СТОП

I

В последнее время у Ивана Романова появилось настойчивое желание, которое он загонял в глубины своего сознания, делая его подсознательным. Это не было что-то ужасное, вроде извращённых сексуальных фантазий или стремления к убийству - Иван всего-навсего хотел снова побывать в своей школе, которую закончил девять лет назад. Это простое желание казалось Ивану странным и невыполнимым капризом, поэтому он периодически гнал его от себя подальше. Но настоящие желания отпускают неохотно и периодически дают о себе знать во снах. В ту ночь с Иваном именно это и случилось. Он вновь прошёл через старые кирпичные ворота и увидел перед собой двухэтажное здание купоросного цвета. Было лето или поздняя весна - на деревьях висела листва ядовито-зелёного цвета. В школьном дворе копошились дети: они занимались с обручем, играли в классики, ездили на велосипедах вокруг клумбы, пестреющей массой различных цветов. Какая-то девочка (или мальчик?) подбрасывала красный мячик: он долетал до окон второго этажа и снова падал в руки ребёнка. Иван застыл, глядя на этот мячик, походивший по своему цвету на конец зажжённой сигареты. Мячик выделялся и почему-то казался Ивану очень тяжёлым. В целом в школьном дворе было красиво, как в реальности фильма «Властелин колец» или подобных ему выдумках. Но эта красота вселяла ужас, было в ней что-то чужое, загробное. И Иван чувствовал себя здесь не в своей тарелке, ведь закончил школу много лет назад и был на этом дворе чужаком. И всё же он пошёл дальше, открыл дверь купоросного здания и, как и положено, погрузился в шум бегающих, резвящихся детей. В школе всё стало как-то размыто, туманно. «Как бы охранник не пристал», - справедливо опасался Иван. И всё же, преодолевая страх и смятение, он двинулся дальше и стал подниматься по лестнице, которая в реальной школе располагается совсем в другом месте. Охранника Ивану удалось проскочить, зато на лестнице он увидел, как к нему навстречу спускается человек в бежевом пальто и широкополой чёрной шляпе.

- Захотел, чтобы совсем плохо стало? - не останавливаясь, спросил Ивана незнакомец.

«Совсем плохо» Иван не хотел, но продолжил идти дальше. На втором этаже школы он зашёл в учительскую, в которой отродясь не был. Там, среди массы знакомых и незнакомых людей, сидела на стуле Катя - его коллега по работе: красивая тонкогубая девушка с зелёными глазами, слегка прикрытыми чёрной чёлкой. Что она там делала, Ивану было неинтересно. Он уже привык к абсурду, который, разумеется, не закончился со звонком будильника.

II

Иван открыл глаза в своей комнате и поторопился отключить будильник, гремевший, как звуки из преисподней. Раньше Ивану не нравилось возвращаться в реальную жизнь после сна, но теперь разницы не было. В пропахшей корвалолом комнате было темно, как в гробу: наличие или отсутствие зрения в ней не имели никакого значения. Встав с кровати, Иван вышел из душной комнаты, ощутив прохладу остальной квартиры. На него нахлынул живительный свежий воздух, быстро отдавшийся слабостью в ногах. В квартире тоже было темно: она освещалась лишь излучением люстры, горевшей на кухне. Именно туда отправился Иван с намерением позавтракать, хотя из-за тошноты есть не хотел.

На кухне готовила мать Ивана: мощная туркоподобная женщина с заспанным лицом. Иван только вчера с ней помирился после очередной ссоры.

- Привет! - поздоровалась с Иваном мать. - Гренки с сыром будешь? Это лёгенькая еда - должна пойти.

Но Романова уже несколько недель мучила сильная тошнота, ел он крайне редко и мало, особенно, с утра. Поэтому Иван отказался от завтрака, чем сильно расстроил мать:

- Ну тогда бутербродов с собой возьми на работу. В перерыве поешь, - с досадой сказала она сыну.

Но от кофе по утрам Иван отказываться не собирался. Он сидел в большой комнате, где по-прежнему не горел свет, и смотрел телевизор. Медленно глотая из кружки кофе, Иван видел лица ведущих утренних программ и поражался тому, что кто-то в этом мире может быть таким спокойным, жизнерадостным и уверенным в себе. Утренние передачи категорически отрицают всякую скорбь и боль. Это благодушие раздражало Ивана, и он переключился на бокс. Бокс был скучным, поэтому он ещё раз нажал кнопку на пульте и попал на музыкальный канал, где показывали клип с полуобнажёнными девушками: их вид взволновал Ивана, поднял в нём волну безысходного желания. В конце концов он понял, что смотреть ему нечего и выключил телевизор, допивая кофе в спокойной тишине комнаты.

Но спокойствие долго не продлилось: настало время собираться. Иван оделся, взял сумку и направился к двери. Перед выходом к нему обратилась мать:

- Не бойся ничего. Мы уже через все свои страхи прошли. Сейчас для тебя отпуск своеобразный - когда ничего так уж сильно не важно. Не такое уж плохое время - тоже должно быть у человека.

Мать обняла Ивана, и он зашёл в лифт. Потом Романов оказался на тёплой сырой улице. Воздух пах не то горелыми костями, не то потными ботинками. Во дворе гудела котельная, в лужах отражался свет синих фонарей. Потом Иван сел в троллейбус. Людей было немного, поэтому он без труда занял своё любимое высокое место у окна. «Может, эта работа действительно поставит всё на свои места?» - думал Иван, глядя на тёмные улицы города. Пассажиры тихо сидели на местах, кондуктор ходила и собирала «дань», давая взамен клочки тонкой старой бумаги. Мрачные мысли Ивана перебивала мелодия песни «Свобода», которую он слушал ночью перед сном. Внутри себя он видел потное, сморщенное от усилий лицо Шевчука и слова, которые он пел на сцене: «Я еду к тебе. // Это странное место: // Туман на болоте // Без цвета и дна…». Иван представил себе это живописное болото и захотел там оказаться. Он хотел ехать не на работу, а в «это странное место».


Но троллейбус Иван покинул на остановке «Торговый центр “Оазис”». Ноябрьское небо засерело, начало грузно и неохотно открываться. Направляясь на работу, Иван увидел, как с высокого ветвистого тополя с криком взлетела стая ворон. «Я лишился всего, что любил», - подумал Иван, глядя на чёрных птиц. Эта мысль прозвучала в нём совершенно искренне и непроизвольно, была, как слова, прочитанные в книге. Иван сам удивился её отчётливости и вербальности. Он шёл вдоль старой жёлтой кирпичной стены завода, который теперь был набит магазинами, суши-барами, агентствами путешествий, брачными агентствами, парикмахерскими, центрами детского развития, офисами нотариусов и адвокатов… Вскоре Иван открыл дверь и попал в это здание. Поднявшись на второй этаж, он оказался в лабиринте коридоров, сложной системе дверей с названиями различных организаций: «Лилия», «Рекламная компания “Логос”», «“Шарм”. Парикмахерская для дам», «“Карапуз”. Всё для вашего ребёнка», «“Ъ”. Типография», «“Shall & Will”. Безупречный английский», «“Саныч”. Обувная мастерская»… Но теперь Иван быстро разобрался в этом лабиринте и скоро нашёл свою дверь: «“Драйвер Бест”. Служба доставки».

Он оказался в офисе с оранжевыми обоями. Повесив в прихожей куртку, Романов прошёл в помещение с компьютерами. Там уже работала одна девушка. Вальяжно задрав одну ногу на кресло, она смотрела на экран и, сидя в наушниках, принимала звонки:

- Служба доставки «Драйвер Бест», Диана. Здравствуйте, слушаю вас!.. А, это вы! Здравствуйте ещё раз. Нам звонили со склада и просили передать, чтобы сегодня курьер 209458 - Разгуляев его фамилия - на Малую Грузинскую обязательно зашёл к какой-то старухе…

Когда Диана закончила говорить, Иван поздоровался с ней:
- Привет!
- Привет!
- Ты раньше всех, наверное, здесь приходишь?
- Да, просыпаюсь часа в четыре утра. Все страдают, что недосыпают, а я этого понять не могу. Раньше закончишь - больше отдохнёшь. Мне по утрам время не дорого, а вот часов с трёх-четырёх - дело другое.
 
Иван с любопытством посмотрел на Диану: девушку с длиннющими каштановыми волосами, которые свободно спадали до самого пояса. Диана носила очки в толстой чёрной оправе, лицо у неё было слегка припухлое, глаза - карие и большие. В общем, Диана была не красивой, но привлекательной девушкой со свободным нравом и неиссякаемой энергией.

Вскоре офис начал заполняться. В «Драйвер Бест» работали молодые люди, по преимуществу недавно закончившие институт или вернувшиеся из армии. Были там и девушки: Диана, Катя, которую Романов увидел во сне, худосочная, вечно подкашливающая Нина и низкорослая, совсем юная Аниса - едва переехав в Т. из Уфы, она заняла в компании должность начальника смены. День молодые люди начинали с того, что ходили вокруг офиса и здоровались с теми, кто уже был на работе. Парни пожимали друг другу руки, а для девушек выбирали более изощрённые способы приветствия: приводили их в умиление лёгким массажем плеч, обхватывали сзади руками, клали на головы ладони… Но Романов, опасаясь гнева девушек, таких фамильярностей себе не позволял и обходился банальным «приветом». Да и приходил Иван слишком рано.

