнишь её характер?
     С Сашкой у них «война и немцы», а у него в ридной Виннице совсем крышу снесло. Записался в какую-то сотню, говорит, молодёжь будет воспитывать. А сейчас новый президент Ющенко русский язык зажимает, да и не только язык. – Миша махнул рукой. Я по отцу хохол, ты же знаешь, но плюнул на всю эту дурь и решил на родину податься.  Младшая, Екатерина со мной.
            - Как ты сказал? Екатерина?! – Катя удивлённо подняла брови.
            - А чего удивляться-то, конечно. Как Светка не брыкалась, я настоял.
    Вот и поделили детей, старшая осталась там, да уже замужем и дети есть, стало быть, я дед, только не знаю мои ли те внуки. А маленькая пожелала со мной жить. Вот и едем теперь домой. Вот такие наши дела.
            - Как родители?
            - Отца уже нет, а мама совсем старенькая. Мы ей нужны.
            - Галку жалко. А Сашка и раньше дурью маялся. Помню как он свою лапу вскидывал и кричал « Хайль». Я первый раз увидела думаю,-« Мама моя, куда я попала!» Говорит шутка, Ничего себе шуточки!
            - Как ты, Катюша? Замужем? Дети?
            - Вон мой сын чемодан катит. Мы с ним летали к его отцу в Сибирь.
    Теперь вот возвращаемся.
     Михаил с жадным любопытством всматривался в подходящего юношу.
     Высокий, стройный брюнет с материнскими жаркими глазами, подойдя, сдержанно  поприветствовал, вопросительно глядя на мать. Но та не нашла нужным знакомить мужчин, только обмолвилась о встрече с давнишним знакомым и велела сыну занять очередь на такси.
            -Катя, у тебя, наверное, есть мобильный. Обменяемся номерами.
       Она покачала головой с грустной полуулыбкой – Не нужно этого Миша.
        Поздно. Зачем ворошить прошлое. Посмотрели друг на друга и хватит с нас.
           - А помнишь я тебе говорил, что люблю и буду любить только тебя одну?
     Она склонила голову и промолвила – Ты ещё говорил, что никто не будет любить меня так как ты. Я всё помню и думаю ты прав.
     Они помолчали глядя в глаза, каждый вспоминал своё и единое.
          -  Знаешь, Катя, а я нашёл те стихи, помнишь ты всё читала – Они любовь схоронили… Это стихи Юлии Друниной, а заканчиваются они так:
                « Только встала Любовь из гроба,
                Укоризненно им кивая,
                Что ж вы сделали?
                Я ж живая!»            Вот что мы с тобой сделали?
                Прощай моя Любовь, теперь уж точно прощай.
                Прощай, мой плюшевый медвежонок. Прощай.