пережившие отцов. часть 5. Жизнь советской деревни

         11. Тревожная ночь

Зима сорок четвертого года была снежной. Редкий день выдавался в декабре, когда не шел снег, не выли метели, а в дни затишья не трещали морозы. Сугробы между домами были настолько огромны, что их холка находилась выше крыш соседних домов. Чтобы пройти от дома к дому, приходилось огибать эту лавину у самой дороги, где сугроб прижимался к земле, а трактор своими санями с полозьями из толстых сосновых бревен длиной пять-шесть метров, срезал затухающий его хребет. Только на тракторе можно было отправит молоко колхозных коров в Красный Бор на сыроварню, а школьники добирались в школу по этому санному пути.
В такие дни, как ни топи печку, к утру в избе становилось настолько холодно, что при разговоре изо рта валил пар. Вечером мама принесла охапку «1» дубовых дров, чтоб с утра,  сразу же, как проснемся, затопить голландку. Поужинали тюрей «2» на слегка подсоленной воде, можно было бы и ложиться спать, но в голландке сучковатое полено вяло догорало. Брат Толя несколько раз пытался постучать по нему кочергой, «3» вызывая снопы ярких искр, но и после этого полено не хотело гореть, так как остальные угли давно уже покрылись пеплом и не могли активно поддерживать его горение.
Мы с братом забрались на печку и под вой метели в трубе быстро заснули.


«1» - Охапка – ноша в таком количестве, которое можно унести, обхватив руками.
«2» - Тюря – кушанье из крошеного хлеба в квасе или воде.
«3» - Кочерга – железный прут с загнутым концом перемешивания топлива в печи.



Я сквозь сон слышал, как мама закрывала сныч «1» в трубе голландки.
Глубокой ночью маму разбудили слова:
- Хозяйка, проснись! Спасай детей и себя!
Мама пыталась поднять голову, но почему-то сделать это с первой попытки не удавалось, да с трудом она поднимала отяжелевшие веки. На какой-то миг она увидела, как в тумане, головы своих детей. Она пыталась понять, кому принадлежат эти слова, но сон одолевал ее, и она готова была снова погрузиться в сон.
- Хозяйка, спасай детей! – настойчиво требовал чей-то голос. Мама насторожилась, она спустила ноги с кровати и хотела подойти к печке, где спали ее дети, но не смогла сделать и одного шага. Ее бросала из стороны в сторону неведомая сила. Помутневшим сознанием она не могла понять: где она и что от нее требует этот доброжелатель.
Полежав на холодном полу, мама  стала понимать, что случилось что-то страшное, которое пришло от  не до конца сгоревшего сучковатого полена. От рано закрытого сныча. «1» И она, и ее дети угорели. Надев фуфайку «2» и валенки, она стала тщетно будить детей. С трудом сволокла старшего сына с печки на пол, потом меня. Напялив кое- как на нас теплую одежду, она поочередно стала вытаскивать нас на улицу.  Где свежий воздух стал приводить нас в сознание.



«1» - Сныч – приспособление для закрытия отверстия трубы.
«2» - Фуфайка – теплая вязаная кофта, телогрейка.


Чтобы добраться до дома Смоляковых, нужно было преодолеть огромный сугроб или пройти большое расстояние, огибая его. В нашем положении триста метров были действительно огромны. Мама на руках относила меня на какое-то расстояние, потом бежала к старшему сыну и волоком его доставляла ко мне. И так повторялось несколько раз, пока мы не оказались на крыльце Смолякова дома. Постучав в дверь, мама потеряла сознание.
Когда тетя Маруся вышла к нам, мы с братом тормошили мама. Я не понимал, как мы средь ночи оказались здесь.
До конца ночи нас приводили в нормальное состояние. Натирали виски и давали нюхать тертый хрен. Делали теплые ванночки для ног, поили чаем с молоком. Бабушка Татьяна непрестанно молила Бога о нашем спасении.
А отправить  нас в Красноборскую   больницу в такую непогоду, которая располагалась в  четырех  километрах от нас, не было и речи.
Под утро, хоть  в головах и не унимался шум, мы все трое, стали понимать, что  с нами случилось.
Мы с братом забрались на печку досматривать сны. Только маму мучил вопрос: кто же ее так настойчиво будил голосом погибшего мужа!
               
                .

        12. Картофельные лепешки


Весна сорок шестого года, которую ждали с нетерпением все Котяковские жители, где –то заблудилась или забыла про нас. А причины такого страстного ожидания весны были: ведь и сусеки «1» все зачищены, и погреба опустели, а после проведения посевной в колхозе, оставшееся зерно могут раздать колхозникам за трудодни, «2» ну а ребятишки перейдут на «подножный корм». По берегам Барыша первыми  выползут на волю долгожданные  желтые цветочки: едучки  и пеструшки, а на пригретых солнцем полянках скоро можно ждать и появления щавеля. Но перед этим мы с грустью смотрим на колхозное поле, где прошлой весной была убрана картошка, в ожидании схода снега, а в солнечные дни земля просохнет быстро. И тогда можно будет подбирать оставленные случайно и промерзшие за зиму клубни. А если повезет, можно наткнуться и на целый курень, не захваченный плугом. 
Все предвкушали удовольствие и сытность от съеденных лепешек из промерзшего картофеля. А пока мама крошила, припрятанный в сенях, небольшой ломоть хлеба в миску, с слегка подсоленной водой.
 - Опять тюря! – Канючил Толька.
Вот уже несколько дней мы ложились спать и вставали утром  с постоянным ощущением голода.
- Потерпите маленько. У других-то и этого нет, - говорила мама и уходила в чулан.

«1» - Сусек – здесь, часть ларя, отделенная от другой части  перегородкой. Ржаная, пшеничная мука, пшено хранились в ларях в соответствующих сусеках.
«2» - Трудодень-единица учета труда колхозника


Мы знали, что она там плачет от безысходности положения, но выйдет к нам с улыбкой на лице: - Ну что, набили свои пузики? – возьмет ложку и станет черпать подсоленную воду, где не отыщется даже мельчайшая крошка хлеба. Мы от стыда молча отправлялись спать на печку.