Садясь за компьютер, Нина включала радио, и офис наполняли звуки попсовых мелодий, новостей, голоса ведущих. Женская половина с особым вниманием слушала утренний гороскоп:

- Семнадцатое ноября. Двадцать восьмой лунный день встречается с двадцать девятым. Третий день солнца очень мощный, уверенный в себе. При этом добродушный и, скажем так, не унывающий. Умеет и хорошо поработать и отдохнуть в компании. И хотя в такие дни часто откуда-то вываливаются срочные, мы с ними легко справляемся… 

В общем, день в «Драйвер Бест» начинался вполне благодушно. Проблемы возникали, когда на офис обрушивались звонки. Кликая на зелёный кружок с белой трубкой, Иван, подобно остальным, принимал заказы и вёл беседы с возмущёнными клиентами:

- Служба доставки «Драйвер Бест», Иван…
- Я заказала ко Дню Рождения ребёнка велосипед, который должны были доставить ещё неделю назад!!! Вы понимаете, что по вашей милости ребёнок останется без подарка!
- Хорошо, не волнуйтесь, - преодолевая дрожь в голосе, говорил Романов. - Скажите номер заказа - мы всё узнаем и свяжемся с курьером…
- Мне уже эту чушь отвечали! Постоянно какие-то отмазки придумываете, курьеры эти меняются как перчатки! Это вы так только со мной себя ведёте? Недостаточно важная птица для вас?

Иван попытался изобразить участие и ответил:

- Нет, что вы! Нам дорог каждый клиент. Просто…
- Скажите, у вас есть дети? - перебила Ивана женщина.
- Нет, - выдохнул он с досадой.
- Вот я желаю вам, чтобы у вас были дети и вы поняли, какая это боль не обрадовать ребёнка на День Рождения!
- Хорошо. Скажите номер заказа.

Устыдившись, Иван сделал всё, что мог, и постарался помочь женщине.

Были у него и куда более неприятные разговоры:

- … Мы с вашим курьером - неким Борисовым - договорились встретиться у входа на Павелецкую, - диспетчеры «Драйвер Бест» обслуживали московских и питерских клиентов, находясь от них за тридевять земель. - Я тут уже полчаса под дождём хрен мочу, а он всё не появляется.
- Дайте его номер…
- Этот Борисов не отвечает. Встречу - морду раскрошу!
- Вы изначально поступили неправильно, назначив встречу в городе у метро. Мы направляем курьеров только по адресам.
- Тогда почему это чмо сказало подходить на Павелецкую к одиннадцати?! ...

Серый осенний день становился тёмным, а Романов раз за разом выслушивал: «Почему ваш курьер ответил, что был на похоронах? К чему мне такие вещи знать!», «Вы почему туалетную бумагу в «Дюймовочку» не доставили? Это же наши верные покупатели», «Мы закали овощерезку, нах-бля, и не можем этот ваш пункт, нах-бля, отыскать. Вы там все, нах, какую-то херню порите и объяснить толком не можете…», «Скажите название фирмы. Я буду в союз потребителей жаловаться», «Мне всё равно, кто виноват: Иван, Петров, Сидоров… Ваша организация виновата!», «Вы понимаете, что я инвалид и нуждаюсь в этом сраном матрасе!» …

Временами Иван выходил из офиса, чтобы выдохнуть и расслабиться. Он спускался по ступенькам на середину лестницы, аккуратно облокачивался на перила и смотрел в окно: по дороге проезжали редкие машины, по грязному тротуару, за которым лежала уже сгнившая листва и стояли опавшие деревья, ходили люди: девушки в красивой одежде, убогие старики с палочками и без них, школьники с рюкзаками, энергичные парни в чёрных вязаных шапках. Романов завидовал всем: старикам, потому что для них все мучения и страхи позади, школьникам, потому что им ещё до страданий не скоро, парням, потому что они просто находились на воздухе. На девушек Романов смотрел с банальным мужским любованием.

Вернувшись после такого «оконного» перерыва в офис, Иван сел за компьютер. На какие-то минуты звонки прекратились, и диспетчеры отводили душу в беседах друг с другом. Катя рассказывала одну историю из своей жизни:

- … Это была хорошая работа: не пыльная, достойная и платили тридцать тысяч. Это ещё по тем деньгам!
- А что за работа то? - спросил парень по имени Никита.
- Да не важно, не хочу говорить. Суть не в этом, а в том, почему я ушла оттуда.
- И почему же? - спросила подругу Нина.
- В общем, проработала я уже два месяца. И тут появляется одна особа, которая тоже хотела устроиться. А мест не было… Но она там чья-то не то племянница, не то сестра двоюродная - не важно. И подходит, как на зло именно ко мне, и говорит: «Ты мне должна место освободить». Я ей, конечно: «Никому я ничего не должна. Что за наглость вообще такая?». А она меня так трогает за плечо, улыбается и говорит: «Ты ещё не знаешь, кто я такая?». И что вы думаете: на следующий день так плохо стало, как раньше не было никогда… В больницу на скорой забрали. Это той дамочки рук дело было.

- Как ты догадалась? Может, случайно совпало? - спросила всё та же Нина.
- Да не. Мне в больнице сами врачи сказали. В общем, сходила я, куда надо, от этого дела отмазалась, вернулась потом на работу и говорю ей: «Ладно, будь по-твоему. Никакая работа того не стоит. Только помни, что такие дела возвращаются». Потом, правда, пожалела: вдруг она ещё раз такой фокус провернёт.

Осмыслить эту историю Романов не успел - в наушниках опять зазвенело:

- Служба доставки «Драйвер Бест», Иван. Здравствуйте, слушаю вас!..

В шесть часов Иван ответил на последний звонок. Он выключил компьютер, со всеми попрощался и покинул здание бывшего завода. На улице стало уже совсем темно, как и утром, в лужах отражался свет фонарей. Сырой ноябрьский воздух не давал никакой свежести и был противным, как тёплая вода в знойный день. Направляясь к остановке, Иван вдруг вспомнил про бутерброды. Сначала он хотел их где-нибудь выкинуть, но потом увидел, как на углу пиццерии стоит на коленях старуха: она была одета в тулуп и обвязана потрёпанным пуховым платком. Прося милостыню, эта сухая морщинистая старуха постоянно крестилась. При виде нищенки у Ивана от жалости сжалось сердце. Он достал из сумки пакет с бутербродами и, проявив недюжинную для себя смелость, положил его перед старухой. «Завтра полтинник ещё дам», - подумал Романов, спеша на троллейбус.

III

Наконец, наступила суббота. Романов чувствовал себя так тяжело и напряжённо, что даже воскресенье его больше не радовало и не давало желаемого восстановления сил. И всё же на выходных истощение Ивана прекращалось: это было лучше, чем вставать в семь утра и отправляться в постылый офис. Кроме того, Романов всё ещё любил субботу «по инерции» и возлагал на неё надежды. Завершив работу, он решил пройтись пешком. Во время прогулки Иван свернул к высокой горе над рекой: в небольшой парк, где стоит известная беседка с четырьмя белыми колоннами и зелёной крышей. Ещё совсем недавно Иван любил бывать в этом парке, курить в беседке, облокотившись на её мощные перила, расцарапанные подростковой ерундой: «Паша + Люба = love», «Заводские рулят», «Чмо ваши заводские», «ЛОХ», «Занзибар - нигер» … Теперь он хотел снова побывать там и повторить старые ритуалы, чтобы представить себя в ещё неостывшем счастье. Романов зашёл в беседку и с высоты посмотрел на город: в темноте светились бесчисленные окна девятиэтажек, вдоль узких дорог частного сектора горели оранжевые фонари, труба котельной выпускала вялый дым в тёмно-коричневое небо… Зажав губами сигаретный фильтр, Иван щёлкнул зажигалкой и вдохнул дыма - табак мгновенно лишил его сил, отдался тошнотой и тяжестью в ногах. Романов сам не понимал зачем курит: это не давало ему никакого удовольствия, ввергало в тоску, а порой и в полноценную панику. И всё же он настойчиво вытягивал из сигареты дым. Под воздействием курева сердце Ивана учащённо застучало, но он с привычным интересом продолжал смотреть, как оранжевый конец сигареты превращает в пепел табак и бумагу.

Из рощи к беседке приближался человек: болезненно-бледный парень, обхвативший себя руками от холода. Иван испугался, но, не подавая виду, продолжал спокойно курить.

- Угости сигаретой, друг. Очень надо, - дрожащим голосом попросил незнакомец.

С невозмутимым видом Романов дал парню сигарету и подождал, пока тот отойдёт подальше. Вскоре и сам Иван сорвался с места. Видимо, под влиянием всё того же курения в его душе опять поднялось мучительное беспокойство из-за недавнего звонка.

Суббота началась для Романова с предвкушения близкого отдыха, поэтому в офис он отправился без неврастении. День протекал довольно мягко: клиенты попадались спокойные, многие звонили для того, чтобы сделать заказ, а не возмутиться по поводу его задержки. Но где-то в полдень Иван столкнулся со следующим:

- Служба доставки…
- Слушайте меня внимательно, - в наушниках звучал голос, принадлежавший женщине лет шестидесяти. - Я говорю по-хорошему в последний раз. Вы слышите?
- Да, какая у вас проблема? - спросил Иван.
- Скоро у вас будут проблемы, скоты такие! Мне вчера должны были доставить игрушку - конструктор. Вернее, даже не вчера, а ещё неделю назад. А вы всё постоянно тянули и откладывали: то во вторник к трём, то вот в пятницу к пяти. Я целыми днями сижу дома и жду этого проклятого курьера! А вчера он даже не позвонил. Вы слышите?

