Именем Космоса. Часть 2. Глава 13

Глава XIII

Первые несколько дней на Контэсе прошли для Лэмана относительно благополучно. Он обустроил своё жилище, обследовал соседние нагромождения камней с такими же, как его, пещерами – небольшими, засыпанными крупным песком. В некоторых, в глубине или у входа, лежало по крупному, Лэману по грудь, валуну. Иногда случались обвалы, и Лэман выскакивал из пещеры, боясь, что завалит выход. В целом же вокруг стояли покой и тишина. Если бы не крохотные юркие зверьки, проскальзывавшие между камней под ногами, планета казалась бы необитаемой.

И всё же иногда у Лэмана возникало чувство, что на него кто-то смотрит. Особенно жутким это чувство было во сне. Он с криком вскакивал, зажигал свет – сумрак пещеры был в такие минуты невыносим – и подолгу сидел, прижимая к груди бластер.

Это ощущение чужого пристального взгляда было основным стимулом, заставлявшим его обследовать окрестности. Но нигде он не находил признаков пребывания человека – ни сдвинутого ногой камня, или обломленных стеблей жёлто-зелёной редкой травы, ни обрывка или обломка какого-то искусственного, сделанного людьми материала. Он был один.

Впервые за долгое время Лэман оказался предоставлен самому себе. Огромная, здоровая и чистая тишина ненаселённой и неиспорченной людьми планеты задавала своё направление мыслям и эмоциям Лэмана. Подолгу не произнося ни слова и не растрачивая себя на самозащиту, он постепенно начал восстанавливать своё энергетическое поле и душевную гармонию – то, чего лишился после утраты Лунталэ. Сосредоточившись на внутренней энергии – духовной силе, развитию которой посвящает себя каждый лул, – он начал искать пути контакта с душой возлюбленной. Это был долгий и трудоёмкий путь, но у Лэмана было теперь время для самосовершенствования. И чем больше времени проводил он на Контэсе, тем больше погружался в себя и окружающий покой, черпая энергию уже не столько из пищи, сколько из окружающего Пространства.

Он знал, что пройдёт ещё немного времени, и он восстановит в себе способность чувствовать окружающее. И тогда, если рядом действительно кто-то есть, он увидит его. Увидит не глазами, конечно, а внутренним зрением, которому не знал названия ни на одном языке, кроме родного.

Так прошло шесть суток галактического времяисчисления. На Контэс наконец-то начал спускаться вечер – первый со времени пребывания здесь Лэмана. В воздухе стало заметно прохладнее, небо сделалось розоватым, постепенно набирая интенсивность цвета, от каменных нагромождений протянулись тени.

Лэман сидел у ручья, опустив руку в ледяную, чистую воду. Руку ломило, но, уйдя в себя, он почти не замечал этого. Выйдя душой за пределы мира, он искал энергетическую нить, идущую к душе Лунталэ. Но Космос был огромен. Находись он на одной со своей возлюбленной планете, поиски были бы легче.

Дальний знакомый звук коснулся слуха Лэмана. Медленно приходя в себя, Лэман почувствовал боль в руке и стал согревать пальцы, оглядываясь по сторонам. Это был звук двигателей космического корабля.

Лэман поднялся на ноги. Он решил, что это Майран летит его навестить, как обещал.

Корабль появился слева и небольшим эллипсом прошёл мимо, вдоль горизонта. Лэман растерянно смотрел ему вслед. Это был не «Синь», а какой-то крупный корабль. Мысль, что Майран прилетел на другом корабле, не коснулась его. Ещё неделю назад он вполне мог бы предположить такое, но сейчас он ясно чувствовал, что корабль чужой. Не отдавая себе отчёта, он отодвинулся поглубже в тень своего каменного конуса, к пещере.

По времяисчислению Галактики это произошло в начале суток. Весь день в угасающем закате Лэман ждал, не вернётся ли гость. Он не вернулся. Вместо него, уже незадолго до полной темноты, в небе пронёсся другой корабль. Очень крупный, явно исследовательского типа, на фоне привычных глазу «планетных» ориентиров, он показался Лэману немыслимо огромным. Он заслонил небо и шёл, шёл над головой, никак не кончаясь. И только когда отдалился, опять стало видно, с какой большой скоростью он идёт.

Вспомнив то, что говорил ему Майран о юнседовцах, Лэман смотрел вслед большому кораблю, и его душу томило ощущение беды для этой безмерно тихой, исполненной покоя планеты.

Лэман вернулся в пещеру. Ему было тяжело, духовная работа была прервана. Он поужинал, и, томясь недобрым предчувствием, погасил наконец свет и лёг в постель.

Сон был тяжёлым. Ему снились космические корабли и рудники. В полубреду он слышал голоса и шаги людей, и через этот шум пробивался к нему чистый, стонавший об опасности голос.

Лэман дёрнулся и сел, зашарил в темноте возле себя в поисках бластера и пульта гравитосветильника. Их не было. Лэман замер. Он ясно понял, что в пещере он не один.

– Кто здесь? – звенящим голосом крикнул Лэман.

Раздался смех, и под потолком вспыхнул шар гравитосветильника. В пещере, близко друг к другу, стояло несколько человек разных цивилизаций, и среди них был лул.

На Терции, да Лэман считал, что и в других пиратских группировках, лулы занимали невысокое положение. Даже утратив свою духовную сущность, они не могли приблизиться в подлости, низости, жестокости к представителям других цивилизаций и, не способные быстро ориентироваться в злобном хитроумии, занимали роль низших, чего, в сущности, и заслуживали. В то время как в цивилизации духовно развитые лулы легко становились лучшими в Галактике спортсменами, споря даже с лаурками, и занимали по достоинству руководящие должности во всех отраслях человечества, в том числе и среди военных. Другое дело, что не многие лулы к этому стремились.

Ожидая и сейчас увидеть соотечественника в роли слуги, жалкого подпевалы, Лэман, с ещё колотящимся от испуга сердцем подался вперёд, всматриваясь ему в лицо. Лул, пониже других ростом, чуть усмехнулся и, поигрывая оружием, отошёл в сторону. Эта усмешка была для Лэмана настолько отталкивающей, что он отвернулся.

