Записная хроника охотника

Удивительная находка - рукописи Николая Тимофеевича Григорьева, а также документы и фотографии, была сделана несколько лет назад на чердаке дома в подмосковной деревне Носово, владельцем которого являлся его сын Владимир Николаевич Григорьев.

Оказалось, что Николай Тимофеевич Григорьев всю свою жизнь вёл дневники, из которых удалось узнать много интересного о том времени, в котором он жил. Николай Тимофеевич систематизировал дневниковые записи в виде книги «Записная хроника охотника», имевшей оглавление:
1. Отдел сельского хозяйства и обычного.
2. Экономика личного хозяйства.
3. Природа и погода.
4. Текущая жизнь и события.
5. Охота и рыболовство.
6. Колхозная жизнь.
7. Международные события.
8. Особые события государства и мировые.
9. События деревни и жизни.
10.Семейная хроника.

Я очень долго разбирала записи, а потом несколько дней ходила под впечатлением от прочтения дневников Григорьева, наслаждаясь удивительным литературным языком, которым уже не пишут наши современники. В его дневниках вы не встретите ни самолюбования, ни стремления что-то приукрасить, ни каких поучений. Это – простой искренний рассказ без красивостей о пережитом, о том, чему он был свидетелем и в чём ему пришлось волей или неволей участвовать. Об этом обычно не пишут в газетах и журналах, как правило, нет этого и в произведениях профессиональных писателей.  В первозданной правдивости основная ценность дневников Григорьева.

Перед тем, как познакомить с дневниками Н.Т. Григорьева, я посчитала необходимым предоставить небольшую историко-краеведческую справку о деревне Носово. Пришлось также несколько поменять последовательность изложения дневниковых записей Н.Т. Григорьева, посчитав, что логичнее начать их с записей со сведениями о нём самом и об его семье.

Деревня Носово находится на берегу впадающей в Клязьму реки Мещерихи (ранее Албы), недалеко от международного аэропорта Шереметьево имени А.С. Пушкина. Первые сведения о деревне Носово относятся к началу XVI века, деревня в то время принадлежала братьям Андрею и Дмитрию Чашниковым. От их фамилии соседнее с Носовым село получило название Чашниково. В Чашниково родился архиепископ Никон (в миру Николай Иванович Рождественский) (1851-1919). Жители Носово относились к приходу Троицкой церкви, построенной в Чашниково в конце XV – начале XVI веков и перестроенной в XVII веке в стиле «нарышкинского» барокко.

С 1688 года Носово и ещё несколько сёл и деревень были пожалованы из приказа Большого дворца боярину Льву Кирилловичу Нарышкину, брату матери Петра I – Натальи Кирилловны. Носово принадлежало роду Нарышкиных до 1847 года, после чего перешло во владения титулярного советника Александра Митрофановича Карепина.  В деревне Носово в то время было 9 дворов.

Многие жители деревни  работали на хлопкопрядильной фабрике Крестовниковых в Поляне, основанной в 1850 году (позднее рабочий посёлок Красная Поляна, а ныне микрорайон города Лобни). Николай Константинович Крестовников в книге «Семейная хроника Крестовниковых», изданной в 1903 году, писал: «Наша ткацкая фабрика в селении «Поляна» Московского уезда, Озерецкой волости, в 32 верстах от Москвы по Дмитровскому тракту, всегда работала прочный товар. До сих пор старые люди помнят нашу сарпинку, коленкоры, набивной полубархат. Им, как говорится, износу не было». В 1913 году в Носово было 20 дворов.

Деревня Носово не была занята немцами, но рядом с ней в ноябре-декабре 1941 года шли ожесточённые бои.  Именно в этих местах, в районе Красной Поляны, враг ближе всего подошёл к Москве. На окраине Носово стоит памятник на братской могиле павших воинов, а в самой деревне - памятник жителям деревни Носово, которые погибли или пропали без вести в годы Великой Отечественной войны.

Я искренне завидую тем, кому ещё только предстоит познакомиться с самобытным творчеством Николая Тимофеевича Григорьева, в простой и ясной форме сохранившим для нас так много из истории деревни Носово и нашей страны ХХ столетия.

Из дневника Н.Т. Григорьева: «Родился я в 1893 году 14 декабря в д. Носово Озерецкой волости Московского уезда и губернии утром в доме дедушки Григория.