- Да, скажите номер заказа…
- Не вздумайте вешать трубку…
- Да у меня и в мыслях не было, - задыхаясь, ответил Романов.
- Номер моего заказа: Н13-1394. Делайте, что хотите: шевелитесь, из кожи вон вылезьте, но, чтобы игрушка была сегодня у меня! Вы не знаете, с кем имеете дело! Я - экстрасенс! Вы пожалеете, что вообще белый свет увидели, если разозлите меня!

У Ивана зарябило в глазах, он едва не упал стула. Преодолевая позывы на рёв, он собрал последние силы и сказал:

- Займёмся в первую очередь. Не переживайте.
- Звоните мне, сообщайте обо всём.

Когда разговор закончился, Романов резко снял наушники и отправился в курилку. Женщина ударила в самое «яблочко»: в последнее время Иван по уши погряз в суевериях и предрассудках. И тут - этот звонок, так похожий на рассказ Кати. В курилке Иван открыл окно и стал жадно глотать воздух. Отдышавшись, он достал сигарету. Курение плохо влияло на Ивана и всё же в минуты крайнего волнения позволяло ему «отупеть» и прийти в себя. Выпуская синеватые струи дыма, он смотрел в окно: в дождливом свете желтела стена с рядом выщербленных цифр: … 25, 26, 27. 28 была последней. «Двадцать восемь… двадцать восемь лет… Видимо, на этом всё закончится», ; подумал Романов, восприняв цифры как предсказание.

После курения он сразу же связался с курьером, который должен был обслужить ту опасную особу:

- … Заказ Н13-1394… Вы почему до сих пор не доставили? Почему не связались вчера с клиентом? Она весь день из дома не выходила.
- Вчера? - изумлённо спросил курьер. - У меня вообще вчера на Пречистенке зона была, я и не думал к ней ехать. Это кто-то из ваших напутал.
- Поезжайте туда немедленно. Здесь серьёзно всё. Она уже неделю свой конструктор ждёт!
- Хорошо, я свяжусь с ней, - сказал курьер, разделив озабоченность Романова.

Ничего больше Иван сделать не мог. С трудом продолжая работу, он постоянно вспоминал тот звонок, думал и гадал, что будет дальше. «Да нет. Получит она свою игрушку», «Да не настолько же она сумасшедшая, чтобы из-за какой-то ерунды колдовством заниматься! Это же не работа за тридцать тысяч», «Бог меня защитит! Бог не оставит! Я ведь всегда верил в Него. Неужели проделки какой-то гадины пересилят молитвы к Богу?!» - успокаивал себя Иван. И это помогло: на какое-то время он успокоился и унял свой суеверный страх. Освободившись, он даже вновь с надеждой подумал об отдыхе, но курение в беседке вскрыло ящик Пандоры, вернуло эту непосильную тревогу.
Романов оказался не в силах сдерживать исповедальный порыв. По пути в магазин он зашёл в тёмный угол возле опавшей липы и достал телефон. Гудки шли один за другим, а сердце Ивана стучало, как крупнокалиберный пулемёт. Наконец, его мать взяла трубку, и Иван рассказал ей о том страшном звонке:

- … Скажи, и что теперь? Вдруг она не получила свой конструктор? Это значит…
- Ничего! Ровным счётом ничего! Сколько в вашей компании людей по-твоему? Всю фирму придётся на койку положить. Возьми себя в руки, успокойся и начинай жить по-человечески.

Услышав мать, Иван действительно успокоился. Во время разговора он смотрел, как в оранжевом свете фонаря блестит бесчисленное множество капель, свисающих с веток липы. Это зрелище заворожило его своей красотой и на несколько секунд погасило тревогу. К магазину Иван продолжил идти, чувствуя облегчение от сброшенного груза. Но он понимал, что это ненадолго и навязчивая, неопределённая тягота скоро вернётся.

IV

В ту субботу Иван после работы ехал не в обычный дом. Он хотел немного побыть один и отправился на квартиру, в которой когда-то Романовы жили вместе с родителями его матери. Теперь эта квартира пустовала, и Иван иногда заезжал туда, чтобы отдохнуть от общества близких и спокойно пожить в уединении.
Он покинул троллейбус в промышленном районе, заставленном однотипными брежневскими девятиэтажками. Осенним вечером их окна горели, и Иван мог увидеть, что творилось в незнакомых жилищах: полуголые мужчины и женщины в халатах суетились на кухнях, где-то во тьме светились синие экраны телевизоров, подростки сидели перед компьютерами в наушниках… Пройдя тихий двор, Иван зашёл в свой подъезд и встал у лифта. Вскоре из него вышла Марго - детская подруга Романова. Двери лифта открылись, и Иван вновь увидел это гладкое лицо с ямками на щеках и мощным подбородком. Серые глаза Марго загорелись, когда она увидела Ивана, её накрашенные губы улыбнулись, обнажив ряд ухоженных зубов. Покинув лифт, девушка встала перед Романовым, слегка подняв голову. Иван почувствовал, как от Марго, одетой в элегантное чёрное пальто, пахнет парфюмерией. Шею девушки украшал пёстрый шёлковый платок, её русые волосы были убраны назад.   

- Ты как здесь? – спросила Ивана Марго.
- Привет… Квитанции приехал забрать.
- Как дела то у тебя? Давно не виделись.

Романов не любил рассказывать о своей жизни. Тем более, он не хотел делать этого перед Марго, которая вечно подтрунивала над ним.
 
- Ничего необычного: бывало лучше - бывало хуже…

- Слушай, я тут недавно Карскую встретила. Она говорит, что у тебя история случилась…
- Да, да, - резко перебил девушку Романов. - Со мной всё в порядке.
- И как ты теперь? Что делаешь?
- Теперь всё, как у людей.
- На работу устроился?

Разговор нервировал Ивана всё больше. Он уже чувствовал в себе позывы на грубость, но изо всех сил сдерживался. «Надо же было ещё и с этим столкнуться!» - с отчаянием подумал Романов.

- Да, в офисе работаю. Всё в порядке, - быстро выпалил Иван, пытаясь отвязаться от Марго.
- Ну молодец. Правильно. И девушкой обзавёлся, наверно? - в этом вопросе проскальзывала издёвка: Марго знала о робком характере Романова и его вопиющем невезении в личной жизни.
- И даже не одной, - многозначительно ответил Иван. - Думаешь, зачем пустая квартира в субботу понадобилась? - он не знал, как произнёс эти слова.
- Ого! - усмехнулась Марго, прикрыв от удивления рот ладонью. - Ну тогда не буду мешать. Удачи!
- Спасибо, не помешает.

Когда Марго отправилась к выходу, Иван увидел на её затылке сияющую «стекляшками» заколку в виде бабочки. Выдохнув после тяжёлого разговора, Романов вторично вызвал лифт. Поднимаясь на свой седьмой этаж, он не мог не вспомнить строчку из песни «Свобода»: «Ночь похожа на лифт, // В котором умер поэт…».

Наконец, Иван открыл дверь квартиры: в ней было тихо и темно, пахло тёплым застоявшимся воздухом. Но, раздевшись, Иван энергично зажёг свет в прихожей и на кухне, включил холодильник и положил туда продукты, короче говоря, начал располагаться. Эта «однушка» на седьмом этаже представляла собой самую обычную, весьма скромную квартиру: на стенах были выцветшие обои с цветами, на полу лежал старый ковёр с обилием разноцветных полос. У стены стоял шкаф с книгами, красивой посудой, несколькими фотографиями и иконами. Окна закрывали зеленоватые шторы: в солнечные дни они погружали квартиру в приятный полумрак. Разумеется, была там и кровать: старая и широкая, сделанная из толстого лакированного дуба. У окна стоял широкий стол, покрытый зелёной скатертью - долгие годы Иван делал на ней уроки. Повзрослев, он занимался за столом почти тем же, что и в школе: читал, писал и работал за компьютером. Вскоре квартира ожила и зазвучала.

Разобравшись с суетой, Иван испытал наплыв тоски. Но он знал, что пребывание в одинокой квартире всегда начинается таким образом, а потом от сердца отлегает. И всё же тишина Романова угнетала, поэтому он поторопился включить радио - звуки музыки помогли. Торопясь убежать от накопившегося за неделю гнёта, Иван медленно перекрестился и выпил рюмку коньяка. Это тоже не обмануло: Романов почувствовал себя так, будто избавился от рюкзака. После усталости и нескончаемых стрессов хмель быстро отгородил его от внутренних штормов. Потом он отмокал в горячей ванне. Глядя на желтоватый потолок с паутиной в углах, Иван застыл в безмыслии, но следил за тем, чтобы не уснуть - глупой смерти он не желал. В ванной Иван слышал разговоры соседей сверху:

- … Не надо было так кран мучить: видишь, не идёт - остановись, не упирайся рогом! Завальцевался он. Теперь корячиться придётся, знаешь, как! - говорил возмущённый мужчина.
- Не надо орать на меня! Это не я его завальцевала! - не менее возмущённо отвечала женщина.