Тогда заговорил землянин.

– Вы расположились здесь, словно турист на отдыхе. Как могло случиться, что вы утратили вдруг осторожность?

Люди заговорили, пересмеиваясь, и разбрелись по пещере. Они были в шлемах, хоть «воздушники» среди них в этом не нуждались. Возможно, были без прививок? Или надели шлемы, чтобы видеть, пока было темно?

Порадовавшись, что лёг спать в скафандре, Лэман встал.

– Вы с Терции или Юнседы? – спросил он.

– Ого, – отозвался землянин, по-прежнему оставшийся стоять возле входа у камня, на котором Лэман разместил свою работу, кисти и палитры. – А вариант «исследователи» не рассматривается?

Лэман обвёл взглядом людей и увидел незнакомые пиратские эмблемы на плечах.

«Значит, юнседовцы», – сделал он вывод.

Оценив, куда он смотрит, землянин в свою очередь посмотрел на эмблему Лэмана.

– Что? – спросил он с неприкрытым удивлением. – Люди Капитана тоже сюда залетают? И Капитан ещё не расправился с тобой? За своих людей, насколько я знаю, он кого хочешь порвёт.

– Я не понимаю, – сказал Лэман.

– Я имею в виду твой скафандр. Что, эмблема не выводится, сделана на совесть?

Лэман дёрнул плечом с эмблемой.

– Что вам нужно? – спросил он.

Несколько пиратов, в том числе и лул, переглянулись.

– Не он? – высказал предположение лул.

– Да что же здесь, вся планета заселена разным сбродом? – рассердился землянин. – А ну-ка, взять его, вытряхнуть из скафандра и на дыбу. Сейчас узнаем.

Лул усмехнулся в сторону.

На Лэмана кинулись несколько человек и, как ни старался, он не смог оказать сопротивление. Скафандр стащили, руки связали за спину, толкнули связанного на постель. Лэман перевернулся и увидел, как его пещера подвергается обыску и разорению. Его вещи вытряхнули из сумки, нашли и распинали по полу посуду и продукты. Пират-землянин, обернувшись, увидел работу Лэмана.

– Что это? – сказал он, подзывая лула. Тот взглянул, небрежно смёл под ноги кисти и прочие рисовальные принадлежности, сказал презрительно:

– Художник. Страдает...

Он забрал у землянина работу и с треском бросил под ноги. Сжав зубы и зажмурившись, Лэман отвернулся. Эту работу он по праву считал у себя лучшей.

Тем временем в пещеру принесли какое-то орудие вроде паллера.

– Где? – спросили у землянина.

– Там, у стены, – указал тот.

«Если здесь пальнут из этой штуки, – подумал Лэман, – сгорю первым – только я без скафандра...»

Из штуки пальнули. Она издала пустой лязгнувший звук, и в потолок оказался вбит металлический стержень в руку толщиной. От него вдоль стены свисал стальной трос. Его укоротили. На конец нацепили широкое кольцо. Что происходит, Лэман понял, когда его схватили, подтащили к тросу и подвесили за связанные за спиной руки. Плечи вывернулись вперёд, ноги носками с трудом зацепили пол. Охнув от боли, Лэман только теперь понял, что его ждёт.

«Всё справедливо, – стараясь отдышаться и прийти в себя, подумал он. – Это расплата за Майрана. И лучше расплатиться сейчас, в этой жизни, чем нести тёмный поступок в следующие. Спасибо Высшим Силам!»

Благодарная мысль дала верное направление дальнейшему настрою Лэмана. Он собрался, постарался расслабиться. Его дух был способен это перенести. Как хорошо, что у него были несколько дней, в течение которых он смог хоть частично восстановить утерянное...

– Ну, Лу'мул, – распорядился землянин, – ты же здесь главный, командуй, что с ним делать.

Лул покосился на Лэмана, усмехаясь, и презрительно скривил губы.

– Для начала тебе придётся его истощить, уж потом он, может быть, и станет кротким.

– Вот ты им и займись, раз знаешь как. А я поучусь.

– Уроков не даю. Есть риск, что сам когда-нибудь попаду в твои руки – вот чтобы ты не знал, что со мной делать. Но совет дам: оставь его так на несколько дней. Энергетика истощится.

– Ах, значит, сначала и тебе нужно будет истощить энергетику?

Лул насмешливо дёрнул плечом:

– Мне? У меня её нет. Как и у тебя, не сомневайся.

Землянин подошёл вплотную к лулу.

– Ты что, издеваешься надо мной, Лу'мул? У меня нет нескольких дней, и ты это знаешь. Нам бы вообще поторопиться.

– С лулом, если тебе нужна информация, не поторопишься, – не проявив признаков страха или неуверенности, ответил Лумул. – Работай, куда тебе торопиться? Ты же недаром озвучил на Юнседе, что экспедицией руковожу я – теперь я и отвечу за длительное отсутствие. Так что не стесняйся. Разбивай лагерь, бери пробы и вообще рассчитывай дней на пять-десять, раньше он не заговорит.

– А если появится этот камикадзе? Что, будем сидеть и ждать его?

– А кто у тебя в руках?

– Ты же сам сказал, что это не он.

– Я не знаю. Это было предположение. Если он не камикадзе, который тупо проспал наше появление, то как ты объяснишь, что всё ещё жив?

Землянин прорычал что-то нечленораздельное.

– Чтобы я ещё раз связался с лулом! – закончил он свою мысль.

– Я тебя понимаю, – насмешливо согласился Лумул. – Я регулярно твержу это же самое. Заметь, что я бьюсь уже несколько месяцев. И без толку!

Землянин в ярости замахнулся на Лумула, но тот с проворством, недоступным землянину, уклонился и указал на Лэмана.

– Не меня – его. На него потрать свою энергию.

И, насвистывая, вышел из пещеры.

От избытка разрушительных эмоций землянин пнул под ногами подвернувшуюся тарелку и подошёл к Лэману.

