Константин Клин. Безрассудство. главы 8, 9

Глава 8.
Каждый день – шаг в неизвестность. Он может оказаться последним.


Карантин на станции – дело чрезвычайно скучное. Если, конечно, не загрузить себя работой. Для Фила не было никакой работы, поэтому вскоре для него время остановилось. На третий день безделья на корабле он впал в состояние, близкое к апатии: читать надоело, лежать пристёгнутым раздражало, есть не хотелось. Ник, напротив, постоянно был чем-то занят и находился в приподнятом настроении: бормотал себе под нос какие-то мелодии, периодически слышался грохот его магнитного башмака. Магнитное поле включалось, когда Папор отрывался от поверхности сантиметров на двадцать и ботинок с грохотом притягивался к металлическому полу.
–  Ник?
–  Да.
–  Вы не могли бы снять ботинок?
–  Нет. Не могу.
–  Почему?
Разговаривали они из разных боксов. Филу лень было выплывать в коридор, и он парил под потолком. Папор распаковывал вещи и какие-то приборы, только что прибывшие после дезинфекции.
– Я маленький и толстый, почти круглый. Не могу летать по прямой, меня всё время крутит. Из-за этого набиваю себе шишки и могу что-нибудь повредить.
– Тогда наденьте другой ботинок.
–  Не получится. Я же объяснял, с места не сдвинусь со вторым ботинком.
Послышался грохот с паузой, как будто шел одноногий. Ник заглянул в бокс.
–  Ты бы лучше покрутил тренажёр, а то не заметишь, как получишь дистрофию мышц.
– Не хочу.
–  Тогда помоги мне, – вновь раздался удаляющийся грохот одноногого.
Фил нехотя поплыл по коридору.
–  Пристегнись к стулу. Сейчас объясню, что делать. Возьми эту прищепку и надень на указательный палец.
– Какой? Правый или левый?
– Без разницы. Так. Теперь надень этот шлем на голову. Красной полоской отмечен перед.
– Опять шлем! Такой же, как прошлый раз, на два размера меньше?
–  Нет. Этот, как раз, нужного размера.
Но шлем всё равно оказался тесноватым с боков и давил на виски. Папор объяснил дальнейшие действия:
– Всё очень просто. Когда жёлтая точка начнет мигать, нажми кнопку на этом пульте.
Ник вложил в руку Фила небольшую плоскую коробочку.
– Да я же в этом шлеме ничего не вижу. На какую кнопку жать?
–  Здесь одна кнопка, – Ник взял двумя «пальчиками-сардельками» палец свободной руки Фила и положил на кнопку.
– Готов?
– Нет.
– Почему?
– Потому, что я правша, а вы хотите, чтобы я проводил манипуляции левой рукой.
–  Ах, да!
Руководитель эксперимента покрутил головой и начал менять всё местами.
Через час, пытаясь нажимать кнопку максимально приближённо к моменту начала мигания, Фил взмок от напряжения и взмолился.
– Давайте сделаем перерыв, я устал, голова болит, и рука трясётся от постоянного напряжения.
– Что, что? Голова болит? Это интересно! Надо записать. Снимай шлем.
Папор закусил губу, смешно засопел и что-то записал стилусом. Фил заглянул в записи и прочитал: «На пятьдесят восьмой минуте заболела голова».
– Подождите писать. Голова болит в висках, потому что шлем тесный и давит как раз в висках. Этот шлем не подогнан под мою голову. Это нарушает чистоту эксперимента.
– Да! Ага! Шлем, - Ник так же быстро, как и записал, всё стёр.
– Для чего нужны эти эксперименты?
Фил недоверчиво рассматривал шлем, от которого тянулись многочисленные цветные провода к двум небольшим ящичкам, стоящим друг на друге. Шлем имел трещину, неаккуратно заклеенную.
– А шлем-то не новый: затёртый и треснутый, – Фил вертел его в руках.
– Шлем рабочий. Всё это оборудование я собрал своими руками, так сказать из подручных средств. Главное, оно правильно работает. В данном эксперименте я изучаю психосоматические реакции человеческого организма.
– Это что-то связанное с медициной?
– Почти так. Это область науки на стыке медицины, психиатрии и психологии.
–  Последний вопрос? У клонов такие же реакции, как у людей? В смысле нормальных людей?
Этот вопрос ввел Ника Папора в ступор. Лицо его налилось кровью, глаза забегали. Он хотел что-то произнести, но получались лишь мычащие звуки. Он весь сжался, превратившись в совершенно круглого человечка. Лицо начало прямо на глазах сморщиваться, казалось, он вот-вот заплачет.