После мытья Романов, поглатывая коньяк, смотрел по компьютеру кино. С каждой минутой ему становилось легче. В какой-то момент Иван даже задумался о тщете всех своих переживаний и понадеялся сохранить это состояние навечно. Ещё его ободряла перспектива скорой зимы с холодами, которые заморозят грязь и укроют всю эту нечисть снегом. Глядя «Бегущего по лезвию», Иван вспоминал прошлые зимы с их чистотой и кристальностью воздуха, в котором радужными цветами переливались снежинки. Романов воспринял зиму как убежище, период, когда ужасы уходят в прошлое, уступая место сладостному безвременью. «Сегодня двадцать первое ноября… Уже совсем скоро: всего девять дней», - подумал Иван с тихой восторженностью. Как это часто бывает в моменты облегчения после сильной тяготы, в Романове проснулось вдохновение. Он остановил кино, взялся за ручку и, не отрываясь на раздумия, написал стихотворение под названием «21 ноября»:


Обещаю, зимой станет легче,
Скорбь покроется коркой льда.
И зажгутся святые свечи,
Снегопады - вместо дождя.

Тротуар захрустит под подошвой,
Швы замёрзнут, окрепнет ночь.
И тревога утонет в прошлом,
И мороз будет рад помочь.



Будет воздух холодный ясен,
Искушенья замрут и страх.
Окна иней густой украсит,
Снег укроет унылый прах.

Из трубы понесётся кверху
Разогретый котлами пар.
И кошмарные сны померкнут,
Ослабеет душевный жар.

Обещаю, зимой станет легче,
Потерпи ещё девять дней.
Гнёт покинет худые плечи,
Станет солнце зимой теплей.

С чувством удовлетворения Романов положил листок со стихотворением на скатерть и, отхлебнув из рюмки коньяка, продолжил смотреть фильм. «Бегущий по лезвию» уже давно восхищал Ивана, он с сочувствием и симпатией относился к репликантам и «влюбился» в героя Рутгера Хауэра Нексуса 6. Особенно ему нравился момента, когда Нексус 6 со словами «Куда же ты?» спасает от гибели полицейского Декарта, а потом ведёт с ним предсмертную беседу: «Я видел такое, что вам людям и не снилось: атакующие корабли, пылающие над Орионом, лучи C, разрезающие мрак у ворот Тангейзера… Все эти мгновения затеряются во времени, как слёзы в дожде…».

Иван решил, что после «Бегущего по лезвию» посмотрит ещё один фильм - «Водный мир». Но сначала он решил покурить и снова включил радио, чтобы не мучиться тишиной. Романов долго искал в куртке зажигалку, но ни в одном кармане её не было: «Ведь недавно только курил. Потерял что ли?» - недоумевал он. Тогда Иван стал рыскать по всей квартире в поисках коробка спичек или какой-нибудь другой зажигалки, залежавшейся со старых времён. Он резво открывал ящики шкафов и двери тумбочек, разгребал руками лежавшие вперемешку коробки от лекарств, катушки с нитками, ручки, старые рецепты, но нужного не находил. Это означало, что он не только не покурит, но даже не сможет сварить себе яиц и попить горячего чая. Досада Ивана стала дорастать до истерики. Идти в магазин или обращаться к соседям было уже поздно, поэтому он продолжил искать: лазал по полу, светил телефонным фонариком под ванной, смотрел в старые запылённые сумки… «Надо же было, чтобы так всё испортилось! Недолго музыка играла… Конца и края нет всему этому нет!» - нервничал Романов. Уже потеряв всякую надежду и готовясь смириться, он открыл дверь кладовки: на двух её полках стояли пустые банки, внизу беспорядочно лежали инструменты. Что было наверху Иван не видел, поэтому встал на табуретку. На верхней полке кладовки лежала целая уйма прямоугольников в коричневой бумаге - в такие как раз упаковывают спичечные коробки. Не поверив своему счастью, Иван схватил один такой прямоугольник, поторопился разорвать пакет и действительно увидел спички. На сердце у Романова отлегло, очередной приступ отчаяния сменился радостью за успех поисков.

В туалете Иван умиротворённо закурил. Едва он чиркнул спичкой, как замолчало радио: «Perhaps this final act was meant to clinch a life…», - песня «Fragile» оборвалась на полуслове. «Опять помехи что ли? Может, новый приёмник купить?» - подумал Романов. Но вскоре голос Стинга вновь наполнил квартиру.

 Следуя своему намерению, Иван начал смотреть «Водный мир». Коньяк он больше не пил, потому как почувствовал лёгкую тошнотцу - верный признак того, что пора остановиться. Но неоднократно пересмотренный фильм быстро наскучил Ивану. Он зашёл на кухню, поставил чайник, чтобы попить кипятка, и, заранее уменьшив громкость (было уже полвторого ночи), включил радио. Когда кипяток был готов, Романов остудил его переливанием из кружки в кружку и уселся купаться в своём угомонившемся мире. Лабиринты сознания вывели его в память об одном эпизоде из школьной жизни. Иван вспомнил, как однажды собирался из школы домой и в коридоре появились несколько престарелых упитанных женщин в дорогих шубах и меховых шапках, высокий седой директор в костюме и толстых очках и девушка с заплаканным лицом. Тётки держали в руках какие-то папки и смотрели на девушку с чувством жестокого превосходства. Директор заботливо отвёл девушку к выходу. Пока она стояла, закрыв лицо ладонями, он что-то ей тихо говорил: наверное, успокаивал. Потом директор коснулся плеча девушки, и она вышла в пасмурную улицу с подтаявшим снегом. Иван запомнил этот случай и проникся чувством жалости к незнакомой девушке. Столь же сильным было его презрение к тёткам, которые, судя по всему, обладали властью и сделали девушке что-то неприятное. «Что же случилось? Что же там произошло тогда?» - безнадёжно раздумывал Романов. Ивану самому часто приходилось иметь дело с различными «синедрионами», в последний раз это закончилось для него весьма плачевно, но ту девушку он жалел больше себя.

Спустя время Романов зажёг плиту, чтобы приготовить очередную порцию кипятка - опять на какие-то секунды замолчало радио. Потом он обратно сел на табуретку, облокотившись спиной о подоконник. Детское воспоминание взволновало Ивана, вызвало в нём бурю чувств и гневных мыслей, поэтому он вновь поднёс ко рту сигарету – на этот раз он решил не выходить в туалет, а покурить прямо на кухне. Но едва загорелась спичка, как радио снова замолчало. «Вот же курва!» - благодушно возмутился Романов. Но его возмущение быстро исчезло. Замолчало не только радио: перестал гудеть холодильник, прекратились скулёж чайника и шёпот синего пламени, которое застыло, как на фотографии. В недоумении Иван забыл зажечь сигарету и замер, держа перед собой горящую спичку. Как только спичка потухла, всё вернулось в норму: и холодильник, и газ, и чайник. На кухне продолжила звучать музыка. Чтобы проверить своё предположение, Иван зажёг ещё одну спичку - и опять повторилось то же самое. «Видно, после всего этого кошмара коньяк дал лишку. Спать надо», - решил Романов.
 
О курении он забыл. По старой традиции Иван прочитал перед иконой Христа «Отче наш», лёг в свою детскую кровать и моментально заснул.

V

«Блин! Опять возвращаться в эту вонючую жизнь!» - подумал Иван, едва открыв глаза и увидев, как из окна в комнату проникает скупой грязный свет. После вчерашнего отдыха он размяк, потерял внутреннюю жёсткость и ожидал новых «набегов». Но вскоре это прошло. Романова охватило хрупкое утреннее умиротворение. Сидя за столом он немного почитал, посмотрел избранные фрагменты «Водного мира», а потом быстро собрался и покинул квартиру.

Выйдя из подъезда, Иван почувствовал морозную прохладу: грязь на улицах сменилась на пыль, лужи покрылись хрупким ледяным стеклом. В воскресенье люди не торопились покидать дома, поэтому во дворе было тихо. На остановке народа тоже было мало. Транспорта приходилось ждать долго, поэтому Романов достал сигарету и чиркнул спичкой из «кладовых» запасов… Люди на остановке застыли в затейливых положениях: кто-то с открытым зевающим ртом, кто-то с закрытыми глазами, нога одной старухи висела в воздухе, не успев сделать шаг. Некоторые замерли, как правильные скульптуры из музея. Не веря своим глазам, застыл и Романов. Как и ночью на кухне, когда спичка догорела, движение возобновилось. В нелепом виде, с крепко зажатой зубами сигаретой Иван стоял и обдумывал происходящее. Его испугала мысль о своём сумасшествии на фоне последних ужасов.

- Не кури здесь. Я месяц назад пятьсот рублей заплатил, - сказал Романову моложавый, судя по всему, пьющий мужчина в грязной бейсболке.

