военная кафедра
Могущество Советского Союза, преемника Российской Империи и суррогатного родителя РФ, кроме передовой коммунистической идеологии, всегда имело надёжную опору в своих Вооружённых Силах. Ещё до революции, царь Александр III - Миротворец говорил, что: - "У России есть только два союзника: ее армия и флот", а вовсе не монгольские "нехэры" или "братушки" из Болгарии, что они и доказали, отказавшись прокладывать газопровод "Южный поток" по своей территории. Между прочим - отвоёванной у братской Турции российскими войсками.
Важной компонентой боеспособности Вооружённых Сил являлась система вневойсковой подготовки офицеров запаса, осуществляемая в высших учебных заведениях технического и гуманитарного профиля. Вот это я сказал - завернул! Честное слово - сам придумал. Да мне бы передовицы писать.
Надо сказать, что дело было поставлено по -советски и по-армейски основательно, и если бы возникла соответствующая ситуация - "наш ответ и могуч и суров", но слава великомученику Георгию Победоносцу и великомученице Варваре, до войны тогда дело не дошло. Миролюбивая политика Советского Союза, во главе с великим борцом за мир Леонидом Ильичом, не позволила мировому империализму развязать третью мировую войну. Можно сколько угодно иронизировать по поводу Советского Союза и Леонида Ильича, но истинная разрядка была заложена именно при них, а не предателе Горбачёве, и большую роль в этом играл сдерживающий фактор мощи Вооружённых Сил. Опять хорошо сказал !!!
Но это всё относилось к стратегическим вопросам обороноспособности страны, мы же были ответственны на тактическом уровне командиров танков и командиров взводов, какими нас готовили.
Военная кафедра располагалась в почти помпезном здании сталинской постройки, бывшей школе, на промышленной окраине города. Добираться приходилось на трамвае, набитом таким битком, что сейчас это трудно представить. На всех офицеров кафедры я помню только одну "Жигули" у полковника Штученкова (я поменяю все фамилии, хотя ничего обидного ни про кого не скажу), других офицеров собирал по городу тентованный ГАЗ-66. Была небольшая территория для плаца и ангары с танками. Сейчас всё уже забылось кроме лобастых танков Т - 55, воронёных автоматов и строгих преподавателей в военной форме. Но до сих пор помню: "Работа командира танкового взвода: 1). Уяснить задачу 2). Оценить обстановку 3). Принять решение 4). Отдать боевой приказ " - от зубов отскакивает.
Кафедра была представлены тремя десятками офицеров, от капитанов, до полковников, были фронтовики с ранениями и орденами и совсем молодые. Отличались они и по другим качествам; у одних занятия проходили интересно и плодотворно, с большой отдачей и хорошей "усвояемостью" материала, у других превращались в такую унылую тягомотину, что выходили с них ещё тупее, чем входили. Справедливости ради - вторых было значительно меньше, и не в армии подчинённым обсуждать командиров, идите вон на гражданке своих начальников критикуйте. Но среди всех несомненно выделялся зам. начальника кафедры и начальник огневого цикла полковник Гвоздев. Когда мы пришли на кафедру, он был ещё подполковником, уже при нас поменял шапку на папаху и пошил новую шинель. Вот у него занятия проходили, как спектакли "Театра Советской армии", и роли предмет мы знали и скучать не приходилось. Это был, несомненно, умный и грамотный, начитанный и образованный человек. Но ещё он отличался такой изящной язвительностью, снисходительным обидным превосходством, таким природным даром "оттянуть", "отодрать", "пропесочить" провинившегося, что никогда не повторялся. И при этом никогда не слышали от него матерного слова, ему хватало литературных. Его опасались и уважали, вряд ли любили, но и обид не хранили. Я и сам "артист", поэтому воздаю должное несомненному таланту.
Вот пара "анекдотов кафедральной жизни"; на "солдата Швейка" или "Сто дней до приказа" конечно не тянет, но романам социалистического реализма про армейские будни вполне соответствует.
Я уже говорил, что на занятия по военной подготовке приходилось добираться трамваем, на другой конец города, по времени совпадающем с "часом пик" всех едущих на работу. Ну не было тогда маршруток и ведомственного транспорта. А оправданием опоздания или неявки на военную подготовку принимались только "стихийное бедствие или смерть", причём оба явления должны быть подтверждены справкой, иначе ни пострадавший ни умерший до следующих занятий не допускались.
В этот раз опоздавшим оказался, назовём его Толян. Он появился, когда занятия уже начались, а это была огневая подготовка и вёл её полковник Гвоздев. Толян вошёл и встал у двери, щёлкнул каблуками, выдвинул вперёд подбородок, прижал ладони к бёдрам и выставил локти, втянул живот и оттопырил зад:
- Товарищ полковник, студент Толян, разрешите присутствовать
Гвоздь подошёл и нежно поглядел прямо в глаза - Могу ли поинтересоваться причиной вашего опоздания, товарищ студент - проникновенно спросил он.
Толян понял, что пропал, он смешался - Не мог сесть в трамвай, народу было.... -
и так жалобно и беспомощно он это произнёс, пытаясь разжалобить того, кто не знал жалости, что сам подсказал мучителю способ дальнейшей пытки.