– Что с вами, Ник? – Фил не на шутку испугался, – у вас в зубах была какая-то синяя штучка. Вы что, проглотили её?
Ник замахал руками-коротышкам, захлопал ими по ляжкам и с шумом выплюнул синий штекер.
– Всё хорошо. Всё хорошо. Я вспомнил, что не выключил один прибор, он в ванной комнате заряжается.
Ник задергался, пытаясь оторвать ногу с магнитным ботинком, но ботинок намертво прилип к полу.
– Вы выключили автомат, когда хлопали себя по ноге, – Фил с сочувствием посмотрел на своего товарища.
– Точно, – Папор засмеялся, включил автомат и поковылял в ванную.
«Странный он какой-то», – подумал Фил. Было ощущение, что через минуту он лопнет. Вспомнилось печальное, сморщенное, плачущее лицо «печёное яблочко». Стало его жалко.
– Ник, я пошёл на тренажёры.
– Отлично! – Раздался голос из ванной комнаты, – интенсивно позанимайся и сразу ко мне. Возникла одна идейка, нужно проверить.
Через пару минут профессор вышел из ванной, его сопровождал привычный грохот.
«Да. Это хорошая мысль и, главное, вовремя пришла в голову».
Экспериментатор забыл о своем подопытном. Что-то забормотал себе под нос. Палец-сарделька выписывал в воздухе какие-то знаки будто Ник грозил кому-то. Внезапно возникшая идея захватила его полностью.
«Счастливчик, – подумал Фил, – он всегда знает, чем себя занять. Возможно, и во сне выписывает руками замысловатые фигуры». – Фил представил, как это выглядит, и засмеялся.
Через несколько дней пришлось смириться с ролью подопытного животного. В начале он просил объяснить, зачем нужен тот или иной эксперимент. Но вскоре эти пояснения, насыщенные терминами, которые профессор и не пытался расшифровать, перестали интересовать Фила. Он окончательно свыкся со своим положением и тупо исполнял всё, о чем его просил Ник. Главное, он был занят хоть каким-то делом и время пребывания в карантине побежало быстрее.
В один из дней, какой по счёту от начала карантина, Фил сказать не мог, так как давно потерял счёт времени, произошло небольшое событие, которое его сильно расстроило.
Началось утро с того, что он проснулся с головной болью. Встал, посидел на краю грейп-кейса, держась за поручни. Боль не проходила. Умылся, сунув голову в мешок умывальника. Но и это не помогло. Глотать пилюли Фил не любил, поэтому никакие таблетки при себе не держал. Но тут голова просто раскалывалась, пришлось обратиться к Папору. Обойдя все помещения карантинного отсека, Ника он нигде не нашёл.
«Куда он мог деться? – задавал себе вопрос Фил. –  Возможно, карантин закончился, а я банально проспал такое знаменательное событие».
Подергал дверь. Она оказалась закрыта. Лампа над входом по-прежнему горела красным светом, что означало, что карантин не закончился.
«Так! В коридоре, на полу, на зарядке стоит какой-то прибор, в круглом боксе я видел другие приборы. Кажется, они выключены, или включены?»
Фил решил проверить включены приборы или выключены. Когда он направлялся в круглый бокс, в переходе, за его спиной, раздался звук раздвигающейся двери шкафа. Обернувшись назад, Фил увидел через образовавшийся проём физиономию Папора. Он махал рукой и призывал приблизиться к шкафу. Другая рука прижимала палец к губам, мол: «Тише, ничего не говори».
Когда Фил подошел, дверь сдвинулась больше. Видно было Папора, сидящего на полу. Тот шепотом произнёс: «Забирайся сюда, мне нужно что-то тебе сказать».
Фил привык к странностям своего товарища, поэтому, не раздумывая и не задавая лишних вопросов, полез в шкаф. Когда он разместился рядом, Ник задвинул обратно дверь, оставив маленькую щель. Они сидели молча несколько минут. Затем профессор, вновь шепотом, произнес:
– Я люблю здесь сидеть, очень хорошо думается.
– Это понятно, но зачем вы меня сюда затащили? – так же шепотом спросил Фил.
– Во-первых, я не тащил, ты сам сюда залез. Соглашусь, что по моей просьбе. Во-вторых, я имею кое-что сказать в конфиденциальной обстановке, - Ник умолк, как-бы обдумывая, с чего начать.
– Зачем для этого надо залезать в шкаф?
– Говори потише! Поясню: здесь нет микрофонов и камер, поэтому все, что скажу, останется, между нами.
Он вновь умолк на пару минут.
– Ник, давайте быстрее излагайте, что хотели до меня донести. Здесь душно. У меня голова и так раскалывается.