Иван засунул сигарету обратно в пачку и заскочил в подъехавший автобус. В пути он не смотрел из окна на коричневые стены домов, видневшиеся издали купола церквей, гигантские трубы ТЭЦ, пёстрые вывески магазинов и забегаловок… Романова занимала лишь мысль о том, что случилось несколько минут назад. Он украдкой достал коробок и чиркнул спичкой прямо в салоне маршрутки - автобус остановился без инерции. Прыщавый подросток в широких наушниках, говоривший по телефону седой мужчина с гладким лицом, девчонка лет пяти, молчаливо сидевшая с матерью, волосатый парень, сосредоточенно читавший Евангелие на церковнославянском языке … - все пассажиры были, как на стоп-кадре. Иван посмотрел в лобовое стекло автобуса и увидел, что сила спичек ограничена близким расстоянием: на шоссе по-прежнему ехали разнокалиберные автомобили, по тротуарам шагали люди. Пламя потухло, спичка почернела, и вновь донеслось рычание мотора. Подросток продолжил нажимать на экран телефона, религиозный юноша перевернул страницу Евангелия, а мужчина заканчивал разговор:
 
- …Нет, извините. У меня есть покупатель, который предлагает более высокую цену…

Постепенно страх Ивана сменялся смирением - либо перед расстройством своего рассудка, либо перед чудодейственной силой спичек: «Хуже уже не будет», - спокойно подумал он.

Поздоровавшись с матерью и рассказав ей о своих делах, Иван решил проверить необычные спички дома. Романов встал за спину матери, когда она переходила из одной комнаты в другую, и зажёг одну из волшебных спичек: женщина с кувшином воды остановилась, на экране телевизора застыло изображение певца, уродливо раскрывшего рот перед микрофоном. Иван аккуратно подошёл к матери и с интересом посмотрел в её грустные карие глаза… Спичка догорела, и в квартире заорал телевизор. С Романовым столкнулась мать:

- Ты как здесь оказался? Смотреть надо, куда идёшь! - возмущённо сказала она, едва не уронив кувшин на пол.
 
- Извини. Так получилось.

Иван по-прежнему мало что понимал, но теперь он и не хотел всего понимать. Сначала он подумывал спросить у матери, откуда в кладовке на их старой квартире взялась целая прорва спичек, но потом, опасаясь спугнуть неожиданное «счастье», решил этого не делать. Ивана охватило скрытое воодушевление, интерес к «огненному» чуду потушил в нём все страхи и скорби.

В приподнятом настроении Романов отправился гулять. Он решил испытать спички в людных местах, чтобы полюбоваться тем, как причудливо застывают толпы ничего не подозревающих горожан. Со времён отрочества Иван ни разу не был в кафе. Годами он с интересом смотрел, как за стёклами разных заведений люди сидят за столами, о чём-то разговаривают, попивая кофе или поедая мороженое. А рядом суетились красивые официантки в одинаковых халатах, бармены смешивали гостям напитки. Весь этот мир был для Ивана, как немое кино. Ранними осенними и зимними вечерами он с интересом наблюдал за тем, как улыбаются друг другу юноши и девушки, понимающе кивают или смеются собеседники, мамаши чем-то кормят своих чад из ложечки… Конечно, Романов мог заглянуть в любое из сотен кафе в городе, но не хотел этого делать один. Кроме того, атмосфера этих заведений его отталкивала: люди там сидели слишком успешные и уверенные в себе, все они находились в устойчивом жизненном состоянии. По крайней мере, так казалось Романову.

И вот, наконец, он решился заглянуть в местечко под названием «New York». Это большое просторное кафе, похожее с улицы на столовую, находится в самом центре Т. Иван открыл дверь и сразу ощутил приятный запах настоящего кофе. После морозной улицы он очутился в тепле, среди лязганья посуды, громких переговоров персонала, звуков тихой музыки и гомона посетителей - в «Нью-Йорке» было многолюдно. По фильмам Иван знал, что гость кафе должен занять место, и к нему кто-нибудь подойдёт. Робко повесив на вешалку куртку, Романов сел за свободный столик у окна и скрестил руки в ожидании официанта. Он очутился внутри того мира, который казался ему таким красивым и манящим, но не почувствовал ничего необычного. Иван смотрел в окно и видел, как на западе садится солнце, окрашивая небо в яркие закатные цвета. По брусчатке ходили люди с уставшими лицами - некоторые из них натыкались на задумчивый взгляд Романова.

- Здравствуйте, что будете заказывать? - обратилась к нему миниатюрная официантка с пухлыми щеками и кошачьим разрезом глаз. С её головы симметрично свисали две одинаковые золотистые пряди. На аккуратной груди девушки висел бейджик с именем: «Галина».

Иван посмотрел меню и выбрал чашку бразильского кофе за семьдесят рублей: «Интересно, что они там в своих сериалах пьют?» - подумал он. Когда Романов увидел, что Галина приближается к его столику, принося заказ, то достал коробок и зажёг под столом спичку. Ожидания не обманули: официантка застыла с блюдцем и чашкой кофе на подносе, мужчина в очках и пиджаке замер, переворачивая газету, в приступе сдержанного хохота «остановилась» компания юнцов... Всё было, как при нажатии на паузу во время кинопросмотра. Когда «жизнь» вернулась, Иван вздрогнул: засмотревшись на эффект спичек, он забыл о том, что их магия мгновенно прекращается.
 
Романов медленно пил свой бразильский кофе, глядя как окончательно исчезает солнце. Будто по щелчку, на бульваре зажглись фонари. Потом Иван ответил на телефонный звонок:
 
 - Ты где там пропадаешь? Иди домой, тебе на работу завтра, - говорила ему мать.
 
VI

С обретением необычных спичек Романов повеселел. Теперь он не ходил на работу с прежней боязнью несчастного случая или очередной трагедии. В офисе он неоднократно останавливал движение, глядя как в полной тишине его сослуживцы замирают с наушниками на голове, как их вытянутые губы застывают при произнесении звуков [о] или [у], а веки не успевают закрыть глаза при моргании. Беседы с клиентами, курьерами и работниками складов обрывались на полуслове:

- …Тебе надо срочно связаться с заказчиком М15-2892..., - Романов незаметно зажигал спичку, обрывая разговоры и работу радио. Спустя секунд десять, всё возобновлялось. - Её зовут Куракина Татьяна Даниловна. Скажи, что её заказ доставят сегодня в полдень, и это точно. А потом свяжись с курьером, чей номер в заявке, и срочно направляй его туда. Слышишь? Срочно!

Однажды, когда Иван в очередной раз провернул свой фокус, то услышал, как дверь офиса открылась. Он поторопился погасить спичку, чтобы незнакомый человек не упал в обморок при виде необъяснимого зрелища. Вскоре в помещение вошла высокая худая женщина с мальчишеским лицом в очках и коротко стрижеными волосами ярко-рыжего цвета. Её робкое появление оторвало от работы только Романова. Несколько секунд женщина простояла в молчании, видимо, ожидая, что к ней кто-то обратится. Но телефонное жужжание и шёпот клавиатуры не прекращались.

- Все на связи, - со смущённой улыбкой произнесла женщина, пытаясь обратить на себя внимание.
- Здравствуйте, что вы хотели? - спросила её Аниса.
- Я из театра «Антитеза». Предлагаю вам ознакомиться с нашим декабрьским репертуаром. Есть спектакли на новогоднюю тематику, детские представления на библейские сюжеты, постановки сказок. Премьера была у нас недавно - «Капитанская дочка» Александра Сергеевича Пушкина. Спектакль ещё идёт, успеете… Хотите, я вам программку дам посмотреть?

- Нет, спасибо. Нет времени, - не отрываясь от компьютера, ответил Артём - самый старший диспетчер в офисе.   
- Никогда так не говорите. Время - это жизнь, - сказала работница театра.
Она уже развернулась к выходу, но Иван её остановил:
- Сколько на «Капитанскую дочку» билет стоит?
- Двести пятьдесят рублей, - вопрос Ивана заставил женщину радостно улыбнуться.
- Когда ближайший спектакль?
- В четверг в восемь вечера.
 
Иван открыл кошелёк и купил у женщины билет.

- Вы правильно поступили - не пожалеете, - сказала она ему.
- Театралом заделался? Культурный уровень поднимаешь? - с добродушной иронией спросила Романова Нина, когда распространитель отправилась в другие конторы.
- Тоска кругом. Не всё же вином веселиться.
- Ты пьёшь вино? - удивилась Диана.
- А что тебя заставило думать, что нет?.. Может, со мной «Капитанскую дочку» посмотришь?

Вопрос Ивана заставил весь офис удивлённо загудеть и зашевелиться.

- Ого! Скоро у нас свадьба будет! - воскликнула Катя.
- Молодец, Ваня, - серьёзно одобрил Романова Артём.

Впрочем, чёткого ответа на своё предложение Иван так и не дождался.

Постепенно он узнавал особенности волшебных спичек, начал осваивать этот странный инструмент. Несмотря на то, что их без труда можно было использовать по обыденному назначению, пламя спичек не обжигало, а их горение обходилось без дыма и запаха. Спички обладали необычной силой только вместе с коробком, в который были положены. Обычные спички, зажжённые от волшебных, останавливать движение не могли и ничем особенным не отличались. С каждым новым «сеансом» сила спичек увеличивалась: радиус «замирания» становился всё больше. Скоро Иван понял, что своё новое приобретение надо беречь, поэтому для «огненных» нужд использовал простую зажигалку. Баловаться со временем он стал реже и доставал волшебный коробок, только когда чувствовал сильную тоску или ловил красивый момент.

Впрочем, однажды от этого правила Романов отошёл. В конце рабочего дня он отправился в курилку и понял, что оставил зажигалку в офисе. Закурив с помощью коробка, Иван заметил, как во тьме, разбавленной светом фонаря, замерла метель: мелкие снежинки остановились в горизонтальном полёте и переливались цветами радуги, подобно зависшей в воздухе алмазной пыли. Эта картина привела Романова в восторг. Восхитился он и тем, с какой молниеносной скоростью «ожила» метель, когда пламя потухло.

