Кольцо Саладина. ч2. 8

Апокалиптический танец в противогазах, который назывался «Ромео и Джульетта, 21 век» нас хорошо встряхнул. Я даже отключилась от своих запутанных чувств, и Татка тоже притихла, успев, правда, мне заинтересованно шепнуть: спорим, они в финале упадут замертво.
Мы не сошлись концепциями.
Я поспорила, что победит любовь. Во мне звенело счастье долгожданной встречи, и я не могла допустить смерти. Любовь выше смерти. Влюблённые сольются в поцелуе, к чему они, собственно, и стремились весь танец - и жизнь восторжествует. Появятся дети, безжизненная планета оживёт и наполнится смехом и светом. Вот так должно быть. И князь всегда говорил: когда всё плохо, надо поцеловаться. И всё станет хорошо. И прав был - всё, действительно, всегда становилось хорошо…
Мне показалось, что танцевали очень здорово. Стройная пара в чёрных трико – две хрупкие песчинки, выжившие только вдвоём после ядерной катастрофы на заражённой смертельными газами Земле. Разумеется, я немедленно подставила в эту историю нас с князем, и у меня уж и слёзы навернулись под эту тревожную музыку и под эти драматические объятия.
Музыка кончились – и Татка выиграла: влюблённые сорвали-таки с себя противогазы, слились в поцелуе и упали бездыханными.
- Что я тебе говорила! – торжествовала Татка. – Хард-рок, суровая правда жизни. Это если бы пенсионный фонд готовил номер, там, конечно, все бы выжили, народили бы детей и вывели их цепочкой в финал на поклоны. Зал бы рыдал.
- Не вижу ничего плохого, чтобы вывести цепочку детей в финале, - сказала я. – Это символ восстановления жизни на земле.
-  Ну, ты ещё выведи корову с подойником, как символ восстановления сельского хозяйства, - посоветовала Татка, и мы дружно прыснули.
И я сразу подумала: расскажу князю, он будет смеяться.
- Кстати, хороший антивоенный номер, - подытожила Татка. – У них будет что-то к 50-летию начала войны? Пусть этот танец покажут. Подскажи им.
- Ну, уж ты сама подскажи. При встрече. У вас хороший контакт, как я поглядела.
- А позови его к нам, - оживилась Татка. – Покормим его. И сами хоть пожрём. Я уже голодная.
- Да, они, наверное, куда-нибудь пойдут, - усомнилась я. – Отмечать будут…
- Опять «наверное»… Опять ничего не знает, - сокрушённо вздохнула Татка.
Да. Вот такая я дурацкая. Надо было, конечно, спросить: какие у вас потом планы? Нет, сидела, проглотивши язык, любовалась на красную рубаху… Дура и всё.
- А что им отмечать-то? – не успокаивалась Татка. - Это концерты отмечают. А тут просто репетиция. Давай, зови его.
- А у нас есть, чем угощать?
- Найдём. Яичница. Соленья твои остались. Тётушкино варенье. Картошки нажарим… Стоп! - она вгляделась в сцену. – А вот, кажется, и они…
И я тоже шестым чувством угадала, что они будут вот сейчас…
И замерла, и почувствовала страх - а вдруг всё будет плохо, вдруг некрасиво, неинтересно окажется после того концептуального номера…
А на сцену между тем женщина вырвалась из-за кулис чёрно-красным пламенем.
И сразу стал виден профессионализм – по сравнению со всем, что мы видели до этого. Сразу стало понятно, что всё, что было – это агитбригада, самодеятельность, а вот это уже совсем другой уровень, вот это уже настоящее искусство… Я вытянула шею, боясь пропустить хоть мгновение.
- Она что, балерина? – прошептала Татка.
Я пожала плечами. По моему мнению, балерины – это в Большом театре. Но возможно, я ошибаюсь… как всегда.
- Она, вроде, училась в балетном училище сначала, - тихо сказала я. – А потом за границей. В общем, не знаю…
- Чувствуется, - сказала Татка. – Очень здорово, прямо с первых секунд. Платье красивое... Вообще, суперское начало. А вот и твой герой, ну, подруга держись…
Татка покосилась на моё лицо и взяла меня за руку.
- Не забывай, это всего лишь танец, – сказала она успокаивающе.
А у меня перед глазами мгновенно встал тот маленький экран видеокамеры. Там тоже был просто танец. И он был ударом. И он меня сломал…
Но к моему удивлению, всё было сейчас не так. Никаких ударов, никаких душевных потрясений.
То ли танец был другой, то ли на мне уже наросла шкура, то ли я просто была сейчас хорошо подготовлена. А, может, наши отношения стали крепче? Или я знаю о нём много, и от этого теперь сильнее?
Но ах, какие выразительные повороты, какие красивые поддержки!.. А он… я впервые видела его на сцене. И снова в очередной раз не узнавала. Не узнавала эти отточенные движения, полные силы, эту уверенность в позах, этот размах...