На следующий день стало всем известно, что Кулина видела на картофельном поле двоих красноборских мальчишек, видимо, приходили на разведку, так как  при них не было ни лопат, ни сумок.
Мы оживились и, не сговариваясь, стали собираться в стайку около дома Кузиных. Санька Дубцов и Санька Кузин уже давно важно вышагивали взад – вперед по подсыхающим после снега полянкам. Мы с братом и Маньшай пришли, когда собрались все мальчишки горного крыла деревни. Здесь были и Генка Антропов, и Санька Чирков, и Санька Сурков, и Санька Кошкин и Гусек, и Пушок. В сторонке стояли две Тоньки: Дубцова и Кузина. В нашей деревни если в семье два сына, то один из них будет Санька, а второй Толька или Иван, если две девчонки, то одна Тонька, вторая Катя или Маша. И только иногда кое- кто из мам или пап где-то узнают, что есть и другие имена, тогда появятся Генки, Вовки, Петьки, и Вальки. Да и фамилия не отличались большим разнообразием: Юдины, Филаретовы, Кошкины, а Дубцовы всего одна.

Главная преграда к картофельному полю – это овраг. Солнце, опьяненное приходом весны на земле, щедро посылает ей свои теплые лучи. Начинается таяние снегов. И вот тут-то овраг становится хозяином положения. Он превращается в разъяренную горную речку, перекрывая дорогу в Красный Бор, не только людям, но и технике.  И теперь, когда снег в основном сошел, овраг по утрам стал затихать и только к обеду он немного оживает, но все равно с помощью веток ветлы можно перебраться на другую сторону, где на взгорье находилось поле. Поэтому мы решили идти на промысел пораньше утром.
- Сынок, ты не бросай Вовку-то одного, помоги перейти ему овраг, - обращаясь к старшему сыну, наставляла мама, - а то не ровен час, оступится и унесет его в Барыш.
- Знаю, знаю. Не брошу твоего любимчика, - пробурчал Толька. – Вечно ты о нем печешься!
Толька всегда так небрежно разговаривал  с матерью после наших с ним ссор. На сей раз мы поссорились-то из-за пустяков: не поменял я ему красную конфетку- подушечку на голубую. Но тогда бы у меня не оказалось голубой конфетки.
Мама получала пособие за погибшего в войне офицера-мужа. Отцу в начале войны присвоили звание старший лейтенант.  Деньги выдавали в военкомате в Вешкайме. Мы с нетерпением ждали этот день. Ведь мы знали, что она непременно принесет три килограмма подушечек и большой,  высокий каравай хлеба. Мягкий. Пушистый. С каким восторгом мы зажимали в кулаке шесть подушечек, разных по раскраске,  с одной, двумя, тремя полосками различного цвета.

Так как одинаковых конфет было очень мало, то маме было сложно примирить нас при их дележке. То мне кажется, что Тольке мама дала самую красивую конфетку, то брату почудилось, что на моей конфетке больше полосок. И в таком случае только твердый и категоричный голос матери: - Не получите ничего, если будете так себя вести! – примирял нас.
Мы успокаивались, а мама от белого каравая отрезала горбушку, делила ее пополам и отдавала нам. Мы восторженные бегали по комнате друг за другом с поднятыми руками: в одной с подушечками, в другой с куском белого хлеба, который назывался калачом. В это время не было более счастливых людей, чем мы. Наше настроение передавалось и маме. Ей было приятно смотреть на счастливых детей:
- Как бы порадовался отец, глядя на своих сорванцов! – подумала она.

Как и предполагалось, мы без приключений добрались до картофельного поля. Впереди шел Санька Кузин с лопатой и с холщевой сумкой через плечо, за ним Санька и Колька Дубцовы с мотыгами наперевес, а дальше гурьбой остальные участники «похода», размахивая руками и громко разговаривая, перебивая друг друга. У всех были сумки и мотыги, которые нужны были для разгребания земли, а если нужно было выкопать курень картошки, то приглашали Саньку Кузина с лопатой:  ему за работу отдавали треть урожая.
Выстроившись в цепочку, мы решили идти по краю поля  в сторону леса. Слева была лесопосадка из молодых березок и сосенок, а далее в пяти – десяти метрах раскорячился тот самый зловещий овраг.
По краю шел Санька кузин, рядом он поставил нас с братом, видимо, в знак благодарности за те баночки молока, которые передавала мама больной тете Елене, матери Саньки, дальше Дубцовы,  Кошкины и все остальные.
На краю поля чаще попадались иногда, нетронутые плугом курни картошки, об этом знали все, поэтому завидовали Саньке и нам с братом.
Но нам в этот день повезло всем, так как во время уборки картофеля шли дожди, да и после они не прекращались, постепенно переходя в мокрый снег, а потом и вовсе в снег.
Дожди, размывая осенью комки земли, обнажали клубни, которые по весне собирали с огромным восторгом, оглашая окрестность звонкими голосами.
Домой возвращались усталые, но довольные, что наполненные сумки врезались своими ручками в плечи.
Вечером мы с братом уплетали за обе щеки картофельные лепешки, обсуждая с восторгом прошедший день. Мама сидела за столом в чулане, подперев голову левой рукой и, не то с грустью, не то с радостью, глядела на нас. И даже при тусклом свете было видно, как поблескивают слезы в ее глазах. А в потолок, в стены в пол и в одежду безудержно впивался тяжелый и неприятный запах лепешек из мороженого и, начавшего загнивать, картофеля.

                13. Пылушки

Весь день мела пурга. Метель, то старательно укладывала снег в сугробы между домами, то вдруг, как разбушевавшийся мужик, хватанувший  излишек зеленой, начинал ожесточенно хлестать им по окнам, разрисованным узорами. Уже треть окна закрывал снег, а метель никак не может успокоиться.
Мама у голландки пряла «1» пряжу: варежки у брата «штопанные-перештопанные», как она выражалась, надо было давно уже заменить  новыми.
- Мам, а когда будем ужинать? – Это брат заставил меня спросить маму.
- Веретено «2» стало тяжелым от нитки, можно и заканчивать, - ответила она, - да и дрожжи подошли: тесто можно замешивать, чтоб за ночь оно успело подняться. А утром, когда вы проснетесь, я угощу вас пылушками.
- Ура! Завтра будут пылушки! – В один голос закричали мы с братом, бегая по комнате. Мы готовы были ждать ужина целую вечность от этой радостной вести.
Пока мама убирала прялку, «3» мы с братом из сеней принесли квашню, «4» полный тазик муки и решето. «5»


«1» - Прясть – скручивая волокна, делать нити.
«2» - Веретено – приспособление для прядения – стержень для навивания пряжи, перерабатываемой в нить
«3» - Прялка – приспособление для ручного прядения.
«4» - Квашня – деревянная кадка для теста.
«5» - Решето – приспособление с мелкой сеткой для просеивания муки.


