Первые погружения в Охоту

                Ареал и популяции

                Давеча не то, что теперича
                (факт)
  Мы обитали совместно с разнообразной дичью в степной зоне на северо-востоке
нынешней Луганской области. Наш ареал был ограничен реками Айдар и Деркул, а точнее
речками Ковсуг и Ёвсуг, которые перед впадением в Донец соединялись вместе. В
юношеском возрасте я с удивлением узнал, что Донец еще и Северский, хотя так местные
жители его никогда не называли. Местными тут были когда-то печенеги и половцы. Отсюда
и тюркские названия: Ёвсуг («ёк су»- нет воды) и Ковсуг («кое су» - есть вода или колодец
воды). Эти названия полностью соответствовали действительности. Ёвсуг летом местами
пересыхал. В Ковсуге же средняя глубина ощущалась где-то между коленями и поясом, но
были и очень глубокие места.
Не так далеко протекали богатые рыбой и дичью реки Айдар и Деркул. В этих
названиях тоже слышались отзвуки голосов древних кочевников. В степях встречались
заросшие травой курганы и половецкие каменные «бабы».
Теперь родные, а когда-то дикие степи в 17-м веке заселялись выходцами из
нынешних Курской и частично Черкасской областей (жителей украинских поселений иногда
ошибочно называли черкесами). Мои предки прибыли с курских земель и вдоль речки
Ковсуг образовали поселения Нижние Сотни, Средние Сотни и Верхние Сотни. Соседние
села, казачьи хутора и станицы тоже имели приличные, и даже красивые названия: Весёлая
Гора, Счастье(!), Теплое, Желтое, Айдар, Райгородка и т.п.
В бурные годы гражданской войны или несколько позднее, когда еще «кипел наш
разум возмущенный», все Сотни объединили и назвали Красный Октябрь. Недаром форма
будёновок исподволь навевала мысль о кипении. Должен же куда-то выходить пар!
Удивительно, но соседние села и станицы сохранили прежние названия.
Примечательно также, что до настоящего времени местных жителей, а тем более охотников,
называют сотенцами, а не краснооктябрьцами. И поля, и леса, и угодья остались сотенскими.
Животный мир был типичным для степной зоны Украины, но дичи было очень много,
особенно куропаток, зайцев и лисиц. В лесных массивах поймы Донца водились кабаны и
косули, встречались лоси и волки. В разнотравно-ковыльных степях были колонии байбаков.
В детстве я видел дроф и даже стрепетов. Дребезжащий звук крыльев стрепета просто
невозможно забыть. Рассказывают, что дроф ловили руками во время гололеда, когда они не
могли разогнаться и взлететь. Перья дроф сильно намокают, поэтому во время дождя эти
тяжелые птицы взлетали с большим трудом. В настоящее время дрофы и стрепеты
сохранились в заповедной Стрельцовской степи, которая расположена в соседнем районе.
Основные причины такого богатства – удаленность от промышленных предприятий,
малая плотность населения и бездорожье, неинтенсивное применение химических удобрений
и ядохимикатов, обширные участки целинных земель. Как сейчас многие говорят – была
«чистая» или «хорошая» экология. Так и хочется сказать, что ботаника и зоология были тоже
неплохими и очень чистыми.
Чтобы противостоять натиску такой чистоты и как-то сбалансировать все в
окружающем мире, местные мужики курили зверский самосад и пили крепкий самогон.
Пили много, но, как мне казалось, с отвращением, потому что сильно морщились,
задерживали дыхание и крякали.
Родился я в Нижних Сотнях в семье заядлого охотника и учительницы. Кроме охоты
отец занимался преподаванием русского языка и литературы в сельской школе. Он узнал о
моем рождении на фронте и был бесконечно рад появлению на свет будущего охотника,
помощника, загонщика, трофейщика, напарника и увлеченного в будущем ученика.

