Оформитель-5
В Полиграфическом институте я был лишь однажды, и то на просмотре. Они сразу поняли, что я не из их числа. Когда кто-то стремится показать свои работы в нескольких вузах одновременно, это может вызвать недоумение у преподавателей. Но в каждом учебном заведении свои особенности и методы обучения, и они легко отличают своих от чужих, стремясь отсеять последних по возможности.
Ещё до того, как я успел разложить свои работы на полу, они уже знали, что я "перебежчик" из Строгановки. Их лица вытянулись в недоумении.
Я понимал, что почёсывание затылка, закатывание глаз к потолку или долгий унылый взгляд в окно не предвещают ничего хорошего. А вот такие отговорки, как: "В общем, ничего, но... А вы годик позанимайтесь ещё, вот тогда и приходите, это для вашего же блага, голубчик", — означали лишь одно: здесь мне больше нечего ловить. Они даже до экзаменов не допустят. Какое счастье, что в "Полиграфе" меня отшили, и я не стал, на свою голову, книжным иллюстратором.
Но я был настроен только на Строгановку! На какой факультет? Да куда получится... В то время, чтобы продвигаться в изобразительном искусстве, нужно было иметь высшее художественное образование. Потом стать членом "Союза художников" и так до бесконечности. А чтобы им стать, надо было иметь за плечами пять полновесных городских выставок, а чтобы пройти выставком — необходимо быть членом союза. Вот такой замкнутый круг. Крутись как хочешь...
Вспоминается мне одна осенняя выставка в Москве, когда я стоял в очереди на вход в выставочный зал. У подъезда собралось много людей, все были в напряжении и нервно курили.
— Кто последний? — спросил я у окружающих.
— Последних на кладбище носят, а тут крайние, — ответили мне. — Не переживай, записывайся — будешь 326-м.
Эта цифра меня опечалила, и я машинально попытался подсчитать, сколько времени проведу в ожидании вердикта. Но лучше не буду об этом, а то у вас пропадёт желание читать. Я поднялся на второй этаж и смешался с толпой страждущих. Удивительно, но сознание подсказывало мне, что сегодня я не успею, а подсознание убеждало: «Ничего, проскочишь, потерпи».
Интуиция меня не подвела. Спустя час дверь открылась, и на пороге появилась секретарь. Как же они все похожи друг на друга: длинная вязанная юбка, какая-то немыслимая кофточка, жабо… Если бы ей ещё и папироску в зубы, а там и кожаную куртку, ну точно комиссарша. Именно такие в 17-м вершили судьбы народов. Они и сейчас при власти. Как правило, сидят одесную председателя выставкома, с улыбкой нажимают ему под столом на ногу, предлагая своё мнение. А тот, хорошо зная, что вечером после работы они будут пить, а потом валяться на его топчане в мастерской, соглашается…
— Ребята, тут такое дело, — сказала секретарь. — Нужно сбегать в магазин, он за углом направо, и купить бутылочек десять пива… Да, «Жигулёвского», а то совсем горло пересохло.
И тут меня осенило: «Вот она, интуиция!» Не раздумывая ни секунды, я сорвался с места и подошёл к ней.
Она оценивающе посмотрела на меня и спросила:
— Ну кто поможет молодому человеку?
Вызвался ещё один «счастливчик».
Через минут двадцать мы вернулись с увесистыми сумками, в которых булькало восемнадцать бутылок пива. Она скупо улыбнулась, пересчитала бутылки и сунула нам скомканные бумажки. Но мы вежливо отказались. Нас вызвали сразу: сначала меня, а когда я вышел, было слышно, как выкрикнули и его фамилию. Вот так просто я прошёл выставком. Взяли «Автопортрет», который потом так и ходил по всем выставкам…
В первые два года поступления в институт, уже на стадии допуска к экзаменам, меня разворачивали как ещё не готового к этому абитуриента. Только на третий год я был допущен к ним. Как же я полюбил Строгановку, привязался к ней! И не знаю почему? Впрочем, такое же происходило и с девушками. Я сначала придумывал их себе, вознося до небес. Влюблялся. Почему-то всех звал замуж, а потом ни с того ни с сего бросал. А уже через неделю забывал, как будто ничего между нами и не было.
В Строгановку я поступил только с третьей попытки. А если бы я не женился весной, то и этот год пролетел бы мимо. Но я хорошо понимал: не поступлю сейчас, потом никто уже не даст это сделать — семью кормить надо.
А сейчас вспоминается мой первый приход в институт, за пять лет до поступления. Как меня всё поражало: ребята все обросшие — бороды, как у староверов, в испачканных краской джинсах — с холстами, планшетами, увесистыми сумками.
На кафедре «интерьера» у меня была назначена встреча с молодым преподавателем, который должен был оценить мои шансы на поступление. Впоследствии он станет ректором этого института.
— Александр, — говорил он, рассматривая мои рисунки и живопись. — Ты что, действительно в Штатах побывал? Мне Олег Безухов говорил об этом, что ты моряк вроде?
Я утвердительно кивнул головой.
— И чего, вот так всё бросил… и к нам? И хочется тебе эту лямку тянуть? — он повёл глазами по стенам, на которых висели проекты различных интерьеров. — Мы мечтаем, как бы летом на море смотаться, а ты свои океаны на что меняешь?
Я чувствовал, как он специально тянет время, явно подбирая слова для чего-то важного. Ему просто необходимо было вынести оценку моим работам, но он боялся обидеть меня. Ведь эти слова могли сильно повлиять на мою дальнейшую судьбу.
Он перекладывал мои рисунки, делая вид, что они вызывают у него интерес. Но всё чаще стал отводить глаза в сторону. Вдруг взял один портрет, который был выполнен в свободной творческой технике:
— А вот так ты после окончания института будешь писать… и то, если у тебя деньги водиться будут.
Смысл этих слов я понял гораздо позже, а осознал по-настоящему только после окончания института: пока ты работаешь на кого-то, кто диктует тебе свои правила, ничего толкового из-под твоей кисти выйти не сможет. Только свободный художник, не думающий о законах рынка, может создать шедевр, и то, если будет окрылён вдохновением. Мы все делимся на художников — творцов, создающих своё, и оформителей — тех, кто работают, и может быть, даже очень хорошо, но воплощают в жизнь чужие мысли…
Январь 2021г.*)
Свидетельство о публикации №221011501153