Прежде чем приступить к работе, мама повязала на голову белый платок и надела фартук. Потом аккуратно начала просеивать через решето муку, которую ссыпала в квашню. Толя принес теплой воды в кружке.
- Ну, лей, помощничек,  - сказала мама, улыбаясь, - принеси еще, этого маловато будет. Брат побежал в чулан и я за ним: вдруг брату будет нужна моя помощь.
Замесив тесто, мы помогли маме поставить квашню на печку, ближе к трубе, где потеплее. Закутав квашню старенькой телогрейкой, мама достала чугунок из печки, в котором был приготовлен тыквенник. Пшенная каша с тыквой. Она-то и не давала нам покоя.
Мы сытые и счастливые забрались на печку и под музыку вьюги крепко заснули.
А утром, лишь только мама застучала ухватами и печной заслонкой, «1»  я соскочил на пол. В комнате было холодно, и я быстро начал одеваться. В голландке дрова прогорели, мама сначала раскочегарила ее, чтоб тепло «загнать» в комнату и лишь потом принялась за печку.
Пока мама колдовала с тестом, я уселся перед голландкой и наблюдал, как огонек скакал по раскаленным  углям. Метель за окном утихала.
Наконец, мама приступила к выпечке пылушек.


«1» - Заслонка – здесь, приспособление из металлического листа для закрывания входа в топку.

Я, затаив дыхание, смотрел, как мама бережно укладывала лепешку на деревянную лопатку и отправляла ее в печку, сбросив ее на под «1» печи. Рядом поместила вторую, потом и все остальные. Лепешки полукругом расположились вокруг полыхающих ярким пламенем березовых поленьев, сложенных колодцем.
- Мам, скоро испекутся пылушки? – Спрашивал я через каждые пять минуту – Мам, а может пора будить Тольку? Мам, по сколько пылушек ты нам дашь?
- Пылушек шесть. Нас трое.  Ну-ка сосчитай, сколько ты получишь пылушек? – Спросила она.
- Две! Две! – радостно подсчитал я, но был уверен, что одну свою пылушку она разделит нам с братом пополам: она всегда так делает.
Толька проснулся когда в комнате стало тепло, а на столе ждали его румяные пылушки. Я к этому времени свои уже съел и жадно глядел на брата и удивлялся, почему он так медленно откусывал кусочек от лепешке и еще медленнее жевал его. И рот наполнялся слюной, а я очень сожалел, что поторопился съесть свои пылушки, с прилипшей к ним золой, которую не стряхнул полностью, торопясь удалить голод.

==================================

«1» - Под –  нижняя поверхность в печи, являющаяся топкой.
          14. А есть - то хочется

Третий год шла война. Я не понимал тех бедствий, которые она приносит людям, не понимал, почему мама, когда молилась, всегда просила Бога: - Господи!  Огради от напастей моего мужа, Николая, хотя на улице все говорили, что он погиб на фронте. И мама знала, но не хотела верить в это. И не верила, не смотря на то, что с июля сорок первого не получила от него ни одного письма. Я не понимал эту боль мамы, меня угнетало другое: постоянная мысль о еде. Я всегда хотел есть. Мама постоянно была на работе, а что бы утром нас не будить, она с вечера готовила нам еду на следующий день: мне и Толе. Заворачивала по три ломтя хлеба в полотенце и говорила:
- Вот  вам по одному куску хлеба: на утро, обед и ужин. Смотрите враз все не слопайте, а то потом будете целый день голодными. Она понимала, что сытыми ее дети не будут, и это ее очень тревожило. Она благодарила Бога за черный хлеб с отрубями, ведь она знала, что многие в деревне давно забыли  вкус хлеба.
А как только мы просыпались, не одеваясь, сразу же бежали в чулан и хватали свои полотенца, где  лежал наш завтрак. Первый кусок съедали тут же, но жажду голода он утолить не мог. Чтоб мы не делали, где бы мы не находились, жажда голода вела нас к заветному полотенцу, где еще оставалось по два куска хлеба.
Одевшись, мы выскочили на улицу. Около нашего забора, где росло много просвирника,  лежали Ванька Кузин, Гусек и ели листья этого чудотворного растения.
Мы с братом присоединились к ним. Съев несколько листьев, мы переключились на плоды просвирника: плоские, маленькие, но вкусные. А когда кладешь в рот маленькую лепешечку, то  обязательно думаешь, что съедаешь кусок мяса. Летом о мясе и мечтать не мог, так как скотину на мясо забивали только зимой: холодильников в то время в деревни не было.
Иногда нам мама с вечера варила кашу на целый день, или суп с клецками. Но мы были рады и картошке в мундире.
У нас в доме был ведерный самовар, но его мы раскочегаривали очень редко, так как маме было некогда, а нам с братом она не разрешала его разжигать: с огнем шутки плохи, поэтому к чаю особую любовь мы не питали. Да и чаем-то называли кипяченую воду. Собирали для заварки зверобой, душицу, богородскую травку в Вележивом саду, сушили их, но до заварки дело не доходило. Так и висела в мешочках она на чердаке дома, о которых вспоминали через год, когда подвешивали «заварку» нового урожая.
Когда начиналась весна, мы оживали, как мухи. Только успокоится Барыш после половодья, вода начнет занимать свое привычное место в его берегах, жди дней пять-шесть и смело иди в Подкотяковскую: на заливных, низких местах едучки обрадуют не только ваш взгляд ярко-желтым цветом, но и желудок неподражаемым вкусом. А на полянках, где раньше всего растаял снег,  появится щавель, сначала нежный, слабокисловатый и только к средине мая,
листья его станут более грубые и своей кислотой заставят морщить лбы каждого мальчишку и девчонку
Весна, кроме того что она радовала Котяковку цветеньем черемухи, рябины, калины, наполняя воздух чудодейственными запахами, она наполняла желудки жителей травами, которые помогли им выжить. Какое им название по-научному никто не знал, но каждый ребенок с пяти лет тянул ручонку только к тем, которые можно есть и называли их так, как им говорили взрослые. А это: щавель, козлецы, борщевка, куфелки, медуница, кошачьи лапки, дикий лук, пеструшки, едучки, только Маша называла их мать-и-мачехой, сыреница. Все эти травы мы ели в огромном количестве, заменяя ими хлеб, картошку, кашу и всевозможные супы. Наши матери благодарили Господа Бога, что он ублажал их чадо своими зелеными дарами.