Идея со снегом Ивану понравилась. По пути домой он иногда останавливал снегопад, а вместе с ним движение троллейбусов и трамваев, наполненных разношёрстными пассажирами в шубах и шапках.

На спектакле Иван также не сумел обойтись без «огненной» игрушки. В тот вечер на «Капитанскую дочку» пришли десятка два школьников с учителями и ещё три одиноких человека. Зал был почти пуст, работники театра предлагали немногочисленным зрителям переместиться поближе к сцене, но Иван предпочёл сидеть поодаль и смотреть спектакль свысока. Вскоре свет в зале потух, зазвучал колокольный набат и свист метели. Спектакль начинался с того момента, как Гринёв застрял в заснеженном поле - сценарист смешал временные планы. Едва открылся занавес, как Романов чиркнул спичкой и остановил представление: актёры встали, как восковые фигуры. Замершая сцена походила на экспозицию музея-диорамы. Иван «нажал на паузу» ещё два раза: в эпизоде дуэли Швабрина с Гринёвым и там, где Маша Миронова, сидя на полу, уверяет в своей ненависти к Швабрину: «Он мне не муж. Я никогда не буду его женою!». Хотя зрителей было немного, но актёры выкладывались, как надо. Подростки вели себя на удивление хорошо и даже прониклись увиденным: после спектакля они искренне аплодировали актёрам, а когда отдавал поклон «Пугачёв», восторженно закричали. Плотный «Пугачёв» с рыжеватой бородкой и широкой плешью на голове, действительно, отлично справился. В общем, распространитель оказалась права, и Иван не пожалел, что посмотрел «Капитанскую дочку».

Но потом он загрустил. Это было чувство без психопатских примесей. Дома после театральных шумов и звуков улицы на Романова навалилась тишина. В то время, когда он так сильно хотел поговорить, его мать спала в сумрачной комнате. Иван аккуратно сел на край дивана, надеясь на её пробуждение.

- Ну как спектакль? - спросила его сонным голосом мать.

Романов встрепенулся и ответил:

- Неплохо. Играли отлично, да и сюжет удался. Не думал, что прозу можно так передать на сцене.
- Встретил кого-нибудь знакомого? Девушки были?
- Нет… Вернее, кто-то был, но я не заметил… Не обратил внимания, - Иван путался, потому что боялся перейти к самому главному. - Слушай, я тебе сказать кое-что хотел.
- Говори.
- Я больше не могу работать в службе доставки.

 Женщина с растрёпанными волосами и отёкшим от сна лицом села рядом с сыном.

- И что же ты будешь делать? Кваситься в своей клетке и упиваться корвалолом? Думал, я не знаю?
- Это какая-то чушь, а не работа. Это просто абсурд! Я больше не могу там появляться. Не вижу смысла.
- И в чём же ты видишь смысл?
- Не знаю. Но не в этом. Дай мне тайм-аут. Я просто сойду с ума от этих проблем с доставкой инвалидных матрасов и средств для похудения. Почему я, математик со статьями в научных журналах, должен целыми днями выслушивать всякую хреновину!
- Потому что такова жизнь. Люди с учёными степенями торгуют на рынках джинсами и принимают свою участь спокойно. Чем же ты лучше?
- Я не говорю, что лучше. Просто выдохся, испепелился…
- Слов то нахватался каких: «испепелился», понимаете ли!

Постепенно разговор перерос в обострённую фазу. Квартира наполнилась громкими голосами Романовых, повсюду загорелся свет.
 
- … Отдохну месяц-другой и в школу попробую устроиться, - говорил матери Иван.
- Да, чтобы тебя ученики сожрали с твоим характером. А ещё начальство, которое не терпит никакой небрежности. Иди, дорогой! Там ты оценишь свой «Драйвер Бест», но вернуться уже не сможешь.
- Тогда в другое место, ещё куда-нибудь.
- Вот сначала найденное «другое место», потом - покинутое старое. Не иначе! Человек должен жить социальной жизнью. Безработица - прямой путь в психушку! Я не для того тебя рожала, чтобы ты гнил, как картошка на складе!
- А для чего? Кто вообще просил тебя посылать меня в эту гадкую жизнь!

Этими словами Романов ввёл мать в приступ ярости:

- Ай да христианин! Православный ты наш! Ты Библию свою читал? Что там сказано о тех, кто произносит такие слова?

Попытки Романова успокоить мать ни к чему не приводили, её несло, как лавину. Различные заверения («Я не так выразился») и просьбы («Давай прекратим. Надо выдохнуть») ни к чему не приводили:

- Нет уж, дорогой! Ты эту кашу заварил, так давай расставим все точки…

Посреди ссоры Иван отправился в туалет покурить. Вернее, он хотел применить спички, чтобы хотя бы на мгновение отдохнуть от происходящего. Романов сел на унитаз и достал сигарету.

- Хватит курить в туалете! Я слышала, как девка сверху кричала: «Фу! Воняет дымом!» … Я буду молить Бога, чтобы ты, если родишь кого-нибудь, никогда не услышал за это упрёков от своего ребёнка…

Романов зажёг спичку, и мать, одетая в спальную одежду, застыла у двери с выпученными от злости глазами. Уже ставшая привычной остановка движений и звуков не принесла Ивану никакого облегчения. Он понял, что в ней сейчас нет никакого смысла, и эту горькую чашу надо выпить без фокусов. Задув пламя спички, он продолжил выслушивать упрёки матери:

- … Ты не знаешь, как подобное бумерангом возвращается к людям! Если хочешь знать, это природа всего живого: детёнышей рождают и зайцы, и медведи, и твой любимый Люпин так же появился на свет! Только в природе их доводят до мало-мальского состояния, а потом бросают и забывают напрочь! Так и женщины в нормальных семьях поступают. Но я! Я же всегда для тебя в лепёшку расшибалась! В двадцать пять лет сыночку бутербродов на завтрак сделать, с документами помочь, отвезти его туда, сюда, на экскурсию…

- Ладно. В запале ссоры сказал. Ты же понимаешь. Давай закончим… 


VII

Иван быстро понял, что натворил лишнего. Ночью он долго не мог заснуть, а потом ему приснился сон: Иван стоял на кухне и, закрыв лицо ладонями, истошно рыдал. Сон был до того отчётливый и тягостный, что Романов открыл глаза. Он уже давно заметил, что после чего-то излишне дурного, часто видит подобное по ночам. Как и в прошлые разы, «слёзный» сон принёс Ивану облегчение.

На следующий день после работы он отправился в церковь. Священник вёл службу в тёмном храме, на клиросе пели старухи, под церковными сводами иногда доносилось лязганье кадила - всё, как обычно. Глядя, как во тьме перед иконами дрожит пламя свечей, Романов успокоился и начал приходить в себя. Испытывать спички в церкви у него не было и в мыслях. Однако ближе к концу службы хрупкое равновесие внутри Романова опять лопнуло. К нему подошла одна низкая стареющая особа с крайне неприятным лицом - типичная малахольная. Женщина встала рядом с Иваном, улыбнулась ему, а потом раскрыла руки для объятий. Иван расчувствовался и обнял эту бедолагу в ответ.

- Копеечку дашь? - попросила она его детским голосом.
 
Романов достал из кармана мелочь и протянул несчастной незнакомке - в ответ та скорчила недовольное лицо и сказала:

- Мелочь не хочу.

В недоумении он положил деньги обратно, но малахольная опять к нему обратилась:

- Ну дай копеечку.


Иван повторил действие с монетами. Едва ли не плача, женщина отвернулась от его руки и сказала:

; Я больше не приду. Не приду… Мне маму твою жалко.

Слова о маме после вчерашнего мгновенно взбудоражили Ивана, подняли в нём волну тревожных мыслей. «Господи, когда же всему этому предел!» - воскликнул он про себя.

Когда красная занавеска закрыла алтарь, Романов поспешил выйти на улицу. Там он позвонил матери и спросил:

- С тобой всё в порядке?
- Ты чего, как заведённый? Всё в порядке.
- Ты забыла про мою выходку?
- Нет, не забыла, - нарочито отчётливой интонацией ответила Романову мать. - Но готова сделать вид, что забыла. Выбора ведь у нас нет: жить то надо.
- Давай шампанского попьём в качестве перемирия.
- И муки ещё возьми: этой, нашей.

VIII

Зима надежд Романова не обманула: пережил он её спокойно. В феврале ему стало существенно легче: мать постепенно сжалилась над Иваном и разрешила ему уволиться из службы доставки. На какое-то время он застыл в нейтральном состоянии, которое в тех условиях воспринимал как форму блаженства. Баловаться со спичками Романов прекратил, хотя то «пустое» время хотел остановить навечно. Лишь однажды он воспользовался волшебным пламенем, чтобы успеть заскочить в троллейбус.

Вскоре сошли снега, обнажив чёрно-коричневые просторы города. Теперь Иван мог останавливать уже дождь. В то время, когда земля стала покрываться зелёной щетиной, наступила Пасха. Как в светлые времена, Иван умиротворённо гулял по городу, наслаждаясь дымом костров, дышал почвенным запахом и любовался сиянием весенних закатов. Чтобы освежить приятные ощущения, испытанные тем ноябрьским воскресеньем, он несколько раз заглянул в «Нью Йорк». Не забывал Романов и об отдыхе на квартире, где находился склад чудо-спичек.

