Самое дальнее пастбище

Нашу команду готовили к отправке в Кремлевский полк, но послали намного дальше – в Краснознаменный Среднеазиатский военный округ (КСАВО). Помню, на проводах мать говорила: - «Только бы не в Среднюю Азию!». За время службы было много всего, но почему-то больше вспоминается «учебка» - учебное подразделение по подготовке младшего командного состава, в которой я, проучившись полгода, получил звание сержанта.
До Алма-Аты мы, Костромские призывники, долетели на лайнере. Там нас пересадили в крытые машины, затем - в поезд, который доставил нас на станцию Отар Джамбульской области на юге Казахстана. «Отар» в переводе на русский означает «Самое дальнее пастбище». Так оно и было: вокруг - выжженная степь с редкими кустиками карагача, на юге – заснеженные вершины Киргизского Алатау. На указателе «Отар» еще было нацарапано «Бухенвальд». Что это означало – мы скоро узнали. После высадки к нам бросилась толпа чумазых голодных детей. Мы, еще не оголодавшие после домашних харчей, бросали им банки консервов из сухого пайка. Сержанты напрасно пытались их отогнать. «Уйгуры – дети перебежчиков из Китая» - сказал сопровождавший нас офицер.
Отарская учебка.
Вскоре мы разношерстной колонной вошли в ПГТ «Гвардейский» с современными домами комсостава, затем, через КПП – в сам гарнизон, где предстояло служить до весны. Кто прошел «учебку» – знает, как там нелегко. Не случайно ее окончание называли «малый», или «деревянный» дембель. Еще там говорили: «Кто пережил Отар, тому не страшен Бухенвальд». Собственно, Отарская учебка – это огромная закрытая зона, где готовили сержантов разного профиля для защиты Советско - Китайской границы. С Китаем отношения уже налаживались, но граница проходила по так называемой «Долине смерти» - ровному степному коридору, зажатому между отрогами Тянь-Шаня и Казахским мелкосопочником. Именно здесь в древнюю Русь вторгались несметные орды татаро-монголов, а в наше время этот отрезок границы стал танкоопасным направлением. Китайцев, с их тактикой наступления «живыми волнами», опасались, и граница имела многоуровневую систему обороны, включая непреодолимую для танков систему «Паутина».
После «мандатки» меня определили в учебную роту, где готовили начальников радиостанции средней мощности. Учиться было нелегко – физическая, строевая, специальная, техническая подготовка, уставы и т.д. Часто не высыпались – наряды, «пахота» в роте в ночное время, работа на стройке… На занятиях часто клевали носом. На этот случай у сержантов были длинные деревянные указки, которыми они  быстро приводили курсантов в себя. В нашем взводе большинство курсантов были с «верхним», как говорили в армии, образованием, проверенные на наличие музыкального слуха.
«Сопка нежности».
Рядом с учебным корпусом были сопки, одна из которых называлась «Сопка нежности». Там часто проводились занятия по физической подготовке. Было несколько вариантов: подъем по крутым склонам на вершину на время; атака долины – спуск с вершины бегом вниз; атака вершины, когда один взвод «сбивал» с вершины другой, из другого подразделения. Такие атаки часто приводили к рукопашной схватке, с синяками и кровоподтеками. Курсанты проигравшего взвода «транспортировали» - тащили на себе победивших вниз, в учебный городок. Командиры в это время смотрели в окна учебных классов и фиксировали все недостатки, которые потом устранялись. Что-то подобное, судя по фильму «Девятая рота», было и в Ферганской учебке, где готовили десантников.
Запомнились занятия на усиленной полосе препятствий – «тропе разведчика», особенно страшно было преодолевать шаткий ломаный мост на трехметровой высоте. Подъем был ровно в 5:45, курсанты учебной роты в одних «хэбэ» строилась перед расположением, дрожа от холода. Затем выходили умывшиеся сержанты, и звучала команда: «Бегом – марш!». Бежали строем, топот десятков ног в керзачах разносился по округе. Светила огромная луна, сверкали горные ледники… Часто устраивались марш - броски «с полной выкладкой», кроссы в ОЗК и противогазах. Нелегкими были занятия по строевой подготовке на плацу. Ноги поднимали до прямого угла. Слава богу, мы учились в зимний период - хоть и мерзли порой, но зато не болели, как в летний период, дизентерией. А вот ранки и ссадины там долго не заживали…
«ПХД».