     Таким образом, вследствие обширной площади ареалов и большой численности
популяций, из-за благоприятной наследственности и благодаря целенаправленному
отцовскому воспитанию я стал заядлым охотником. Естественно, что мой сын Сергей тоже
стал охотником. Еще в самом раннем детстве он, решительно отбросив подгузники, азартно
ловил подранков и живо интересовался особенностями охоты. Сейчас он уже значительно
превзошел меня по результативности охоты на пернатую дичь. Как и следовало ожидать, мои
внуки тоже ступили на охотничью тропу, но пока без собственных ружей.
К глубокому сожалению в этих краях дичи стало значительно меньше. Особенно
существенно сократилась численность зайцев и уток. Причины – интенсивное применение
гербицидов, заиление речек, появление более или менее приличных дорог, а значит и
увеличение числа моторизованных охотников.
 Не все члены семьи целиком и полностью одобряли моё увлечение охотой. Иногда
звучали намеки на признаки патологической страсти. Я и сам с тревогой ловил себя на
мысли о том, что многолетняя служба в авиации, научная и педагогическая деятельность
казались как бы второстепенными занятиями. Время с понедельника по пятницу было
подготовительным периодом перед охотой. Полностью сосредоточиться на укреплении
обороноспособности нашей Родины удавалось только в межсезонье. Даже на заседаниях
ученых советов, на совещаниях и конференциях между редкими полезными записями о сути
происходящего, я, не нанося особого ущерба отечественной науке, рисовал представителей
фауны на фоне флоры или просто витал в охотничьих угодьях.
Как ни странно, но обязательные ежегодные углубленные медицинские исследования
не показывали существенных отклонений в моем здоровье, хотя я стал настороженно
относиться к людям в белых халатах, которые проверяли память и быстроту реакции, били
молотком по коленкам, водили пальцем перед носом и следили за моим взглядом.
Кстати, как-то в школе моего старшего внука Ярослава спросили, а кто же его
дедушка. Несмотря на мои звания, достижения, регалии, заслуги и подвиги, он уверенно
ответил – мой дед охотник. Услышав это, представители женской половины семьи
оживились. Они тут же съязвили, что младший внук Алеша скоро скажет – мой дед штатный
промысловый охотник типа чукчи, он круглосуточно думает об охоте, питается салом с
чесноком, в любую погоду бродит по полям и стреляет в разные стороны, а домашними
делами не занимается.

                Первые ружья и трофеи

                Запоминается последняя фраза
                и первый удачный выстрел
                (почитатель Штирлица)
Я не мог содержательно отвечать на отцовские письма с фронта по причине своей
полной безграмотности. Приходилось усердно дополнять ответные тексты палочками,
кружочками и галочками, которые приводили отца в восторг и демонстрировались бойцам в
окопах. В своих письмах он обещал мне брать с собой на охоту и купить ружье. Когда отец
возвратился с войны, то немедленно выполнил свои обещания.
Трудность состояла в том, что отец в конце войны был ранен в правую руку, на
которой теперь остался только большой палец. Он настойчиво тренировался стрелять левой
и вскоре достиг прежних результатов на охоте. Так вот, мое первое ружье было сделано в
основном левой отцовской рукой. Может быть и по этой причине оно было исключительно
оригинальным.
Во-первых, ружье было деревянным. Во-вторых, оно стреляло кукурузой или горохом
с помощью штока с резиновой пружиной и спусковым крючком. Третьей отличительной
особенностью ружья был ствол квадратного сечения. Это было причиной особого внимания
взрослых охотников, поводом для улыбок и подколок. Они живо интересовались
результатами стрельбы и горячо обсуждали преимущества квадратных стволов, гильз, пуль и