Отец мой Тимофей Григорьевич Григорьев (1866-1934) родился тоже в Носове в семье прадеда Павла Евдокимовича. Мать моя, урождённая Новожилова Анна Николаевна (1868-1940) из дома рода Новожилова Николая Петровича села Чашниково, т.е. нашего приходского села, где церковь. Это была огненная, своенравная, боевая женщина, всю жизнь она бушевала, работала, горела, и нет возможности описать всё, что она проделала, и что она натворила. Поженились мои родители в 1889 году в Троицын день. Венчались в селе Чашниково в приходской церкви «Троица». (Родилось 13 детей, но четверо умерли в младенчестве).

Осенью 1901 года я пошёл учиться в Чашниковскую церковно-приходскую школу 6-ти классную (школу имени императора Александра III), тогда ещё новую, открыли её в 1898 году. Я принимал участие в подвеске большого колокола 212 пудов, 20ф., который и повесили на новой колокольне (Троицкой церкви в Чашниково). Как сейчас помню первый торжественный удар нового колокола.

Первый учитель мой был Василий Александрович. Учил нас только первый класс, очень сердитый. Каждый год на экзамены весной в мае к нам приезжали уездный инспектор училищ Италинский, черный усатистый господин, и Архимандрит отец Никон, бывший тогда казначеем Серге-Троицкой лавры, который нас всегда два раза в год: 25-го сентября, в день его ангела, и в экзамены оделял гостинцами и иконками. Эти дни, особенно экзамены, для нас школьников были настоящими праздниками.

Нельзя забыть учителя Владимира Лавровича, который дольше всех учителей был у нас учителем. Он построил двор круглый к школе, завёл скот, лошадей, инвентарь, отхлопотал земли школе и развёл порядочное сельское хозяйство. Построил сарай для сена внизу под школой у пруда. Пруд тогда был полон воды, глубокий, и мы ученики весной купались в нём всей гурьбой, и вода буквально кипела школьниками. Плотина тогда была ещё новая, в полном порядке, кирпичная. Пруд вырыт, а также и построена плотина при постройке школы на те же средства как и школа, т.е. на средства Духовного Ведомства. Вдохновитель постройки таких школ был Александр III и его сподвижник обер-прокурор Святейшего Синода знаменитый Победоносцев.

Закону Божьему нас учил священник Александр Войнов, человек тихий и интеллигентный, который ушёл из Чашниково в 1907 году. Дьякон был злой старик Добров Николай Иванович. Псаломщик был горластый старикашка, всегда пьяный, Николай Иванович Савицкий. В школе, в интернате было до 30 человек и приходящих 40-20. Брали с учеников интернатов за квартиру и харчевание 5 рублей в месяц. В 1904 году весной я кончил учиться, пройдя три класса как одним из лучших учеников с Похвальным листом (мать не отпустила Николая учиться дальше).

Помню открытие монастыря в Катюшках (ныне микрорайон города Лобни) в 1907 году (подворье Никитского женского монастыря в Москве, просуществовавшего до 1928 года). Церковь построена деревянная в честь новоявленного святого отца Серафима Саровского. Сначала встречали крестным ходом колокола со ст. Лобня (Савёловской железной дороги), потом огромный крестный ход от станции к монастырю, встреча мощей, камня, на котором будто бы молился отец Серафим (чепуха), огромное множество народа запрудили всю дер. Катюшки. Среди деревни устроена арка из ёлок. Кругом все поют песнопение, а камень в серебряном гробике несут монашки и хорошо поют тропари. Картина огромная, подавляющая, и монастырь с этой поры загремел на всю округу. При нём же открыли школу имени царевича, наследника Алексея Николаевича.

Приблизительно в этот же период директор фабрики Крестовникова Осадчев купил и пожертвовал икону Серафима Саровского в нашу Чашниковскую церковь. Он же для провождения иконы в Чашниково устроил из Полянских рабочих огромный крестный ход в Чашниково. С новой иконой шествие шло мимо нашей деревни, и я помню, как директор шёл впереди, а рабочие за ним с иконой и тоже пели всей толпой. В церкви их встречал отец Никон, тогда уже епископ Вологодский и Тотемский, и там, у церкви и в церкви было огромное торжество. Народ был и в ограде, и на деревьях, и кругом.

