Белый всадник

Белый всадник

В сердце моего отца отношение к Богу было особым, мне не совсем понятным. В церковь он не ходил, попам не верил, но к вере в Бога своей мамы, моей бабушки, всегда относился с пониманием. Жестокое и яркое впечатление оставили в его памяти погромы в церквях, которые ему довелось видеть в детстве - в начале тридцатых годов прошлого столетия. Наверное, поэтому он всегда сочувствовал верующим.
Бывало, отец в раздражении ругнётся или скажет осуждающе, а потом, встрепенувшись, перекрестится: “ Хай Бог мне простит!..” Малоросский говор так и оставался в его речи до смерти “ Хай Бог меня простит”, словно чувствовал он за собой Божье всевидящее око.

Три ранения и контузию получил отец на Великой Отечественной войне. Все три ранения и контузия произошли с ним во время Великого поста, в промежутке между 29 марта и 13 апреля (в 1942, в 1943 и в 1944 годах). Перед всеми тремя ранениями, по его рассказам, ему снился белый голубь. Каждый раз этого голубя кто-то расстреливал в небе.
Суеверным отец не был – это точно. Но во сны, в пророчества, в силу проклятий и в черный сглаз ему поверить пришлось: “Совпадений случалось слишком много”, - пояснял и, немного смущаясь, оправдывался он.

Родом отец мой из Запорожской области Украины, из курортного портового города Бердянск. “Приехал вот на Север, чтобы помочь матери дом построить. Приехал на четыре месяца, а живу уже сорок лет”, - посмеивался он. Понравился ему таежный край. Особенно понравились люди – простотой и бескорыстием. Маму мою здесь встретил.
Года за два до моего рождения случилась с отцом одна странная, потрясшая его до глубины души, история. Случай этот из тех, которые напоминают человеку, сколь близок Бог...

В десятке километров от Базы-Кылтово в конце пятидесятых годов была еще жива деревенька Выльордым. Отец охотился недалеко от нее. “Был конец февраля, - вспоминал он, - Только-только утихомирились морозы и успокоились метели. Погожим деньком... Помню, ведро было, ясненько так... Сделал я круголя – дугу этак верст на восемь недалеко от Выльордыма. На широких лыжах, с псом - Жук у меня был – прошли мы дюжа удачно. Тогда конечно, дичи поболе было, веселей охотка-то была. За пол дня я настрелял четырех куропаток, одну тетерку и еще, помню, досадно промахнулся по лисе. Совсем ведь рядом рыжая выскочила, а я что-то засуетился... В общем, не для меня оказался воротник. Промазал“.

А денёк был сказочный – мягкий, солнечный. Отцу тайга казалась просто красивым праздничным парком. Разве что музыка не играет.
Но зимнее ненастье случается ещё неожиданней, чем налетающая летняя гроза. За один час лёгкий мороз набрал крепость и стал грозным. Побелели стволы ружья. Снег перестал быть пушистым и стал звенеть под лыжей, как стекло. Тяжело ухали прихваченные стужей деревья. Всё говорило - ночь будет лютой.
Отец понимал, что по сделанной им дуге легче выйти на Базу Кылтово. “Черти меня понесли поперёк, - вспоминал отец. - Здравому смыслу вопреки я решил выйти на Выльордым”

Скатываясь с небольшого, поросшего кустарником, холма, отец и не подозревал, что это не холм, а берег широкого, заметённого снегом, ручья. И - надо же было такому случиться! – батя вылетел прямо на снежный козырёк, под которым ручей оказался открытым. То ли толстый слой снега не дал ручью замёрзнуть, то ли близкий родник поддерживал его незамерзающей водой. Одна лыжа оказалась просто подмоченной, но вот другой ногой мой родитель провалился в воду чуть ли не до колена.
- Вот этой ногой, - показывал отец раненную на войне ногу с широким плёночным рубцом. С мокрыми лыжами по лесу не походишь. Шлёпал теперь батенька еле-еле. Как утёнок. Как тюлень по асфальту... А мороз крепчал. Отец тешил себя надеждой, что до сумерек всё-таки к Выльордыму дошлёпает. Но всё оказалось серьёзнее...
“Низовой ледяной ветер просто костенил мою ногу. Я стал падать, - вспоминал отец, - Стал падать, теперь сырели руки. Пытался вытащить пустой патрон из ствола, хотел заменить на картечь, а руки-то почти не слушаются. Не то чтобы страх появился, но я сразу всерьёз забеспокоился. По моим предположениям до Выльордыма должно быть не более двух вёрст. Но они казались теперь далью дальней. Я уже падал через два шага на третий...”

Самое плохое, отчего упало настроение, - убежал Жук. Это было похоже на предательство. Но Жук никогда не бросал отца. И даже несколько лет спустя после этой истории Жук погибнет в схватке с медведем. Но почему убежал Жук? Что было в мыслях собаки? Какое предчувствие или какая надежда? Может быть, он побежал за людьми?
Но в тот момент отцу моему показалось, что всё - он брошен, и нет никого рядом, кричи-не кричи...