– Ну, поговорим, – выдохнул он. – Может быть, и правда некуда торопиться.

Лэман поднял голову и посмотрел на него. От боли глаза заволакивали слёзы. Землянин был высок и обладал странной фигурой. При тонкой талии, ещё и перехваченной ремнём, плечи его были так широки, что он казался треугольным.

«Треугольный, – подумал про него Лэман, словно давая ему имя. – Треугольный».

– Итак – лул! – обратился к нему Треугольный. – Я сразу тебе предлагаю: давай договоримся по-хорошему. Мы тебе заплатим – заплатим дорого. Это раз. Ты останешься цел и невредим. Это два. А главное – мы не потеряем с тобой времени. Всё, что мне от тебя надо – это информация. Как ты попал сюда, на Контэс? Когда ты сюда попал? А говоря начистоту, ты или не ты столько лет вредишь нам?

Лэман молчал. Он начал понимать, что его перепутали с кем-то.

– Почему у тебя эмблема Терции? Ты снял скафандр с убитого пирата? Это понятно. Значит, люди Капитана тоже сюда залетают? Но им ведь не нужны ископаемые. Зачем им нефть или руда? Откуда у тебя скафандр, лул?

Лэман молчал. Усугублять боль, которую он терпел, ему не хотелось. Но разорённая пещера и, главное, растоптанная работа сами по себе были уже достаточным основанием, чтобы не иметь с этими людьми никаких дел.

– Ты – камикадзе? – рассердившись, закричал Треугольный. – Ты понимаешь, что мы душу из тебя вытрясем, и ты всё равно заговоришь? Тебя оставил себе на смену Инн Тей? Так и он попал сюда после начала взрывов! Кто ты такой, говори!

– Я – это я, – тихо сказал Лэман, – спасибо Высшим Силам.

– Ты убивал людей Капитана? Значит, Капитан тоже охотится за тобой, да? Только мы успели раньше!

Лэман мотнул головой. Боль туманила разум, нужно было сосредоточиться и уйти, хоть на время, оставив своё тело рассвирепевшему пирату. Он закрыл глаза.

– Или... а что, это мысль, – осадил вдруг себя Треугольный. – Или ты и есть человек Капитана? Наивно. А впрочем... – Треугольный заходил по пещере, задумавшись и распинывая попадавшиеся под ноги предметы. – Уж не сам ли Капитан посадил тебя сюда в качестве сторожа? Ну, говори. Я прав?

Лэман отвернулся. Ему не удавалось взять нужный настрой.

– И поэтому ты упираешься, да? – продолжал Треугольный, снова приблизившись к Лэману. – Ты боишься мести Капитана? Ну так проси чего хочешь и заканчивай свою службу Терции. Ты полетишь с нами. Мы тебя заберём. Контэс достанется нам, а ты будешь кататься, словно сыр в масле – есть, если не понимаешь, на Земле такая поговорка. Означает полное благоденствие.

Сменить группировку? Эта мысль вырвала Лэмана из наступающего небытия. Согласиться со всем и улететь на Юнседу... Но, как оказалось, группировок в Галактике множество, а Лэман по-прежнему не знал, какая нужна ему. Майран обещал узнать это и помочь. А кидаться неизвестно куда глупо – слишком велик риск опять ошибиться...

– У нас Капитан тебя не достанет – руки коротки, – продолжал вещать Треугольный. – Мы заплатим – назначь цену. Ну, что ты держишься за Капитана? Кто он такой? Он тащит за вас все дела, как ломовая лошадь, его надолго не хватит. А после его смерти вы все пойдёте по ветру. Нет, не все. Останутся самые сильные, а такие, как ты, погибнут или попадут в СГБ. Ты окажешься на Тиргме.

Лэман разлепил губы – хотелось пить.

– У нас на Лулулулулусе говорят: «Помоги другу, но постарайся понять врага». Я тебя не понимаю.

– А я понимаю тебя. Ты боишься.

Лэман не знал, боится или нет. Он боялся боли, но сейчас это не было главным.

– Это не важно. Мне не нужна Терция, но предавать я не стану.

– Раз мы перешли на поговорки, на земле говорят: «Каждый сам за себя».

– На Лулулулулусе говорят: «Не слушай никого, кроме совести».

– Но при этом не учитывается, что у многих её вообще нет. И потом, – хмыкнул Треугольный, – в твоей ситуации совесть чаще всего благоразумно молчит.

Лэман вскинул голову:.

– Тогда я помолчу вместе с ней!

Он молчал. Долго, долго, долго – бесконечно долго. Поначалу, ещё не утратив своего поля и, соответственно, внутреннюю духовную силу, он уходил от страшной реальности в себя – в Пространство, в небытие.

Потом, окончательно истощённый, он утратил эту способность. Он не мог потерять сознание – как лул, он был лишён этой способности – и оказался словно привязан к своему телу, к действительности, которая была хуже кошмара. Пират-лул, Лумул, ошибся, когда говорил о выносливости Лэмана – его едва восстановленная энергетика не могла продержаться ни десять дней, ни даже пять. Насколько её хватило, Лэман не знал – он утратил чувство времени, и время остановилось.

– Он ещё что-нибудь соображает? – спросил Треугольный. Он стоял, пощипывая подбородок, и смотрел на Лэмана, как на любопытный экспонат в музее. Его помощники, воурианец и рутиец, которые, в сущности, взяли на себя «грязную работу», отвлеклись от опутанного проводами прибора. Рутиец подошёл к Лэману, приподнял его голову за подбородок.

– В сознании.

– А может, он ничего и не знает? – высказал предположение воурианец. – Капитан сослал его сюда, или кто-нибудь из приятелей привёз и бросил?

– Тогда какого... он молчит? Объяснил бы, чем мучиться, – хмыкнул Треугольный. – Глупости. Можно подумать, они бы приземлились здесь или мы просидели бы здесь столько времени живыми и невредимыми, не будь он сам камикадзе.

Лэман уже много раз слышал это слово – не то чьё-то прозвище, не то условное обозначение. С трудом разгоняя тяжёлую, напитанную бесконечной болью одурь, он продолжал осознавать суть того, что происходит вокруг.