В мае солнце стало жарким. «Лафа» закончилась: перед Иваном вновь встал вопрос о дальнейшей жизни. Одним днём, прогуливаясь по центральному бульвару, он понял, что опять забыл зажигалку, и зажёг сигарету с помощью волшебного коробка: мужчина с дипломатом - видимо, чиновник идущий в областную администрацию, ребёнок с фиолетовым воздушным шариком в левой руке (правой он держал за руку молодую мать), собачник с английским сеттером, заросший гитарист в кожаной куртке, серый кот, перебегавший улицу - все безотказно замерли. Но внимание Ивана привлекли только девушки, одетые в лёгкие платья, блузки, сквозь которые видно нижнее бельё, кофты, не закрывающие живот, короткие шорты и обтягивающие джинсы… Накрашенные и скромные, блондинки, русые, брюнетки, крашеные, высокие и низкие, дерзкие и улыбающиеся, а порой и вовсе безликие - по бульвару шагали всякие. Когда спичка потухла, всё это великолепие пришло в движение: туфли девушек вновь застучали по раскалённой плитке, послышались их голоса и смех. Уличный музыкант продолжил своё уродливое пение:

- Мы стояли на прошлом, мы ждали начала, // Прижимаясь к стене, где исчезли они. // Где ещё одну жизнь одна смерть обвенчала // Парой вспышек огня, да в эти смутные дни… // И, И… Что нам ветер…

Когда стемнело, Иван пытался заснуть в комнате с открытым балконом. С улицы, наряду с густым пахучим воздухом, доносилось пение сверчков и крики подвыпившей компании, ночной девичий хохот, ставший уже чем-то вроде архетипа, гудение далёких машин… На потолке сиял ряд полос стального цвета: не то от луны, не то от фонарей. Лёжа на кровати, Иван смотрел на этот потолок, но видел совсем другое: тот «остановленный» бульвар. Наконец, он понял, как можно с пользой применить спички.

IX

Прежде, чем воплотить свой замысел, Романову пришлось долго собираться с духом, прокручивать в голове последствия неожиданной затеи и думать над её грамотным воплощением. Несколько дней он ходил на бульвар, чтобы как следует ко всему подготовиться. И вот, наконец, пришёл момент истины. Заняв удобное место посреди бульвара, Иван зажёг спичку. Когда все застыли, он подошёл к высокой девушке в круглых тёмных очках и вцепился в её ярко накрашенные губы. Во время поцелуя Романов второй раз в жизни почувствовал мягкость девичьей кожи, вдохнул аромат парфюмерии и косметики… «Счастье» длилось секунды три. Несмотря на головокружительные ощущения, Иван помнил о времени горения спички и вскоре отпрыгнул от девушки в сторону. Всё очень быстро вернулось, но только не для Ивана - внутри него всё ещё стояло. Ещё какие-то минуты он чувствовал на лице слюну девушки, но не хотел её стирать. На бульваре он смотрел в выпирающие из-под чёрной кофты лопатки незнакомки, следил за шагами её ног, обутых в туфли на высоком каблуке. Вскоре девушка поднялась на гору, свернула за угол и скрылась. Под пасмурным небом не осталось ни одной «родной» души, но Романов продолжал стоять, как вкопанный.

- Молодой человек, - обратился к нему беловолосый парень с грустными серыми глазами.  - У тебя сигаретки не будет?

Иван угостил «разбудившего» его незнакомца.

- Спасибо большое… Дай ещё одну, - с отчаянием попросил парень.

В приступе жалости Романов отдал ему всю пачку.

- Да ладно, не надо…
- Бери, бери. Я всё равно хочу бросить, - успокоил парня Иван.
- Спасибо большое. Счастья тебе.

Романов всегда равнодушно относился ко всяким пожеланиям, но теперь проникся: «Может действительно благодаря ему стану счастливым?» - подумал он.

Покидая бульвар, Иван увидел, как люди, сидя за лакированными столами, пьют пиво, обедают на открытом воздухе, о чём-то разговаривают вблизи кустов сирени или под едва распустившимися деревьями. Некоторые сидели под обширными пляжными зонтиками. Иван соблазнился видом кружек, наполненных золотисто-пенистым пивом, и заглянул в уличное кафе «Глория»: «Банальные названия везде какие-то», - подумал он.

- Что будете заказывать? - спросил Романова официант.
- Пиво пожалуйста.
- Какой объём: ноль пять, ноль семь…
- Самый большой. И принесите, пожалуйста, в стеклянной кружке. Не в бумажном стакане.
- Как вам угодно. Пообедаете? У нас отличный шашлык.
- Фисташек солёных принесите, если есть.

Сидя за столом вблизи цветущей черёмухи, Романов глотал пиво и «оттаивал» от поцелуя. Он стал размышлять над тем, как зовут эту девушку и кто она вообще… Пиво в кружке было ледяное, а горло Ивана не отличалось стойкостью, но заболеть он не боялся и со спокойным сердцем отдался на волю судьбы. Из кафе он вышел изрядно опьяневшим и по дороге домой следил за тем, чтобы не шататься.

X
Заболеть Романову не довелось, поэтому он практически ежедневно ходил на бульвар за «любовью». Эта «любовь» имела разные формы: иногда Романов с девушками целовался, иногда аккуратно брал их за талии, иногда гладил по лицу или голове, а порою просто обнимал, проводя рукой по гладким молодым спинам. Застывшие девушки и женщины были, словно манекены, ласки не находили в их сердцах никакого отклика, а кожа походила на бездушную резину, но Иван продолжал гнаться за этим тягостным удовольствием. Порою он видел, как вышедшие из ступора девушки, вытирают после поцелуя лица и открывают зеркала, чтобы проверить макияж, чешут поясницы и поправляют одежду на плечах. Романов старался искать «любви» у одиноких горожанок, по крайней мере, у тех, кто шёл без мужчин. Но однажды он упустил момент: спичка потухла, и Иван оказался прижатым к «ожившей» девушке в обтягивающих кожаных брюках, чёрной кожаной куртке с блестящими заклёпками и платке, разрисованном под флаг конфедератов. Девушка имела густо накрашенные ресницы и губы, её зелёные глаза были чистыми, как стекло - именно за эти глаза Иван и позарился на очередную незнакомку. «Очнувшись», девушка оттолкнула Ивана и крикнула:

- Дэн, тут один придурок примахался!
Непонятно откуда появился этот Дэн: высокий парень в такой же куртке, как и его девушка. Несмотря на молодой возраст, Дэн уже имел приличный живот и густую короткую бороду. Его длинные русые волосы были убраны в хвостик и завязаны резинкой. Если бы не субкультурная одежда и странные повязки на запястьях, Дэна можно было бы принять за православного священника.
- Ты чё, харчок! К хирургу захотел? - сказал он, толкнув Ивана в плечи.
- Чего угрожаешь? Случайно получилось: задумался, спал плохо - не заметил.
- Ну смотри. Не шали больше.
Но «шалить» Романов не перестал. Тот инцидент лишь заставил его соблюдать большую аккуратность и правильнее выбирать себе девушек.

На очередную «охоту» Романов вышел девятого мая. На небе весели рваные тёмно-синие тучи, поэтому солнце светило по-грязному. Воздух наполняли ароматы цветущих каштанов, вишен, сиреней, яблонь и других деревьев. Нежные листья на свету имели потрясающий изумрудный оттенок. Город утопал в красных флагах и георгиевских ленточках. Наверное, даже Адаму и Еве не доводилось сталкиваться с такой красотой. Всё это великолепие из года в год почему-то тревожило Романова. Он любовался весенней красотой, но не мог с ней совпасть. Во время всеобщего расцвета Иван терзался чувством «сдёрнутого панциря», как никогда ранее, ощущал шаткость своего положения и незащищённость перед жизнью. В День Победы чувства эти достигали своего пика. По городу ходили люди с фотографиями предков-фронтовиков, было много пьяных и орущих, с разных концов доносились приглушённые звуки музыки и пения. Чем ближе становился Романов к бульвару, тем сильнее грохотал праздник. Вскоре замелькали дети в советской военной форме, появился бутафорский Сталин с трубкой во рту. Людей на бульваре было немерено. Встав вокруг магнитофона, танцевали полуголые мужчины, возле «Нью-Йорка» пели женщины в кокошниках, морщинистый старик энергично играл на баяне. Повсюду ходили полицейские, иногда появлялись лошадиные патрули. Романов пожалел, что вышел на улицу и столкнулся со всем этим хаосом. Он решил быстро воплотить намерение и сразу вернуться домой: выпить водки под «Терминатора 2». Среди пёстрой толпы он разглядел высокую худую женщину с короткой стрижкой и большими круглыми глазами. Женщина была уже лет тридцати семи и отличалась удивительной задумчивостью. Иван мигом остановил праздник и прильнул к тонким губам незнакомки. Получив желаемое, он отошёл в сторону и погасил почти сгоревшую спичку. Шумы и движение возобновились. Не оборачиваясь посмотреть в спину поцелованной женщины, Иван бодро направился к дому.

- Эй, привет! Давно не виделись! - остановила его Марго, коснувшись рукой живота.    
Марго была с распущенными волосами и в лёгкой красной рубашке, подчёркивающей её полноватую фигуру. Глядя на Марго, Иван удивился тому, как форма её губ совпадает с формой груди.   