* * *
Отец эту историю на моей памяти рассказывал всего два раза. Один раз в какой-то праздничной компании, среди таких же любителей-охотников, а второй раз - незадолго до смерти. Тогда он видел уже, как возрождаются в России храмы. Присматривался к тому, как меняюсь и не меняюсь я – ставший верующим человеком. Сам отец внешне будто не менялся. Однако многое в жизни своей переосмысливал, вспоминал, заново оценивал события и людей. Тот случай на охоте возле деревеньки Выльордым, видимо, переоценивал тоже.
“Жук убежал. Паниковать я не стал, но силы покидали меня стремительно. Мороз свирепел и, как невидимый зверь, словно кружил вокруг меня и ждал, когда я упаду.
Помню, что по молодому ельнику я уже полз. Тогда думал – как глупо сейчас умереть, как обидно! Выжил в мясорубке под Ельней, выжил на плацдармах за Днепром и ... сдохнуть оттого, что промочил ноги? Господи!".
Конечно, я бы так не ослаб, и так не окостенела бы нога, если бы не слабая плёнка кожи на ранах. Ах, если бы не заштопанные икорные мышцы и сшитые сухожилия. Если бы... Силы окончательно покинули меня, когда я выполз на заметённую снегом санную дорогу. В будни меня, может быть, подобрали бы крестьяне: ездят ведь здесь за сеном на дальние стоговища. Но сегодня... Был выходной день. Значит, не будет никого. Всё...”

Даже, когда батя рассказывал про эти мгновенья, лицо его умиротворялось, как умиротворяется душа человека, сдавшегося на волю Божью. Человеческих сил уже нет. И гаснет сознание. И становится тепло.
“Я лежал на дороге, прижав к себе ружьё, и замерзал. Кажется, ещё несколько раз я позвал: “Жу-ук! Жу-ук” Потом стало мутнеть в глазах. Я стал слышать стук сердца и цокот. Этот цокот, казался, мне звоном стынущей крови. Но это был цокот копыт!

Всадник появился, как из воздуха. Это был невероятный всадник и невероятная картина вообще. Сказка какая-то... Громадный широкогрудый белый конь с косматой, никогда не стриженной белой гривой, нёс на себе могучего старика, тоже белого, с седой бородой. Уже не знаю: то ли из-за своей беспомощности я воспринимал его могучим, то ли это был в самом деле... Старик поднял меня с земли и бросил в седло одной рукой! Не слезая при этом с коня.


* * *


Батя всегда сомневался, сколько прошло потом времени. Когда очнулся, было ощущение, что проспал немного – вечер да ночь. Но по раскладу всех других событий получилось, что очнулся отец более чем через двое суток. Мокрый от пота с ног до головы, он лежал на печи в деревенской избе. У печи возилась пожилая женщина, почти старушка. Она разговаривала вполголоса то ли сама с собой, то ли с кошкой.
- Эй, кто живой… здравствуйте! – позвал с печи оттаявший охотник.
- Но… Живой-да. Бур рыт! – растягивая слова, с сильным коми акцентом и доброй обезоруживающей улыбкой подошла к лежанке на печи эта женщина.
- Живой... – ответил батя. - А где я? Как здесь оказался. Он ещё не совсем понимал, где закончилась та снежная белая явь, где был сон и где среди всего этого Жук, ружьё и белый всадник.
- Друг тебя привез, - улыбнулась женщина, - Совсем белый дедушка. Твой друг? – то ли спросила, то ли подтвердила эта простодушная крестьянка. И рассказала, перемежая коми слова с русскими, что дедушка был на белой лошади, что «ты был почти мертвый. Весь белый и как кость». Женщина постучала костяшками пальцев по ступенькам лестницы на печи. Выражение лица её, сострадальческого, удивленного, немного испачканного в муке, говорило: «Чудо. Ну, чудо. Живой».
- А я уж своего мужика в райцентр отправила. На твой мехзавод… У тебя в кармане профсоюзный билет нашли. Отправила лошадем, чтоб машину прислали, - это неправильное спряжение - «лошадем»-  почему-то умиляло отца. Одним «лошадем» его только что вывезли из смерти. «Белым лошадем.., - кажется, тогда он снова расслабился. - Белый всадник, значит … Кто же ты?».
В избе пахло свежим хлебом, кислой капустой и, кажется, сырой кожей. Где-то рядом на печи сушились полушубки или обувь. «Тогда я с хозяйкой даже не познакомился. Я снова уснул, - рассказывал отец. - А потом за мной приехала машина, увезли в райбольницу. Там через два дня выписали, потому что никакая холера меня не взяла – ни обморозился, ни простыл. Может быть, та женщина чем-то особым меня отпоила. Помню, что пил какую-то заварку со спиртом и закусывал гусиным жиром. Прямо с ложечки… Такое вот блюдо".

- Ну, да ладно – самое ведь интересное дальше. Шукал я того белого старика и нашел белых коней и лошадей в окрестных селах. Всего то их было пять. Ни одна никуда из конюшен ни разу не выходила. За месяц до моей истории все они были в стойлах. Морозы. Кто же просто так скотину выгонять будет. Тем более что две лошади вот-вот должны были ожеребиться. А два коня, замухрышки и шелудивые от неухоженности, даже в мелких хозяйственных работах не участвовали. Все те лошади в разных отделениях совхозов были, а от Выльордыма и вовсе далече…»

Отец никогда не делал окончательных умозаключений. Во всяком случае, в слух. Он, конечно, знал, что до революции в Кылтово был большой женский Крестовоздвиженский монастырь. А еще по преданиям было известно, что задолго до монастыря, лет эдак триста назад, в тех краях молился одинокий монах отшельник. На коне он, конечно, не скакал, но и про его молитвенные подвиги мы тоже ничего не знаем.
- На кого хоть тот белый старик был похож? – спрашивал я у отца.
- Бог знает… И не опишу-то, наверно…- скромничал отец. А мне, знающему сочность его языка, все это было еще более удивительно. - Описать не смогу. Но он похож на многих стариков на иконах. Иногда прямо дух захватывает… Имен вот не знаю. Не грамотный я в этом деле. Хай Бог мне простит. Может, не там искал я белого всадника? Может, его по иконам искать надо было? А?


Рецензии