Слова

 Стоя у подъезда, Гаврила выслушивал прогнозы своего соседа относительно предстоящих погод и грядущего урожая. Это обильное словоблудие уже утомило Гаврилу, но так как этот пенсионер всегда одалживал Гавриле до ближайшей получки, то смысла вступать с ним в пререкания у Гаврилы не было. Нужно было собраться с силами, монотонно кивать головой и поддакивать. Улучив момент, пока сосед приостановил свои речи, дабы набрать в лёгкие побольше воздуха, намереваясь продолжить повествование с новой энергией, Гаврила сделал резкий словесный выпад, желая сбить оратора с ритма:
 - Спасибо, Харитон Силыч, - пошёл в атаку Гаврила – а то, сидя дома, мало чего нового узнаешь. А вот сейчас футбол по телевизору начнётся.
 Гаврила хотел отвлечь собеседника упоминанием о футболе, рассчитывая на быстрое завершение ненужного разговора и скорое отбытие прилипчивого пенсионера к его телевизору. Но Харитон Силыч футболом не заинтересовался, а вместо этого вдруг развил тему погоды иным образом:
 - Погоды сейчас жаркие, а у тебя изо рта пар валит. К чему бы это?
 - Какой такой пар? – Удивился Гаврила.
 Но когда он произносил эти слова, у него действительно повалил пар, да такой густой, который и не во всякий мороз можно увидеть.
 - Может, съел чего? – предположил собеседник Гаврилы.
 Гаврила не мог припомнить за собой какое-либо особое нарушения пищевого режима и немного озадачился:
 - Пойду-ка я к себе домой – озабоченно сказал Гаврила, может быть, это вообще заразно.
 Пока Гаврила это говорил, у него изо рта валил густой, почти паровозный пар. Пенсионер боязливо отстранился от этого пара, кинулся в подъезд, крикнув напоследок:
 - Пожалуй, иди.
 И торопливо затопал ногами по бетонной лестнице. Гаврила последовал за ним, но без особой прыти, не спеша и задумавшись. Придя к себе в квартиру, Гаврила проследовал в санузел, где на стене возле раковины висело слегка надтреснутое зеркало. Гаврила отразился в этом зеркале в своём обыденном повседневном облике. Не зная как обнаружить в себе признаки неясной хвори, Гаврила вспомнил как врачи в кино осматривают пациентов и решил последовать их нехитрым действиям. Первым делом он открыл рот и высунул язык. Язык был длинный, гладкий и розовый. «Какие такие неясные признаки могут врачи на этом языке увидеть?» - недоуменно подумал Гаврила. Гаврила этого не знал. Затем Гаврила пальцами оттянул нижнее веко на правом и левом глазах. Глаза как глаза. Ну, разве, чуть покрасневшие. Но, если взять во внимание недавние выходные, то и краснота не так уж велика. Задрал рубашку, потыкал пальцем живот. Живот как живот. Но пустой и голодный. «А где жена?» - вслух произнёс Гаврила, предвкушая грядущий ужин. Когда Гаврила говорил, из его рта вывалилось большое облако пара, которое постепенно приняло образ его жены с дымящейся сковородкой в руках. «Ё моё!» - от неожиданности завопил Гаврила. И тут же возникло новое облако пара, быстро преобразившееся в жирную и зелёную букву «Е», затем над этой буквой возникли два зелёных шарика. Эти шарики поросли щетиной или колючками. На теле буквы тоже возникли подобные образования. Всё вместе это стало похоже на большой радостный кактус. Гаврила, не веря своим глазам, уставился на этот новообразованный кактус. Кактус тоже смотрел на Гаврилу своими зелёными шариками. Этот взгляд был тяжёлым и недружелюбным.
 «Вот чёрт!» - завопил Гаврила. Из образовавшегося при этом облаке пара возник образ прародителя зла. Сатана держал в своей деснице то ли вилы, то ли кочергу, а шуйцею манил Гаврилу к себе. За спиною дьявола полыхал недобрый пламень. Гавриле стало страшно, он выскочил из санузла и забежал в зал.
 Постояв и отдышавшись, Гаврила тягостно произнёс: «Ой, мама!». Немедленно из облака, вылетевшего изо рта Гаврилы, возник образ маленькой женщины, влачащей тяжёлые авоськи. Озадаченный Гаврила крикнул в пространство перед собой: «Вот жопа!». И снова возникло облако пара, которое немедленно преобразовалось в жопу. Жопа была волосатая, обвислая и, явно, сердитая. Эту эмоцию жопы Гаврила почувствовал седьмым или, может быть, восьмым чувством. Чувство это было подобно тому, которое испытывает мать к своему ребёнку. Ребенку, который находится далеко от родительницы и который вдруг заболел. Сердитая жопа грустно растаяла в воздухе, и это неясное чувство, возникшее у Гаврилы тоже исчезло.
 Вдруг в квартиру вошла жена Гаврилы. Однако, этот её приход был для Гаврилы не столь уж неожиданным. Обычно в это время она возвращалась с работы. Зайдя в квартиру и увидев Гаврилу праздно стоящим, она, как обычно, обратилась к своему мужу:
 - Ты чего, как пень, стоишь!? Мог бы и ужин приготовить.
 - Сама готовь.
 - Что?
 - Да, что обычно!
 - Да я тебя не про это спрашиваю – жена взяла Гаврилу под локоток и подвела поближе к окну – ну-ка скажи чего приготовить.
 - Лапшу свари!
 Гаврила, обрадовавшись, приходы жены, забыл о неясностях, случившихся с ним накануне, и вложил в эту последнюю фразу вся силу убедительности. Сказанное Гаврилой тут же проявилось облаком пара, преобразовавшимся в тарелку с лапшой. Лапша вылетела из тарелки и стройным журавлиным клином просочилась в открытую форточку. Тарелка бесследно растаяла в пространстве между окном и Гаврилой.