– Я же оставил щёлку - дыши через неё. Голова? Сейчас дам чудо-таблетку. Минута – голова будет в порядке.
Он завозился, достал маленькую коробочку, потряс ею. Открыл и достал оттуда пилюлю. Обтёр её об себя и пытался сунуть Филу в рот, но тот отодвинул его руку.
– Вы обтёрли её об себя. Она что, грязная?
– Да нет, это одна из моих дурацких привычек, всё вытирать. Не бойтесь, все чистое. Если вы хотите избавиться от головной боли, суйте себе в рот сами, - он вложил таблетку Филу в руку.
– Однажды я заглотил одну из ваших пилюль. Она потом дергалась у меня в животе.
– Эту глотать не надо. Просто положи под язык и пососи.
Боль была невыносимая, стучала молоточками в висках, и Фил решился, запихнул таблетку в рот и задвигал челюстями.
– Послушайте, она страшно противная. Вы что изготовили её из экскрементов опоссума.
–  Я же сказал рассасывать, а не грызть.
– Как-будто это что-то меняет. Грызть, сосать. Всё равно будет противно.
– Меняет. Видишь ли, если таблетку разжевать…, – Ник не закончил объяснения принципа действия таблетки, – впрочем, шут с ней, с таблеткой, я хотел дать тебе инструкцию, не предусмотренную инструкцией. Тьфу! Туфтология какая-то.
Папор опять умолк.
– Да говорите, Ник. Что вы со мной, как со слабонервной барышней? Давайте, выкладывайте эту вашу инструкцию. Я с утра ещё не был в туалете и меня поджимает. Или излагайте, или я вылезаю отсюда и бегу в туалет. Потом скажете, что хотели.
В голосе Фила чувствовалось раздражение.
– Хорошо. Потерпи немного. Боль прошла?
– Прошла.
– Я же говорил!
– Ник, давайте уж, излагайте. – Фил задвигался, намереваясь вылезти их шкафа.
– Постой! Я хотел предупредить, что на этом транскосмическом корабле только мы двое натуральные представители человечества, полученные обычным, естественным путём. Все остальные, включая капитана-командира или клоны, или роботы.
– Что это значит? Лично для меня ничего удивительного в этом нет. Я никогда не разделял обычных людей и клонов. Мне привычно считать, что это одно и то же.
– Да, я тоже так считаю. Но ты не учитываешь социально-политический фактор.
– А при чём здесь политика?
–  Не политика, а социально-политический фактор. Важно, в нашей ситуации держать во внимании, что считают они, клоны, и как они относятся к натуральным людям, природным, так сказать. А относятся они к нам агрессивно. Это я, как специалист в области социальной психологии, говорю. Кстати, мне поэтому и дали лабораторию.
–  Но я никогда не замечал к себе враждебного отношения.
– Это потому, что в экспедициях ты имел дело с клонами, которые и тебя считали таким же. Учитывая, что люди предпочитают сидеть в креслах при высоких должностях, а всю рисковую и черную работу поручать клонам, можно понять их отношение к нам. Давай мы не будем разводить здесь дискуссию, не время и не место, – Ник неожиданно захихикал.
– Чему вы смеётесь? – удивился Фил, - вроде повода нет. Разговор у нас серьёзный.
– Да, так. Пришел на ум интересный термин, шкафная дискуссия. Итак, вывод: если вы хотите выжить и не желаете однажды быть выброшенным в космос, никогда не давайте повод считать, что вы не клон. Открою тайну, которую утаили от тебя твои начальники: во всех источниках информации, в том числе, думаю, совершенно секретных, ты – клон. Даже прошёл стерилизацию. Сразу скажу, я в этом не участвовал.
–  Стерилизацию? Что это значит?
– Что ты не способен зачать ребёнка естественным путём.
– Не понимаю, для чего это сделали и когда?
– Ну, это не вопрос. Это можно сделать, когда угодно и с кем угодно, да так, что заподозрить что-либо, невозможно. А вот для чего? – Папор помолчал немного и добавил, – для твоей безопасности. Ты не в приятное путешествие направляешься. После выполнения задания, если тебе повезет, и тебя вновь возьмут на работу, будешь единственным клоном в службе безопасности консорциума.
Эта информация привела Фила в шоковое состояние. Он злился и больше всего на Папора.
– Почему вы мне раньше не сказали об этом?
– Чтобы ты не наделал глупостей.
– А что, я сейчас не могу выйти из-под контроля?
– Видишь ли, Фил, здесь два обстоятельства: во-первых, я ничего не должен тебе говорить; во-вторых, ты, наверное, вчера, в семнадцать тридцать по земному, лондонскому времени, почувствовал толчки и вибрацию, которая продолжается и сейчас, что свидетельствует о том, что наш корабль развил крейсерскую скорость. Мы всё больше удаляемся от Земли и выпрыгнуть на ходу не получится.
