пережившие отцов. часть 4. Жизнь советской деревни

       9.       Река Барыш


Он бежал по лугам, пробирался через заросли ив и ветел, купающих в его воде свои кудри, любовался весенней россыпью цветущей черемухи, заполнявшей все пространство дурманящими запахами, в которые вкрапливались запахи бесчисленного множества трав, растущих по берегам и на редких полянках Вележивого сада.
С правой стороны просматривались горы, приютившие на своих склонах стройные вековые сосны. Решил, было, Барыш направить свое движение к горам и бежать параллельно им под сенью сосен, но ребячьи голоса, гогот гусей и сладостный дым деревенских труб изменил его решение. Он резко повернул свое течение к деревне и стал внимательно рассматривать дома и надворные постройки, разукрашенные искусной резьбой, колодцы – журавли и одинокие бани, стоящие на верху склона, который не позволял Барышу ближе подобраться к улице, растянувшей на два километра.
На склоне росли ромашки и мальва, около бань, густая жгучая крапива, да три вяза, один из которых, казалось, упирался своей вершиной в облака. Встанешь около него, посмотришь на его вершинку, и голова закружится.
Вот и крайний дом улицы. Барышу показалось, что на него никто не обратил внимание, обиделся и резко повернул вправо, удаляясь от деревни. А когда наткнулся на перекат, «1» ускорил свое движение.
==================================
«1» - Перекат – мелководный участок в русле реки.
 


Сделав большую петлю, Барыш пытался вернуться в деревню, но сила инерции не позволила сделать это. От отчаянья он повернул снова вправо и величаво понес свои воды в сторону Красного Бора, чтоб потом обняться с Сурой.
Для деревни Барыш – это символ жизни. Он давал людям рыбу, воду, влагу огородам, радость ребятишкам, греющим на его песчаных берегах свои пустые животы. Зимой здесь женщины в проруби «1» полоскали белье, чтобы оно излучало зимнюю свежесть.
А с каким азартом я, брат и мама бегали по его берегам с саком «2» во время половодья, чтобы запастись рыбой. Сачить рыбу дело тяжелое. Мама держала шест около сака, мы с братом за самый его конец. Нужно по воздуху забросит сак как можно дальше в Барыш, чтобы потом его передвигать по дну в сторону берега. И как мы радовались, когда в саке было много рыбы!
Иногда за один заброс вылавливали полведра рыбы. Визгу тогда не было предела!
В основном попадались голавли, подлещики, плотва, окуньки, но и щуки, и лини, и усатые сомы иногда наполняли наши ведерки.
Рыбу мама солила в кадушке, которая все лето стояла в погребе. Частенько по вечерам на ужин у нас была картошка с соленой рыбой. Многие в деревне удивлялись: когда это Настька успевает запасаться еще и  рыбой?

«1» - Прорубь – отверстие, прорубленное во льду реки, озера.
«2» - Сак – рыболовная снасть, квадратной мешковидной формы, связанной из суровых ниток, на длинной жерди (кое – кто сак называл наметкой или наметом).


Летом в деревне скотину не забивали, так как мясо хранить при плюсовых температурах не было условий. Рыба соленая для этого времени  была хорошим подспорьем.
Мы с мамой во время ледохода заготавливали по три – четыре ведра рыбы. Порциями складывала ее в кадушку, пересыпала солью каждую порцию, а сверху клала «груз»: тяжелый дубовый чурбан, «1» который в свое время не поддался колуну, «2» чтобы превратиться в поленья, а целиком в печку его не затолкаешь.
Иногда нас мама баловала вяленой рыбой. Для нас это был настоящий праздник! Да и лучшего обеда, как хлеб с рыбой, не придумать. Рыбу для вяления мы готовили с братом: десятка два подлещиков нанизывали на суровую «3» нитку и вешали в сенях сушиться. Дней через шесть – семь рыба была готова, а когда съедали последнего подлещика, процедура повторялась. Мама запрещала нам транжирить рыбу, но  нашим друзьям перепадал иногда один подлещик человек на пять.
А летом рыбу ловили удочками. Леску заменяла нитка или волос из конского хвоста, крючок изготавливали из проволоки. Пойманные пескари нанизывали на ивовую ветку, состоящую из нескольких веток, убрав с них листья и кору.  Жареные пескари, да еще с разбитыми в сковородку яйцами, были незаменимым ужином.


«1» - Чурбан – обрубок дерева.
«2» - Колун – тяжелый топор для колки дров.
«3» - Суровая нитка – нитка, необработанная после прядения кудели, волокнистой части конопли.


