Связанные словом

В Париже, Будапеште и Мадриде голубей не любят. То есть, их везде недолюбливают, зовут летучими крысами, гоняют как могут. Но эти города, мне показалось, особенно густо утыканы длинными иглами. Все горизонтальные поверхности были в них. Тонкие и длинные, они видны на оконных отливах, на плечах памятников, дают лёгкий ореол на всех городских контурах. Польза от них понятна и неоспорима. Но чувствуется жестокость.

Острее всего почувствовал связь с океаном, когда впервые мне реально пригодилась карта [отливов]. Он, вдруг, стал чём-то близким и понятным, как пригородный старенький автобус. Приятно было сидеть с чашкой кофе, смотреть на песчаную отмель стыдливо обнажившую свои маленькие тайны, думать ворчливо: «Сегодня что-то опаздывает. Непорядок».

Первый двухэтажный [автобус] был в Риме. На остановке возле Колизея толпились люди, и мы устроились возле них. Как оказалось зря. Наша была чуть дальше. Расселись. Солнце в лицо заставило надеть очки. Летний ветерок и мелькание теней после раннего подъёма и плотного обеда сделали своё дело. Через пять минут спали все. Иногда я открывал глаза, видел проплывающие дворцы и фонтаны. Красивый сон. А город я посмотрел через несколько дней, пешком.

Их выносило прибоем, словно мертвую рыбу. Если представить остров погибших кораблей, это была бухта плавательных [очков]. Разных цветов, фасонов и степени изъеденности солью они лежали на дне, плавали и лениво перекатывались волной. Откуда такая избирательность, почему именно очки заносит в маленькую лагуну каменистого острова с маяком, к подножию заброшенного немецкого форта? Думаю, это всё немцы. Их давно уже нет, а что-то где-то всё ещё работает, собирает для них очки. Я выловил розовые и синие.

К [маяку] ехали долго, по высокому берегу вдоль океана. Дорога была прямой но странной. Словно кто-то разметил ее на карте большими канцелярскими булавками, соединил их линиями, и в точности построил. Каждый километр упирался в маленький круг. Посередине скромная скульптура и пыльные цветы мечтают о спасительном закате. Розовые или синие. Посаженные верно, в память о цветной булавочной головке.

Я искал её несколько лет. Не так уж много украшений у мужчины, которые не превращают его в папуаса с бусами и кольцами. Теперь оно не в моде и меня не понимали. Всегда один и тот же разговор. Нужна [булавка]. Девушка уверенно кивает, достаёт прищепки. Нет же, галстук у меня не падает в тарелку. Хотелось именно булавку, в узел. Наконец нашёл. Ни разу не надел. Ждёт случая.

У Аллы есть стена с [тарелками]. Как предмет коллекции оно мне не понятно, но декоративные функции с годами проявились. Опять же, дети, пронесясь по коридору, освежают экспозицию. Она живет и полнится меняясь. Белёных стен магазина было почти не видно под цветными пуговицами тарелок. Никто не церемонился, все просверлены и намертво пришиты в нескольких местах. Простенькое пестрое строение у дороги, просоленные доски и грубая кладка на фоне желтых каменистый пустырей.  Содержимым магазина можно было декорировать некрупный небоскрёб, снаружи и внутри, включая стены туалетов и подсобных помещений. Все ручной работы, уникальной формы и расцветки. Я напрасно говорил, что не доедет. Пришлось купить отдельный чемодан, теперь хозяева коттеджа думают у нас серьезные проблемы с животом. Извели рулонов десять. Довезли.


...