Только что сойдет снег на полях и в лесу, мы брали котелки, горшки, с приделанными к ним ручками из веревочек, чтоб удобно было нести, и отправлялись в березовую рощу для сбора волшебного, таинственного сока. Березового сока.
Как всегда в таком случае впереди шел Сережка Кошкин, сосед Смоляковых, так как  только у него был небольшой топорик. Следом шли Колька Дубцов, Санька Кузин, потом Толька, я, Маньшай, Гусек, Санька Кошкин и замыкали стайку девчонки: Мурка, Настька Кулинина, Валька и Маша Сурковы, Тонька Дубцова.
Сергей делал лунки топориком в стволе березы так ловко, что сок стекал не по стволу, а капал в посуду, подставленную у основания дерева.
Радостные крики раздавались по всему лесу:
- У меня почти половина горшка набежало! – Это прокричал Маньшай.
- А я, наверно, целую кружку выпил! – Хвалился Колька Дубцов.  Он когда и  за ягодами идет, сначала сам наестся до отвала, а потом только будет класть их в посудину.  Как обычно, все возвращались домой с полными посудинами, только Колька с пустым или чуть наполненным котелком. И сестра Тонька была такой же.
Я сначала наполнял горшок, и когда он становился полным, ложился на живот на ягодной полянке и с неописуемым наслаждением театрально отправлял крупную, спелую клубнику в рот. Это был верх блаженства!
А теперь, когда мы наполнили свою посуду березовым соком, довольные возвращались домой. Березовый сок, бесцветный, без вкуса и запаха, мы боготворили и верили, что он приносит здоровье.

                * * *

В лесах было множество всевозможных ягод: это и клубника, и земляника, и костяника, и ежевика, и малина, и черная смородина, и красная, и вишня, и черемуха, и калина. А сколько орехов в Волчьем овраге! Это все было объектом нашего внимания. И все, что можно, мы заготавливали впрок. Черемуху и калину  сушили, орехи слегка подсушивали,  и мы наслаждались ими всю зиму. С калиной и черемухой зимой пекли пироги, а орехи щелкали по большим праздникам: нам мама выделяла по целому

стакану орехов. Иногда и она сама садилась с нами и металлической ручкой ножа колола их на столе,  мы же орехи грызли зубами. 
Но особое отношение было к грибам, которые росли в лесах в изобилии. Белянки, грузди пользовались большей популярностью. Их солили в бочках. Другие грибы: рыжики маслята, опята, сыроежки, вешанки и многие другие просто не замечали, или просто не было время их обрабатывать.
Варенье из ягод никогда не варили: или не было сахара, или не знали технологию его приготовления. А клубники, земляники, ежевики и вишни приносили домой ведрами.


                * * *
Осенью одним из самых  радостных дней был день, когда рубили капусту для засолки. Собирались несколько человек из соседних домов и в специальной колоде, а иногда и в двух, тяпками «1» шинковали капусту. Мы, малышня, старались быть ближе к тому, кто готовит вилки капусты для рубки. У нас этим занималась всегда тетя Настя Братчинина. Она ловко длинным ножом отделяла листья капусты от кочерыжки «2», и  передавала ее нам. Мы не спорили за  обладание первой  кочерыжки, так как знали, что через несколько минут будет вторая, третья…

====================================
«1» - Тяпка – острая металлическая пластина, насаженная на черенок, предназначенная для рубки чего – н. (например, капусты, мяса).
«2» - Кочерыжка – твердый, утолщенный стебель капустного качена.


А чуть позже, когда подкрадывалась зима, засыпая снегом поля и крыши домов, когда Барыш покрывался льдом, начинали колоть подтелков, овец, свиней на мясо.
Жертву подвешивали в сарае за палку, продетую между сухожилиями и костью задних ног. А  пока мужики  снимали шкуру, внутренности обрабатывали женщины: кишки полоскали в проруби, а в это время в печи в больших чугунках грелась вода.
Суп, или как его называли у нас, селянка, была самой сытной, самой вкусной едой.
Кровь животных спускали в специальные тазы и из нее потом готовили великолепную запеканку.
Запоминающими были вечера, когда заканчивались полевые работы, и взрослые парни и мужики бреднями ловили в Барыше рыбу. На костре в большом котле варили уху. И все сытые с наслаждением любовались красотой заходящего солнца, не пожалевшего ярких красок для неба. Никто не замечал ноющих комаров, и каждый думал о чем-то о своем.


           15. Да будет свет

Лето 1945 года проскочило как-то незаметно. Начало осени радовало сельчан своим приветливыми, теплыми деньками. Урожай выдался удачным: и просо тучное было в этом году, и рожь вымахала с человеческий рост, и картошка, слава Богу, словно сговорилась, одна к одной, что ни курень, «1» то почти ведро, а их, этих курней не менее пяти сот красовались на нашем усаде. «2»
Победно закончена война.
По улице развезли столбы: свет будут проводить.
Бабушка Татьяна сообщила по секрету, что  Федор, дедушка, решил полутелку «3» нам отдать, а это значит, что на следующий год молоко и масло будет свое.
Радоваться бы надо маме, да потеря мужа превышала все земные дары, сковав так душу, что и жить не хотелось: хоть в прорубь вниз головой прыгай, да дети останавливали – куда они без отца, да еще и без матери.
- О, Господи! Избавь меня от грешных мыслей! Дай мне силы вырастить детей! – Все чаще за последнее время она обращалась к Богу.
Перед каждым приемом пищи, она отдавала поклоны образам, где стояли иконки Иисуса Христа, Божьей матери и Николая Угодника.

«1» - Курень – здесь, куст картофеля, выросший из одного семенного клубня.
«2» - Усад - здесь, огород.



Перед сном она на коленях  подолгу изливала душу святым покровителям и все просила вернуть мужа домой здоровым и невредимым. А мы, лежа  на печке, смотрели молча на маму и пытались понять, как  эти иконы  могут выполнить ее просьбу. Из тридцати двух Котяковских мужиков, ушедших на войну, вернулось к своим семьям семь человек. Из нашей родни: Николай Сурков, муж сестры мамы, Анны, да Санька Смоляков и Мишка Филаретов, призванные в армию в сорок третьем. Целыми и невредимыми, если не считать легких ранений.