возможности их применения для настоящих ружей. Для меня же это ружье было предметом
особой гордости. По-моему, я даже спал с ним в обнимку. Я и сейчас думаю, что по
критерию цена/качество оно превосходило некоторые современные турецкие ружья.
Моя теоретическая и практическая подготовка проводилась одновременно. В
начальный период я охотился со своим деревянным ружьем, но не пешком, а сидя на плечах
у отца. Такой порядок меня полностью устраивал, т.к. свои «боеприпасы» я обычно
расходовал по воробьям уже вблизи дома и уставал до прибытия в охотничьи угодья.
Интерес к охоте подкреплялся бесчисленными рассказами отца и книгами Брема,
которые я многократно перелистывал, а затем и перечитывал. Отец много рассказывал о
встречах с волками. Одна из таких историй запомнилась мне из-за жуткой особенности ее
финальной части.
Отец в юном возрасте как-то возвращался домой с пасеки в вечернее время. Вдруг на
тропе появился один волк, а потом из кустов вышли еще несколько. Отец быстро забрался на
ближайшее деревце и устроился на тонкой ветке, а голодные волки собрались внизу. Быстро
темнело. У отца затекли ноги, и он хотел поменять свое положение, но ветка сломалась, и он
рухнул на землю.
- Ну … и … что? – дрожащим голосом спросил я.
- Съели, – сокрушенно ответил отец.
Смеяться я слал значительно позже.
Продолжительное время я боялся волков. Наиболее остро страх ощущался в темное
время суток, особенно при посещении туалета, который находился в конце двора. Чтобы как-
то уменьшить мой страх, отец сказал, что волки очень боятся запаха стреляных гильз. Мне
было рекомендовано брать их с собой в карман.
Перед сном я зажимал в руке гильзу, поднимал ее как можно выше (так дальше
распространяется запах, и волки быстрее его почуют) и шел в дальний угол двора,
напряженно всматриваясь в темноту. Оттуда я бежал вприпрыжку, но тоже с высоко
поднятой гильзой. Зайдя в дом, радостно докладывал:
- Все волки разбежались!!
Некоторое время я глубоко верил в волшебную силу стреляных гильз.
Первым моим настоящим охотничьим трофеем в шесть лет была сизая горлица. Мы
обедали в тени кленовых кустов, как вдруг на соседнее сухое дерево села горлица. Отец дал
мне свое ружье. Я положил ствол на ветку, прицелился и выстрелил. Вид падающей горлицы
и свой восторг я помню и сейчас. Вторым трофеем была куропатка, которую я сбил при
стрельбе в стаю из отцовского ружья.
Первым трофеем сына (первоклассника!) был небольшой кулик. Он стрелял из моего
ружья и из-за отдачи чуть не упал, т.к. присел за кустом осоки на корточки и неплотно
прижал приклад к плечу.
Радость была безграничной. Стрелок сам нес «тушу», удерживая ее двумя пальцами за
клюв. Дома он присутствовал на всех этапах обработки дичи, а за столом угощал всех лично
добытым на охоте мясом.
В последствии сын активно участвовал в обработке трофеев. Ему было интересно,
куда же попала дробь, какой вес чистой тушки, что было в желудке. Результаты кропотливых
исследований позволили сделать вывод о том, что желудки (пупки) у травоядных птиц очень
большие и вкусные. Пупки молодых лысух и болотных курочек составляли чуть ли не
большую часть живого веса. Поэтому, когда по плёсу бежал к зарослям камыша хлопунец
болотной курочки, сын говорил:
- Пап! Смотри! Вон пупок побежал!
Первым моим настоящим охотничьим ружьем была одностволка 16-го калибра. Такие
ружья продавались в обычных магазинах и стоили совсем не дорого. Я беспрерывно чистил
его, целился через стекла окон в голубей и с нетерпением ждал очередной охоты. С этим
ружьём я уже стал добывать разнообразную дичь и пополнять общий охотничий стол.
В своё время, когда увлечение сына охотой стало необратимым, я купил ему самое
легкое ружьё – одностволку 32-го калибра. Несмотря на такой малый калибр, впоследствии
он добывал с ним много дичи, в том числе и зайцев.