– Ладно, я понял. Но зачем вы всё это мне сказали?
– Ты мне симпатичен. Хочу, чтобы ты остался живым. Вот тех, кто послал тебя на это задание, интересует только результат миссии, ты для них, Фил, расходный материал. Не справишься с заданием – найдут другого наивного чудака из человечков, который не хочет жить по-человечески: с карьерным ростом, наслаждаться удовольствиями, которые дает цивилизация, заводить нормальную семью, делать естественным путём единственных и неповторимых своей индивидуальностью детей, то есть пользоваться всеми плодами цивилизации без ограничения. А теперь всегда помни: ты - клон и твои родители – клоны и все предки были клонами с одним и тем же лицом. Это спасет тебе жизнь. Правда, имеется ещё много факторов, чтобы всё сложилось для тебя благоприятно, и ты вернулся на Землю. Шансы у тебя высокие, если учитывать твои способности, внедрённые в тебя знания и приобретённый опыт, конечно. То, о чём я предупредил, последний штрих. Ты полностью подготовлен к выполнению задания. Кое-что осталось, но это мелочи, доработаем в процессе полёта. А теперь иди в туалет, а то наделаешь здесь сырость. Сырость я не выношу, ощущение, что мозги ржавеют. Давай, выбираемся по одному.
Информация, которую Фил получил от Папора, так шокировала его, что он целый день бродил как потерянный. Он чувствовал себя униженным, раздавленным. Казалось, вот и профессор тыкал при обращении к нему, так как считал его ниже себя. Он маниакально пытался вспомнить, когда Ник Папор перешёл, как ему казалось, на унизительный, панибратский тон.
Эксперименты не удавались. Фил явно тормозил. Профессор сначала скрывал своё раздражение, затем проявил сочувствие и отменил все эксперименты.
– Всё! На сегодня больше мучать тебя не буду. Давай, дам пилюлю и проспишь часов двадцать. Все отрицательные эмоции заспишь.
– Ну, уж нет! Больше я ваши таблетки принимать не буду. Подхватишь от них кишечную инфекцию. Кстати, вы свою коробочку спрятали и на дезинфекцию не представили. Будете ещё пичкать меня своими таблетками, застучу вас, как нарушителя карантина.
– Вот! Видишь! Ты не потерял чувство юмора. Это хорошо. А разве голова у тебя не прошла?
– Прошла. Но у меня до сих пор бурлит в животе.
– Это не от моей таблетки. Это от пюре, которое ты отказался запивать виски. Я предлагал, а ты не послушался.
Фил подошёл вплотную к Папору и прошептал в ухо:
– Есть ещё один вопрос. Залезем в шкаф?
– Хорошо. Ты полезай, а я – минутой позже к тебе присоединюсь, – также шепотом ответил Ник.
Фил расположился в шкафу. Сидел, ждал Ника и представлял идиотскую ситуацию, как кто-то сдвигает дверцу шкафа и спрашивает: «Что вы тут делаете». А он отвечает: «Сижу и жду карлика». Эта абстрактная мысль его немного развеселила. Он ухмыльнулся, но вспомнил о вопросе, который хотел задать Нику-карлику, профессору, специалисту в области политической социологии или социальной политики, и ещё во многих и многих областях. Ему стало грустно.
Ник всё не появлялся. Казалось, что Фил сидит в этом шкафу очень долго, а может родился и вырос здесь. Весь мир его и судьба в этом шкафу. Думал, что познал целый мир и окружающую его вселенную, а оказалось всё призрачно, он никогда не покидал этого замкнутого пространства. Было реальное ощущение, что ответ на вопрос, который он хочет задать профессору, все изменит, позволит понять, как вырваться из замкнутого пространства своих представлений и мировоззрения. А самое главное, почему так, а не иначе с ним произошли определенные события, оставившие неизгладимый шрам в его душе.
Он так себя завел, что волнение охватило его. Казалось, что все в его жизни, особенно последние годы, было предначертано судьбой. Но может это только кажется. Неизбежность, предопределена его поведением и внутренним эго. Сидя в этом шкафу, в глупейшей ситуации, он ожидает получить ответ на один из главных вопросов его жизни.
Ник сунул голову в шкаф:
– Что ты тут разлёгся, подвинься! – он, пыхтя и кряхтя, устроился на полу. Ещё немного поёрзал, вытер рукой рот, что-то прожевал.
–  Что так долго? Вы ели? - недоумённо спросил Фил, – не могли это сделать позже?