Кто служил, знает – так называется парково-хозяйственный день. Он проводился по субботам. С утра мы по приказу старшины выносили свои постели на улицу - «вымораживаться», а сами шли строем в парк. Там водилы - «деды советской армии» из «постоянки» - любили потешиться над молодыми, посылали их с разными поручениями, например – принести «ведро компрессии». Наивные курсанты бегали от машины к машине, вызывая хохот старослужащих. Ребята из нашего взвода, вчерашние инженеры и педагоги – не велись на такие провокации. Часто во время ПХД выпадал снег, и по возвращении в расположение приходилось откапывать «вымороженные» отсыревшие матрацы с постельным бельем из-под снега.
Торпедный цех.
Так называли варочный цех на кухне. Наряд по кухне был самым тяжелым. Там служили старослужащие, которые нещадно гоняли молодых. Зазеваешься – плеснут из огромного черпака кипятка. Это придавало ускорение, все бегали как заведенные. Перед приемом пищи в столовую направлялись «заготовители», которые расставляли на выделенных столах миски с едой, хлеб и посуду. Стоило отвернуться – и что-нибудь пропадало. Молодые сержанты ели с нами, а «черпаки» и «деды» – за отдельным столом, у них были и отдельные приборы, включая вилки. В учебке нет дедовщины, так как все бойцы – с одного призыва. Больше всего нас гоняли молодые сержанты, прослужившие на полгода больше нас.
Еще был тяжелый наряд – в техроту, на чистку картофеля. В техроте служили очень крутые старослужащие, с которыми предпочитали не связываться даже офицеры. Если дедам что-то было не по душе – могли отключить свет и тепло на любом объекте. Был еще наряд для провинившихся – свинарник. Однажды, дав сдачу молодому сержанту, мне пришлось побывать там. День с другими «штрафниками» занимались уборкой и разносили корм свиньям в тяжеленных железных носилках, а ночью спали здесь же, замотавшись в половики. Огромные мохнорылые хряки вперемежку с жирными крысами чавкали рядом. Утром работу принимал командир свинарника – толстый прапорщик, которого с трудом «тянул» мотоцикл «Урал». После этого наряда нарушать дисциплину уже не хотелось…
«Машка».
Много было и показухи, чем всегда славилась наша армия. Зачем, к примеру, было каждую неделю «шкрябать» стеклышками дощатые полы в казарме? Да, поначалу «отшкрябанный» и натертый мастикой пол выглядел как лакированный. Но звучала команда - «Строиться выбегай!» - и пол от десятков керзачей опять приобретал неприглядный вид. Еще была «Машка» - два тяжелых трака от гусеницы танка с приваренной к ним металлической трубой - ручкой. При натирке пола «Машкой» пот лил ручьем, так что о живой Машке уже и не думалось. Еще я был «посыльным» - в случае тревоги бежал в военный городок и извещал о тревоге командира учебной роты, у которого всегда был наготове «тревожный чемодан». Как нам объясняли, наш Отарский гарнизон был рассчитан на 2 часа боя, затем снимался с довольствия, а уцелевшие бойцы должны были вести диверсионную войну в тылу врага. Мы даже изучали карту граничащего Синьцзян-Уйгурского автономного района Китая. Хотя никто всерьез не верил, что можно уцелеть при атаке «живых волн» китайцев по десять тысяч штыков каждая. Мы видели в оптику китайских погранцов – это были здоровенные парни ростом под два метра.
Черные тюльпаны.
Не о самолетах с «Грузом - 200» будет речь – их еще не было, а о краснокнижных редких растениях – тюльпанах с цветами черного цвета. В марте сопки в Казахской степи становились красно - желтыми от цветущих тюльпанов, но это длилось недолго - вскоре они выгорали. Период учебы в учебке заканчивался, из штаба округа в Алма-Ате прибыла серьезная комиссия на выпускные экзамены. Дело обычное, но вот одному генералу понадобился букет тюльпанов, включая редкие черные цветы – жена попросила. Мне и еще двум курсантам покрепче было дано задание: в течение суток собрать цветы. К тому времени и обычные тюльпаны уже отцветали. Нас подвезли в укрепрайон к самой границе, отключили сигнализационный комплекс, и мы поползли… Прямо как в песне Владимира Высоцкого «А на нейтральной полосе – цветы». Десяток черных тюльпанов мы все же нашли у ручья недалеко от КСП - контрольно-следовой полосы. Приказ был выполнен.