– Молодой он для камикадзе. Сколько ему лет-то? – возразил рутиец.

– Вот ты и спроси. Возитесь столько времени, специалисты! – огрызнулся Треугольный.

– Лулы рано становятся самостоятельными, – поделился информацией воурианец.

– Ну да, – хохотнул Треугольный. – Ещё опериться не успеют, а уже – бац, любовь-морковь. И всё, самостоятельность, шагом марш из отчего дома.

Слушать такие суждения о своей цивилизации было смешно. Лэман усмехнулся бы, если бы его ещё слушались разбитые губы. Но нестерпимо давила чернота. Может быть, это приближалась, наконец, смерть?

– Если они уходят из дома только когда у них любовь, то где же она, его половина? – спросил воурианец. – Почему он один?

– А где она у Лумула? – отозвался рутиец.

– У него? Где-то в подвалах, – ответил Треугольный, – только он всё никак с ней договориться не может.

В этот момент в отдалении грянул взрыв. Дрогнула земля, раздался грохот посыпавшихся с конуса камней. Гравитосветильник замигал.

Юнседовцы испуганно заметались по пещере, выскочили наружу. Через некоторое время они вбежали обратно, подскочили к Лэману, с ними были Лумул и ещё несколько человек.

Лумул запрокинул Лэману голову так, что хрустнули позвонки, и пережал на его лице и груди несколько точек, начисто перекрыв ему доступ в лёгкие воздуха.

– Это ты успел подложить мину в наш флагман? – истерично закричал он. – Ты? Говори!

Он отпустил Лэмана, тот тяжело закашлялся, хватая воздух ртом. По своей природе лулы нуждались в большом количестве кислорода и совершенно не переносили удушья.

– Говори! – крикнул Лумул, снова запрокидывая Лэману голову. Это было последней крупицей для истерзанного, лишённого жизни тела – и всей душой, слабым всплеском Лэман взмолился к Высшим Силам о смерти.

– Он ничего не скажет! – закричал Треугольный. – Добей его – и на корабль! Быстро! Пока нас тут не бросили!

Грянул ещё один взрыв. Он был такой силы, что люди попадали. Лэмана мотнуло на вывернутых руках, и он ослеп от безумной боли.

Оглушённые взрывом и грохотом камней и обломков вокруг пещеры, люди медленно поднимались. Когда колебания почвы под ногами прекратились, шар гравитосветильника снова разгорелся ровным светом. В этом свете стало видно, до чего бледны и искажены страхом лица пиратов.

– Вход, – сказал кто-то.

Тяжело приподняв голову, Лэман увидел, что вход в пещеру завален камнями.

– Тем лучше, – храбрясь, сказал Треугольный. – Потом разберём завал. А сейчас главное – к нам никто не войдёт.

Это вышло нелепо, будто тот, кого они боялись, не мог взорвать целиком всю их пещеру вместе с людьми, но Лэману было всё равно. Он не чувствовал своего тела, лишь сузившимся в точку сознанием воспринимал себя. Он провожал последние мгновения, и его душа коснулась отца и матери. Жаль, что не могла она долететь до Лунталэ...

Момента, когда в пещере с заваленным входом появился посторонний, Лэман не уловил. Пираты вдруг шарахнулись в стороны, крича что-то, и их голоса глухо отдались от стен пещерки.

– Не двигаться! – прозвучал зычный голос, и нестерпимым светом заметался по пещере зелёный луч...

...Лэман приходил в себя тут же, в пещере. Было нечем дышать, но какая-то искусственная, неестественная сила вливала в него энергию, и жизнь возвращалась.

– Ничего, малыш, сейчас... на воздух тебя надо...

Он лежал на полу, искалеченные руки были свободны.

– Ты у меня кровью сейчас изойдёшь – ты лул... Ну-ка, ноги в руки – и марш!..

Кто-то поднял Лэмана, снова причинив боль всему телу. Неестественно возвращённая медикаментами жизнь брала своё, прояснилось зрение, и мука от удушья стала нестерпимой. Наверно, в бреду Лэман увидел свой огромный камень у заваленного входа – камень медленно поднимался вверх. Лэман зажмурился и ощутил, что с чьими-то уверенными шагами опускается вниз, во влажную чистую духоту, и шаги всё качали, качали его, он плавно летел на чьих-то руках, и направление терялось. Измученный, под действием сильных лекарств, он уснул.

Он лежал на постели из сухой травы, приглушённый естественный свет лился, словно в окошко. Лэман поднял тяжёлые веки. Нет. Свет шёл от входа, и пещера была такая же, как та, которую разорили пираты. Обустроенная для жизни, с таким же огромным валуном у входа.

«Словно ничего не было...» – подумал Лэман. Но оно было, и Лэман испытал чувство освобождения: судьба вернула ему то, что задолжала, когда он толкнул Майрана в фолком. Осознание свободы было настолько радостным, что Лэман засмеялся.

– Удивительный вы народ – лулы, – сказал сильный басовитый голос. –Покажите мне представителя любой другой цивилизации, который, едва очнувшись после такого, станет смеяться. Нет, мы будем переживать ужас того, что было.

Лэман оглянулся.

У его изголовья стоял землянин – очень высокий, широкоплечий, с густой шапкой тёмных, серебрящихся сединой волос и с заросшим такими же волосами лицом. Лэман шевельнулся, округлившимися глазами глядя на эти бороду и усы. Он не только не видел такого у землян, но и не знал, что так бывает. Небольшие усики у кого-то из пиратов – одно, но такое...

– Вы – Камикадзе? – тихо, испуганно спросил он.

– Как ты меня назвал? – басовито рассмеялся землянин.

– Ка... Камикадзе...

– Я узнал, что меня так называют только когда прослушивал пиратов в твоей пещере. Обычно я с вами не общаюсь.

– С кем – с нами? – ещё тише спросил Лэман.

– С пиратами.

Лэман притих. Он испугался, что этот человек причислил его к пиратам.

– Но вы же меня спасли... – проговорил он несмело.