Ловили пескарей на перекатах  рубашками, как бреднем. «1» Настоящий бредень был только у Николая Кошкина, брата Саньки, да у Кузиных ребят. Они никому не давали эту снасть, так как нитки, из которых ее делали, стоили дорого, а о коряги и острые камни можно было повредить бредень.

Глубокой осенью. Когда Барыш начинал готовиться к зиме, прикрываясь тонким льдом, мы устраивал соревнование: кто перебежит первым на другой берег. Выстраивались цепочкой, в полуметре друг от друга, и по команде начинали движение. Как правило, местом соревнования был брод: если лед и провалится, то  не утонешь. Но все равно подобная игра была под запретом взрослых.
А когда лед окрепнет и можно безопасно  по нему передвигаться, мы с топорами отправлялись на зимнюю рыбалку. Выберешь место, где были водоросли, ляжешь на живот и замираешь. Через прозрачный лед просматривалось все дно реки, и когда появлялась рыба обухом топора сильно ударяешь над ней по льду и трофей вверх животом всплывает ко льду. Осталось только вырубить лунку, достать оглушенную рыбу и с радостным возгласом, махая ей над головой, прокричать:
- Я первый! Я первый поймал!
А если попадется щука килограмма на два, а то и на три, то сразу бежишь домой, чтобы похвалиться уловом перед матерью:


«1» - Бредень – небольшая сеть, которой ловят рыбу вдвоем, идя бродом.



- Мама, а, мам? Ее пожарить можно и на уху хватит! Правда, ведь? Я молодец у тебя?
- Молодец! Кормилец ты мой! Чтоб я без тебя делала? – Погладит по голове и повторит:
- Чтоб я без тебя делала?
А у самой на глазах появятся слезы. Слезы радости за меня, или слезы от увиденного во мне сходства с мужем, безвременно ушедшего из жизни.

Но самым интересным и волнительным событием была ловля раков в норах крутых берегов Барыша. Дело в том, что в норах нередко обитали и сомы, и угри. Но только один вид змееподобного угря вызывал мурашки по всей спине. Сом в ход свои зубы не пускал, а вот его скользкое тело вызывало панический страх у раколова, при прикосновении к нему в норе. Как обычно после такого неудачник с криком выскакивал на берег и молча сидя на корточках, дрожал всем телом несколько минут. Его окружали мальчишки. Немного успокоившись, "герой"  начинал фантазировать:
- Ну и громадина! Таких сомов я еще не встречал! Я ухватился за голову, но не успел помочь другой рукой, как он выскользнул и улизнул. Если бы сом был чуть меньше, я б его поймал. Ей-богу бы поймал.
- А может это был не сом?
- А кто же?
- Ну, например, черт. Здесь, в этих местах, они всегда водились. Тетя Елена Кузина нам об этом рассказывала, - это Колька Дубцов вмешался в разговор. Он знал много страшных историй.


Наступила пауза.
- Я пойду лучше ловить раков под камнями напротив вяза. Там их больше, да и ловить их проще, - нарушил молчанье Маньшай.
- И я, - поднимаясь с земли, произнес еле слышно Гусек. – Сдвинул камень и бери его за спину, он даже клешни свои не успеет раскрыть, как окажется в сумке. А в норе – то он клешнями и рогами своими колючими всегда навстречу располагается.
Все согласились с доводами Гуська и веселой стайкой посеменили к обозначенному месту.
Успех у всех действительно был большой. Довольные и раззадоренные мы возвращались домой.
Раков я вытряхнул из сумки в бочку с водой, чтобы они не разбежались. Печку, чтоб сварить их, мама затопит только через два дня, когда нужно будет печь хлеб.


10. Друзья

  Б р а т

В шесть лет у меня было много друзей. О них стоит немного  рассказать, так как  все детство мы были рядом, делились не только своими сокровенными мыслями, но и хлебом. 
Первый, с кем мы были постоянно вместе – это мой брат Толя.  Он на четыре года старше меня, поэтому ему мама доверяла меня опекать всюду: и дома, и на речке, и в лесу при сборе орехов, ягод и съедобной травы. А леса наши были богаты ягодами: и костяникой, и клубникой, и земляникой, и смородиной, и вишней, и черемухой, и калиной, и боярыней. Да чего только не было в лесу, что помогало нам выжить в те суровые годы.   
Брат первое время проявлял заботу обо мне. Трудно было представить его без меня и меня без него. Ему приходилось часто отказываться от игры в орлянку или в Кузиной бане в очко, так как на эти «мероприятия» таких как я не брали: могли проговориться родителям. За игру на деньги серьезно наказывали.   
Сверстники подшучивали над братом:
- Вон иголочка с ниточкой идут!   
- Клушка, клушка, а почему у тебя только один цыпленок?
И самое обидное для него было прозвище «шестипалый».  При рождении у него на левой руке у основания большого пальца вырос шестой, как сучок на дереве.   Его удалили, когда брат пошел в пятый класс.            