 Жена стояла рядом, выпучив глаза, и недоумевала. Будучи женщиной стойкой и полностью в себе уверенной, жена не могла отнести произошедшее к видениям, вдруг возникшим у неё, и каким-либо расстройствам своей психики. Следовательно, всё увиденное ею происходило из-за её мужа.
 - Ну-ка, скажи ещё чего-нибудь - попросила она у Гаврилы.
 - Чего?
 Снова возникло облако пара, преобразовавшееся в синий и упругий вопросительный знак. Этот знак туго и напряженно задрожал и растаял в воздухе. Жена испуганно ойкнула.
 - Да тебе к врачу надо! Ты же болен! – завопила жена.
 - К какому такому врачу?
 Из возникшего облака пара медленно сформировалась группа из трёх человек. Два человека одетые в белые халаты, вели третьего, туго обмотанного простынями. Последний явно идти не хотел и упрямился. На этот раз испугался Гаврила и немедленно скрылся из поля зрения жены. Жена ушла на кухню, и принялась там нервно греметь посудой. Через некоторое время Гаврила, томимый чувством собственной вины, заявился на кухню и начал маячить перед очами супруги.
 - Ну и что ты тут топчешься?! – негодовала жена – если не можешь ничего сделать, сказал бы что-нибудь полезное.
 - Что? – Гаврила опять выпустил из себя тугой вопросительный знак.
 - Не знаю что. Сам придумай.
 - Миллиард рублей!
 От этих сказанных Гаврилой слов свет на короткое мгновение померк, и вдруг из этих сумерек полетели купюры разного достоинства и посыпались звонкие монеты. Миллиарда рублей, правда, не возникло, но количество денежных знаков и монет явно были больше увиденного Гаврилой и его женой когда-либо. «Ну-ка заткнись!» - завопила жена. Но удивлённый Гаврила и так не собирался толкать речь. Гаврила молча стоял, засыпанный чуть выше колена деньгами. Жена резво выбежала из кухни, и скоро вернулась, обратно влача за собою пододеяльники и наволочки. Растолкав все купюры в постельное бельё, она утащила собранное вглубь квартиры. Затем она пришла с совком и веником, собрала все монеты, засыпала в банки, приготовленные для осенних разносолов. Банки спрятала на антресолях.
 Вдруг, в подъезде возник шум. Кто-то хлопал дверьми, бегал по лестнице вверх и вниз. Харитон Силыч хорошо поставленным оперным басом, как в граммофонную трубу, вопил:
 - Ограбили! Сволочи ограбили! Всю жизнь копил гробовые, ни копейки не оставили!
 - Ой! У меня все деньги упёрли! – вторил оперному басу визгливый бабий голос.
 Гаврила на цыпочках подкрался к входной двери, приложил ухо к холодной упругой обивке. Затаился. Слушал. Затем, тоже на цыпочках, подкрался к окну. Во дворе происходило что-то невообразимое. Половина жильцов дома выскочила из своих подъездов. Нестройная толпа бегала туда-сюда, при этом ужасно орала. Судя по отдельным, долетевшим до слуха Гаврилы словам, речь шла о краже, грабеже и тому подобном. Подъехало несколько милицейских машин. После этого начался поквартирный обход. Гаврила сидел на кухне, испуганно прижавшись к холодильнику.
 Испуганное сидение Гаврилы прервал решительный стук в дверь. Гаврила робко поплёлся к двери и отворил её. За дверью стоял суровый следователь с папкой в руках и с неясными фигурами за спиной.
 - Разрешите – сказал следователь.
 - Да. Да. - Промямлил Гаврила, жестами приглашая стоящих на пороге.
 При этом изо рта Гаврилы вылетело неясное облачко пара, и, ничего не обозначив, растаяло. Но следователь на это внимания не обратил и уже вошёл в квартиру.
 - Так – сказал следователь с профессиональной ноткой в голосе – А почему от вас заявлений не поступало?
 - Ничего не говори! – вдруг завопила жена, обращаясь к Гавриле.
 - Так. Всё ясно - сказал следователь с профессиональной ноткой в голосе - Зовите понятых.
 Тот, к кому обратился следователь, быстро удалился из квартиры, и так же быстро вернулся в сопровождении группы соседей. Соседи принялись злобно есть Гаврилу глазами.
 -Ну, что? Приступим! – Сказал следователь тому, кому следовало.
 Начался обыск. Однако, скоро начавшийся обыск, скоро и завершился. В зал были внесены многочисленные наволочки и пододеяльники, набитые купюрами. Соседи, приглашённые в качестве понятых, негодовали. Харитон Силыч вопил  размахивая мятой и замасленной бумагой:
 - Всю жизнь копил гробовые! У меня тут номера всех банкнот переписаны!
 - Покажите, товарищ – следователь протянул руку к Харитону Силычу.
 - Вот!
 - Спасибо, товарищ.
 - А когда мне деньги вернут? – с поспешной радостью в голосе поинтересовался Харитон Силыч.
 - После завершения следствия вернёмся к этому вопросу.
 - Как так!? – Не отставал Харитон Силыч – Это мои гробовые! А вдруг я завтра помру!?
 - У нас погребение по закону может осуществляться бесплатно. Я думаю, этот вопрос уладим.
 - А деньги? А мои деньги? – Не мог угомонится возбуждённый пенсионер.
 - Это не ваши деньги – следователь показал в сторону уложенных в постельное бельё купюр – Это даже не его деньги, следователь показал в сторону Гаврилы, и даже не мои деньги. Это вещдоки.
 - Ааааааа! Ограбили! – Вопил натужно Харитон Силыч.
 - Выведите его – сказал следователь кому следовало. И вызови машину, упаковывать будем.
 Несчастного, ограбленного пенсионера вывели из квартиры, но ещё долго были слышны его вопли и причитания.
 - Ну, что приступим – следователь повернулся к Гавриле – Так откуда у вас эти деньги? Только не надо врать, что это бабушкино наследство или вы их случайно нашли во дворе.
 Гаврила молчал, опасаясь сказать чего-либо лишнего. Да и что он мог сказать? Да и если бы он и сказал, как следователь мог принять сказанное. Гаврила покраснел и выкатил глаза. Но следователь не отставал:
 - Откуда ты взял эти деньги!? – вдруг завопил он.
