Сказ про утрату доверия, интереса и просто - напро

                Любимой Герцогине Кэрролла и Ивлукича леди Бонни Роттен
     Странные смутностью слухи ходили на Москве. По неистребимой привычке любой организованной бюрократами структуры обобщать сотрудники новоявленной Чрезвычайки немало не смущаясь так и называли себя : вся Москва. Сталкиваясь в промерзшем буфете или курилке, двигаясь параллельными потоками по расстрельному крылу или выбивая в канцелярии талоны на бензин, они неизбежно встречались с себе подобными, гримасничали, подмигивали друг другу, дергая плохо пробритыми щеками или намекая на что - то в кармане, что вот - вот покажется, но не показывалось, глаза многозначительно возводились долу и лишь иногда можно было слышать тривиальное " Ну, ты сам понимаешь ". Стасова не понимала. Перекинутая Съездом на укрупнение, она покинула привычную каморку в Кремле, перебравшись на Старую площадь, где каптенармус Феликса выделил ей разнарядкой паек, сапоги и отдельную комнатушку, более похожую на канареечную клетушку, чем на приличествующий положению личной секретарши вождя кабинет. Впрочем, Стасова не обижалась, она прекрасно знала, что величина площади нисколько не влияет на доступность тела как секретарши, так и вождей, а вожди по старой памяти частенько забегали к ней, то скоротать время за морковным чаем, то обсудить последние новостишки, а то и просто перекурить очередной нагоняй от несдержанного идеолога Радека, волей судьбы вознесенного на краткий месяц одесную императора Михаила, правящего жестко, но по уму.
     - Блюмкин едет, - вытирая лоснящиеся губы и бросая недоеденный кусочек буженины в мусорный бак для голодающих детей Украины, деловито щебетала Стасова, пока костистый и сумрачный волосатик Богданов, дрыгая контуженной ногой, торчал сычом на ее письменном столе, - никто не знает, откуда, но шушукаются. Одни предполагают, что орудовал наш Яша в Праге и везет теперь голема, уложенного впротяг по картонной коробке из - под буржуйских шоколадок, другие намекают на Самарканд и цветные мелки судеб Бекмамбета Удалого, но таких сразу расстреливают.
     - За говнопредпочтения, - согласился Богданов, смешивая вышелушенный из папиросы табак с серенькими комочками отсыревшего пороха, - я вот тоже сейчас сооружу Сталину каверзу, нехай на трубку переходит, чурка бешеный.
     - Пидарас, - поддакнула Стасова, рассматривая себя в зеркале. Торопливо мазнула пальцем по нижней губе и засмеялась, вспомнив рассказы Като Сванидзе. - Не размножается по грузинскому обычаю, отдает жену в аренду товарищам Микояну, Орджоникидзе и Бауману.
     - Его ж завалили, - удивился Богданов, втискивая смесь в неподатливый овал папиросы шомполом от  " Нагана ", - да и жид он был, не армян.
     - А Сталину по х...й, - застрекотала пишмашинкой Стасова, торопясь к Съезду закончить перепечатку набело завещания вождя, - что еврей, что армян. Все они гниды, говорит.
     - Это он правильно, - осторожно выражался Богданов, пряча папиросу в карман. - Блюмкин едет из Холливуда, - как бы невзначай пробросил военврач и исследователь вампиризма, - везет с собой образчик человека старого типа.
     Стасова широко распахнула глаза и замерла, но потом, собравшись, вновь заколотила по клавишам расхлябанного  " Ундервуда ". Впрочем, вспомнив слова Богданова, вечером она бойко топотала по перрону, встречая товарный  " Холливуд - Гребаный Экибастуз ". Из вагона, поскрипывая сапожками, выпрыгнул краснорожий и довольный Блюмкин. Увидел Стасову и снисходительно ухмыльнулся.