Огромный пожар был в 1907 году, сгорела почти вся деревня Шемякино.  Помню всю картину пожара. Весной картина была жуткая, огонь носился по всей деревне, был большой ветер днём. Пруд среди деревни кипел, и добро кинутое туда, горело. От всего Шемякино осталось дворов восемь, не более. В том же году сгорела дача Денисова А.Т. (купца, владельца села Чашниково), только что построенная у нас в Алабове на бугре к реке, и сгорела дотла, причина неизвестна, да и никто и не искал. Место, где была эта дача, и сейчас, вероятно, видно.

Октябрь месяц 1910 года не забуду никогда, когда наконец исполнилась моя заветная мечта, при содействии отца в оружейном магазине Фальковского в Столешниковом переулке, я купил себе ружьё берданку, и моя жизнь изменилась к лучшему. Теперь я при каждом удобном случае удирал в лес и скитался там до вечера.

Бывало за день охоты, только около деревни, увидишь да постреляешь самое малое это пяток зайцев да парочку лисиц, а тетеревов и рябчиков гоняй хоть целый день да постреливай потехи ради, смотришь, чего-нибудь да убьёшь. А сколько переживаний за день то да приключений разных произойдёт. Так что бывало, придёшь домой, то к вечеру едва ноги тащишь, устанёшь, страх как, а какой аппетит появляется, ужас, но как только наелся, попил чайку, и опять всё забыл, и усталость и неудачи какие, и на другой день опять пошёл шагать по полям и лесам, и опять пошла потеха, только постреливай знай. А отец мой каждую субботу бывало, уже ругается, а тащит мне с Москвы мешок дроби да фунт пороху, а когда 1912-13 годы мы жили вместе с покойным Илюхой Царьковым, тоже заядлый стрелок, то просто ужас будет, сколько мы поистратили зарядов, а заряды все были огромные, били как из пушки. Калибр у нас был только 12-й, как бывало, начнёт, в первый грохот, аж гул в лесу гремит, а дыму напустит как в Бородинский бой. Ну, результаты, конечно, частенько были и плачевные, но сколько зато удовольствия и радости принесли за день то, а, особенно, иногда поживёшь денька два подолгу в лесу с ночёвкой помимо охоты. Выберешь, бывало, покурчавее старую ель, заберёшься под неё как в шалаш и сидишь всю ночь, дремлешь да балакаешь про разные охотничьи происшествия, за ночь то все переговорим и поднаврём немного друг другу кое-что из охотничьих случаев. Ну, уж известно давно, что охотники мастера наврать, такая уж порода людей, но враньё это мало считается вредным, так как оно никому не приносит вреда, а только тешит душу охотника.

Особенно вспоминаются ночёвки в лесу осенью, так это в сентябре, октябре месяце, ночи тогда уже, как известно, длинные да тёмные, и уже становится холодновато, ну на ночь-то и наговоримся досыта. Чайку попьёшь дня три и потужишь кое-что, а потом развалишься у огонька да захрапишь во весь лес. Да ненадолго, только проснёшься, скоро чуешь, спина то замёрзла, ну повернёшься к огню спиной, опять подремлешь часок, смотришь, опять холодновато, да и костёр то уже прошёл, надо подкинуть дровец, ну так вот всю ночь и проворочаешься. Смотришь, начинает рассветать, и славу Богу. Снова разложишь костёр во всю, подогреешь чайку, а иногда бывало и тяпнешь горилки Николаевской, ну тогда-то уже припечёт, так вся кровь и заиграет по жилам. Чуть согреемся и пошли опять по полям и лесам гулять да постреливать на весь день.

Придёшь, бывало, домой, то на третий день даже мать с отцом не узнают, морда как у чёрта, копчёная, брови подпалённые, а пахнет то и дымом, и смолой, и порохом, а в избе сразу запахнет другим духом как в чуме самоеда, зато бодрость то не на время, на всю неделю до следующего предзимка. Даже во сне то все представляются картины из охотничьей жизни. Зато бывало, ждёшь не дождёшься воскресенья, да с хорошей погодкой.