                * * *
Ранним утром какие-то мужики вбили колья, где предполагалось поставить столб. Хозяева дома, к которому ближе располагался кол, были обязаны выкопать яму «шестьдесят – на – шестьдесят» и глубиной «на восемьдесят». А чтоб люди понимали ответственность за предстоящее мероприятие, на окна приклеивали «Извещение»: до  сентября выкопать яму глубиной «восемьдесят», размером «шестьдесят – на – шестьдесят». Чтоб и с улицы было видно, да и из комнаты бумажку нельзя было не заметить.

                * * *
Брат ковырял лопатой вокруг кола и никак не мог понять, что такое «шестьдесят – на – шестьдесят», и лишь когда подошел Санька Филаретов, его подослал отец, дело сдвинулось с мертвой точки: рядом появился холмик из выброшенной из ямы земли. Санька ловко ударял лопатой по краям ямы, отваливая большие куски земли, и с той же ловкостью выбрасывал землю наружу.


Закончив работу, Санька воткнул лопату в холмик выброшенной земли и весь его облик говорил:
- Вот так надо работать! Учитесь! Малышня!
А словами назидательно предупредил:
- Смотрите в яму не свалитесь! Ноги – руки переломаете.
Мы с братом гордо смотрели вослед уходящему  Саньки Филаретову. Нашему  дяди, которого, как младшего брата, нежно любил наш отец.
                * * *

Проснувшись утром,  5 сентября, мы перед домом увидели прямостоящий столб, устремленный в небо. Нам было обидно, что мы не увидели, кто и как устанавливал его. Но последующие события нас порадовали и удивили: на машине привезли огромную «шпульку» и разгрузили около Кулининого дома. Группа молодых парней, поколдовав, что-то прикрепили к трактору, который начав движение, заставил крутиться шпульку, а за трактором потянулись два провода. Не было слышно трескотни трактора, а провод продолжал сматываться со шпульки. И по невидимому сигналу провод остановил свое движение, когда на шпульке оставался последний виток.
Молодой парень с крючками на ногах стал ловко подниматься по столбу вверх, с прикрепленными концами проводов к поясу. Поднявшись к самому верху столба, он прикрепил концы проводов к белым стаканчикам и дал какую-то


команду такому же молодому парню, который забирался на столб против дома тети Аннушки Кошкиной. А в это время на столб перед нашим домом готов был забраться совсем юный мальчишка.
Мы не успели проголодаться, как на нашей улице были натянуты провода.
- Если так пойдут дела, то через дней  десять – пятнадцать дадим вам свет, - сказал пожилой, седоволосый мужчина, видимо, самый главный начальник.
Нам было интересно, как это по проводам будет что-то бежать и зажигать лампочки.
На следующий день, рано утром, пришел к нам электрик. Он подвел провода к дому, просверлил длинным буравом отверстие между бревен дома и стал прибивать белые рюмочки к потолку и стене. Потом прикрепил к ним провода, один конец их вывел через отверстие наружу, а ко второму подвесил какое-то приспособление, в которое потом вкрутил лампочку.
Мы, затаив дыхание, ходили под лампочкой, свисающей с потолка, и пытались понять, как она такая маленькая будет освещать целую комнату.
И с каким восхищением мы скакали по дому, когда эта лампочка наполнила, просто залила ярким светом комнату, да так, что и десяток керосиновых ламп не смогли бы сделать подобное. И, щелкнув выключателем, моментально можно включить или выключить свет.
Ток вырабатывал генератор, работающий на бензине и установленный в кирпичном помещении около складов сельскохозяйственных продуктов, что стояли напротив пожарки.

Свет давали с наступлением сумерков и до двенадцати часов. Трехкратное выключение света на всей деревенской линии означало, что через полчеса свет будет отключен.
А сколько было восторга, когда в комнате на стенку повесили черный зонт, из которого раздавалась музыка или бодрые радостные слова о восстановлении народного хозяйства, разрушенного войной или песни о том, как «утро красит нежным светом стены древнего кремля». О каком кремле шла речь, мы не знали.
Жизнь в стране, казалось,  налаживается, только я не замечал, что маме становилось от этого радостней.




16. Что нам стоит дом построить


Известие о том, что Иван приступает к строительству нам нового дома, нас как обрадовало, так и огорчило. Мы привыкли к этой старенькой, Кузинькиной избенке, которую разрушат на дрова тут же, как только будет построена новая. Но и хотелось пожить в новой, светлой и просторной избе. Дед обещал сделать и окна побольше, и размер немного увеличить. А крыша на новом доме будет тесовой, «1» а значит, не будет капать в тазик с потолка, когда идут сильные дожди.
Дед Иван только что вернулся с кордона, «2» где он договорился с лесником, Филаретовым Андреем, о заготовке сосновых бревен для строительства дома не только нам, но и Насте, своей дочери.
Андрей Филаретов был женат на двоюродной сестре бабушки Татьяны, Александре. Мама рассчитывала получить из этого родства какую-то выгоду: и лес поближе, и деревья постройней.
Когда мама с Настей пошли посмотреть делянку, «3» где можно будет заготавливать лес под строительство, она прихватила с собой «чекушку» «4» водки для лесника, чтоб он подобрел и не метил «5» деревья далеко от дороги.

===================================
«1» - Тес – тонкие тесаные доски.
«2» - Кордон – здесь, домик в лесу, далеко от жилых поселков, где проживает лесник, охраняющий лес.
«3» - Делянка – участок леса, где разрешена рубка лесного материала.
«4» - Чекушка – четверть литра.
«5» - Метить -  на дереве, которое можно спилить, лесник ставит специальное клеймо, для учета и контроля.