- Пойдите в поликлинику, товарищ студент, и принесите справку, что вы мужчина. Без справки до занятий вы допущены не будете.
Смешным это оказалось только на первый взгляд. Что было делать бедному Толяну, интернета тогда не было - Новодворской не напишешь и к Андрею Малахову на передачу не попадёшь, да что там - "Солдатских матерей" и тех не было. Положение было хуже губернаторского, я бы тоже не знал что делать в такой ситуации. Решение напрашивалось само - переждать неделю (занятия на кафедре проходили раз в неделю полный учебный день) и заявиться как ни в чём не бывало. Но не тут то тебе в зад! Гвоздев был тоже, не соплями клеен, он сразу же спросил про справку и выдворил несчастного за двери. Конечно, это было жестоко - нельзя притеснять человека, который не может тебе ответить, не драться же с полковником. Это я сейчас понимаю: надо было придти в кабинет и сказать - "Товарищ полковник, хватит издеваться, я всё понял, разрешите приступить к занятиям" - я уверен, что этим бы и кончилось. Но это я сейчас понимаю. Толян был парень простой, деревенский, а потому - уважающий начальство (это сейчас не уважают), и не нашёл ничего лучшего, как пойти в нашу институтскую поликлинику, за справкой. Я не знаю, что там было с врачами, кажется поликлиника в этот день больше не работала, и не помню, чем закончилась эта история. Скорее всего всем надоела, в т.ч. и Гвоздю, и постепенно сошла на нет. По крайней мере, чего то значительного, вроде публичной порки, я не запомнил.
Я и сам стал участником такого анекдота тоже связанного с опозданием. Я не успел на развод совсем немного, выглянул с лестницы в длиннющий коридор, в котором уже выстроились взводы, увидел, что Гвоздь смотрит в другую сторону и нырнул за заднюю шеренгу. Мой взвод строился в другом конце коридора, и пробираясь до него я естественно производил некоторое колебание и волнение в рядах, что не могло укрыться от бдительного ока опытного командира. Полковник зычным голосом отдал приказ, и мне ничего не оставалось, как выйти на заклание и поругание. Я понял, что всё для меня кончено, и я буду немедленно расстрелян, и это будет абсолютно оправдано для поддержания дисциплины и стойкости личного состава. Я стоял перед полковником по стойке "распущено", опустив плечи, расслабив колени и наклонив голову на левое, по уставу, плечо. Ладно хоть слюни не капали и штаны не свалились. Гвоздь оценивающе поглядел на меня, мгновенно срежиссировал сюжет и спокойно начал:
- Вот поглядите на него. Это не студент, не будущий офицер, это даже не будущий инженер, это - индийский воин, он только что слез со слона, копьё оставил неизвестно где...
Так он убаюкал меня размеренным псалмопением, я расслабился и совсем потерял волю к сопротивлению. Мне снилась буйная растительность и лианы, с висящими на них мартышками и попугаями. Вдруг, полковник повернулся ко мне и преобразился. Лобовая броня башни сверкнула всеми триплексами и прицелами, раззявленный люк механика-водителя оскалился стальными зубами с победитовыми напайками, из ноздрей, через отверстия дульного тормоза, полыхнуло пороховое пламя, из ушей повалил дизельный голубоватый выхлоп, а в животе заурчали все 12 цилиндров двигателя V-55. И раздался рёв, от которого в секретке попадали карты с полок, а в оружейной комнате все автоматы снялись с предохранителя:
- Где твоё копьё !?!?!?
Если бы не необходимость "стойко переносить все тяготы воинской службы", я бы был опрокинут на пятую точку, а полковник смотрел на меня сквозь рамку танкового прицела ТШ2Б-32П и губы беззвучно, но яростно произносили "Пли!".
Затем полковник ударил копытом, высекая щепки из досок пола, изящно положил на локтевой сгиб облезлый хвостик с серой кисточкой на конце и смешно морща розовый пятачок, поставленным командирским голосом, приказал:
- Через пять минут, в моём кабинете, с полной выкладкой, при копье. Кругом, марш!
Ладно хоть слона приводить не надо. Я повернулся через левое плечо и строевым шагом контуженного по голове, вышел на лестницу, где меня уже поджидал добрый десяток таких же опоздавших. Только более удачливых. Мне тут же попытались вручить швабру, вместо копья. Я не помню чем закончился разбор в кабинете и какое последовало наказание. Нас не заставляли мыть полы или драить сортир зубной щёткой, видимо статус полукурсантов - полупартизан не позволял применять к нам такие меры дисциплинарного воздействия. К тому же, мы ещё не принимали Присягу. Кажется, в виде наказания, нас оставляли при кафедре после занятий для каких- то технических работ по материальной части. Как сух и точен армейский язык!
Были и ещё анекдоты кафедральной жизни, менее выразительные и запоминающиеся. Потом были двухмесячные полевые сборы, принятие воинской Присяги, государственные экзамены на офицерские звания и другие приключения, заслуживающие отдельного повествования. И если покровители русского воинства святые великомученники Георгий-Победоносец и Варвара подарят мне ещё несколько дней, то я, возможно, сподвигну себя на новый литературный труд.
Свидетельство о публикации №221011400213