Тот ли это был мальчик, над которым я смеялась в самый первый вечер? Вот здесь она, может, таилась, эта загадочная Бездна? Которая меня пугала, перед которой я робела, не могла разгадать… Мне захотелось уйти и подумать над чем-то в одиночестве, но я не могла оторвать взгляда от сцены…
- Роскошно… - восхищённо прошептала Татка. – Столько акробатики, обалдеть… Ой, ой, смотри, - возбуждённо затараторила она, - слушай, спроси у него потом, как это делается? Видела? Видела сейчас? Как он её поднял и повернул... Как цветок расцвёл…
Я не отвечала, почти не слушала – ловила каждое движение, заворожённая зрелищем. Какое эффектное платье – совсем короткое с одной стороны и длинный шлейф с другой. Оно вспыхивает то чёрным сквозь красное, то красным поверх чёрного – интересно, как это устроено… И как они в нём только не запутываются! А рубашка его, наверное, сшита из того же самого материала, что красный шлейф…
И какое красивое танго спрятано внутри, в самом сердце танца – точнее, кусочек танго, такой короткий, словно встреча и одновременно расставание. А он ведь так и говорил мне тогда, летом: каждое танго – это прощание. И они это станцевали за считанные мгновения – встреча, расставание… И какая же она гибкая, буквально может свернуться в кольцо… как кошка, как тигрица…
Да! Это совсем другой танец, и я смотрела без страха, без мучений. Просто любовалась…
Конец! Финальная аккорд, финальная красивая фигура. В зале захлопали. Никому особенно не хлопали, а тут все разом зааплодировали.
- Офигенно! – сказала Татка с восторгом, тоже хлопая изо всех сил. – Слушай, она просто мастер. Такой шпагат!.. А он – вообще герой. Как он её поднимал на плечо! Супер! И такая осанка… Ну, я тебя понимаю, я бы тоже влюбилась без памяти.
- Ну как, девочки? Что скажете? Понравилось?
Знакомый голос рядом со мной. Я резко обернулась. Господи! Нора! Сидит рядом со мной в кресле и улыбается. Надо же, Нора... это она... В красивом дорогущем костюме с ультракороткой юбкой, в своих потрясающих ботфортах, которые я видела только в кино... Волосы распущены и вьются мелким бесом вокруг головы и по плечам.
- Нора! – обрадованно воскликнула я, чуть не кинувшись в объятия. - И ты здесь? Ой, а почему я не видела?
- За кулисами была. С этими бандитами. Обещала им посмотреть, – Нора кивнула на сцену, - и высказать свои язвительные замечания.
- Правда, здорово? – восторженно воскликнула я. - Тебе тоже понравилось?
- Ничего, - сказала Нора.
- Ой, я так тебе рада… хорошо, что ты пришла… А вот, это Наташка, - спохватилась я, - подружка моя. Вместе живём.
- Привет, подружка Наташка, - спокойно кивнула Нора Татке. – А я - Элеонора Исаева. Из понаехавших мы. Ну, что, пошли, девочки, перекурим?
И встала первой, и пошла по проходу, а я влюблённо посмотрела ей вслед.
Я кивнула Татке, мы вышли в галерею, и я в очередной раз восхитилась роскошью отделки. Мы пристроились у окна, за диванами.
- Не попрут нас отсюда? – философски поинтересовалась Нора, предлагая нам сигареты.
- Не знаю, - оглядываясь по-воровски, весело сказала я.
Как и раньше, я сразу почувствовала себя рядом с Норой семиклассницей. Словно между нами было не два года разницы, а десять.
У меня даже настроение изменилось. Наверное, я в неё, и правда,немного влюблена – в её неторопливость, в её медленный, слегка надтреснутый голос, в её худые красивые руки, даже в то, как она выдыхает дым вверх и смотрит на него задумчиво. Даже в то, как она держит сигарету, касаясь её пальцами едва-едва, так что кажется – того гляди обронит…
- Когда он выйдет, передай ему, что мне всё понравилось, - сказала Нора. – Подробности дома.
- Передать? А ты? Ты куда?
- Уезжаю. У меня тихие игры по расписанию. А ты прямо сейчас забирай его.
- В смысле? Как забирай? Куда забирай? – удивилась я.
- Не куда, а откуда, - лениво сказала Нора. – Оттуда, - она кивнула на зал. - Пока в него там никто не вцепился мёртвой хваткой.
- А в него кто-то может вцепиться?
- Ещё как, - сказала Нора, стряхивая пепел. – Он сейчас там вип-персона, за него начнётся бой. Так что… хватать и тикать. Как говорил один небезызвестный литературный герой.
И Татка что-то подобное говорила… Может, они все правы. А я одна, действительно, дура? Не вижу очевидного.
- Я тоже поеду, - объявила вдруг Татка.
- Как? И ты? – изумилась я. - А я что буду делать одна?
- Ты же не будешь одна, - сказала Татка.
Нора повернула голову, с любопытством осмотрела Татку с ног до головы,
- Куда ехать надо? - спросила она.
- Мне? Академическая. На Шверника.
- По дороге, - сказала Нора. – Поехали с нами.
- Ой, правда? – обрадовалась Татка.
- Правда. Подбросим, - сказала Нора. - Иди, одевайся и жди внизу.
Татка радостно умчалась, а Нора взглянула на меня.
- А ты в тон ему оделась, - сказала она. – Красный верх, чёрный низ… Специально?
- Нет, - я потеребила свой красный свитер. – Случайно.
- Это хорошо. Какие планы на праздники?
- Да никаких особенно.
- Не уедешь, будешь в Москве?
- Ну да, с кня… со Славой. А ты где? – спросила я.
- Я? - Нора погасила сигарету. – Я бы тебе сказала «где», да неприлично. Ладно, заходи, когда соскучишься, посидим за коньячком. А вот и он идёт по красной дорожке, гвоздь нашей программы и король эстрады. Не буду вам мешать.
Она подняла руку, приветствуя приближающегося князя, щёлкнула сумочкой и пошла вдоль галереи, прямая, красивая, непостижимая, недоступная…

продолжение следует