– Не хотел спасать, – прямо сказал землянин. – У меня с пиратами разговор короткий. И они, как правило, находят, что мне ответить, оказавшись уже в аду. Я был далеко, когда тебя привезли сюда – не успел встретить, иначе и ты был бы там же.

– Я не понял... – прошептал Лэман.

– Что не понял? – усмехнулся землянин. – Взорвал бы я корабль, на котором тебя привезли, да был на другой стороне планеты. Взрывчатку для вас делал.

– Как делали? Сами?

– С Божьей помощью. Он мне здесь частенько помогает. А потом прилетел, смотрю – опа! – гость. Ну, думаю, посмотрим.

– Так это вы следили за мной? – понял вдруг Лэман. – Особенно по ночам.

– Особенно по ночам я чаще всего спал. К тебе так, иногда, наведывался.

– А зачем?

– Думал: уже пристрелить или подождать немного.

– Вы шутите, – чуть улыбнулся Лэман. Тело тупо побаливало, но боль была заживающей, не страшной. Сил, чтобы встать, ещё не было, но Лэман знал, что скоро должен восстановиться.

– Я шучу? – удивился землянин. Он прошёлся туда-сюда по пещере и сел на валун поменьше, чем у входа. – Мне бы в голову не пришло шутить об этом. Знаешь, сколько лет я здесь уже вас встречаю? По пальцам пересчитать, кого отпустил. А остальные... Это не планета уже, а свалка металлолома.

– Вы встречаете корабли, которые сюда прилетают, и взрываете их? – уточнил, не веря себе, Лэман. – Вы сумасшедший...

– Наверно, – чуть усмехнулся землянин. – История знает множество примеров, когда от одиночества сходили с ума.

– А вы... вы тоже – один?

Землянин помрачнел.

– Не твоё это дело, – слегка осипнув, сказал он. – Ты вон лежи давай. А ещё говорят, что история не терпит повторений...

Последнюю фразу землянин пробормотал уже про себя. Он встал и занялся приготовлением пищи.

По пещере поплыл вкусный аромат, и Лэман ощутил, что просто зверски голоден. Он снова взглянул в сторону выхода, оттуда лился вполне дневной свет. И постепенно не меньше тысячи вопросов выстроились в ряд у него в голове.

– Здесь очень длинный световой день... – осторожно начал Лэман. – И короткая ночь? Сейчас уже снова день...

– День – сто восемьдесят девять часов, ночь – около семидесяти. Сейчас весна, ночи короткие, – пояснил из угла землянин. – А что тебе до смены суток?

– Я пытаюсь посчитать, какое число сегодня... по Галактике. Меня схватили юнседовцы, когда ночь только наступала. Это было...

– Двадцать четвёртого, – перебил его землянин.

– А сейчас?

– Сейчас двадцать восьмое фортуна, и, если тебе интересно, я пришёл за тобой двадцать седьмого, перед самым рассветом.

– То есть, я был у них...

– Немногим больше шестидесяти четырёх часов, если тебе нужна точность.

– Странно... – потерянно сказал Лэман. – Время шло...

Землянин оглянулся на него, усмехнулся в бороду.

– Как вы меня спасли? – спросил Лэман. – И почему? Вы же говорите, что не хотели.

– Не хотел, – подтвердил землянин. – Я не люблю предателей. Пираты все предатели, без исключения. Вы, лулы, стойкий народ, и мужество для вас – не показатель. Но прозвучала у тебя одна фраза...

– Какая фраза?

Землянин подошёл.

– Ты сказал: мне не нужна Терция, но предавать я не стану. Это кое-чего стоит. А впрочем, если подумать, всё гораздо сложнее.

– О чём вы?

Землянин снова сел на камень рядом с Лэманом. И Лэман обратил внимание, что скафандр у него с какой-то незнакомой, но не пиратской эмблемой. Что-то говорил Треугольный в самом начале об эмблемах...

– Я готов был изменить своё отношение к тебе, – доверительно заговорил землянин, чуть наклонившись к Лэману, – когда увидел твою духовную работу, твой почти полный отказ от пищи. Это говорит о духовной чистоте, не свойственной пиратам, и, признаться, я тогда растерялся. Когда ты попал к юнседовцам, я, конечно, мог ценой определённых жертв спасти тебя. Но кто ты такой? Я не люблю жертвовать – часть юнседовских кораблей тогда бы ушла. И, кроме того, это был прекрасный способ посмотреть, что ты из себя представляешь.

Лэман вздрогнул.

– Как это? То есть, вы видели всё, что они... что со мной...

– Слышал, а не видел. Этого достаточно, чтобы знать, что происходит. Сидеть около твоей пещеры мне было некогда. Юнседовцы устроили массированный налёт, какого, надо признать, давно не было, и чтобы уничтожить их всех, пришлось покрутиться.

– Корабля было два?.. – тихо спросил Лэман. – Было два взрыва...

– Семь кораблей. Два из них в этой местности.

– Вы их всех убили?

– Всех, конечно.

– И того, Треугольного?

– Всех, кроме тебя. Кто вас сюда звал?

– А зачем?

Землянин нахмурился:

– Что – зачем?

– Зачем они сюда прилетают? Грабить здесь некого...

– Планету можно грабить! Ископаемые! Руда, нефть, торф, газ! Свою Юнседу они обворовали и убили и это же хотят сделать с Контэсом.

– Так вы взрываете не всех? Только юнседовцев?

– Только пиратов – независимо от группировки. Впрочем, справедливости ради признаю: ты первый представитель другой группировки здесь за шесть лет.

– Вы живёте здесь шесть лет?

– Шесть земных лет, мальчик. Не галактических. А представители цивилизации, даже эсгебешники, чёрт бы их побрал, сюда не залетают.

– Почему?

– Не знаю! Планету когда-то описали, и этим всё кончилось. Я поражаюсь исследователям – такая планета! Сокровище! Готовая научная степень любому, кто сюда заглянет!

– Вы сами исследователь?

– Да. Я исследователь, – с нескрываемой гордостью сказал землянин. – И по совместительству – спасатель этой планеты.