М а н ь ш а й

За последнее время я все чаще стал ощущать, что брат старается отдалиться от меня. Он все чаще и чаще стал говорить о двоюродном брате Толике:
- Ты знаешь, Маньшай вчера наловил красноперок?  Хочешь, я тебе сделаю удочку, и ты будешь с ним ловить рыбу настоящую, а не каких – то там пескарей?
Я завидовал Толику: он раньше всех весной начинал бегать босиком, когда только что появлялись проталинки. Он один ходил вечером на Барыш купаться. Он дрался даже с мальчишками, которые были его старше. Однажды его Еленины братья так отмутузили из – за куска хлеба, что под глазами появились синяки, а из носа ручьем текла кровь. Но он даже не всхлипнул ни разу, но пригрозил:
- Я вас по одному поймаю и отомщу!
А кличку «Толька – Маньшай» он получил потому, что на улице было три Тольки: мой брат, Гусек и он. И чтоб их отличать как – то, он и стал Толькой – Маньшаем, а вскоре совсем забыли его настоящее имя: ему суждено на все детство стать Маньшаем. Его отец, как и мой, погиб в начале войны. Мать Маньшая уже на второй год после получения «Похоронки» вышла замуж, и муж увез ее  к себе в Беклемишево, а Толька остался в деревне у бабушек: Натальи и Арины.
Бабушка Наталья была добрая старушка, но замкнутая. Она редко общалась с соседями, а в свои семьдесят два года в своем подворье она содержала корову, козу и двух овец.



Деду Семену шел к концу седьмой десяток. Он часто болел, плохо видел и слышал, и поэтому был плохим помощником в домашних делах. На зиму сено заготавливали сыновья: Минька и Сашка. Минька учился в Ульяновске, жил там, в общежитие, а Сашке шел пятнадцатый год и ему доверяли баловаться косой. Был у них еще один брат, Толька. Он с детства был глухим, а когда смеялся, то издавал звуки, напоминающие гогот гусей, за что и влепили ему кличку «Гусек», которая осталась за ним на всю жизнь. Он был старше нас на один год, был крепким и смелым. Когда Гусек и Маньшай были вместе, их почему – то тянуло всегда  вступить в драку.
У меня с ними дружба началась необычно. Мне бабушка Татьяна дала два куска пирога с яблоками. Я сидел на завалинке около дома и ждал брата, чтобы отдать ему его долю. Он с друзьями убежал купаться и обещал скоро придти, а мне строго наказал, чтоб я никуда не уходил. В то время я был простужен, и мне мама запретила ходить на речку. Мне было очень обидно, что не могу идти на купалку, откуда доносились задорные голоса ребятни. Я даже не заметил, как появились Маньшай и Гусек, но они стояли передо мной и улыбались. Я тоже улыбнулся и протянул им пироги:
- Возьмите. Попробуйте. Мне бабушка может еще даст. – Я почему-то был уверен, что ребята пришли отнимать у меня пирог и, чтоб не искушать судьбу, решил их отдать сам. Но тут подошел Толька и мы все четверо попробовали бабушкину стряпню.

Гуська бабушка Наталья позвала домой, брат пошел в огород выполнять задание матери, мы с Маньшаем пошли к вязу, который рос на склоне горы.

Мощный красавец вяз всегда и всех привлекал своим величием и неописуемой красотой. Здесь каждый чувствовал себя Тарзаном. Особенно ловко и быстро забирался на его верхушку Маньшай. Он мог легко перебираться с ветки на ветку, раскачиваясь на них, как на лианах, ловко соскакивая с них на лопухи.
- Хочешь, я покажу тебе как быстрее можно забраться на вершинку вяза? – Спросил он меня. Я кивнул головой, так как от волнения не мог словом подтвердить свою готовность приступить к уроку. Я еще никогда не пробовал забираться на вяз, так как мама категорически запрещала это делать:
- Ты еще мал. Сил и ловкости у тебя нет. Если упадешь с вяза, то костей не соберешь. Калекой  можешь стать на всю жизнь.…Эти наставления я помнил, но все равно мы по склону, как колобки, скатились к вязу.
Этот великан притягивал к себе своим дружелюбием, но в то же время и пугал своим величием. У земли его бы и четыре взрослых человека не сумели обхватить, а по высоте двенадцатиметровая каланча рядом с ним оказалась бы ребенком.
Пока я осматривал вяз, Маньшай был уже высоко на дереве. Показав свою удаль, он спустился ко мне и начал объяснять за какую ветку или выступ взяться руками и куда ставить ноги. До дупла добраться не составляло больших трудностей. Здесь была хорошая площадка, где можно не только присесть, но, при желании, и прилечь, не рискуя упасть. Следующим этапом нужно было забраться на горизонтально расположенный сучок, диаметром с полметра, по которому можно спокойно перебраться к его вершинки и по молодым веткам спуститься на землю. Это было заданием  на первый день.