Сложности со стройкой заключались в том, что работать «на себя» в колхозе можно было зимой, когда поля спят под снегом и не требуют ухода, да ранней весной, когда еще не началась посевная или осенью, когда закончилась уборочная страда. Летом собрать людей на «помощь» было практически невозможно.
Зима в сорок шестом году была снежная и суровая. В лес войти, не увязнув по пояс, было сложно. Разве только на охотничьих лыжах, широких и длинных, но они были не у каждого. А вот лесник, Андрей Филаретов, их-то как раз и имел. Он без этих лыж, как без рук. Когда лесник, мама и Настя подошли по санной дороге  к сосновому бору, выяснилось, что в таком снаряжении, в котором были две женщины, в лес идти было просто глупо: намаются бабенки, а толку никакого. Ну, посмотрят они на «меченые» сосны, а уйдут-то домой ни с чем. Да и доберутся  ли они до второй, до третьей сосны по такому глубокому снегу, не оставив валенки в лесу.
Андрей подошел к сосне, высокой, стройной, что стояла  не далеко от дроги, затесал топориком шкуру и обухом топора сильно ударил по этому месту, где четко обозначилась цифра «3». Он подошел к женщинам и сказал:
- Сосны, на которых есть метка «3» будут ваши. На этом участке, - он обвел рукой участок леса вдоль санной дороги: - я постараюсь вам подобрать все деревья и под сруб, и под доски на пол и потолок и крышу. Идите, готовьте топоры и пилу, а мне терять время нельзя.
Андрей встал на лыжи, помахав женщинам варежкой, направился в лес. Вскоре послышался стук топора и звонкий удар его обуха по живому дереву, которое, казалось, издавало стон по всему лесу, как предупреждение о каком-то большом бедствии. Сосновый бор зашумел, в волнении стал сбрасывать со своих ветвей снежные украшения зимы, понимая бессмыслицу этого наряда. Пятьдесят пять сосен свалится на снег, чтоб где-то, в деревне Котяковка, построили избенку вдовушке Настасье  Филаретовой и ее сыновьям Толи и Вове, которые никогда не узнают ласки и заботы родного отца.

                * * *
Облачившись в мужнины штаны, что лежали в сундуках без дела, натянув штанины на валенки, поддев теплые кофты под фуфайки, мама и Настя готовы были отправиться на «лесоповал». И топор, и пилу старательно наточил Иван Алексеевич еще с вечера.
Подойти к первой сосне с отметкой «3» женщины смогли с большим трудом. Снег как будто  специально цеплял за валенки, делая ноги тяжелыми. Настя пыталась продвигаться ползком, но и этот метод не приносил видного успеха. Измученные, они все-таки  добрались до заветной сосны и начали утаптывать снег  около нее: пенек не должен быть больше полметра. Но еще и под размах пилы нужно расчистить снег. Только на эти мероприятия они потратили более часа. А сколько сил забрала борьба со снегом!
Сосна была толстой. Больше половины метра. Пилили с остановкой, менялись местами и молили Бога, чтоб он помог свалить дерево в сторону дороги: все ближе будет тащить его на опушку.
С каким восторгом и звонким криком они огласили лес во время падения сосны! Да и падающая  сосна глухим гулом и треском веток поддержала восторженных женщин. Они не думали в этот момент, что еще пятьдесят пять сосен нужно будет спилить, освободить от сучков, сложить сучки аккуратно в кучку, перетащить бревна к дороге, погрузить в машину и привезти к Кузинькиной избенке.
Непосильная, изнуряющая работа угнетала, но вселяла надежду на лучшую жизнь детей в будущем. Это воодушевляло и придавало силы. Только вот дети за всю зиму не увидят свою мать, и не поймут, спит она по ночам или нет. Да и, вообще-то, бывает ли она дома? Но горшок с кашей или со щами в печи, который можно увидеть через приоткрытую заслонку, балакирь, «1» полный молока, еще не успевшего остынуть после утренней дойки, а около него завернутые в полотенце теплые лепешки, в тазу на шестке «2» два-три каравая хлеба отчетливо говорили:
- Была! Была ваша матушка! И успела немного вздремнуть. Только вот валенки да одежда ее высохнуть до конца не успели. Полусухие надела горемычная! «3»



«1» - Балакирь – Горшок из глины для хранения молока.
«2» Шесток - Площадка перед устьем русской печки.
«3» Горемычный – Несчастный, злополучный.


А иногда утром, проснувшись, мы видели, как около печи хлопочет бабушка Таня. Она ждала, когда прогорят в печи дрова. Нужно вовремя закрыть сныч, чтобы сохранить в доме тепло и не напустить в комнату угар. «1» Бывало, по вечерам она доила корову, чтоб побольше у дочери осталось время на отдых.
Мы с братом знали, что мама была довольна нашей работой по дому. Дрова для печки и голландки каждый день мы приносили в комнату с утра, кадушка в чулане была всегда наполненной, так что к обеду вода для коровы и овец успевала согреваться. Ежедневно мы подметали веником пол в комнате, а однажды даже помыли его и скоблили косырем. Правда, получилось много светлых полос, но все равно в комнате стало даже светлее, а мы довольные собой уплетали за столом хлеб, прикусывая крепко посоленной долькой репчатого лука.

                * * *

Весна в сорок седьмом вбежала в Котяковку стремительно. Звонко отжурчала ручьями, отзвенела упавшими сосульками с крыш домов и сараев. Отметилась бурным ранним разливом Барыша, сбросившего оковы в виде толстенного льда, который с ревом и грохотом давно умчался в Суру. Оживила деревья, а их раскрывающие почки удивленно, как и каждую весну, всматривались вдаль: а не рано ли вступают в жизнь?


«1» Угар – Удушливый газ, образующий при неполном сгорания дров (углерода).



Постучала в каждое окошко, приглашая всех на улицу, где подсыхающая земля начинала радовать глаз чистой, ярко-изумрудной зеленью.
Вот на такой сказочной лужайке, напротив Кузинькиной избенки, дед Иван и дядя Степа Широков соорудили высоченные козлы. Они закатывали на них толстое бревно, предварительно отбив по всей его длине несколько ровных полосок ниткой измазанной головешкой. «1»   Мама, Настя Братчинина, тетя Анна и Катя Кошкины помогали им, удерживая бревно веревками, чтобы оно не соскочило вниз. А после того, как на козлах металлическими скобами было закреплено третье бревно, зазвенела пила. Только сосну пилили не поперек, а вдоль, строго по отмеченным линиям. Дед стоял на бревнах наверху, а дядя Степа внизу. И замелькала пила вверх-вниз, вверх - вниз, создавая рой опилок, а набегавший ветерок - озорник подхватывал их и разбрасывал по сторонам, словно снегом покрывая удивленную молодую травку. Только этот «снег» не обжигал холодом нежные росточки,  а бережно отдавал им свое тепло.
Воздух насыщался терпким смолистым запахом.
               

         


«1» Головня (головешка – на местном диалекте) – обгорелое полено, кусок дерева.



               
За неделю доски на пол, потолок и крышу были напилены и сложены в штабель «1» для просушки и предотвращения их коробления.