– Так юнседовцы приняли меня за вас... – пробормотал Лэман. – А как вас звать? Ведь не Камикадзе же мне к вам обращаться...

– Мне не нужно прозвище от пиратов. Зовут меня Ллэйд – так и называй меня. Кстати, твоего имени я тоже не знаю.

– Лэман.

– И ты пират.

Лэман вздохнул, но сказал, просто подтверждая факт:

– Да.

– Корабли грабил?

– Да.

– С пиратами в компаниях сиживал?

– Да.

– И в фолкоме не был?

– Нет.

– Значит, пришёл в пираты добровольно?

– Да.

– Ну, ясно.

Ллэйд встал, ушёл к печке.

– Значит, я ошибался в вас, в лулах, – мрачно констатировал он, не оборачиваясь.

Лэман смотрел на его широкую спину, стараясь почувствовать этого человека, и он забыл ответить, заступиться за свою цивилизацию. Лулы такие, какие они есть, независимо, что думают о них отдельные представители других цивилизаций. Важно было не это.

– Как юнседовцы меня нашли? Я же был в пещере. И как вы спасли меня... Вход был завален, я видел.

– Вход я завалил специально, хоть самоуправствовать на Контэсе не люблю. Чтобы ваша братия не разбежалась – лови потом. А нашли тебя просто – запустили над планетой поисковый спутник. Сбить технику с орбиты я не могу, у моего оружия не те мощности. Я ушёл в ходы, а ты не прятался, не хочешь – и найдёшь.

– Ходы? – осторожно спросил Лэман. – Что это такое?

– Тоннели под землёй. Не очень глубокие, но хватает, чтобы обычные поисковые спутники не могли обнаружить.

– Вы прорыли под землёй тоннели? Разве это не самоуправство?

– Я не прорывал тоннелей, – оскорблённо ответил Ллэйд. – Хватит с меня взрывов.

– Объясните, я не понимаю.

Ллэйд усмехнулся, но ответил неожиданно мягко:

– Ты знаешь что-нибудь о Контэсе, малыш?

– Почти ничего. В нескольких словах – и всё.

– Тоннели прорыла сама природа. В период засухи, кстати, слабо выраженной в этих широтах, они наполняются водами, которые стремятся уйти с поверхности от нестерпимого жара долгого дня, и превращаются в реки.

– Так это высохшие подземные реки?

– Временно высохшие, так точнее.

Ллэйд отошёл к огромному камню у входа, положил на него руку.

– А камень... – вспомнил Лэман. – Мне показалось в бреду, что он поднимался...

– Ну да, – согласился Ллэйд. – С помощью моего гравитатора, такого, как на флаерах.

– Так это был не бред? Вы унесли меня по одному из таких тоннелей? То-то воздух был влажный... Так вы и вошли, – начал понимать Лэман, – вы и вошли в пещеру после обвала через тоннель – подняли камень?

– Именно.

– А я и не знал... и не думал. В моей пещере под камнем пустота? Зачем?

– Что – зачем?

– Для чего так сделано?

Ллэйд горько усмехнулся чему-то.

– Уж точно не для того, чтобы я мог там прятаться. Когда тоннели заполняются водой, через эти отверстия выходит воздух, бывший в тоннелях, а потом реки через них обогащаются кислородом. Это как проруби во льду на Земле.

– Но они же закрыты камнями.

– Мне кажется, это нужно для того, чтобы воздух в тоннелях оставался влажным, и не происходило пересыхания.

– А чем это вредно?

– Тоннели населены. И не только микроорганизмами.

– Так эти камни, в природе, как-то снимаются сами собой? Или нет? Я не пойму.

– Период смены влажного сезона на сезон засухи на Контэсе сопровождается чудовищными бурями и землетрясениями. Наши с тобой жилища...

– Конусы?

– Конусы, да. Они сложены таким образом, что, я бы сказал, виртуозно балансируют в бурю и не рушатся. Строители отдали бы по полжизни, чтобы научиться этому, но планету описали небрежно, никто не обратил на такую мелочь внимания. Да, так вот, а камни в землетрясение под напором воздуха или водных потоков сходят в сторону или скатываются на место.

– Вот так вот? Сами?

– Именно. Облети Вселенную – где ты ещё найдёшь такое?

– Как странно... Так разумно и сложно.

Ллэйд сдержанно хмыкнул.

– Вселенная разумна. Для тебя, лула, это ново?

– Пожалуй, нет...

Ллэйд взглянул на Лэмана через плечо, осторожно попробовал с ложки своё варево, удовлетворённо кивнул и принялся раскладывать его из кастрюльки по тарелкам. Подошёл, поставил одну тарелку перед Лэманом, прямо на постель, с другой в руках уселся на камень.

– Приятного аппетита, – пожелал он. – Аппетит у тебя сейчас, надо полагать, нешуточный.

Лэман попробовал сесть и не смог. Посмотрел на своего спасителя смущённо.

– Да ты поворачивайся на бок, на локоть. Поди не в гостиной на светском рауте.

Голод был таков, что уговаривать себя Лэман не заставил. Он, кажется, только дотронулся до ложки, а его тарелка уже опустела. Он даже не разобрал, что съел – но это было восхитительно вкусно.

– Спасибо! – с глубоким чувством сказал он и смутился – ему вспомнился вдруг ломоть хлеба, который он унёс когда-то у пиратов для Майрана.

– Через часок поешь снова. Тебе сейчас лучше почаще и небольшими порциями.

Ллэйд забрал у него тарелку, дал фляжку с каким-то прохладным, душистым напитком и снова взялся за свою тарелку. Она была у него ещё почти полной.

– Что это такое? Из чего вы всё это готовите?

– Всё даёт Контэс. Благословенная планета для тех, кто не разучился думать. Ну и, кроме того, я исследователь, науке выживать на разных планетах я обучен.

– Я – нет... – пробормотал Лэман.

– Так тебе и не нужно. Продовольствие тебе вроде бы оставили. Зачем ты сюда попал, малыш? Тебя что, сослали?