 - Да нет никаких денег! – не выдержал сурового натиска Гаврила.
 Денег, действительно, не было. Посреди зала горой лежало смятое постельное бельё, и больше ничего.
 - Где деньги!? – завопил следователь.
 - Где деньги, Гаврюша!? – вторила следователю жена, которая уже считала деньги своими.
 Денег не было. Следователь метался по залу, топча и пиная постельное бельё. Понятые очумело наблюдали за ним, подперев дланью ланиты и опустив очи долу. Поняв всю бесполезность метаний, следователь подступил к Гавриле, ухватил за воротник рубашки и тряхнул:
 - Куда деньги дел?
 - Да пошёл ты в жопу!
 - Что!?
 Но тут следователь состроил страдальческую мину, согнулся пополам, мелко засучил ногами, быстро выскочил из квартиры и затопал по лестнице. Понятые проводили пробежавшего мимо них следователя тоскливым взглядом. После этого, постояв в задумчивости и потоптавшись на месте, понятые дружно на одном выдохе прокричали в сторону Гаврилы:
 - А деньги где!?
 - Да чтобы я вас тут не видел! – ответил им разгорячённый Гаврила.
 Тут понятые начали терять цвет, уподобившись странным чёрно-белым фотографиям, а потом и вовсе сделались сначала прозрачными, а после этого и совсем невидимыми. Жена в удивлении забежала на кухню, и принялась нервно греметь посудой. Гаврила, послушав звон посуды, робко поплёлся на кухню. Жена стояла спиною к нему и шерудила в мойке. Почувствовав спиною появление Гаврилы, она сказала ему, не оборачиваясь:
 - Чего припёрся? Достался же мне муженёк. Как я теперь соседям в глаза смотреть буду.
 - Да я этим соседям жизнь весёлую устрою! - разбушевался Гаврила и стукнул кулаком по столу – Обхохочутся они у меня!
 Вдруг, после этого удара кулаком, дом содрогнулся как от землетрясения. Зазвенел хрусталь в зале. Это соседи, вместо того, чтобы предаться панике, заржали на разные голоса. Их безудержный смех просачивался через тонкие межквартирные стены и потолочные перекрытия. Через открытую форточку доносился радостный смех жителей дома, оказавшихся волею судеб вне родных стен.
 - Толку от тебя, как от козла молока! – продолжала шерудить в мойке жена - Мне мама про тебя говорила: «Не выходи за него! Не выходи! Не тот это человек!»
 - А мама твоя, тут каким боком? Нашла, кого вспомнить, За всю дорогу мне даже бутылку водки не купила. А чего проще? Купить! Бутылку! Водки!
 Тут в дверь робко постучали. Гаврила вздрогнул, предчувствуя неприятности, а жена его наоборот возбудилась:
 - Иди! Следователь вернулся оттуда, куда ты его послал, за тобой, наверное.
 Гаврила, предполагая всяческие изломы судьбы, поплёлся к двери. За дверью на лестничной площадке стояла его тёща. Тёща выглядела немного потерянной и озадаченной. Выражение её лица, имея в себе эту неясность, как бы спрашивало: «Какого-такого я тут вообще оказалась?». Но, увидев Гаврилу, тёща прямо просияла:
 - Гаврюша! Я тебе водочки принесла – и протянула своему зятю пузырь.
 - Что же мы через порог? – только и смог выдавить из себя потрясённый Гаврила – Проходите уже.
 - Гаврюша, я тебе водочки принесла – повторила тёще уже стоя в тесном коридорчике.
 - Спасибо!
 Гаврила принял дар тёщи, и то ли от неожиданности, то ли озадаченный всеми теми делами, которые произошли с ним, откусил от бутылки алюминиевую пробку, и выпил содержимое бутылки прямо из горла. Водку он пил неспешно, умеренными глотками, как будто это был лимонад или остывший чай. Жена, выйдя из кухни, остекленев, созерцала немую сцену: пьющего водку мужа, и тёщи, подавшей ему водки. Ну, уж ели честно говорить, то выпивающего мужа она видела довольно часто, но собственную мать, подающую ему бутылку водки, никогда.
 Гаврила выпил водку, утёрся тыльной стороной ладони, осмотрелся по сторонам, куда бы ему поставить порожнюю бутыль. Тёща это поняла по-своему:
 - Ой! Гаврюша! А закусить? Вот!
 Она выставила перед собой целый батон полукопчёной колбаски. Гаврила от колбаски не отказался, и начал её жевать прямо у порога, молча смотря на тёщу. Жене Гаврилы надоело стоять и наблюдать за происходящим, и она эту умилительную картинку кормление тёщей зятя, решила срочно прервать:
 - Мама! Иди сюда на кухню, поговорить надо. А ты, Гаврила, иди к телевизору, а нам с мамой о своих девичьих делах поговорить надо.
 - Угу – ответил Гаврила, дожёвывая колбасу.
 Гаврила пошёл в зал, но телевизор включать не стал. Посидел некоторое время молча, вытащил изо рта часть пластиковой оболочки, в которую была упакована колбаса, маленькую картонную карточку с ценником, и алюминиевую колбасную клипсу. Вторая клипса благополучно угодила к нему в желудок. Гаврила, пытался расслышать о каких таких девичьих делах шепчутся жена и тёща, но так и ничего не расслышал. Водка, между тем, проникла к нему в мозг и требовала от Гаврилы весёлых несуразностей. Не зная с чего начать, Гаврила выкрикнул в сторону кухни: «Вот бы и мне девицей стать!», и сразу же почувствовал в себе некую перемену. У него явно что-то убавилось ну, и между тем, что-то прибавилось.