Дед Иван приступил к подготовке бревен для сруба дома. Он где-то собрал с десяток скобелей «2» и подключил мальчишек к  полезному делу: соскабливать шкуру с сосновых бревен. Даже мне он дал этот загадочный инструмент и показал, как им пользоваться. Толька, мой брат,  Гусек, Сергей Кошкин, тети Аннушки сын, Иван Кошкин, брат моего друга Саньки с большим задором принялись за дело. Их звонкие голоса раздавались по всей округе. Каждый из них хотел доказать, что он делает дело лучше других. Дед Иван рядом споро водил скобелем по дереву и внимательно смотрел за каждым «работником».
Бабушка Арина с изумлением смотрела в окно на своего деда, который так обходительно относился к мальчишкам. Она пыталась вспомнить моменты такого отношения мужа к своим детям, но в памяти не отыскался  ни один случай подобного и слезы предательски поползли по щекам.
Дед Иван помогал Сергею Кошкину перевернуть бревно, чтоб он обрабатывал его обратную сторону, а я скоблил все еще начало бревна.


«1» Штабель – здесь сложенные на ровной поверхности доски треугольником концами друг на друга, чтобы проветривались со всех сторон и равномерно просушивались.
«2» Скобель – кривой нож с двумя поперечными ручками для снимания коры с бревен.


Мне стало обидно, и я готов был разреветься, но дед заметил это, подошел ко мне и сказал:
- Ты молодец! Такой маленький, а вон сколько сделал. Из тебя выйдет хороший работник... 
Помогал ошкуривать бревна и дядя Степа. У него и у моего деда это получалось быстрее и лучше.

                * * *

Напротив Кузинькиной избенки вырастал сруб нового дома. В одно из воскресений было организовано коллективное строительство. Безвозмездная помощь соседу.  Кроме деда и дяди Степы пришли Николай Ратников, Николай Сурков и Мишка Юдин, ухажер старшей дочери Сурковых Антонине. Молодой, но толковый парнишка, ловко владеющий топором. Когда началась война, он окончил курсы трактористов, чтоб без вопросов пересесть на танк и громить проклятых врагов. Но на войну так и не попал. Возрастом не вышел. Зато стал первоклассным трактористом. Его-то дед посадил на один угол сруба, второй взял сам, третий  был предназначен дяди Степе и четвертый оседлал дядя Коля. Топоры застучали, как только бревна оказались на верху сруба. Щепки летели во все стороны. Малышня с криком пыталась их поймать.
Мишка с будущим тестем первые вырубили углы, сделали выемку по длине бревна, чтоб оно плотно соприкасалось с нижележащим бревном. Николай закурил, а после первой затяжке сильно раскашлялся, да так, что на глазах появились слезы.   
Мишка соскочил на землю: он готов был принимать бревна, чтоб рубить углы не на высоте. Так делалось всегда: когда сруб был готов наполовину, чтоб не поднимать бревна на высоту верхний ряд бревен опускали на землю и потом продолжали работу.

                * * *
При строительстве дома требовался мох «1», который  заготавливали в основном мы с братом и наши друзья. Его много росло  в болотистой местности рядом с березовой рощей. Особенно хорошо его было собирать с больших камней. Ходили с нами иногда Маша и Валя Сурковы, Маша Смолякова. Мох легкий, а если каждый принесет  по мешку, то его, высушенного,  хватит на один ряд сруба, а то и больше. Каждый старался принести  как можно больше. За один день мы могли раза два  сходить в лес и вернуться с мешками набитыми до краев мхом. Раскладывали мох на завалинку сушиться, а баба Татьяна следила за тем, чтобы вовремя его ворошили. Только совершенно сухой мох укладывали между бревен, когда дом ставили не фундамент. Высушенный мох хранился в мешках на чердаке дома или в сарае.


«1»  Мох -  стелющееся или прямостоящее споровое растение без корней и цветков, обычно растущее в сырых местах на земле, на деревьях, на камнях. Он укладывается между бревнами сруба как уплотнитель, предупреждающий потерю тепла, через возможно появившиеся при рубке желоба в бревне щели.


                * * *

Наконец-то наступил день, когда дом будут ставить  « на место». Накануне были выставлены и вкопаны дубовые чурбаны, служащие фундаментом для сельского дома. На каждом бревне сруба топором была вырублена цифра, означающая  его порядковое место  в срубе.
Мама рано затопила печку, нужно было готовить обед, ведь придут пять мужиков и две подруги. Дед Иван организовал помочь. «1» У нас, в Котяковке, безвозмездная работа, помощь соседу, была обыденным делом.
Мама в ведерном чугунке собралась варить щи из курицы. Она сильно волновалась, то локтем крышку заденет, а та свалится с шестка на пол со звоном, то ухват вывалится из рук и тоже загремит, да так что мы с братом просыпались.
Солнышко с наслаждением выкатывалось из-за леса, обещая быть хорошему деньку. Около  Кузинькиной избенки появился дед Иван, а вскоре подтянулись и остальные помощники: дядя Коля с Михаилом, дядя степа с Николаем Ратниковым, Насти и Рая.
Работу начали уверенно и быстро: без лишних разговоров и совещаний. Каждый знал, что и как делать. Дядя Коля с Михаилом взяли бревно и ловко уложили на передние фундаментные столбы, а дядя Степа с Николаем – на задние. Михаилу пришлось им помочь.


«1» Помочь – работа группы людей в помощь кому-то, как правило, безвозмездно.


Установив левое и правое бревна в пазы ранее положенных бревен, дед Иван и дядя Степа длинной тонкой веревкой замерили расстояние между одними противоположными углами, затем между вторыми. Удовлетворившись результатами замеров, они приступили к укладке моха по верхней поверхности бревен.

                * * *

Вечером, когда мы возвращались с речки, дом смотрел на нас пустыми глазами. Наверху мужики заканчивали устанавливать стропило.  «1»
В доме мама выставила на стол всю имеющую в доме посуду и деревянные ложки. Для такого случая она приберегла и несколько бутылочек «зеленой». Так в деревне называли водку…
Когда все расселись по местам, мама со слезами на глазах произнесла:
-Спасибо, мужики! Я и не знаю, как вас благодарить, какие слова вам говорить. Низко вам кланяюсь. Спасибо вам. – Мама запоном вытерла глаза и приступила разливать щи по чашкам, сказав при этом:
- Ты, тятенька, налей мужикам-то в кружки зеленой.
Мы с братом ужинали в чулане. Щи были очень вкусные, а когда забрались на сеновал, тут же заснули.
================================
«1» Стропило – опора для устройства кровли – два бруса, соединенные верхними концами под углом, а нижними – упирающие в стену здания.