Ружьё отличалось хорошим боем, но было не очень эффективным при стрельбе по
утке и зайцу на больших расстояниях. Уж очень мало дроби в патроне. Но вот на охотах по
перепелам, бекасам и голубям сын показывал отличные результаты. Как-то на озере он
включил эжектор (выбрасыватель гильз), взял в зубы запасной патрон и успел подстрелить
двух лысух, а я двумя выстрелами только одну. Он еще больше зауважал своё ружьё и все
перечислял его преимущества: легкое, малый расход пороха и дроби, а по скорострельности
«местами» превосходит двустволку.
У внуков (кстати, мы всех детей и внуков до определенного возраста называли
«мелкими») тоже есть первые трофеи, но они в основном из отряда воробьиных, поэтому не
могут существенно дополнить наш охотничий стол. Степень их увлечения охотой уже
начинает настораживать некоторых мам и бабушек. Мои попытки убедить их, что общение с
природой как бы обогащает нашу духовную жизнь, не всегда приводили к успеху. Отнюдь, в
ответ иногда звучали скрытые намеки на тлетворное влияние.
Как-то осенним слякотным утром «мелких» не пустили со мной на охоту. В такой
атмосфере, мол, летает море вирусов гриппа, а вот в театрах этой гадости якобы нет. После
завтрака внукам предложили сходить на концерт органной музыки, но они дружно ответили:
- Не-е-е…вот если бы на охоту…
Внуки тоскливо смотрели из окна на косой холодный дождь, под которым где-то
далеко вдоль реки брел их во всем виноватый дед.

                Перепел и «ювелир»

                Прежде чем загнуть –
                оцени слушателей
                (совет)
Мне запомнилась одна удачная охота на перепелов из-за очень примечательного
эпизода.
Перепелов на полях в те далекие 50-е годы было очень много. Степь просто звенела от
песен озабоченных самцов и журчала ответами самок: «подпевать, пить-поить», а в ответ –
«жить так жить, жить так жить».
Обилие птиц объяснялось не только удивительной чистотой окружающей среды,
благоприятными погодными условиями, но и обилием корма. Некоторые поля засевались
просом, чумизой и могаром. Последние два названия наверняка не знакомы молодым
охотникам, потому что сейчас эти злаки практически не выращивают. А это был отличный
корм для перепелов и куропаток, так как семена были очень мелкими.
Охота на таких полях до уборки урожая, а также на стерне и прилегающих целинных
участках была чрезвычайно результативной. Патронташ можно было сжечь за час-полтора и
набить синяки в области ключицы, если при стрельбе навскидку плотно не прижимать
приклад.
Мою резвую стрельбу с массой промахов отец часто останавливал. Он говорил, что у
меня после каждого выстрела в небо как бы улетает буханка хлеба. В голодные
послевоенные годы учителя и родители часто напоминали детям об особом отношении к
хлебу. Короче, улетающих буханок мне тоже становилось жалко.
Решение было найдено такое. Заряды пороха и снаряды дроби для перепелиной охоты
уменьшались вдвое. Иногда вместо мельчайшей самодельной дроби, которую мы называли
бекасин, для моих патронов применялось просо. Просо насыпалось доверху, т.к. оно много
легче дроби. На коротких дистанциях перепела падали только так. Я сам уже говорил отцу о
преимуществах таких патронов – экономия дроби, большое количество поражающих
элементов, т.е. увеличение вероятности попадания, отсутствие мелких дробинок в мясе
птицы.
В густых зарослях могара и чумизы перепела сидели очень плотно, их трудно было
поднять. Иногда мы применяли шнур длиною около 15 метров, который привязывали за пояс