Вот так я жил 1911, 12, 13 и половина 14 года, в дружбе с Илюхой провели мы эти прекрасные годы, самое лучшее время нашей жизни, забыть это время невозможно. Проклятая война с Германией надолго нас разлучила, а там же ещё война гражданская, а потом мы женились – обабились, как говорят, ну и пошло уже не то, да и природа то страшно обеднела за эти годы. Развелось тьма охотников-истребителей, все побили, разорили окончательно, и настал конец всему тому старинному порядку, как дома, так и в лесу.

В этот период нашей жизни нельзя обойти молчанием Василия Григорьевича Усачёва, или как его звали Василий Большой (1859-1912). Это был огромный мужчина в сажень роста, плечистый, всегда угрюмый. Он всю жизнь провёл в лесу как сторож, служил лесником у многих помещиков и последние 30 лет у Денисовых. В лесу с женой своей, забитой и безответной теткой Матрёной, он нажил семейство мальчиков: Ваньки, Гришки и Петьки, и лишь в конце XIX века перешёл жить в нашу деревню  (его внук Михаил Иванович Усачёв (1901-1945) станет Героем Советского Союза). 

В последнее время он был лесником у Денисова Н.А., и мы, охотники всего района, всегда зависели от него, так как своих охотничьих угодий у нас не было, а потому и охотились больше в лесах Денисовых. Василий это учитывал и частенько отправлялся тоже на охоту без ружья, это на нас охотников, и ловил, получив на чай, спокойно удалялся. Вообще он был великий мастер добывать чаевые и прочие мелкие вознаграждения за разные услуги и лесные комбинации, а потому почти ежедневно бывал на Пучках у Бориса или на Клязьме у Грибка и возвращался в Носово к вечеру навеселе, так как пьяный он был очень редко, потому что нужно было очень много вина, чтобы споить его.

Женился я 2-го октября 1921 года, когда мне было уже 28 лет, т.е. нагулялся досыта. В супруги себе избрал Зинаиду Ивановну Быченкову рождения 1899 года, т.е. 21 года из деревни Молжаниновка (на Ленинградском шоссе, ныне территория Москвы) с большой дороги, т.е. из боевой местности. (Н.Т. Григорьев после женитьбы получил надел земли и построил в Носово в 1923 году свой дом, заложил в 1938 году сад, родились два сына и две дочери).

Всю зиму 1938 года на Клязьме ловили рыбу как летом, так как она не замерзала до самого Исаковского моста. За зиму выловили огромное количество рыбы, большинство мелкой. Благодаря этому, я тоже воспользовался случаем и ходил один раз ловить, и наловил килограмм 20, хотя мелкая, но все-таки рыба свежая, да еще зимой.  (После того, как в 1937 году был открыт канал Москва-Волга (ныне канал имени Москвы) в Клязьме появилось много рыбы, она поднялась вверх по течению реки из Клязьминского водохранилища).

24 марта 1940 года было грандиозное небесное явление, а именно, вечером часов в 10 на западе появились в небе несколько огромных красно-малиновых лучей, доходящих до самого зимнего неба, а в зените получился огромный шатёр, расходящимися во все стороны лучами. Картина величественная, странная какая-то, кровавая, даже снег казался красным, а в 1 час ночи на севере появились дугой разные лучи, как радуга, и стремительно, то возникали, то гасли. Это было уже настоящее северное сияние, такое явление бывает у нас очень редко, именно такую картину я наблюдал зимой 1924 года.

1 января 1941г. У меня есть предчувствие, что 1941 г. ничего не сулит хорошего человечеству.

Весна 1941 года. Я думаю, что и каждый человек при наступлении весны. Врывается в душу что-то тёплое, весёлое и возбуждающее и поэтому, почти все так с нетерпением ждут весну. Деревенские жители весну ждут особенно с нетерпением, так как более городских чувствуют и видят своими  глазами её чудесные явления и превращения».

Спустя 20 лет Н.Т. Григорьев написал: «С 14 по 24 октября 1961 года стоит чудная осенняя погода, как по стандарту, день в день. Лист уже почти весь облетел, и в лесу установилась настоящая чудная охотничья пора, просто рай в лесу. Стоит все дни тишина, чуть играя, летят с деревьев последние листочки. Земля вся покрыта ими толстым слоем, прямо перина, ложись и спи, тем более, что дождей давно-давно не было, везде сухо и прелестно, легко дышится, и не хочется уходить из леса.