    - Шибче, - покрикивал он на сноровистых и ловких носильщиков, выгружавших из купе Яши какой - то продолговатый ящик, - не кантуй, мать вашу.
    - У По тоже ящик был, - прошептала Стасова, кладя острый подбородок на плечо вздрогнувшего Блюмкина, - а в нем баба. Мертвая.
    - У меня живая, - смеялся Блюмкин, свистом подзывая лихача. - Айда, товарищ Стасова, в Кремль.
    По дороге она жаловалась на несправедливость вождей, бросивших ее на узкий участок укрупнения, костерила загулявшего в притонах Сохо Красина, пропившего партийные взносы северо - западного сектора, включавшего в себя не только Кантерберри, но и Саутгемптон, поминала какого - то атамана Котрю, взявшего на ура Мелитополь, Казань и Лемберг, а подъезжая к Кремлю, призналась Якову в вечной любви и понимании. Любвеобильный Блюмкин не спорил, успевал потрогать трепещущую Стасову за коленку, не забывал удивиться взорванным зданиям и опустошенным за  военным временем магазеям, заколоченным крест - накрест или, как пошутил прибывший, крис - кросс, что чуткая Стасова тут же и занесла в дальний ящик памяти. Подкатив к Кутафьей, Блюмкин долго и нудно препирался с латышами, несущими охрану стратегических пунктов Москвы, совал им бумажки и целые доллары, но не добившись, просто рванул с крутого бедра Стасовой  " Маузер " и расстрелял прибалтов в щебень и пыль. Выскочившему из башни Малькову что - то прошептал на ухо и уже через минуту они со Стасовой входили в просмотровую залу Кутафьей, где их ждали профессор Преображенский и неизменный Богданов, пронзительным голосом жалующийся коменданту на глубокий сон Уэллса, а уж как тот хотел присутствовать, все пороги обшатал, пока Яков ехал из Холливуда. Наконец все уселись и всмотрелись.
     - А вот тута, товарищи, мы видим, так сказать, бабу западного типажа, - тыкал лазерной указкой в живот дрожащей от холода корпскулярной девицы профессор Преображенский, привычно гнуся и грассируя. Чего, разумеется, не вынес Богданов.
     - Га ! - завопил он, бросаясь с трибуны к профессору. - Не тута, а здеся !
     Преображенский зашатался, белея.
     - Мы видим, - уничижающе передразнил Богданов, - а как же бойцы, утратившие природное зрение в боях и походах ?!
     Преображенский зашатался, белея.
     - И не бабу, - торжествовал Богданов, не замечая вошедшего в просмотровую залу Сталина, - а друга, товарища и брата, как именуем мы, большевики, женщин обыкновенных. Запад - говно, география, положи топор Негоро под компас, не поймешь ни хрена, - кричал Богданов, размахивая руками, - типаж - слово ненашенское, неподобающее и вообще ...
    - Да по х...й, - глуховато сказал Сталин и все замерли, - главное, что бабец сочный.
    Вот так, товарищ Герцогиня, у Сталина и образовалось целых две жены, о чем тщетно добивался у Самушкина Чонкин. Дедка Войнович хизнул рубануть по - правде - истине - то, а я вот превозмог. Прочти три раза и запомни и будет тебе счастье. Гарантировано. И это еще я не поведал, как Богданов в третий раз принудил профессора Преображенского шататься, белея, ведь сразу же после  " тута " идут  " товарищи ", но сказочка для Милены Д Ангел про Тамбов прямо указует, да еще было в речи профессора неизбежное  " так сказать " перед словом  " бабу ", на что Богданов крикнул " не так сказать, а собственно говоря ", но это мелочи. Так же можно ведь и в новеллистику уйти, писателем стать, а мне, обладающему явными способностями в литературном творчестве, просто впадляк уподобляться писателям Бабченке, Прилепину, Витухновской, несть числа подонкам и мрази, марающей само это понятие. Писатель. Сортирных стен маратель, как и все они, суки рваные.