 Почувствовав в себе эту перемену, Гаврила удивился, и для разъяснения ситуации подошёл к посудному шкафу, в котором имелось зеркало. Из зеркала, которое зияло позади многочисленны хрустальных фужеров, рюмок и графинов, на него смотрело юное создание женского пола. У этого создания имелась взлохмаченная причёска, состоящая из кудрей разного цвета, толстый слой косметики, чёрная помада на губах и инородное тело в носу. Девица из зеркала смотрела на Гаврилу выкаченными от удивления глазами, и вдруг надула большой пузырь из розовой жвачки. Гаврила вообще жвачку не жевал. Не было к ней у него стремления. Когда-то, в давние времена, пробовал жевать, но пузыри так надувать и не научился. А тут – бах! трах! большой розовый пузырь. Лопнув, пузырь, залепив своими тягучими и липкими ошмётками нос и инородное тело, приколотое к носу.
 Гаврила отшатнулся от шкафа в пугливом недоумении: «Ах! Тёща! Чем же она, стерва, меня напоила?». Гаврила ощупал себя. Мужского достоинства как не бывало, взамен его появились два крупных упругих шара, поддерживаемых тугим лифчиком. Из одежды на Гавриле была напялена майка, с надписью на иностранном языке, юбка по самое не могу и, в довершение всего, туфли на высоченном каблуке. Гаврила боялся упасть с этих каблуков, но сделав пару шагов, ощутил свободную лёгкость походки. Гаврила начал рассуждать следующим образом: «Может водка с мухоморами? Отравить меня тёщенька решила! Вот стерва! А не тут-то было! Щас пойду на кухню, поговорю с ними по-девичьи!».
 Реакция, на появление Гаврилы в кухне была совершенно иного рода, нежели ожидал Гаврила. Как только он вошёл на кухню теща и жена выпучили глаза.
 - Ты это к кому, девонька? – удивилась тёща внезапному появлению Гаврилы.
- Я - Гаврила! – начал было Гаврила.
Но тут подскочила из-за стола жена и, схватив сковороду заорала:
 - Ты и Гаврила!
 - Я - Гаврила! – орал Гаврила, уклоняясь от грозной сковороды.
 Как Гаврила оказался на улице он не понял. Но вдруг, или от стремительного движения, или вследствие того, что девичий организм не мог удержать в себе бутылку водки, пластиковую оболочку, алюминиевую колбасную клипсу и сам батон колбасы, Гаврила почувствовал дурноту. Гаврила перегнулся через металлическое ограждение, идущее вокруг газона, и принялся опорожнять желудок.
 - А ты кто такая? – услышал Гаврила за своей спиной ласковый голос.
 - Это я, Гаврила, – ответил Гаврила на ласковый голос – Вот подышать вышел на свежий воздух.
 Гаврила разогнулся, чтобы посмотреть, кто это интересуется им. Он предполагал увидеть кого-либо из своих знакомых или соседей, но перед ним стоял участковый.
 - Так, кто ты такая? – ласково поинтересовался он.
 - Я - Гаврила! – ответил Гаврила, и снова почувствовав дурноту, перегнулся через заграждение.
 - Понятно – продолжил участковый – проследуем в отделение.
 И вдруг Гаврила почувствовал на своей заднице цепкие руки участкового. Это неприятное прикосновение сразу же отрезвило Гаврилу, передав ему в руки стремительную силу оплеухи, прилетевшей прямо в рожу участковому.
 - Ах ты! Маньяк! Педофил! – Орал Гаврила колоратурным сопрано - Чего задумал!
 И вдруг Гаврила увидел перед собою не участкового, а действительно маньяка. Из одежды на маньяке был только плащ, скорее всего одетый на голое тело, а из обуви ботинки, которые казались размера на три больше положенного для такой ноги. Сами ноги были кривые и волосатые. Гаврила ощутил приступ кошмарной паники и кинулся вглубь двора, развивая необычайную скорость, несмотря на высокие каблуки.
 Там в глубине двора в беседке обычно собирались местные пацаны и прочие хулиганы. В это время, уже напившись пива, они или дрались между собой, или предпринимали непотребные вылазки. К счастью для Гаврилы, пацаны ещё никуда не ушли, но кулаки у них уже начали чесаться. Добежав до беседки, Гаврила завопил фальцетом:
 - Пацаны! Помогите! За мною извращенец гонится!
 - Где? Где извращенец!? – обрадовались засидевшиеся пацаны.
 - Я не извращенец! - Завопил преследовавший Гаврилу мужик – Я милиционер Петров!
 - Ага! Вот и получи, милиционер Петров.
 За спиною бегущего Гаврилы послышались звуки, характерные для футбольной тренировки, когда одиннадцать бугаев лупят каждый по своему мячу. Гаврила торопился, опасаясь, как бы после Петрова пацаны не заинтересовались бы им. Забежав за угол дома, Гаврила немного успокоился и расслабился. Однако в его теперешнем облике было бы крайне неразумно шляться по дворам. Да ещё в темноте. Гаврила поспешил в центр под яркие фонари.
 Погуляв по широким улицам и послушав посвистывание, которое испускали в его сторону встречные пацаны, Гаврила задумался, как ему дальше быть. Мысли эти были кривые и неясные. «А вдруг я забеременею?» - думал Гаврила: «А потом снова стану мужиком. Что будет с беременностью и со мною? Рассосётся или перейдет в какую-либо нехорошую мужскую болезнь?». Походив ещё некоторое время, Гаврила начал думать о том, как ему быть в этом теперешнем виде Просто так девице сложно прожить, следовательно, надо было выходить замуж. Но от одной мысли о том, что ему надо будет жить с мужиком, Гаврилу начало мутить. Перед его внутренним взором замаячила давешняя жопа, волосатая, обвислая и явно сердитая.
 - Хочу домой! – заорал опечаленный Гаврила.
 - Такси вызывали? – вежливо спросил Гаврилу шофёр, наполовину высунувшийся из окна неизвестно откуда взявшегося такси.
 - Да! Вызывал! А чё так долго едем?
 - Вызовов много – начал оправдываться таксист.
 - Ладно! – Гаврила уже уселся на заднее сиденье.