- Тоже на праздник пришёл? Салют ночью будешь смотреть?
- Вряд ли. Я здесь по делу. Уже сделал всё.
- Какие могут быть дела в такой праздник?.. Бог мой! Да ты в помаде весь! - заметила Марго со смехотворным удивлением. - И кого же ты осчастливил?
- Я же говорил, что встречаюсь сразу с двумя. Хочешь, быть третьей? Могу осчастливить и тебя.
Марго скривилась от возмущения и дала Ивану звучную пощёчину. Оставшись в одиночестве, он погладил ударенную щёку, отёр с лица помаду и продолжил уходить с шумного бульвара. Неподалёку от дома Романов снова остановился: он увидел белого щенка, который рыскал в поисках еды. Щенок с вытянутой мордочкой был гладкий и чистый, видимо, он совсем недавно оторвался от матери. Щенок суетливо бегал у кромки проезжей части, облизывал бумажки, беспрестанно обнюхивал пыльный тротуар, надеясь отыскать пропитание. Но ничего съедобного не было и близко. Глядя на щенка, напоминавшего чем-то рептилию, Иван остолбенел от жалости, смешанной со страхом: «Ничего - сегодня праздник. Наверняка, отходов будет много», - успокаивал он себя.

Вечером, сидя перед компьютером, захмелевший Иван услышал приглушённые раскаты грома. Он остановил фильм, вышел на балкон и увидел салют. Чёрное небо наполняли сотни блестящих огоньков и искр: они разрывались, летели, меняя цвета и формы, и тут же гасли. Пёстрые шары салюта долго разбавляли темноту, а потом донеслись крики ликующей толпы. Когда всё стихло, Иван обрадовался, что праздник закончился, и вернулся к «Терминатору».

XI

Во второй половине мая желание Романова заглянуть в школу стало настолько серьёзным, что он был уже не в силах сдерживаться. Субботним днём он сел в маршрутку и приехал в район, где провёл детство. По тихим улицам ходили разморенные солнцем люди, школьники понуро несли на плечах портфели. Собравшись с силами, Иван прошёл через синие кирпичные ворота и оказался в тени берёзовой аллеи. Впервые за восемь лет он увидел перед собой купоросное двухэтажное здание школы с блестящей крышей. Романов направился ко входу. Слева от него был яблоневый сад и микроскопические школьные огороды, справа - двор с зелёной хоккейной коробкой. Наконец, Романов открыл дверь. Прежде, чем войти в коридор, он зажёг спичку, чтобы беспрепятственно пройти через охрану: молодой парень в полицейской форме застыл, сидя за столом. Иван вновь увидел ряды вешалок в раздевалке, услышал, как уборщицы грохочут вёдрами. Учебный день закончился, поэтому народу в школе было мало: по коридорам бродили редкие дети из начальной группы и учителя, от встречи с которыми Иван старался уклоняться. Он подошёл к стенду с расписанием, посмотрел на стены, разрисованные на сюжеты сказок. Потом Иван поднялся по знакомой до боли лестнице на второй этаж и очутился в зале с синими стенами. Там были двери кабинетов математики, русского языка, истории… В школе почти ничего не изменилось. Только в туалете Романов столкнулся с невероятной для прошлых лет аккуратностью и чистотой: выщербленный бежевый кафель заменили на плитку, вместо ржавых раковин поставили керамические, на месте встроенных в пол унитазов появились новые - приспособленные для сидения. Спустившись, Иван заглянул в коридор между двумя частями здания. На стене этого коридора он увидел всё те же, правда, уже «отреставрированные», портреты писателей с цитатами из их произведений. «Когда вы будете в Спасском, поклонитесь от меня дому, саду, моему молодому дубу, родине поклонитесь», - вновь прочитал Романов. Из столовой доносились запахи картошки и грохот посуды: Иван робко заглянул в это большое сумрачное помещение, но заходить внутрь не стал. Он отправился в другое - «старое» крыло школы, где, помимо учебных кабинетов, находились учительская и кабинет директора.

Наконец, в Романове поднялись воспоминания о школьных днях: мимолётных картинах, запахах, словах, ситуациях, о том, какой была дорога в школу и обратно… Изобилие пёстрых мгновений спрессовалось внутри Романова в единый тяжёлый монолит, который словно бы продавливал ему голову. В определённый момент он ощутил, будто этот сгусток памяти сломал в нём какую-то преграду, разрушил нечто чуждое и мешающее. Поднявшись на второй этаж, Иван подошёл к стенду с фотографиями. На одном из первосентябрьских снимков он разглядел себя и одноклассников - это было последнее первое сентября в жизни ученика Романова.

Получив от школы желаемое, Иван отправился к выходу.
- Молодой человек, не видел, как вы появились, - обратился к нему охранник.
- Да. С Сергеем Юрьевичем надо было поговорить насчёт документов. Всё в порядке.

Охранник удовлетворённо кивнул, и Иван вышел на жаркую улицу. После школы он, как в детстве, ощутил приятный запах пыли, услышал пение ласточек и крики малышни, развлекавшейся возле уличных турников. За воротами Романову стало грустно за свою неудавшуюся взрослую жизнь. Дом с его детской квартирой находился неподалёку. Иван хотел зайти туда поспать, выпить кофе и как следует обдумать «школьную» вылазку. В тени жёлтой хрущёвки он, наконец, оторвал глаза от земли и обомлел - к нему навстречу шла Яна Самедова.
Яна с Романовым училась. Уже осенью первого курса он выделил её в общем потоке студентов. Молодых красавиц в институте хватало с избытком, но в залах и коридорах Иван искал её: эту казавшуюся высокой девушку с восточными глазами. Яна никогда не красила свои аккуратные, чем-то напоминавшие мужские, губы и вообще не пользовалась макияжем. Долгое время Иван безысходно любовался тем, как она улыбается, прислушивался к обрывкам её низковатого голоса. С каждым месяцем Яна хорошела. Скоро она поменяла свою подростковую одежду на изящные кофты и юбки, иногда появлялась в костюме и белой рубашке. Изнывая, Иван украдкой смотрел в нежные глаза Яны, подбегал к расписанию, чтобы около неё постоять, садился рядом в читальных залах. Одним сырым ноябрьским днём он увидел, как Яна бесцельно расхаживает по улице. Романов хотел подойти к ней и завязать разговор, но побороть нерешительность не сумел: «Всё ещё впереди», ; успокаивал он себя. Долгое время Иван даже не знал имя «возлюбленной», но постепенно общение между группами стало плотнее, участились совместные занятия. На одной перекличке произнесли: «Яна Самедова» ; и поднялась она. «Яна, Яночка…», - часто повторял Иван, витая в облаках. Ему даже удавалось перекинуться с ней парой слов, когда студенты, толпясь у подоконника, коротали время в разговорах. Яна почувствовала внимание Романова. Она отвечала на его взгляд, многозначительно улыбалась, когда он проходил мимо. Иван понимал, что час настал, но сделать с собой ничего не смог. Ни одного полноценного диалога у них так и не случилось.
И теперь Яна снова появилась. Она шла по улице в обтягивающих синих джинсах с блестящей пряжкой на поясе и чёрной водолазке с коротким рукавом. Увидев её, Иван почувствовал тягостное умиление. Яна тоже заметила своего давнего воздыхателя. Сначала она грустно опустила глаза в землю, но, когда увидела, что Иван направляется к ней, улыбнулась. Романов вновь увидел эту улыбку, этот океан нежности в карих глазах – впервые, всё это было обращено к нему.
 
- Привет! Помнишь меня? - спросил Яну Иван при встрече.
Она посмотрела в его трепетные глаза и ответила:
- Само собой. Такое время не забывается.
- Давно не виделись.
- Четыре года, - не переставая улыбаться, говорила Яна. - Ты как устроился? На курсе был одним из лучших. Сейчас, наверное, профессор уже?
- Никакой я не профессор… И не в том я был лучшим, чего по-настоящему хотел. А ты как?
- У меня всё лучше, чем раньше. Родители только стареют - жалко…
Применять спички в отношении Яны Иван не хотел, но всё же решил, что другого шанса к ней прильнуть может не случиться.
- ..., поэтому барражирую между Москвой и домом пока.
Преодолевая нежелание, Иван достал из кармана спички и пачку сигарет.
- Ты начал курить? - удивлённо спросила его Яна.
- Я много чего начал - и всё это не нужно.
Зажав губами сигарету, Иван зажёг спичку. Когда мир остановился, он обнял стройное тело Яны и почувствовал, будто тонны тяготы и мусора куда-то спадают с него. Потом он ощутил руки Яны у себя на спине: она обняла его в ответ. Не желая злоупотреблять доверием девушки, Иван вскоре её отпустил.
- Так лучше? - всё с той же улыбкой спросила Яна. - Ну не надо, Ваня, не плач.
На каменном лице Романова действительно появились слёзы. Яна отёрла их ладонями и сказала:
- Я, гляжу, ты поумнел. Не переживай: будет и на твоей улице праздник.
- На нашей с тобой улице.
- Опоздал ты немного…
Известие о скором замужестве Яны не расстроило Ивана. Быть может, последнее прощание с ней также не вызвало в нём обоснованной досады. Наоборот, после встречи с Яной Иван почувствовал себя легче и свободнее. На телеграфных столбах одно за другим чернели числа: 35, 36, 37, 38… «Откладывается», - подумал Иван.