Стренжер ин зе ку... Платьица

               

       Гардеробную залил яркий свет, спектр соответствовал солнечному, за исключением инфракрасного, ультрафиолета и всяких там альфа-, бета- гамма-частиц, чтобы не было жарко и не выгорали цвета. Мне давно было пора провести тут ревизию, что-то отдать мастерам на реставрацию, другое просто выкинуть в утилизатор, чтобы не хранить никому уже не нужный хлам.

      Цветные пятна и вычурные формы привлекали взгляд и будили воспоминания. Вот в этом меня ласкали волны тёплого янтарного моря и руки любимого человека, а в этом я сам любил и страстно ласкал, добившись доступа к её телу. Вот с этим нарядом связаны грубыми нитями тёплые вечера перед камином с бокалом виски и сигарой, когда я держал его за руку после… да-а-а, после бурных утех.

      А вот в этом я выносила и родила наших двойняшек, кормила их грудью, как порядочная мать, нежила и лелеяла, плела из ниток их первые одежды. И это оливковое, и ещё вот это чёрненькое, и вот то, цвета слоновой кости, в них я любила гулять по бульварам с любимым и нашими детьми.

      Но оставим прошлое в прошлом, как раз эти шмотки и надо будет выбросить в утилизатор, чтобы не вспоминать то, чего уже нет. Потому что у нас исчерпан лимит на размножение — два ребёнка от двух особей, и всё, чтобы не плодить тех, кому не хватит еды и места на планете.

      Рядами на полках стояли головные уборы, каждый в своей ячейке. Вот шатенка-мамочка с туго завязанным узлом волос на затылке, а вот роковая блонди с красной помадой и кокетливыми завитками. Вот стриженный под ёжика брутал с кожаной банданой — любимый прикид для полётов на байке. Байк давно ни при делах. А я ещё помню, как ветер отбривал мои щёки, коварно пробираясь непонятно через какие щели в моём шлемоворотнике (Он же по идее монолитный… Откуда ветер?). Надо будет попугать соседей, выкатиться и погонять по кварталу, пусть вспомнят, что я тут не просто тихий и покладистый соседушка, а могу и биту в руки взять.

      А вот через одну ячейку от байкера… Да, это было незабываемое лето! Рыжие прямые, как палки, волосы хлестали по щекам мокрыми, жёсткими от морской соли концами. Парус никак не хотел сворачиваться, а ветер бил прямо в лицо, заставл зажмуриваться, чтобы не потерять глаза. На концах мачт с треском горели огни Святого Эльма, а небо крыла собой гигантская чёрная туша доисторического чудовища.

      Мне тогда так казалось… Но это был просто шторм, и просто купленное приключение — пиратская шхуна в открытом море. Как было заявлено в рекламном проспекте, никакой подстраховки, никаких спасателей, никакой помощи. Но вытаскивали нас оттуда вертолётами, потому что наш капитан просрал судно, послав кораблик на рифы. Ему надоело! Ему, видите ли, ближе роль не капитана, а шоколатье. Тряпка! Балерина! Шоколадница!.. Надо бы привести рыжего в порядок, вполне ещё носибельная вещь, может пригодиться ещё, мало ли, какие мысли придут в голову.

      Следом мой взгляд наткнулся на торчавшую из ячейки переломанную руку. Безжизненно повисшая в неестественном положении рука принадлежала телу девушки-подростка с ещё не полностью оформившимися девичьими прелестями. Моё сердце сжалось от воспоминаний. Та самая первая любовь! Он и я такие молодые, юные тела, крепкие и надёжные, чтобы выдержать любые приключения.

      Мы встретились в аэроклубе, оба решили научиться планировать на летающих дисках. У меня, юной и стройной, светло-русые волосы падали на широкие угловатые плечи, а в серебристых глазах бесился дикий восторг, когда мы вместе (да, нас поставили в пару преподы), держась за руки, повисли над пропастью на своих дисках, чтобы стартануть вперёд к приливной волне старика Эгея. Он только прищурился и одарил меня карим взглядом из-под разлетающихся по-самурайски угольных бровей. А потом, не обращая внимания на ветер, ставящий его короткую стрижку дыбом, сильнее сжал мою руку, чтобы через мгновение оттолкнуть мир и устремиться вперёд.

      А когда любовь прошла, кончилась, я прыгнула. Прыгнула, чтобы убить в себе высоту нашего первого полёта. Небоскрёб был одним из самых высоких, и мне с большим трудом удалось проникнуть на его крышу. Падала я целую вечность, жизнь проносилась мимо, воспоминания толпились у края сознания в ожидании. Но их надежды не успели сбыться — я разбилась раньше, чем вспомнила всё. Так что там не только рука в таком виде, там всё повреждено. И зачем я только храню это тело? Вот, что первым отправится в утилизатор!

      Я отступил назад, сегодня я был в мужском теле, это всегда придавало мне уверенности для принятия самых сложных решений. Какие тела и головы к ним я больше никогда не надену? Что мне может понадобиться из полученного опыта в этой жизни? А в следующей? Нет ни советчиков, ни учителей, только мой собственный выбор. Только мне решать, буду ли я и дальше атлетически сложенным коротышкой, которого боготворят все женщины мира, или стану незатейливой бабулькой типа мисс Марпл, чтобы вязать носки своим внукам, которых у меня (в отличии от литературной детективной мисс!) уже четверо.

      Только я решаю, кем мне быть и как жить. Свобода выбора в конкретных заданных условиях всё равно остаётся свободой выбора.