                * * *
Осень по - своему понимает, что такое счастье. Счастье для нее – это когда можно с утра до вечера, а потом и целую ночь сыпать на землю мелкий, нудный, холодный дождь. А уж совсем хорошо для нее, когда с дождем можно еще и снегом присыпать.
Но для людей такое счастье осени – сплошное наказание. Земля разбухает, делается и скользкой, и вязкой. Одежда быстро намокает и к телу подкрадывается холодок, работы в поле прекращаются: нет желающих оставить сапоги в земле. Да и крышу крыть нет особого энтузиазма: доски мокрые, тяжелые, бревна скользкие – можно и оступиться. А земля не так уж и близка, одиннадцать бревен отделяет ее от верха сруба: упадешь – костей не соберешь.

Вот в такое время деду Ивану предстояло крыть крышу нашего дома. Дед понимал, что в ближайшее время лучшей погоды не будет, а тянуть до зимы – это безумие:  промокшие потолочные и половые доски могут покоробиться, да и Иван Трегубов приступил к кладке печки и ей никчему умываться дождем. Дед был доволен собой, что солому для крыши заготовил загодя: как чуял, что досками крыть придется только на следующий год.
Он все предусмотрел: подготовил и вилы и жерди, которые будут придерживать солому, чтоб ветром ее не унесло, и со Степаном договорился о помощи.
Всю ночь моросил дождь.
К утру он приутих, а значит тянуть время  дальше  нет смысла. Дед и дядя Степа забрались наверх, Пана, младшая дочь деда, Маша Смолякова, Валя и Маша Сурковы, мой брат подтаскивали солому к дому, а Рая и Настя Братчинина деревянными вилами-трезубцами подбрасывали ее на крышу. Мужики ловко подхватывали солому с вил и укладывали ее на место.  Иван Трегубов оставил свою работу, взял вилы, лежавшие перед домом, и стал помогать женщинам. Работа пошла веселее.
К вечеру крыша была готова. Дом ожил и заулыбался окнами. Мама радостная и довольная порхала между домами: в старом она готовила обед, а в новом подносила солому и подменяла подруг: вилами махать не женская работа.

                * * *
Иван Трегубов, ладно скроенный мужик, тридцати двух лет. В начале сорок третьего года попал в госпиталь под Москвой. Весь с головы до ног в запекшей крови с ели заметными признаками жизни.
-Не жилец, - вздохнула молодая санитарка.
- Не говори глупости! Не таких  выхаживали, - возразила пожилая медсестра. И она была права: через пять месяцев Иван встал на ноги и вернулся в родной Красный Бор. На войну больше не призывался, так как  «германца» с родной земли прогнали, а война шла к завершению.
Отец Ивана был известным печником на всю округу и, как обычно бывает, сын освоил это нелегкое, но почетное дело в деревне, завоевал себе славу и вот теперь он показывает свое мастерство в нашей избе.
Иван был холостой: жена Степанида как узнала, что ее муж «куском мяса» доставлен в больницу, немного погоревала, да и выскочила замуж за бондаря в соседнее село. После этого Иван невзлюбил всех женщин, а в Красном Боре и вдовушек-красавиц было тьма, да и молодых, которые, не раздумывая, вышли бы за него замуж, было не счесть. Не замечал их Иван: уж больно обожгла его душу когда-то любимая им Степанида.
-Не пара она тебе, - говорила мать Ивану, а вот почему «не пара» словами сказать не могла, а нутром чувствовала. Да и близкие  отговаривали его, уж больно легкомысленной была Степанида. Но Иван был упрямым, и свадьбу сыграли перед самой войной.


                * * *

Уже третий день работал Иван Трегубов в нашей новой избенке. Обычно за это время и печка и голландка бывали готовы: не только протапливались, чтоб убедиться, что работа сделана добросовестно и по-мастерски, но и были побелены. Обе подруги, и Рая, и Настя при встрече загадочно улыбались:
- Уж очень долго печку-то строит добрый молодец. Не решил ли он навсегда обосноваться в этой новой избенке?
Брат Толя случайно подслушал эти насмешки над мамой и когда сели обедать все четверо, печник обычно живет в доме, где кладет печь, здесь он и обедает и спит, Толя почти закричал:

- Мама, это правда?
- Что, сынок, правда?
- Что он… Этот печник будет жить у нас? Вместо папы. Если так, то я убегу из дома и никогда не назову тебя мамой! – Губы его дрожали, он готов был немедленно исполнить сказанное, но прежде, вонзив взгляд в маму, он хотел услышать от нее ответ.
От такого неожиданного вопроса мама сильно разволновалась, да и было от чего, ведь действительно сегодня утром Иван предложил ей стать его женой. Она не дала согласие, но и твердо не отказала ему, этим самым сохраняла для него надежду на положительный исход. И вот истерика сына подсказала, что новой свадьбы не будет. Хоть всем ты хорош, Ванечка: и зеленой  не увлекаешься, и внешне красавиц, и мастер отличный, но…
Пауза слишком затянулась, сын насквозь просверлил ее взглядом в ожидании ответа.
- Что ты? Что ты? Бог с тобой! Разве я променяю вашего отца, моего мужа, на кого либо? Я верю, он жив и вернется домой! – Мама подошла к сыну, обняла его и оба разревелись. К ним присоединился и я…
На следующий день печник Иван сложил голландку. После протопки ее  и пеки, погрешностей не обнаружили. Он попрощался с нами и ушел, не взяв денег за работу.
Через два дня мы переселились в свою новую избенку.

                * * *
Про Ивана-печника уже стали забывать, как, однажды, хлебая тюрю, Толька задумчиво произнес:
- Мам, а печник-то веселый мужик. Он нам рассказывал, как проучил пасечника. Умора! Он сырое куриное яйцо, проткнутое иголкой, вмазал  в печку так, чтоб  не было заметно отверстия яйца, которое  выходило наружу. Когда содержимое яйца протухает, все запахи выходят в комнату через это маленькое незаметное отверстие.
- Зачем он это сделал? – Спросила мама.
- Не будет жмотничать! Уж больно плохо кормил пасечник Ивана! Одной тюрей, да кашей! А ведь все знали, что он богатей! Почти полгода донимали домочадцев зловонные запахи, пока не догадались в чем дело. Извинился пасечник перед Иваном, да дал ему  еще балакирь меда, чтоб убрал Иван заподлянку. Ай да Иван!
Мама улыбнулась, а я расхохотался. Смолистый запах новых бревен способствовал этому хорошему настроению.