 Похоже, шофёр знал куда ехать, не спросив адрес, но быстро домчав Гаврилу до подъезда, попросил заплатить за проезд. Гаврила хотел было расплатиться, но сколько он не искал, ни одного кармана у себя на одежде обнаружить не смог. Да из одежды на нём была только юбка по самое не могу и куцая майка. Пауза затягивалась, и вечно спешащий шофёр такси уже не очень вежливо сказал Гавриле:
 - Что ты возишься? Деньги давай.
 - Какие такие деньги?
 - Лучше наличные – шофёр уже начинал нервничать.
 - Деньги - это бумага! – нашёлся Гаврила.
 В это же самое мгновение у него в руках, появился упругий и шершавый цилиндр.
 - На! Подавись! – Гаврила протянул шофёру только что обретённый им предмет.
 Шофёр принял это от Гаврилы, повертел в руках туда-сюда, пытаясь разглядеть в тусклой подсветке салона автомобиля неясный артефакт. Это был рулон туалетной бумаги. В руках шофёра рулон немного размотался, на возникшей бумажной полосе ясно прочитывалось напечатанное флуоресцентной краской и многократно повторённое слово «ДЕНЬГИ».
 «Ах, ты!» - тут шофёр произнёс непотребное слово, и выскочил из кабины, намереваясь проучить неплатежеспособную пассажирку. Пассажирка, выскочив из противоположной двери, резво поскакала к подъезду. Гаврила, оказавшись в родном подъезде, рванул наверх к своей квартире. Шофёр кинулся за ним следом. И тут раздался грохот. «Йес!» - подумал довольный Гаврила: о существовании кривой ступеньки знали только старожилы. Пока шофёр приходил в себя, Гаврила уже тарабанил в дверь.
 - Кто там? – послышался встревоженный голос тёщи.
 - Открывай скорей! – заорал в ответ Гаврила – Хозяин пришёл.
 Тёща от такой неожиданности открыла дверь. Гаврила заскочил в квартиру и, затаившись, приложил ухо к холодной дверной обивке. Там, снаружи было слышно неясное бормотание или стоны. Наверное, прыткий шофёр основательно приложился об пол. В полной тишине Гаврила обернулся к тёще. Та стояла в борцовской позе, напряжённо ожидая продолжения событий. Гаврила, дабы разрядить ситуацию, очень ласково сказал тёще:
 - Это я. Вы что, мужа собственной дочери не узнаёте?
 - Дочка! Погляди! Твой дорогой, любимый заявился – позвала тёща свою дочь. Подошла жена. Взглянула. В первую секунду её лицо исказила грозная гримаса, но Гаврила пошёл на опережение, ласково обратившись к супруге:
 - Извини, дорогая, на работе задержали.
 - Ну, заходи – сказала жена, глядя сквозь Гаврилу. – Сейчас тебе лапши положу, проходи на кухню.
 Гаврила прошёл. Клетчатая поверхность кухонного столика была густо заставлена стопками из монет. Всё вместе это напоминало загадочные интеллектуальные шахматы. Стопки были разной высоты, толщины и цвета. Гаврила решил не спрашивать о происхождении этого явления и скромно встал в уголок. Стоя в уголке, Гаврила заметил, как странно жена и тёща смотрят на него, да скорее не на него, а сквозь него. Неясность этих взглядов скоро стала понятна Гавриле: он по-прежнему оставался девицей на высоких каблуках.
 Тёща освободила небольшой участок на столе, аккуратно переложив монеты в трёхлитровую банку, жена поставила тарелку с лапшой на освободившееся место.
 - Давай, жри! – позвала к столу супруга Гаврилы.
 - А чё так неласково? – осведомился Гаврила, тыча вилкой в лапшу.
 - А то! – продолжила жена – У других мужья - мужики, а ты   вообще неизвестно что.
 Отчасти она была права, хоть и не видела настоящий облик своего мужа. Но, несмотря на это, Гавриле стало обидно, он глубоко задышал и ощутил, как ему мешает съехавший набок лифчик. Похоже, у Гаврилы начинались критические дни. Ещё ему казалось обидным присутствие при этой сцене у фонтана тёщи. Раньше жена пилила его один на один. Волна мутного гнева накатила на Гаврилу. Гаврила ударил кулаком по столу и заорал: «Да я ещё больше мужик, чем эти мужики!».
 Тут опять случилось нечто подобное подземному толчку. Монетные столбики потеряли свою устойчивость, повалились какие на стол, а какие вообще на пол. Зазвенел хрусталь в зале. Но соседи не всполошились, ответив на произошедшее гробовым молчанием. Жена и тёща уставились на Гаврилу, выпучив глаза. И сам Гаврила обнаружил в себе некие изменения, но какие именно он не мог понять. «Пойду, руки помою» - сказал Гаврила, проследовав к надтреснутому зеркалу в санузле. Из зеркала на Гаврилу смотрел крутой мачо, нечто среднее между мистером Икс и Джеймсом Бондом. Гаврила был одет в дорогущий серый костюм. Под пиджаком имелась режущая своей белизной костюмная сорочка. На шее бантик, украшенный многокаратным брильянтом. На ногах у Гаврилы были туфли, необычайно дорогие на вид. Гаврила засунул руку в штаны, желая убедиться в полной комплектации. Комплектация оказалась полной, даже с некоторым избытком, как показалось вначале Гавриле. Однако: «Кашу маслом не испортишь» - подумал Гаврила, и уже с чувством глубокого удовлетворения вернулся на кухню.
 На кухне, между тем случились некие перемены. Стол был полностью очищен от монет и накрыт новой накрахмаленной скатертью. Помимо скатерти на столе появились горячие пельмени (непонятно каким образом так быстро приготовленные), любимый Гаврилой винегрет, сырокопчёная колбаска нарезанная крыжалочками, фрукты, коробка конфет, открытая специально для Гаврилы, бутерброды с красной икрой, всякая прочая мелочёвка и, как вершина благополучия, распечатанная бутылка водки, прислонившаяся к хрустальному графину с грушевым морсом.