– Как это? – тихо спросил Лэман. – Нет. Меня привёз сюда друг. Я сам попросил.

– Друг? – едва не поперхнулся Ллэйд. – Не рассказывай сказок! У вас, у пиратов, друзей не бывает.

– У меня бывает. Один есть. Он...

Лэман умолк, вспомнив, что обещал не говорить о Майране хорошо. Впрочем, Ллэйду, наверно, было можно.

– Ну да, ты лул. Простые вы, как механический пылесборник. Кто ни посмотрит помягче, тот и друг.

Лэман взглянул на Ллэйда удивлённо. Обмануть лула, если он духовно развит, было не так-то просто.

– Он прилетит за мной, если его не убьют.

– Да? – странным голосом спросил Ллэйд. – И скоро?

– Не знаю. Когда у него выдастся свободное время.

– А... – хмыкнул Ллэйд. – Значит, никогда.

– Почему? Я же говорю – если его не убьют. А его не должны убить. Он... он умный.

– Умный в чём?

– Во всём. Он знает, как выжить в группировке.

– А... ну да, кто самый сильный, тот и прав. Это ты, конечно, дал точную формулировочку.

– Вы не знаете. Послушайте, Ллэйд! – Лэман отложил фляжку и от избытка эмоций даже приподнялся на постели. – Давайте улетим с вами вместе! С моим другом! Или... – Лэман вдруг осёкся. – Или вы можете улететь отсюда сами? Просто я хотел... Мне по вашему голосу показалось... Простите.

– Что показалось? – усмехнулся Ллэйд. – Что я тоже сюда сослан? Ну да, так и есть. Я даже имя того мерзавца знаю, кто сбил меня над этой планетой – он представился.

– А вас сбили?

– Именно. Как шарик с ёлки.

– Но ведь ваш корабль цел...

– С чего ты взял?

– Ну, вы же летаете на ту сторону планеты.

– Так не на корабле. Собрал себе леталку из обломков, скорость неплохая, а вот дальше атмосферы на ней – увы. У меня дома, – сказал Ллэйд, вдруг осипнув, – жена, сын. Талантливый мальчишка, умный... а всё с матерью.

– Вы не доверяете жене? Опасаетесь, что она избалует вашего сына? – с лульским удивлением спросил Лэман. Для него не верить жене было всё равно что не верить себе или Господу Богу. Но он знал, что в других цивилизациях так бывает.

– Моя жена – лучшая в этом мире, – негромко и очень доходчиво сказал Ллэйд. – Но пацан с тринадцати лет без отца. Самый сложный возраст. Легко ошибиться, да и становление характера – тюхтей бы не вырос. Да чего там... – Ллэйд махнул рукой и встал.

– Ну так мы увезём вас! – глядя ему в спину, сказал Лэман. Ему было радостно, что он может хоть чем-то отблагодарить человека, которому так сильно обязан.

– Ну да. Твой друг так и обрадовался подбирать робинзонов.

– Зачем вы судите его? Вы же не знаете! Он с радостью вам поможет, когда узнает.

– Друг-то твой – пират? Как ты, с Терции?

– Да.

– Есть у меня там должок. Ну да успеется.

Ллэйд вышел из пещеры. Лэман удивлённо глядел ему вслед. Ему было странно, как может человек, шесть лет проживший запертым один на планете, не радоваться возможности спастись.


Лэман уснул. Его сон был долгим и животворным. Проснувшись, он увидел, что Ллэйда рядом нет. Он откинул одеяло – вполне современное, а не сшитое из звериных шкур, как полагалось бы иметь поселенцу, столько времени запертому на планете – и встал. Он был наг. Его раны, большей частью зарубцевавшиеся, были тщательно обработаны. Он поискал, во что бы одеться. То, что осталось от его одежды, надо думать, не подлежало восстановлению. Он не стыдился своей наготы. Как лул, он с младенчества усвоил, что человеческое тело прекрасно. Но после пиратства чувствовал себя без одежды незащищённо, как бы наивно это ни было. Он набросил на плечи одеяло и вышел из пещеры.

Он сел у входа – его силы ещё не были восстановлены, и двигаться было трудно. Пейзаж вокруг открывался такой же, что и от его пещеры, теперь разорённой пиратами: каменистая равнина с редкими стрелками травы и конусы, равноудалённые друг от друга. Лэман покрутил головой в надежде отличить, в котором из конусов его пещера, и не смог. Оставалось ждать возвращения Ллэйда.

Он пришёл скоро, сложил у входа какие-то тюки.

– Уже встал? Что, лучше тебе?

Лэман поднялся на ноги.

– Да, лучше. Спасибо вам. – И сказал, стараясь передать своему избавителю всю силу признательности за спасение: – Я не знаю, как должен благодарить вас...

– Не знаешь, так и не надо, – перебил его Ллэйд. – Идём в пещеру, посмотрим, во что тебя одеть. Кажется, это твой скафандр мне удалось найти.

Он подхватил свои тюки и развязал их на возвышенности постели.

– Здесь то, что уцелело из твоих вещей – но в основном утварь, и кое-что с кораблей, словом, трофеи. Скафандр вот он, смотри.

Обрадовавшись, Лэман взял у Ллэйда из рук скафандр.

– Да, мой. И, кажется, не повреждён. Ещё бы что-нибудь под него.

– Ты сам не сгодишься? – грубовато пошутил Ллэйд. – Ты мелковат, не так легко что-то подобрать твоего размера. Держи-ка вот. Кстати, возможно, тоже из твоих запасов.

– Да, это мой комбинезон, запасной, на смену... – потерянно пробормотал Лэман. – Вы были в моей пещере?

– Был. Но тебе туда лучше не ходить. Что уцелело, я забрал.

– А... – начал было Лэман, но закусил губу.

– Вот, – смущённо сказал Ллэйд. – Я захватил. Но боюсь, малыш, это не восстановить.

Он показал Лэману изуродованную картину.

Лэман покачал головой и отвернулся.

– Краски и всё остальное – тоже, в хлам. Я и забирать не стал.