и тащили по поверхности травы. Перепела не выдерживали такого натиска и дружно
взлетали. Мы обычно стреляли поочередно, чтобы не мешать друг другу и определить
победителя.
В этот памятный день мы взяли около 15 перепелов. Уже вечерело, и мы направились
домой. Невдалеке по полевой дороге ехала тачанка, которую все называли линейкой. На ней
пассажиры должны были сидеть боком к направлению движения, а ноги ставить на
специальную ступеньку. Кучером был пожилой казак дед Макар. У него на правом глазу
было небольшое бельмо. Кроме того, дед отличался исключительно необычной и даже
вычурной бранью, с помощью которой он общался с лошадьми.
Дело в том, что Макар продолжительное время возил руководство колхоза, в том
числе агрономшу, которая вела яростную борьбу не только с сорняками, но и с
матершинниками. Короче, из-за угрозы быть переведенным на свиноферму, кучер
постепенно изменил свою лексику. Так как лошади плохо понимали не матерные команды,
то он умудрился заменить их близкими по звуковому содержанию словами.
Линейка приближалась к нам, поднимая тучи сизой пыли.
- Макар! Подбросишь охотников? - издалека крикнул отец.
- Давай! Ну что, на супец будет? - спросил кучер.
- Да на два будет! Больше десятка взяли! - громко ответил отец.
В наших краях было принято начинать разговор на почтительном расстоянии между
собеседниками. Здоровье, погода, урожай, проблемы с тещами, зятьями и невестками… В
непосредственной близости, когда уже почти все сказано, подавали друг другу руки и
говорили:
- Ну, здорово тебе!
- Здорово!
В связи с тем, что беседовать уже не о чем, вскоре говорили:
- Ну, ладно, бывай.
- Бывай.
Мы подходили к дороге. Я уже разрядил ружьё и повесил на плечо. Отец тоже
остановился и уже хотел извлечь патроны, как вдруг с межи буквально из-под ног вылетел
перепел. Отец быстро вскинул ружьё и выстрелил. Птица упала замертво. Лошади рванулись
от выстрела, но кучер их остановил. Я сбегал за очередным трофеем и положил его в сумку.
- Молодца-а-а! - восхищенно сказал дед Макар.
Нам и проехать то осталось с километр, но я был рад, что не надо идти пешком.
Хотелось холодной родниковой воды. Лошади шли медленно. Все молчали, но кучер вдруг
заговорил.
- Да-а-а… Хоть глаз у меня трошки и той, а я вить тоже когда-то стрелял будь здоров.
Бывало сотник скажет – а ну, Макар, покажи этим молодым, как надо стрелять. Подбросит
вверх гривенник, а я из карабина бац – и падает серебряное кольцо.
Я удивленно посмотрел на дедов затылок. Отец почему-то начал усердно сморкаться,
вытирать нос и покашливать. Тишина продолжалась буквально несколько секунд, как вдруг
дед Макар огрел лошадей кнутом и заорал:
- Но-о-о! А ну пошли, коня вашу мать! Спят на ходу, эмить! Только небо коптят, ёк
макарёк! Хоть противогаз одевай, блин горетый! Но-о-о! Хомут твоё дышло!
Дед стегал лошадей и беспрерывно их характеризовал. Я потом только догадался, что
непрерывное звуковое сопровождение нужно было для того, чтобы мы не смогли задать
уточняющих вопросов. Он и сам, по-видимому, допёр, что слишком сильно загнул.
В нужном месте мы поблагодарили кучера, соскочили с линейки и отряхнули
дорожную пыль.
- Ну и ювелир! - сказал отец.
- В каком смысле? - спросил я.
- В смысле брехун…
Мы дружно рассмеялись и по узкой тропинке пошли по направлению в дому. Я
фантазировал о том, как же еще можно удивить неискушенного слушателя необычной

меткостью. Например, вся стая уток упала после выстрела, а в каждую попало по одной
дробинке прямо в глаз и т.п.
Уже вечерело. На траве появились первые признаки росы. Я всматривался вниз, и мне
казалось, что на тропинке кое-где поблескивали серебряные кольца.

                Куропатка и «куропат»