– Да, уничтожал запасы. Скоро наше заключение закончится. Не пропадать же добру. Мне папа внушил бережливое отношение к продуктам, – Ник ещё несколько раз подвигал челюстями, – неизвестно сколько продолжится наш разговор, а пищу я принимаю по часам. Так что, извините за задержку.
– Ладно. Скажите, клоны, если один из родителей обычный человек, а другой клон. Клон от человека или клон от клона, были случаи в этих комбинациях, чтобы рождались дети обычным путём?
– Чем вызван этот вопрос? – даже в полумраке было видно, как Ник не моргая, смотрел Филу в глаза, дышал, не закрывая рот. От него пахло паштетом и виски.
– У меня сугубо личные причины.
– Видишь ли, в любой предложенной тобой комбинации, детородные функции клонов не нарушаются, и они могут зачать и произвести на свет потомство обычным путем, как все млекопитающие.
– Точно?
– Абсолютно!
–  Тогда почему клоны размножаются клонированием? – удивился Фил.
–  Ты слышал, что существует программа регулирования рождаемости?
– Да, я слышал о такой программе, это открытая информация. Постоянно приходится слышать о том, что это программа позволяет существовать всему человечеству. Если бы программы не было, то все пищевые ресурсы на планете быстро бы иссякли.
– Точно. Это официальная версия. В реальности, рождаемость контролируется клонированием, обыкновенные люди могут иметь столько детей, сколько захотят. В широком смысле, люди составляют элиту общества по рождению. Ты слышал, когда-нибудь, чтобы во властных структурах в реальности заседали клоны?
–  Но, как же, это постоянно тиражируется средствами массовой информации, что у всех равные возможности.
–  Не в одном СМИ, никогда в истории человечества, не найдете сообщение, что клон стал высокопоставленным чиновником. Считается неэтичным указывать на происхождение должностного лица. Но это народу вдолбили в сознание, чтобы показать, что у нас на Земле общество равных для всех возможностей. Причины иные. Заметьте, давным-давно ликвидированы любые формы выборов, исчезли, как бы сами собой, формы парламентской, президентской власти. А если кто-то задаётся вопросом: «Почему», ответ в одном слове – анахронизм. Сейчас время коллективных управленческих групп и всевозможных финансово-промышленных консорциумов. В них трудятся миллионы клонов, но во главе их, поверьте мне на слово, нет ни одного клона. Клонам остаётся работа по обслуживанию этих групп, властных и других структур по управлению обществом. По этой причине, в свое время, были ликвидированы национальные государства, а с ними и межгосударственные объединения и союзы. Это основные причины, по которым в истории периодически происходят заговоры и бунты клонов. Но пока финансами, природными ресурсами, энергетикой и медициной, конечно, владеют и управляют люди, у клонов ничего не выйдет.
– Но, я точно знаю, в заговорах участвуют люди, – возразил Фил
– С жиру бесятся. Или играют в игру под названием всеобщее равенство и социальная справедливость. Хотя некоторые, наивные люди, не будем показывать пальцем, действительно верят в эти идеалы. А теперь, главный ответ на твой вопрос. Существует строго засекреченная программа демографического регулирования. В ней много разных пунктов, но главное – это то, что всех новорождённых клонов стерилизуют. Под неё подвели лженаучные исследования и выводы о том, что у клонов не могут появляться дети обычным, для человека путём.
Папор умолк.
В шкафу повисла гнетущая тишина. Мысли сами лезли в голову: «Они с Эл вполне нормально могли иметь детей».
– Возможно ли клонам возвратить способность к деторождению?
–  А зачем? Видите ли, Фил. Таким образом решаются вопросы перенаселения нашей планеты. Самое печальное, что факты остаются фактами: пищевые ресурсы на Земле действительно ограничены. Если не регулировать численность населения, а клоны составляют большую часть населения, человечество вымрет от голода и жажды или уничтожит себя в войнах за пищевые ресурсы. Выработанная предыдущими поколениями система, хотя и не основана на принципах социальной справедливости, позволяет человечеству стабильно существовать многие века. Заговоры и бунты расшатывают систему, а каждая система стремится к стабильному состоянию. И твоя задача, в частности, всячески способствовать этой стабильности. А клоны? У каждого из них есть возможность накопить достаточное количество денег и клонировать себе ребёночка, как две капли похожего на папу или маму, или одновременно на обоих. Это тоже научились делать.  Единственное печалит, что клоны больше восьмидесяти лет не живут и то последние двадцать тратят большую часть заработанных средств на лечение генетических заболевания. Но у человека не все так безоблачно, как может показаться. Не задавались вопросом, почему у нас так развит институт эвтаназии? А я вам скажу: тысячи лет назад считали, что жизнь человека составляет семьдесят лет, а при хорошем здоровье – восемьдесят. Такие цифры и остались. Продлевать жизнь человека научились значительно, но за счёт развития медицины и химии. К ста годам человек так устаёт от болезней, врачей, лекарств и, главное, от удовольствий и «жирной» жизни, что прибегает к безболезненному уходу из жизни. Впрочем, вы молоды и вам ещё рано об этом думать. Как видите, внушенная обществу мысль, что человечество вымирает и его надо беречь – химера. Человечество если и вымрет когда-нибудь, то по своему желанию.