Маньшай без труда очутился на сучке и спокойно пошел к цели, балансируя руками.  Потом развернулся и пошел мне на помощь. Так как у основания сучка не было никаких веток, за которые можно держаться, он помог перебраться на сучок, велел лечь на него и ползком, с помощью рук и ног, следовать за ним. Оказавшись на круглом дереве, обхватив его крепко руками и ногами, я не мог сделать ни единого движения. Меня охватил панический страх, слезы застлали глаза и я громко заревел. Мне казалось, что пришел мой конец, сейчас я упаду и разобьюсь. И почему только я не послушал свою мать? Маньшай напугался не меньше меня. Он пытался разжать мои руки, чтобы я развернулся к стволу вяза лицом, а потом добраться до дупла. Но я так крепко вцепился в дерево, что оторвать меня от него было невозможно.
Моя мама возвращалась из Красного Бора. Она возила на лошади на сыроварню колхозное молоко. Услышав мой плач, она быстро спустилась к вязу и, с еще подоспевшими мальчишками, освободила меня из плена. Она, видимо, так испугалась за меня, что только тихо проговорила:
-Ну, зачем же ты, глупый, полез на дерево? Я же тебя просила!
Маньшай шел рядом и молчал, чувствуя свою вину.
- А ты, смутьян, больше не соблазняй Вовку, - сказала она ему.
Вечером, придя с работы, подоив коров, мама села на крыльцо и расплакалась. У меня тоже навернулись слезы. Брат молча стоял рядом. Он знал, что страшное будет впереди.




Санька

В деревне не было такого счастливчика, как я. Мне мама подарила настоящий трехколесный велосипед! Я был готов кататься на нем целыми днями. Первое время брат то же пытался сесть на велосипед. Но поскольку он был длинным, колени его упирались в руль и он не мог крутить педали. Ребята завидовали мне, ведь в деревне такого велосипеда ни у кого не было. Они толпой бегали за мной, когда я ехал на велосипеде, и каждый просил прокатиться.
Чаще всех я разрешал кататься Саньке Кошкину, так как он мне давал посмотреть в настоящий военный бинокль, который ему подарил его старший брат Николай. Особенно мне нравилось, когда бинокль отдалял предметы.
 Иногда Санька даже разрешал мне оставлять бинокль у себя на целую ночь, но при этом говорил:
- Т-ты т-т-только н-не п-потеряй его.
Когда Санька волновался, он особенно сильно заикался, кое- кто даже  улыбался. Особенно усердствовал Колька Пушок. Он падал на траву и колотил руками и ногами по земле и так заразительно смеялся, что многим было неловко перед Санькой.
Так как мы с Санькой проводили вместе много времени, я не замечал дефект его речи. Поэтому в дальнейшем, при изложении разговора с ним,  я не буду подчеркивать его заикание.
Колька – москвич. Он приезжал на лето к бабушке Авдотьи поправить здоровье на свежем воздухе, попивая по утрам парное молоко.
Позже Колька признался, что его заветная мечта: стать артистом. Поэтому он старается




выделывать такие кренделя, как тот  истерический смех. У Кольки на правой руке нет указательного пальца. Когда ему было три года, его отщипнул гусь, которого он пытался поймать.
          Санька не любил Кольку, старался быть от него подальше. Он  никогда не играл с нами ни в какие игры, если в них участвовал Колька.
У нас же с Санькой налаживались теплые отношения: он часто бывал у нас в доме, а я у него. Мне нравилось бывать у них в огороде, где было небольшое озерко, которое и летом не высыхало. Говорили, будто в самом центре озера бьют родники. Рядом всегда, год от года, около него были грядки с огурцами. Столько было огурцов, что тетя Маколя, его мать, угощала Кузиных ребят, родители которых никогда не сажали ни морковь, ни огурцы. И мы без счета поедали этот чудесный овощ.
Около озерка Иван, брат Саньки, смастерил лавочку. Иногда на ней мы играли в замусоленные и потертые карты, колоду которых выбросил около бани Санька Кузин. В ней не было шестерки червей, дамы пик, двух тузов, но это не мешало нам оставлять друг друга в дураках.
Только вот беда, около воды на огороде было  много комаров.
В жаркую погоду мы с Санькой пытались искупаться в озерке, но стоило только ступить в воду, как ноги вязли по колено в липкой грязи и нам приходилось бежать на Барыш  отмываться.