                Яблоко не только падает недалеко,
                но может еще и несколько раз сильно удариться
                (наблюдение)
В голодные послевоенные годы некоторые охотники не гнушались стрелять птиц,
которых в благоприятные времена не употребляли в пищу. Пшенный суп с двумя десятками
жирных воробьев считался очень вкусным. Светлое мясо ворон напоминало курятину.
Тушка цапли, обжаренная с луком и чесноком на старом сале, могла служить отличной
закуской. Считалось деликатесом мясо крупных ястребов.
Однажды охотник, которого все называли Петром Володиным, подстрелил куропатку.
Фамилия его была Андреев, а вот происхождение клички-приставки «Володин» для меня
осталось загадкой. Охота была неудачной, и встреча Петра с женой Дарьей ничего хорошего
не сулила. По хозяйству нужно было много неотложных дел переделать, а не шататься без
толку всё воскресенье по полям. Дашка была властной, сварливой и острой на язык бабой.
Она своим дурным характером уже давно достала не только Петра, но и соседей.
В юности у Дарьи была длинная черная коса. Влюбившись в одну эту косу, Петро
ошибочно женился на всей Дашке, хотя его упорно отговаривали друзья и родители. Отец
говорил:
- Дурень! Хорошо погляди на будущую тещу. Оно будет таким же. Это ж закон
природы.
Но из-за ослепительного света косы, которая завораживающе перебрасывалась со
спины на грудь и обратно, Петро не видел не только Дашкины недостатки, будущую тещу,
но и всех остальных девчат. Лучи яркого света заклинивали извилины серого вещества, так
что и думать то было нечем. Чувства самопроизвольно перемещались к другим частям тела,
минуя мозг.
С годами прозрение медленно наступало, но Дашка рожала быстрее. Разводиться в те
годы в сельской местности не было принято, тем более в семьях с детьми, поэтому Петро
смиренно тащил свою ношу. Иногда он взрывался и изливал накопившееся, но повернуть
вспять реку жизни было невозможно. Короче, что-то не срослось у него в семейной жизни.
По пути домой Петро огорчался, что куропатки меньше страусов, а детей дома много.
Но тут вдруг из бурьянов вылетела большая степная сова. Петро выстрелил и сбил её.
Побольше куропатки будет, подумал он и положил сову в сумку.
Мужики стали подсмеиваться и обсуждать форму клюва и острые когти «дичи».
Тогда Петро достал сову, острым ножом отрезал клюв и когтистые лапы.
- В супе не разберут, - сказал он.
Дома Петро бросил две тушки к печке и сказал:
- Вот. Две куропатки.
Дашка тут же поставила чугунок с водой на плиту и приготовилась ощипывать дичь.
Петро выпил кружку теплого тернового компота, прилег на лавку, вытянул уставшие ноги и
задремал. Он уже не слышал, как дети нетерпеливо постукивали ложками по столу.
Ему приснилась здоровенная теща, которая с лопатой наперевес насмерть стояла у
ворот и не пускала его на охоту. Борьба достигла кульминации. Он сорвал с плеча ружьё и
тут же проснулся от ужасной мысли, вскочил и с вздохом сел на лавку.
- Что это тебе там приснилось? – спросила Дашка.
- Гиена!

- Так у нас гиены вроде и не водятся…
-Водятся! – уверенно сказал Петро.
Дашка уже закончила ощипывать куропатку и принялась за вторую «дичь».
- А что это они разные? – спросила она.
- Ты что, не видишь? Эта, что поменьше, куропатка, а то - «куропат».
- А чё это куропат такой лупоглазый?
- А это, чтоб получше подругу свою рассмотреть, прежде чем поджениться, - сказал
Петро каким-то грустным от нахлынувших воспоминаний голосом.

                Селезень и «Крутуша»

                Козел - не черт, но иногда жутко похож, окаянный
                (предупреждение)
Однажды теплым августовским вечером мы с отцом пошли на утиную охоту. В это
время я уже охотился со своей одностволкой. Мы немного опаздывали. Одна стайка крякв
протянула вдоль речки и ушла в поле. В камышах уже стояли два знакомых мужичка с
ружьями. Устроились невдалеке и мы.
В такое время года утки часто летали в поле и кормились в стерне или на валках
скошенных злаков. Нам удавалось несколько раз подстеречь уток в поле, но там были
большие открытые пространства и трудно угадать места кормежки. Лучше уж выжидать их у
реки.
Однажды мне пришлось увидеть уток в поле очень близко. Они шелушили колоски,
тихо покрякивали, как бы переговариваясь, и быстро перебегали от валка к валку. Все утки
ходили с широко открытыми клювами – уж очень им хотелось пить. Подстреленные в тот
раз птицы оказались особенно тяжелыми и жирными.
В этот вечер активный лет начался в сумерках, когда вдали уток уже нельзя было
увидеть. Слышен был только свист крыльев и тихое покрякивание. Наши соседи между
выстрелами тихо общались, издавая только отдельные приглушенные звуки типа – Э! А? О!
Ё!!!
Если утки налетали на меня спереди, то я терялся. Я никак не мог научиться стрелять
так, чтобы закрывать цель стволом и таким образом делать упреждение. Но тут стайка
налетела со спины. Я посадил переднюю утку на мушку и выстрелил. Что-то громко
шлепнулось на плес. Это оказался крупный селезень. Мой первый селезень!
Отец был рад не меньше моего. Прилив радости, гордости и еще каких-то
положительных эмоций переполнял меня.
Мы шли домой, когда было уже совсем темно. Чтобы сократить путь, мы пошли через
сельское кладбище, которое протянулось вдоль степной дороги. Поперек длинного кладбища
была протоптана тропинка, по которой обычно ходили трактористы с полевого стана.
Часть пути мы прошли тихо. Вид высоких крестов и единственной металлической
ограды у старой поповской могилы не совсем соответствовал моему приподнятому
настроению. Отец, заметив, что я как бы сжался и несколько приуныл, начал разговор.
- Ты знаешь деда Крутушу?
- А кто же его не знает. Едет на линейке с люлькой в зубах и трясет головой туда –
сюда.
Отец начал свой рассказ, суть которого сводилась к следующему.
По этой тропинке на смену и со смены часто ходили трактористы. Раньше трактора
работали круглые сутки, а трактористы менялись. Не так, как сейчас. Так вот, однажды после
смены шел домой дядя Петя, ну Петро Володин, охотник, ты его знаешь. Вечером прошел
небольшой дождик, земля была скользкой. Петро хотел еще больше сократить путь и
свернул от поповской могилы вот здесь. Он набрел в темноте на холмик свежей глины,