Одно плохо, почти совсем вывелась дичь, все побили Полянские разбойники. Совершенно нет тетеревов, их доконали совсем, мало рябчиков, и они сохраняются просто каким-то чудом. Мало белки, хотя сегодня есть шишки на ёлках, и было много орехов, их тоже, вероятно, побили без времени заранее для потехи. Лисицу тоже что-то  не видать. Ну, а зайцев совсем что-то не слышно, говорят, что есть беляки где-то за Мышецким. Зато лоси всё ещё околачиваются, не смотря на то, что их тоже немилосердно уничтожают тоже Полянские архиразбойники.

Я иногда хожу недалеко в лес за реку и в Албово, как бы для прогулки, и вижу только дроздов да соек, которые как-то спасаются от смерти. Собираемся давно с Егором сходить за барсуками на ночь, но идти далеко, или под Мелькисарово, или под Владышино, ну, и никак не соберёмся, а ночки стоят не хуже дня, тихие, тёплые, как раз по барсуку, и надо бы собраться. Ах, какая чудесная осень!».

Из дневника Н.Т. Григорьева о событиях военного времени: «22-го июля немецкая авиация в 10 часов вечера и до 3 утра в первый раз бомбила Москву. Наделали много пожаров и кое-что разгромили, от нас было видно чудовищное зрелище, как горела Москва, и стреляла наша зенитная артиллерия. Светили сотни прожекторов, и стреляли сотни орудий, разрывы шрапнелей достигали почти нашей деревни, картина была ужасная. Теперь немец летает на Москву ежедневно с 10-11 вечера и до 4 утра. Но уже к этому почти мы привыкли и смотрим на стрельбу как в кино, результаты его полётов ничтожные. Военных объектов почти не разрушено ничего, больше страдают строения и кое-что из мелких предприятий. Что будет дальше, посмотрим, его налёты на Ленинград отбиваются очень удачно и его туда не допускают.

Сейчас Москва стала гораздо просторнее, очень мало народу, разъехались кто куда подальше от Москвы. С 15-го июля вводятся карточки на все основные продукты питания, и сейчас все получают по карточкам, даже промтовары.

1.08.1941 г. Везде, в том числе и у нас роют блиндажи от бомб и снарядов. Мы тоже вырыли себе блиндаж на усадьбе у оврага, но самое главное, боимся, что как бы немцы не пришли к нам сюда, тогда конец всему делу.

18.02.1942 г. При отступлении немцы ограбили и сожгли дотла буквально все деревни, которые ими занимались, осталось одно Габо, и то есть сожжённые дома.

5.06.1942 г. Скота осталось очень мало, у нас в Носове 2 коровы и 3 лошади, у колхозников 20 коров. А вот в Чашникове в колхозе коров совсем нет, лошадей – 6, у колхозников 7 коров, вот всё, что осталось от былого богатого села Чашникова, а до колхозов в Чашникове было 48 лошадей, 74 коровы, много овец и поросят, а теперь почти нет».

Н.Т. Григорьев описал историю колхоза в Носово: «Наш колхоз Носово начал свое грешное существование с 4-го мая 1931 г. и не самостоятельно, как другие, а совместно с селом Чашниково, и присвоили ему сразу же громкое название «Имени М.И. Калинина».

С первых времён, т.е. в 1931 году, общая как экономическая, так и рабочая сила была довольно солидная. Так в обеих деревнях в общем объединении: 50 лошадей рабочих, 120 дойных коров, 60 телег, 60 саней. В отношении рабочей силы, то примерно было 40 мужчин и 60 женщин. Первым нашим председателем колхоза был Ермолаев Пётр Яковлевич, паренёк холостой лет 18-19-ти, но вскоре его прогнали за лень и  гуляние. Как и были дальше потом Алёша Рыжий – Штан, какой-то цыган,  потом Евстигнеев Ив. Ник., тоже цыган русский, потом Сергей Павлович. Последний общий председатель некто Сергеев.