Фил молчал. Мысли его были об Эл. Оказывается, они могли бы жить, как все люди, любить, иметь детей и быть счастливыми. Но система против этого. И он, Фил, работает и защищает эту систему, даже готов рисковать жизнью.
– Ник, ещё вопрос. Скажите, а эта стерилизация клонов на всю жизнь, или можно вернуть, восстановить детородную функцию?
–  Знаете, Фил. Все изменения вносятся при рождении, в младенческом возрасте. В твоем случае, когда ты вернёшься, обратись к моей помощнице, помнишь, её зовут Фени. Она получила инструкцию на твой счёт. Тебе восстановим, но даст ли это что-то для тебя в последующей жизни и карьере, не могу сказать. Знает, наверное, твоё начальство. Что касается, если вмешательство происходит в младенчестве, не знаю. Теоретически это возможно. Если раз вмешались в генетику, то можно и во второй восстановить всё обратно. У клона первого порядка – возможно. Но если клон в нескольких поколениях, то это становится проблематично. Такие опыты или даже теоретические исследования категорически запрещены.
– А как же со мной, вы сказали, что Фени или вы сможете восстановить.
Фила преследовала мысль о том, что, если бы он раньше знал об этом, была бы надежда для Эл и она бы жила до сих пор.
– Я восстановить не могу. В перспективе мы с тобой скорее всего не увидимся. А вот Фени сможет. Мы с ней вели такие работы на свой страх и риск. Узнали бы в институте, для нас это бы плохо кончилось. Официально мы работали по теме мутаций при генетической стерилизации.  Но сейчас ты должен стремиться к тому, чтобы выполнить задание и выжить. Как этого достичь, я не знаю. Знаю только, что ты получил какое-то важное задание и с риском для жизни обязан его выполнить. Мне же необходимо подготовить тебя. Вот о чём мы оба должны думать. Как говорится, каждому – своё. Впрочем, у тебя шансов выжить гораздо больше, чем у меня и членов экипажа этого корабля. Не известно, с чем мы столкнемся за пределами человеческого познания нашей Галактики. Впрочем, я затёк тут сидеть. Давайте завершим эти шкафные откровения и покинем это укромное местечко.  Да, ещё. Вы на этом корабле в статусе важного пассажира, скоро это поймете. Я член экипажа, в статусе научного исследователя.
Ник первым вылез из шкафа. Фил ещё какое-то время оставался в шкафу. Выходить не хотелось. Он думал над всем тем, что узнал от профессора. Теперь приходило понимание того, что неправильно сделал, когда затеял последний разговор. Ответы на вопросы он получил, но как теперь жить с этими ответами: «Если бы да кабы, Эл не вернешь». Теперь пришло понимание что, собственная его судьба уже не в его руках; даже, если он вернется, даже если Фени проведет с ним необходимые манипуляции, сможет он вернуться в человеческую среду, принадлежностью к которой он всё же, если быть честным до конца, гордился? Угнетало и то, что он, будучи сотрудником безопасности, имея четвертый уровень допуска, даже не задумывался над политической составляющей дела. Фактически, он принадлежал к паразитирующей группе людей, пользующейся трудами миллионной армии клонов. И вот теперь, по воле случая, он сам клон. Так почему же сидящий в нем человечек не успокоится, протестует против этого, начинает всё больше ненавидеть тех, кто определил его судьбу, не спросив согласия, сделав клоном, в целях его же безопасности.
Эти и подобные мысли одолевали его все последующие дни. Он пытался избавиться от     них, но чем больше сопротивлялся им, чем больше они его одолевали. Так, он и находился в состоянии борьбы с самим с собой, безысходности и периодически накатывающегося оцепенения. Вывел и его из этого состояния громкий сигнал и мигающий зеленый свет над входом в карантинные помещения. Всё! Карантин закончился.
Спустя несколько минут вместо омерзительных резких звуков из динамиков полилась спокойная классическая музыка. В проёме двери спального бокса появилась улыбающаяся физиономия Ника.
– Всё, Филимон, конец нашей изоляции. Бриться, мыться и душиться. Не забудь мои баулы.