поскользнулся и упал в свежевырытую могилу. Перепугался он не слабо, но пришел в себя и
начал шарить руками вокруг. Наткнулся на что-то теплое. Нащупал шерсть, а потом и рога.
Перепугался еще больше. Но он был комсомольцем, а значит атеистом, поэтому отбросил
мысль о черте. Он понял, что это козел, а, скорее всего козленок, который отбежал от стада,
заигрался и упал в могилу. Пастушек «не заметил потери бойца» и сейчас, наверное,
получает ремня.
Петро попытался вылезти, но сразу у него это не получилось. В это время на полевой
дороге послышался шум проезжающей линейки и фырканье лошадей. Кроме деда Семена
тут было некому ехать, поэтому Петро закричал:
- Семен Александрович! Дядя Семен!
- Т-пру-у! Кто там? – послышался в ночи на стороженный голос.
- Это я, Петро Володин! – сам себя по кличке назвал он.
- Я тут провалился в свежую могилу и никак не вылезу. Это, наверно, бабке Мотьке
вырыли. Завтра хоронить будут. И зачем ей такая глубокая. Подай мне какую-нибудь
веревку или вожжи.
В ответ – молчание.
- Ну что ты там? Боишься, что ли? Дядя Семен, мы ж почти соседи. Помоги, ради
Бога. Что ж мне тут до утра сидеть.
Дед нехотя взял веревку и пошел на голос. Он с трудом увидел очертания ямы и подал
веревку.
Но Петро ведь был большим шутником. Он то арбу ночью с ребятами соберет на
крыше сарая у тещи, а она потом утром бегает озверевшая и зовет на помощь, то калитку ей
покрасит в полоску, а потом овец во двор не загонишь. Они ведь жутко боятся всего
незнакомого.
Так вот. Петро привязал веревкой козла и сказал деду:
- Тащи меня!
Дед тащил до тех пор, пока из-под земли не показалось что-то волосатое и с рогами.
Черт!!! Испуг резанул по тому участку мозга, который отвечает за стабилизацию положения
головы. Дед бросил веревку и рванул к линейке. Он галопом гнал лошадей до самого дома.
Вот после этого случая дед Семен и стал носить кличку Крутуша. А Петро наковырял
перочинным ножом уступов в стенке могилы и вылез, а потом за веревку вытащил и
козленка.
Когда дед Крутуша пытался высказать Петру свои подозрения, тот, стуча кулаком в
грудь, говорил:
- Ты что?! Я в тот день вообще выходной был, со двора никуда не выходил и спал
дома. Спроси у Дашки.
Мы уже прошли кладбище, и на душе стало спокойней. Ко мне постепенно
возвращалось радостное настроение. Первый селезень!
В последствии мне приходилось слышать подобные истории, но только рассказ отца
кажется абсолютно правдоподобным. Уж больно реальными были декорации, действующие
лица и исполнители.