С нового 1935 г. создали свой колхоз «Носово» с председателем Филиппом Карповым (Филя Косой). Благодаря тому, что за 4 года существования колхоз Калинина изжил 5 председателей, результаты при делении колхозов оказались плачевными, и из всего нашего общего имущества оказалось едва 50%, которые мы и поделили пропорционально. Нам, Носову, досталось 7 лошадей рабочих и 6 коров первотёлок. Карпов Филипп прохозяйствовал только с 1-го января 1935 г. до августа месяца того же года, потом его прогнали сами колхозники за пьянство и самодурство. И новым председателем явился некто Буров Егор Николаевич, рабочий с фабрики Поляны, коммунист, его нам прислал райком. Парень грамотный лет 25-ти, человек очень энергичный, справедливый, честный, но слабый по винной части. Он той же осенью из старого поповского сарая, доставшегося нам при разделе от Чашниково, и части наших сараев построил прекрасный скотный двор 40 х 9 м со всеми удобствами и прилично хозяйствовал года три, при нём колхозники кое-что получали на трудодень, и было мало скандалов. В конце своего управления он начал усердно пьянствовать и в 1937 году ушёл снова на фабрику. Председателем избрали Павлова Егора Кузьмича, нашего колхозника, при котором дела шли не хуже других колхозов и до самой войны 1941 года».   

После войны четыре человека из колхоза «Носово» были награждены медалями «За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.». Из документов известно, что 5 марта 1947 года председателем колхоза «Носово» Чашниковского сельского совета Красно-Полянского района стал Н.Г.Усачёв вместо И.Н. Евстигнеева.

Из дневника Н.Т. Григорьева: «1951 год. В деревне пусто и скучно, жизнь проходит незаметно и без перспективы улучшения, народ как будто зачумлённый, толком не знает, куда себя применить от нечего делать. Работать в колхозе не хочется совершенно, так как за работу не получаем вот уже 2-й год, работать дома тоже как будто нечего, так и ходят без дел и результатов в жизни. Одна утеха – это поездка в Москву с товаром, кто везёт молоко, сам его не пробуя, кто картошку с усадьбы, которой у него для себя не хватает, но ехать надо, так как нет: ни хлеба, ни других продуктов. Кроме того, уйма расходов то на обувь и одежду, то налоги всех видов, на которые надо продавать весь свой урожай в усадьбе и половину молока от коровы, да и народа то по существу нет в деревне кроме баб, мужиков почти нет, а молодёжь вся на производстве и в армии.

10 февраля 1960 года в колхозе состоялось отчётное собрание. Отчёт делал Павел Фёдорович. На отчетном собрании был поставлен вопрос об объединении нашего колхоза «Красное Знамя» с колхозом «Искра», в который входили деревни: Пекино, Назарьево, Савёлки, Елино и Чёрная Грязь (Назарьево и Савёлки ныне входят в территорию города Зеленограда). Всё было подготовлено, конечно, районом заранее, коммунистами по указу Хрущёва.  Председателем колхоза теперь у нас будет грузин Богхорадзе, похож на Сталина, правление в Чёрной Грязи, а нашего председателя Павла Фёдоровича поставили зам. председателя, понизили.

28.11.1960 г. У нас в Носове 8 коров, в Чашникове - 4, в Перепечине - 4, вероятно, Хрущёв нас решил совсем аннулировать как опасных соперников на рынке и хочет спекулировать колхозным молоком один, а старики продают последних коров, отправляются на старости лет на производство: кто в Порт (аэропорт Шереметьево-1), кто куда надо. Надо же чем-то жить, за 30 лет работы в колхозе не дают ни пенсий, ничего, и хотят еще усадьбы до 10 соток отрезать.

1964 г. Дело дошло до того, что осенью 1963 г. кончилась в продаже мука и прочие хлебные изделия, и давали даже в Москве по одной булке хлеба. А сейчас, в 1964 г., только в Москве и Ленинграде всё есть, а в остальных городах ничего нет, не говоря уже о деревнях, там бедность и нищета.

Полный развал сельского хозяйства. Уничтожил (Хрущёв) полностью травосеяние – клевер, наплодил вместо него кукурузу, бобы, и этим уничтожил сено, оставил скот на голодном пайке. Производство молока потому упало в два раза, его нет, а мясо годное тоже дорогое, а в других городах его совсем нет.

Выгнал и опозорил всех учёных, защищавших травосеяние  (учёных из Всероссийского научно-исследовательского института кормов имени В.Р. Вильямса на станции Луговая), и сейчас все поля голые и бесплодные, как пустыня. В этом году от засухи погибли последние посевы клевера, а возродить его очень трудно и долго».