–  Какое сегодня число? – Фил до конца ещё не прочувствовал, что произошло.
– Двадцать второе.
– А месяц?
– Всё тот же.
– Это что, карантин совсем закончился?
– Да, что с тобой? Закончился. Всё, Фил, можно поумнеть. Хотя! Нам, думаю, разрешат остаться здесь ещё на недельку. Тем более я вчера прервал программу из-за потери тобой элементарных моторных функций.
– Нет! Я быстро привожу себя в порядок и бежать, бежать отсюда.
Последние слова Фил произносил, когда перемещался по поручням в ванную комнату.
Через пятнадцать-двадцать минут он выталкивал баул с приборами в шлюзовую камеру. Папор волочил за собой огромную сумку-контейнер.
На выходе их ждал молодой человек спортивного телосложения в облегающем костюме. Он поздоровался каким-то неестественным голосом и поинтересовался, как они провели время в карантине. Ник весело ответил:
– Замечательно и с пользой для дела. Вас как зовут?
– Сигнал, – он произнес своё имя с ударением на первом слоге.
– Ты что, интробот? – бесцеремонно спросил Ник.
– Точно так.
–  Отлично! Наверное, последняя разработка. Прямо, как живой. Сразу не поймешь. Неси контейнер. А я тебе буду рассказывать о сути последнего эксперимента. Коли ты интеллектуаль-ный, быстро поймешь. Что у тебя по психтестам?
– 185 балов.
– Этого вполне достаточно. – Папор передал ему свой груз.
Робот-человек открыл люк в какую-то нишу и загрузил в неё баулы. Сделал это чрезвычайно деликатно и осторожно закрыл люк.
– Ничего не повредится при транспортировке? – Ник нажал на еле выступающее углубление на панели.  Вновь открылся люк.  Папор с недоверием заглянул внутрь. Сигнал при этом отошел на пару шагов в сторону, предоставив профессору возможность оглядеть нишу.
С непроницательным лицом и своим необычным металлизированным голосом он произнес:
– От имени экипажа корабля гарантирую вам сохранность ваших вещей при транспортировке.
– Спасибо. Я очень признателен за гарантии. Что дальше? – Ник развел в стороны свои коротенькие ручки.
Робот открыл другой люк с противоположной стороны коридора. В открывшемся проёме виднелась платформа с рядом кресел.
– Прошу вас, располагайтесь в креслах, – робот почтительно согнулся в пояснице и двумя руками показал в сторону кресел.
Первым полез в трубу Ник Папор. При этом он сопел, кряхтел и что-то бормотал себе под нос. Следом за ним, в кресле рядом, разместился Фил. Как только они сели, платформа проехала чуть вперед. Сзади оказался ещё ряд кресел, которые были сложены. Сигнал разложил одно из них и сел за спиной пассажиров. Как только люк закрылся. Кресла приняли полулежащее положение, над подголовниками сомкнулись откуда-то вылезшие дуги, и платформа медленно двинулась вперед. Сначала медленно и плавно, затем ускоряясь и ускоряясь, они помчались по трубе. Фонари наверху сначала мелькали, затем превратились в две сплошные светящиеся полосы.
Не прошло и трех минут, как платформа плавно замедлила ход и выехала в небольшой, залитый светом зал.
– Что, уже приехали? – Папор закрутил головой.
Дуги убрались, спинки кресел приняли вертикальное положение. Ник также, сопя и кряхтя, вылез из кресла. Фил же легко соскочил с платформы.
–  Сигнал! – обратился профессор к роботу, делай ударение на последнем слоге его имени.
Тот услужливо наклонил голову:
– Слушаю вас, внимательно.
– А где наши вещи?
– Не волнуйтесь, они уже в ваших каютах. Мы направляемся в центральный пост. Я получил команду представить вас командиру корабля.
– Вы мне почти нравитесь, Сигнал. Немного поработаем над вашим голосом и стилистикой, уберем металл. Начнём прямо с завтрашнего утра. Жду вас в девять часов по лондонскому времени и сразу начнём. Сегодня же набросаю программу преобразования вашего голоса. Завтра же, как обещал, расскажу о моём последнем эксперименте.
Последние слова очень взбодрили и обрадовали Фила. Он понял, что профессор нашел себе новый объект для экспериментов и, возможно перестанет проводить на нем свои опыты, вводящие в тупое состояние.