...Ллэйд снова сходил куда-то и принёс несколько охапок сухой травы, обновил обе постели – свою у одной стены и Лэмана – у противоположной. Лэман, погружённый в себя, сидел у входа. Он пытался возобновить путь своей духовной работы. Это было непросто. В нём что-то переменилось.

Подошёл Ллэйд, сел рядом.

– Не помешаю?

– Нет, – Лэман вернулся в реальность.

– Хочешь, я уйду. Если надо побыть одному, ты говори.

– Нет, – снова сказал Лэман. Торопиться в поиске пути всё равно было нельзя.

Но Ллэйд не стал заводить разговора. Он сидел молча, просто отдыхая от дневных трудов. Подходило время сна.

– Скажите, Ллэйд, – первым заговорил Лэман. – Вы всегда здесь живёте, все шесть лет?

– Где здесь, малыш?

– В этой пещере.

– В этих конусах, как ты точно их назвал? Сначала жил в долине, ближе к экватору, там с пропитанием проще. Но сезонные бури там непереносимы. Укрыться негде. Перебрался сюда, когда огляделся. Две пещеры сменил.

– Почему?

– Разнообразия не хватает.

Лэман не поверил. Он чувствовал неискренность почти всегда.

– Разве такие пещеры – надёжные? – тихо спросил он.

– А ты ещё не понял, что они самые безопасные? Во время бури, конечно, когда всё ходит ходуном, бывает, посещают мысли о незыблемом и вечном. Но это не так чтобы часто случается.

– Вам плохо здесь, Ллэйд?

Ллэйд покосился на него.

– А тебе?

– Мне хорошо! Здесь огромная энергетическая чистота.

– Такие тонкие материи мне мало доступны. Я, малыш, отвечу тебе так: если б я был одинок, я с радостью работал бы здесь, не вылезая, десятилетиями. Но у меня семья.

– Значит, вам надо лететь со мной. Или вы боитесь, что без вас юнседовцы разорят эту планету?

– Если бы мне отсюда выбраться, я бы всю Галактику поднял на её защиту.

– А это можно сделать?

– Конечно. Сколько планет находятся под охраной! Защитить Контэс можно.

Ллэйд сказал это с глубокой убеждённостью.

– А как?

– Передать данные в любой исследовательский институт. Это их прямая работа – организовывать охрану. Ну, или хоть в СГБ сообщить, на худой случай.

– И это поможет?

– Должно.

– Ллэйд... Если сюда, на Контэс, прилетает столько пиратских кораблей, почему вы не улетите на одном из них?

– Как?

– Захватили бы его. Угнали. Или ваша совесть не позволяет вам такого?

– Совесть, малыш? Нет, моя совесть со мной заодно. Ты видел их, те корабли, что сюда прилетают? Как такой угонишь?

Лэман вспомнил корабль, который всё шёл и шёл над его головой накануне страшной ночи.

– И они все такие?

– Все. В одиночку с управлением такого корабля не справиться. А захватить экипаж нельзя. Не под силу это одному человеку. И двоим не под силу...

– Двоим? – спросил Лэман. – Я бы с радостью помог вам, но, боюсь, я не способен.

– При чём здесь ты? – мягко сказал Ллэйд, словно рвущемуся помогать ребёнку. – Я не всегда был здесь один. Секрета нет. Хочешь, расскажу?

Лэман кивнул. Его остро интересовал этот человек.

– Инн Тей был пиратом, юнседовцем. Его выбросило с одного из кораблей во время взрыва. Я не смог добить его, раненого. Он порывался меня убить, я его связывал и вёл бесконечные разговоры. Считал, что зряшные. А он присмирел. Потом он спас меня. Я охотился и провалился в яму. Думал, всё. Он меня нашёл. Во время пиратских визитов я оставлял его в пещере и шёл встречать. Однажды он пошёл со мной. Вот так. Нас стало двое. Четыре с половиной года...

Ллэйд умолк, тяжело уйдя в воспоминания.

– А потом? – осторожно спросил Лэман.

– Потом? Был период засухи, время, когда подземные ходы заполнены водой. Пиратам, как видно, надоело, что они не могут начать работы на Контэсе, хоть запасы Контэса и невелики, но на безрыбье... Они устроили налёт. Спрятаться от их поисковиков нам было негде, и свободно маневрировать мы тоже не могли. Нас зажали в скалах и били из орудий так, что каменное крошево над нами стояло ореолом. Отстреливаться становилось нечем. Мне проломило шлем, и Инн Тей...

– Что? – тихо спросил Лэман.

– Он вышел к пиратам, пока я был без сознания. Оставил мне свой шлем, аптечку... Надо полагать, пираты не знали, что нас двое. Далеко не все поисковики фиксируют количество душ. Он вышел и сдался.

– Он предал вас?

К удивлению Лэмана, Ллэйд не вспылил и даже не дал ему подзатыльник за глупый, казалось бы, а то и кощунственный вопрос.

– Ты этого не понимаешь? – с горечью произнёс Ллэйд. – Он меня спас. Они прекратили обстрел, и я смог выжить. А он... Инн Тей. Они забрали его на Юнседу – его тела я не нашёл.

– Забрали – погибшего?

– Если бы точно знать, что погибшего... Но если живого! Ты же испытал, как они умеют... Он не предал меня. Не рассказал о ходах, иначе меня давно выловили бы в период засухи. Понимаешь?

– Да, – тихо сказал Лэман. – А откуда у него аптечка?

– Что? – казалось, недопонял вопроса Ллэйд. – Да с кораблей же. Трофеи.

– Почему же вы не хотите улететь отсюда, Ллэйд? Ведь рано или поздно вы снова попадётесь так же, в засуху.

– Я не хочу? – удивился Ллэйд.

– Вы же не согласились, когда я...

Ллэйд невесело рассмеялся.

– Ты наивный. Не прилетит за тобой твой друг. Не для того привёз.

– Но вы же не знаете, – шевельнул плечом Лэман. – Он прилетит. Он заберёт вас и высадит где-нибудь в цивилизации.

– Ну, вот если прилетит, тогда и поговорим.