 Женя и тёща стояли каждая со своей стороны стола, улыбались, подманивая Гаврилу начать трапезу. Гаврила уселся без лишних слов и начал, не торопясь, кушать. Жена и тёща уселись, каждая со своей стороны стола. Жена начала расхваливать имеющиеся на столе яства, и даже предлагала водочки. Но, Гаврила вдруг отказался от водочки, скорее всего опасаясь мухоморного эффекта, который, как он думал, таился в выпитой до этого бутыли. Теща молчала и, молча, со страстью сжимала Гаврилино колено под столом.
 Тёща у Гаврилы была довольно молодая женщина, как говориться в активном поиске. В юные годы, будучи ещё школьницей, она залетела от одноклассника. Одноклассник, впоследствии удалился в столицы, якобы для получения высшего образования, и канул в лету. А тёща осталась с приплодом на руках, воспитывала дочку и ждала своего принца. Принца всё не было. Дочка росла милым, нежным и ласковым ребёнком до тех пор, пока не выскочила замуж за Гаврилу. Гаврила был несколько старше своей жены. Эта разность в возрасте, казалась не столь значительной, однако, в неких параллельных мирах, Гаврила мог бы стать тем принцем, которого ждала его тёща. Не было между ними великой разницы в летах. И тогда его теперешняя жена называла бы его папой. Возможно, об этом думала тёща, тиская Гаврилину коленку.
 Поев, Гаврила вытерся салфеткой. Раньше у него не было такой привычки. Для этих целей он обычно использовал свою замусоленную домашнюю майку. Вытершись салфеткой, Гаврила заёрзал на табурете, вознамерившись покинуть кухню. Жена, уловив это его стремление, засуетилась:
 - Сейчас, сейчас, Гаврюша, постельку постелем и баиньки. А посуду завтра пораньше встану и помою.
 - Да уж иди, отдыхай – предложила тёща – тебе завтра и так на работу рано. А мне особо спешить не надо, мне к обеду, да и у Гаврюши завтра, насколько я знаю, отгул. Посидим мы, пообщаемся, я так мало зятю времени посвящаю.
 Тут тёща с особой нежностью принялась теребить Гаврилу за коленку. Жена не видела этого, однако женским чутьём ощутила что-то неладное.
 -Да уж знаю, мама, – ехидно продолжила жена – как ты его любишь. Сама мне сегодня все уши прожужжала, какой Гаврюша плохой мужик.
 - Врёшь ты всё! – почти закричала тёща – я своего зятя люблю!
 - Любишь!?
 - Да! Да! Да!
 - Иди лучше хахаля поищи в другом месте! Давай, до свидания! Я спать хочу, силы нет!
 - Ты что, родную мать ночью на улицу гонишь? – тут тёща сделала скорбное лицо.
 Судя по всему, такой хай мог продолжаться до утра, а Гаврила уже и сам хотел прилечь и вздремнуть. И поэтому он решил прекратить всё в зародыше.
 - Да, действительно, зачем маму гнать на улицу – Гаврила посмотрел на свою жену – пусть остаётся, в зале постели, как раньше бывало. Оставайтесь, мама, отдохните.
 - Хорошо – сразу же согласилась жена – вот только сначала мужа уложу.
 Последние слова были обращены больше в сторону тёщи. Тёща по-своему отреагировала на сказанное Гаврилой. Когда он назвал её мамой, она несколько ослабила хватку его колена и перестала призывно колыхать грудью. Жена победно посмотрела на мать и повлекла Гаврилу в опочивальню.
 На следующее утро Гаврила проснулся у себя дома в полном одиночестве. Жена, как обычно, отправилась на работу, выпроводив свою маму из квартиры. На кухне Гаврилу ждала ещё тёплая курица с картофелем. На столе стояла откупоренная, но не начатая бутыль, а в холодильнике вчерашние бутерброды и прочие оставшиеся с ужина яства. Гаврила был доволен, рассчитывая на спокойное времяпрепровождение и целебный дневной сон.
 Плотно позавтракав и уже отправившись к телевизору, Гаврила был остановлен неожиданным стуком в дверь. Без особой радости Гаврила поплёлся узнать, кого это там принесло. За дверью стоял человек в милицейской форме.
 - Старший лейтенант Петров, ваш участковый – представился человек в милицейской форме.
 - Ну, входите – печально сказал Гаврила.
 Гавриле вспомнился вчерашний день и его, Гаврилы, проделки, направленные против представителей правопорядка. Конечно, явного противодействия Гаврила не оказывал, так, слегка пошалил.
 Участковый зашёл в прихожую, вытащил блокнот, а затем осведомился у Гаврилы, кем он является. Гаврила, чтобы сократить формальности, дал участковому свой паспорт. Участковый внимательно изучил паспорт. Всё было в порядке, все необходимые штампы имелись на своих местах, включая прописку. Фотография, правда, не очень соответствовала Гаврилиной физиономии. Но тут возможны всякие варианты, к которым и не придерёшься. Владелец паспорта мог отрастить лысину или щетину, быть с похмелья или в очках, потолстевшим или радикально похудевшим. С женщинами было ещё хуже. Шатенка могла стать блондинкой, или наоборот, да ещё нанести на себя такой макияж, что и мама родная могла не узнать.
 Лейтенант Петров, знал подобные метаморфозы, поэтому к фотографии придираться не стал. Начал сразу, с места в карьер:
 - Ну, рассказывайте.
 - Что именно?
 Гаврила старался экономить слова. Во-первых, неизвестно какие явления или видения сказанное может вызвать, а во-вторых, чувствовал за Петровым некую служебную хитрость. Вот сейчас начнёт Гаврила излагать всё подряд, и наговорит на статью, может и малую, но вполне конкретную. Петров, со своей стороны, понял эту простоватую неразговорчивость Гаврилы и, не имея желания часами водить Гаврилу вокруг да около пока тот – Гаврила не сболтнёт лишнего, решил сам развить тему:
 - Насчёт вчерашнего – Петров пронзительно посмотрел на Гаврилу.
 - Не имею чего-либо сказать – ответил Гаврила, стараясь наполнить свою речь изысканной светскостью.