Колхозники в те годы были самой бесправной частью населения: не получали пенсию, за исключением инвалидов войны и председателей колхозов, платили различные налоги, у них наполовину отрезали земельные участки. Налогами облагалась не просто земля, а площадь земли под картофель, сенокос, грядки, платили налог за каждое животное, находящееся в хозяйстве. Кроме сельхозналога колхозники уплачивали обязательные страховые взносы, местные налоги, их заставляли приобретать облигации различных займов. Каждый колхозник помимо денежной части налогов также уплачивал со своего хозяйства «государственные налоги», так называемые «государственные поставки». В частности, Николай Тимофеевич Григорьев, работающий в колхозе «Восход», в 1953 году должен был поставить государству: 44 кг мяса, 308 литров молока, 50 яиц. Причём, отсутствие, например, коровы или кур не освобождало от государственных поставок.

Н.Т. Григорьев был свидетелем того, как строили аэропорт Шереметьево-1: «Тлогая Гора, так звалась исстари гора за деревней к Шемякино и речке Альбе. Эта гора была самое красивое место для Носова.  Внизу течёт речка, с крутого берега горы далеко видны леса и поля. Здесь на горе весну и лето играли дети в бабки, тузики - городки и другие игры, а зимой катались на санках и лыжах или просто, кто на чём умеет, а взрослая молодёжь пели песни всё лето, играли в разные игры и пляски, и в прежнее время водили хороводы, как молодёжь, так и уже пожилые люди, т.е. женатые, как я помню.

В общем, начиная с Пасхи и кончая глубокой осенью, здесь на горе по вечерам всегда было весело и оживленно, как на базаре, и молодёжь, и дети с нетерпением ждали, когда растает снег весной, и бывало, едва появятся прогалины голой земли, мы уже там играем в бабки и прочие игры. А как всегда было весело на горе в водополье. Внизу, заливая все луга, торжественно катит свою воду речка Альба, как-то не верилось, что такая маленькая летом речушка вдруг стала огромной и красивой, а по берегам её, то там, то здесь виднеются рыбаки, это взрослые мужички ловили рыбу намёткой накидом и вытаскивали иногда больших щук.

В связи с устройством аэродрома в Чашниково появилась стройка и за рекой на Поповке, где построят радиопункт для аэродрома, и туда проведена шоссейная дорога бетонная по нашей деревне и мимо Тлогой Горы, через речку и на Поповку. Ну вот, начиная с весны 1958 года, началась постройка моста через реку и совершенно на другом месте, старое русло реки засыпали, новое прорыли, а для засыпки реки и повышения дамбы на реке соскребали бульдозерами Тлогую гору и передвигали её тело на дамбу. Так продолжалось всё лето, и только еще вчера 29-го ноября, как-то наскоро закончили разорение Тлогой Горы, и теперь от неё осталось только милое незабываемое название, а гора исковеркана, стёрта и стала просто ровной магистралью.

С начала 1959 года начался набор людей на вновь открывшийся аэродром, а с июля открылась линия посадочная для приёма всех самолетов, даже ТУ-104, и началось регулярное движение, аэродрому присвоено название «Шереметьево».

26.09.1960 г. Вчера 25-го в воскресенье мы всей деревней ловили керосин на речке. Лопнул бак с керосином на Катюшкинском поле, и он весь ушёл в нашу реку, говорят, 500 т на 200 000 рублей. Тёк он слоем 1-2 см поверху, его снимали чашкой сверху, как сливки, и отстаивали в ведре, получалось ; ведра керосина высшей марки авиационного. Много набрали его, до 100-300 кг. Я с Катей и Лидой тоже ловили его  ; дня и натаскали чистого керосина 200 литров, заполнили всю посуду. Хватит на полгода и больше, он прекрасно горит».

Последние записи в дневниках Н.Т. Григорьева сделаны в 1964 году, когда ему был уже 71 год, в это время он стал терять зрение, потом полностью ослеп. Николай Тимофеевич Григорьев умер в 1980 году, пережив жену Зинаиду Ивановну всего на неделю, был похоронен  рядом с ней на Чашниковском кладбище.