Несмотря ни на что, учебка закалила нас морально и физически, научила «служить по уставу». Мы воспитывались на подвигах героев Великой Отечественной войны, подвигах пограничников уже в более позднее время на полуострове «Даманский» и в других местах, записывали в свои записные книжки военные песни тех лет:
«Сказали нам братья: Зачем же нам драться?
Ведь жизнь прекрасней, чем алый цветок,
Но вот хунвейбины берут карабины
И лезут к границам – им нужен восток…».
«Линейка».
Все экзамены сдал на «Отлично» - помогли занятия спортом и музыкальный слух, позволивший быстро осваивать скоростной прием - передачу телеграфной азбуки Морзе ключом и на датчике кода Морзе. Нас, новоиспеченных сержантов, направили в «Линейку» - по месту прохождения дальнейшей службы в КСАВО. Далее были месяцы несения боевого дежурства по охране юго-восточных рубежей Родины в Киргизии, на берегах Большого Чуйского канала. Запомнился Курдайский перевал, на котором последняя банда басмачей была ликвидирована только в 30-е годы. Принимал участие в окружных соревнованиях по радиоспорту и в «Охоте на лис». Вскоре был принят боевой сигнал о вводе войск в ДРА, и к Советско-Афганской границе потянулись длинные боевые колонны и нефтеналивные полки. В проводке колонны по высокогорному тракту участвовали и мы. Военный округ напряг все свои силы, перешел в режим «военная опасность». Призывали запасников с опытом вождения по горным трассам. Нам часто приходилось перегружать боеприпасы, даже пальцы порой выходили из суставов, что затрудняло работу на ключе. Вскоре полетели на Север «Черные тюльпаны» с «Грузом – 200», заработали военные госпитали. Появились и первые афганские песни:
«А солдат держит руль – лишь сердце стучит
Впереди – перевал, а на нем – басмачи
Дотянуть до своих – пока день и светло,
Ночью пули летят в лобовое стекло…».
Командиров не хватало, и мне пришлось исполнять обязанности прапорщика – старшего смены боевого дежурства, где числилось 24 бойца. Нас привлекали и к проведению призывной компании. Многие мусульмане не хотели идти в армию, опасаясь отправки в Афган. Однажды нам пришлось с оперативным дежурным республиканского военкомата в г. Фрунзе выручать военкома, квартиру которого осадили киргизы, протестуя против призыва в армию своих родственников. В Средней Азии уже поднимали головы националисты всех мастей…
Последние полгода до «дембеля» пришлось пройти переподготовку и осваивать новую сложную аппаратуру радиоперехвата. Неоднократно выезжали на вахтовые и выносные горные заставы. Спали порой не раздеваясь - в своих аппаратных. При необходимости помогали погранцам – ходили с ними в наряды, бывали в дозорах, довелось даже пострелять из ДШК. Многое мы узнали, о чем не писали тогда в газетах – о случаях дезертирства из армии, о вырезанных «духами» постах в Афгане, о контрабанде… Многие места Средней Азии – горы Тянь-Шаня, г.Фрунзе, озеро Иссык-Куль и др. – навсегда остались в памяти. Как в песне Юрия Визбора:
«Азиатские желтые реки,
Азиатские белые горы
Раз увидел – так это навеки,
А забудешь – так это не скоро…».
И потом, на гражданке, неоднократно ездил до распада Союза в горы Средней Азии – Памиро-Алай, Матчинский горный узел, Заилийский Алатау, Чимган, Бельдерсай, Бричмулла…
На сборы офицеров запаса под Алма-Атой прибыл с опозданием в связи с напряженной ситуацией на участке границы, где была попытка прорыва. На сборах встретился с теми ребятами, с кем был в учебке. Ребята, побывавшие за «речкой», говорили, что им пригодились навыки, полученные в учебке на «Сопке нежности». После полутора месяцев учебы получил зеленые погоны лейтенанта и предложение остаться на службе. Но меня уже ждали Костромские леса и зеленые петлицы с дубовыми листьями…