 Гаврила краем глаза заметил как облачко пара, выскочившее у него изо рта, наполнилось всякими радужными неясностями. Петров, скорее всего, это не заметил, однако Гаврила усмотрел некие особенности внешности старшего лейтенанта. Лейтенанта недавно били по лицу, причём били основательно. Толстый слой краски скрывал многочисленные синяки и ссадины. Забавная шепелявость выдавала отсутствие нескольких зубов. Петров постоянно сглатывал, точнее, всасывал свою слюну с неким явным присвистом.
 - Так ничего странного не видели? – Петров сурово посмотрел на Гаврилу.
 - Ничего странного, я тут давно живу, ко всему привык.
 - А, собственного говоря, к чему?
 - Да, ко всему – многозначительно изрёк Гаврила.
 - Странно, странно – продолжил Петров наводить тень на плетень – А деньги у вас случайно не пропадали?
 - Деньги случайно не пропадали, да и случайно не появлялись.
 - Это как не появлялись? «Случайно не появлялись»? А вот предумышленно? – обрадовался Петров.
 - Вчера никоим образом, ни случайно, ни предумышленно. Случайно у меня вообще не появляются, а вот предумышленно, если так можно выразиться, появляются, это когда мне получку дают. Давали на позатой неделе, так вот они уже неслучайно пропали.
 - Когда пропали? – Петрову показалось, будто бы он уже ухватил Гаврилу за язык.
 - На той неделе и пропали - откровенничал Гаврила – Платили бы побольше, может быть, вчера бы и пропали. Так вот до получки надо будет у кого-то перехватить.
 - Вчера перехватил?
 - Нет. Я был выпивши, отдыхал после трудовой будни.
 - Жаль.
 - Чего?
 - Того и жаль.
 - Того это чего?
 Разговор становился похожим на игру в теннис. Гаврила в эту игру играл осторожно, а Петров, начав резво и задорно, вдруг затормозил. Причину этих тормозов Гаврила вскоре понял. Слова, сказанные Гаврилой, туманным облаком расползались вокруг двух собеседников, но по большей части сгущались вблизи участкового. Они радужными неясностями кружились возле участкового, образуя нечто похожее на праздничные гирлянды. Старший лейтенант стал похож на новогоднюю ёлку, а слова от него до Гаврилы долетали глухо, как если бы участковый вещал из погреба.
 - Может вы, товарищ капитан, уже в участок опаздываете? – Гаврила от своих щедрот повысил звание участковому.
 - Может быть, и опаздываю – донеслось до Гаврилы словно из могилы.
 Участковый, как по команде «кругом», развернулся и очень медленно, словно при покадровой перемотке, зависая при каждом шаге в воздухе, начал удаляться по направлению к двери.
- Так нашли деньги? – прокричал что есть мочи в спину удаляющемуся Петрову Гаврила.
 - Деньги - нет. А вот подозреваемых вчера задержали. Банда местная. Пробовали мне сопротивление оказать.
 Милиционер плавно закрыл за собой дверь и исчез вместе с радужными весёлыми неясностями. Гаврила облегчённо вздохнул, обрадованный отсутствием посторонних в своей квартире. Ему сразу же захотелось достать из холодильника откупоренную вчера бутыль и, преодолев боязнь мухоморов, выпить и закусить недоеденной курицей. Но, тут снова постучали в дверь. «Отважный капитан заявился по новой» - решил Гаврила и, пошёл открывать дверь. Нет. Вместо участкового, окружённого радужным сиянием, за дверью стоял Харитон Силыч. Гаврила, не желая напускать лишнего тумана, жестом пригласил соседа войти. Харитон Силыч вошёл и, уже оказавшись на кухне, начал жаловаться на жизнь и печалиться об утрате наличности. «Всю жизнь на гробовые копил! А тут раз - и нет ни копейки! А до пенсии ещё дожить нужно». Действительно, соседа можно было пожалеть, и Гаврила таки его жалел, сочувственно кивая головой. А Харитон Силыч продолжил излагать наболевшее. Гаврила осознавал свою вину перед соседом. Но вина была невольная, а нудные жалобы чрезвычайно тяготили Гаврилу. Надеясь избавиться от мук совести и назойливого соседа, Гаврила снял с антресолей трёхлитровую банку, наполненную монетами, и протянул соседу.
 - На, возьми, тут до пенсии должно хватить. Отдавать не надо, считай, что это проценты по моим долгам.
 - Спасибо! А ты как же? – Харитон Силыч прижал к себе тяжёлый сосуд с деньгами – А ты как?
 - А мне не надо. Копил на спиннинг. Да рыбу жалко стало.
 В этот момент в воздухе, между Гаврилой и его соседом проплыл громадный хариус. Но Харитон Силыч его не заметил, увлечённый обретением наличности.
 - А ты, я вижу, сегодня не очень разговорчивый – Харитон Силыч с благодарностью посмотрел на Гаврилу - Горло что ли болит? Так у меня средство одно есть народное.
 И Харитон Силыч начал расхваливать это народное средство, а потом постепенно перешёл к погодам и видам на урожай. Гаврила терпеливо переносил эту разговорчивую несдержанность соседа, памятуя о своей неясной вине перед ним. Сосед говорил долго и образно, но вдруг остановился и с боязливой неуверенностью ощупал наполненную монетами банку, видимо, ещё полностью не веря в её существование.
 - А как ты думаешь – сосед заглянул в глаза Гаврилы – Кто это всё сделал?
 - Инопланетяне! – Ляпнул Гаврила первое, что пришло ему на ум.
 Вдруг тяжёлый и вязкий голубой луч косым изгибом проник в помещение. Наверное, это не было светом, в том смысле как мы его понимаем. Этот луч проходил легко и свободно не только сквозь оконное стекло, но и через стену возле этого окна и часть мебели. Все предметы для него были одинаково прозрачны. По этому лучу, не торопясь, как на прогулке, вошли две фигуры. Впереди этих вошедших на поводке шла собака. Эти вошедшие походили на людей, или точнее на детей, так как имели большие головы, соответствующие пропорциям детского тела. Из одежды на них имелись зелёные комбинезоны, чем-то напоминающие военную форму, и тяжёлые берцы, тоже военного образца. Если бы у них за спиной имелись автоматы, а на голове фуражки, всё это походило бы на детский утренник, на котором детишки изображают стражей границы.