Маша

Моя двоюродная сестра Маша Смолякова, смуглая девчонка, с длинными косами, которые привлекали не только мальчишек, но и бабушек, сидящих на завалинках.  Алые ленты, вплетенные в ее косы, будто  излучали свет, отчего лицо озарялось доброй улыбкой. За черные глаза ее иногда называли цыганкой, на что она не обижалась. Она была заводилой, как сейчас говорят, лидером, организовала домашний театр, где и мне доставались главные роли. Зрителями были, как правило, ее родители, бабушка Татьяна, моя мама. Иногда приходила тетя Анна с Забарышевки, ей хотелось посмотреть на Валю и Машу, своих дочерей, которые были задействованы в спектакле. Зрителями были и Маньшай, и Гусек, и Санька, и Настька Кулинина. Им Маша не могла подобрать соответствующие роли.
Маша обладала красивым задорным голосом. Она с таким воодушевлением пела песню про горькую рябину, что у взрослых на глазах наворачивались слезы.

«Штаб» меняет дислокацию

По северной части озерка Санькиного огорода росли мощные тополя. Когда-то Николай воткнул палочки, срезанные с тополя на Забарышевском озере и они стали вот такими великанами. Под их сенью мы разместили «штаб», где планировали свои действия на день, на два, и даже на неделю. Начальником штаба был один день он, Санька, а другой день я.

На заседания штаба стали привлекать других ребят, когда поняли, что наши творческие возможности истекают и нужны свежие силы для оживления работы штаба. Первым  пригласили Маньшая. В это время штаб возглавлял я. Насмотревшись кинофильмов про войну, такие как «Чапаев», «Смелые люди» и другие я пытался подражать увиденному. Некоторые слова взял на вооружение, подслушанные в правлении колхоза.
- Ну что ж, господа офицеры, мы должны принять повестку дня нынешнего заседания штаба, явно подражая, а скорее всего, передразнивая, председателя колхоза.
Маньшай прервал меня раскатистым смехом.
Что такое повестка и что говорить дальше, я не знал, да и смех меньшая меня деморализовал окончательно. Из этого неловкого положения вывел меня Санька:
- Мы собрались, чтоб утвердить план, как лучше залезть в сад Петьки-пастуха, чтоб собака не покусала. Яблоки уж больно у него сладкие. Я думаю так: Толька отвлечет собаку, а мы с Вовкой по картошке подкрадемся к яблоне. И это мы сделаем в обед, когда мать Пеки будет отдыхать. Она после обеда всегда отдыхает. Проверено. Или ждать момента, когда Петька возьмет Жулика с собой. А берет он его, когда гонит коров на пастбище в Забарышевку, когда на озера прилетают дикие утки.
- А как мы узнаем, что Петька возьмет собаку с собой?
- Очень просто. Если за спиной кнут и ружье, значит и Жулик будет с ним, – утвердительно сказал Санька.

Немного поспорив, решили остановиться на первом варианте, но решили пригласить в свою компанию и Гуська.
В намеченное время вся компания  собралась в штабе. Операция «Яблоки» прошла успешно. Два дня мы наслаждались вкусными яблоками. Каждое утро мы собирались в штабе. Набрав полные карманы огурцов, мы поедали их лежа под сенью тополей. А когда морковка стала толще мышиного хвоста, то наше внимание стала привлекать и она.
Тетя Маколя, придя как-то в огород, ужаснулась: очень много сломанных листьев и плетей на огуречных грядках, совсем не видно огурцов, морковные грядки сильно прорежены, под тополями трава примята и кругом валяется ботва моркови.

Проходя вечером мимо Кошкиного дома, я услышал. Как из открытых окон раздается крик Саньки:
-Я больше не буду!
Его веревкой воспитывали мать и старший брат Николай. У Саньки, кроме братьев Николая и Ивана, была еще и старшая сестра Екатерина.
Отец их погиб в начале войны.
На следующий день штаб сменил место своего нахождения. Он надолго обосновался на вязе. Дупло стало тайником, где мы оставляли важные сообщения друг другу.