 Однако зелёные физиономии этих вошедших не очень походили на детские: глаза во всё лицо, большие миндалевидные, состоящие из одних зрачков, вместо носа два маленьких отверстия, а уши вообще отсутствовали, невыразительный рот короткой прямой бороздой зиял ниже носовых отверстий. Собака тоже не была собакой, как мы её обычно представляем. Походила она больше на жабу, так как имела громадную голову, переходящую без шеи в маленькое тельце, и короткие семенящие ножки. Имелось у жабы также живое и подвижное лицо. Такие лица изображают карикатуристы у собак, стремясь придать изображению собачьей морды максимальное сходство с человеческим лицом.
 Идущий следом за собакой, был соединён с ней, но не обычным собачьим поводком, а чем-то напоминающим витой телефонный шнур. Этот шнур выходил из спины собаки и входил куда-то в бок следовавшего за ней. Этот, со шнуром в боку, подняв вверх четырехперстную длань, изрёк, обращаясь к Гавриле:
 - Ну, всё! Достал ты нас, Гаврила! Пространственно-временной континуум повредил, звёздный путь искривил. А у нас как раз сезон звёздных дождей. Асфальт не уложишь. Трясёт по дороге, как в лихорадке! Да и от дождя звёздные врата вспучило. Ни открыть, ни закрыть. Короче! Собирайся с нами на Альфа-Бета-Проксима, как бишь там её? – говоривший защёлкал пальцами, пытаясь вспомнить.
 - Короче! В поликлинику для опытов – закончил стоявший за спиной у первого.
 Гаврилу почему-то больше всего привело в негодование обвинение в причастности его к неисправности ворот. Гаврила прижался к стене, раскинул руки и заорал в сторону незваных гостей.
 - За воротами самим следить надо! Я тут не при делах. А Родину я не покину.
 Харитон Силыч боялся, стоя рядом с Гаврилой, прижимая к себе банку и сочувственно кивая в ответ на слова Гаврилы.
 - Ну, как знаешь! – ответил Гавриле соединённый шнуром с собакой собеседник.
 Однако Гавриле показалось, что с ним на самом деле говорили не эти человекоподобные создания, а собака. Эти говорившие даже рот толком не раскрывали, а вот собака кривлялась, строила рожи и, открывая пасть, высовывала  длинный, розовый и влажный язык.
 - За это твоё неповиновение ты будешь лишён возможности говорить – сказал стоящий за тем, который был соединён с собакой шнуром.
 - Ну, как знаешь! – повторился соединённый шнуром с собакой собеседник.
 Собака состроила скорбную рожу. И вдруг луч, по которому вошли гости, стал уходить наружу из квартиры. При этом вёл он себя не как луч света, а скорее как некое резинотехническое изделие. Даже, наверное, больше напоминал длинный синий воздушный шар. Находившиеся внутри луча фигуры стали казаться нарисованными на поверхности этого синего шара. А сам шар, как будто бы тянули за нитку, стремясь протащить его через небольшое отверстие. Фигуры начали скрючиваться и переплетаться между собой. Последней, скрывшейся от взора Гаврилы, была жабообразная собака. Собака снова состроила Гавриле пакостную рожу, возможно, стремясь сказать напоследок некую гадость, но не успела.
 Гаврила остался наедине с Харитоном Силычем. Но Харитон Силыч сразу же засобирался и, прихватив с собой сакральную банку, скоро ушёл восвояси. Гаврила добрался до уже раскупоренной бутылки и, выпив её прямо из горлышка, заел курицей. Никакого мухоморного эффекта не последовало. Выпив и закусив, Гаврила уселся у телевизора, а потом, уже и вечер наступил, и жена с работы вернулась.
 Способность говорить Гаврила, действительно, потерял. Но в течение года снова потихоньку разговорился. Наверное, даже братья по разуму не всё могут. Или не хотят. Эту молчаливость Гаврилы даже и не заметили. Был бы Гаврила диктором на радио, это, несомненно, поставило бы крест на его карьере. Но специальность Гаврилы не требовала большого красноречия. Его коллеги вообще использовали для разговора пять или шесть слов. Они добавляли к этим словам разнообразные префиксы и суффиксы, постфиксы и интерфиксы. Сплетали их в причастные и деепричастные обороты, составляли из них сложносочинённые или сложноподчиненные предложения. Выходило очень даже выразительно.
 У Харитона Силыча в дальнейшем всё сложилось вполне удачно. Он перешёл от разговоров о погодах с урожаями к инопланетной теме. Был запримечен одним, заточенным на это, каналом. Часто мелькал на телевизионном экране. Его красочное описание инопланетной собаки понравилось любителям животных. На каналах, посвященных различной фауне, он тоже довольно часто появлялся. Мелькал он и на различных шоу, посвящённым криминалу и жизненным неурядицам. Но больше всего повезло ему с банкой, подаренной Гаврилой. Среди прочих монет там оказался неразменный пятак. Это позволило Харитону Силычу вернуть свои накопления.
 У участкового Петрова жизнь потихоньку складывалась. За ликвидацию местной банды ему дали наградные в виде зубов из ценного материала, ну и, самое главное, добавили звёздочку на погоны. Не зря Гаврила величал его отважным капитаном.
 У следователя, которого послал Гаврила, тоже всё было вполне себе хорошо. Место, в которое послал его Гаврила, оказалось не столь уж прискорбным, а даже тёплым и спокойным.
 А сам Гаврила продолжил жить обыденной и размеренной жизнью. Способность говорить к нему вернулась. И пар изо рта у него перестал идти. Но разве что иногда, если кто-то выпросит или попадётся под горячую руку. Эх! Много ещё недоработок в инопланетных технологиях.