Сдвинулась боковая дверь, и они вошли в каюту, где за столом находились люди. Фил насчитал семь человек: четыре мужчины и три женщины. Все были одеты в одинаковые серые комбинезоны с белыми и черными вставками. Возраст их, на вид, составлял не более тридцати лет. Выделялся мужчина старше остальных. Он стоял у стола, остальные сидели. Входящие услышали конец фразы, произнесенной этим мужчиной: «…это, что касается обязанностей каждого…», – он прервал фразу, не закончив. Вышел из-за стола, подошел к Филу и Нику. Сигнал оставался в дверном проёме.
– Спасибо, Сигнал. Дальше – по расписанию.
Сигнал резко повернулся на 180 градусов и быстро скрылся за дверью. Дверь бесшумно опустилась.
–  Добро пожаловать, – мужчина дружески улыбнулся и протянул руку, сначала Филу, а затем Нику.
– Я командир корабля Теодор Фок, – и он ткнул пальцем в нашивку на комбинезоне, где было написано: «Т. Фокс. Командир.»
Папор сердитым голосом заметил: – Мы с добром пожаловали на борт две недели назад.
Выражение лица командира не изменилось, пропустив слова Папора мимо ушей.
–  А почему вы без обуви? – по-прежнему улыбаясь, спросил командир Ника. Все взгляды устремились на ноги профессора. Он действительно был без обуви, в одних носках, при этом носки были сильно растянутые, казалось, что он их вот-вот потеряет.
– У вас тут нормальная гравитация, мне пришлось оставить магнитные ботинки в транспортной платформе.
– Ничего страшного, – улыбка так и прилипла к губам командира, – подберём вам удобную обувь. А вот одежда? – наконец улыбка исчезла, и командир изобразил озабоченность на лице, – очень сожалею, но вашего размера не сможем подобрать. А вам, – обратился он к Филу. Улыбка снова прилипла к его лицу, – мы сможем подобрать полный комплект. Разрешите Вас представить экипажу?
Сидящие за столом зашевелились. На Филе почти никто не остановил взгляд, все с неприкрытым любопытством разглядывали карлика. У всех на лицах сияли улыбочки, совсем неуместные в данной ситуации.
– Это учёный с мировым именем, известный не только в научных кругах, профессор, доктор наук, лауреат премии имени Брегта – Николас Де Сантэс Коурье Папор-Жантье.
Лицо Ника преобразилось из состояния крайнего неудовольствия в состояние крайнего удовольствия. Он поднял руку с распростёртыми пальчиками-сосисками, как-бы останавливая капитан-командира.
– Ну уж, не надо перечислять мои скромные заслуги, – но лицо и голос прямо выражали желание продолжения перечисления его заслуг и титулов.
Члены экипажа за столом оживились, закивали головами, подняли небольшой шум.
Фил отметил про себя: «Профессор страдает тщеславием и любит комплименты».
Но капитан-командир Фок не стал больше перечислять титулы профессора.
–  Другого нашего гостя я, к сожалению, представить не могу, о нём нам сообщили буквально за несколько часов до его прибытия на корабль. Возможно, он сам представиться. Или, может вы его представите, – обратился он к Нику.
Но тот молчал. Идиотская улыбка и довольство по-прежнему не сходили с его лица. Он кивал головой будто в такт ритму рок-металла, звучавшему в его мозгах. Фил легонько подтолкнул Папора, пытаясь вывести его из клин-состояния, в которое он впал после перечисления заслуг.
– Да, да, конечно, – промычал Николас Папор, профессор, доктор наук, может быть даже академик, которого никто, кроме узких кругов научного содружества и руководства спецслужб, не знал. О премии имени Брегта Фил также слышал впервые. А вот то, что командир знал полное имя Ника и его заслуги перед человечеством, указывало на то, что они знакомы раньше.
На профессора в данную минуту невозможно было смотреть без слез: он идиотски улыбался, кивал головой и, кажется, не понимал, что от него хотят. Фил пришёл ему на помощь, сделал шаг вперед. Все взгляды переместились на него. Папор потупил глаза в пол и тут заметил сползший с ноги носок. Подпрыгивая на одной ноге, он пытался натянуть носок на пятку и упал. Ситуация возникла смешная, но никто не засмеялся. Фил помог ему подняться.
– Это последствия невесомости, – оправдывался в конфузе Ник, – хорошо, что спали в грейп-кейсе, а то бы ползали бы сейчас на четвереньках.
– Меня зовут Филэн Джэфри. Можете обращаться ко мне кэп-майор, чтобы не путаться. Капитан у вас уже есть. Я, до поры до времени ценный груз на корабле. В определённый момент, когда моя ценность для вас станет равна нулю, – выбросите в космос и не вспомните, что это было, – Фил вернулся на прежнее место.
Ник Папор окончательно пришел в себя,
– Фил пошутил. Но до определенного момента он действительно будет с нами. У него другая, особая миссия, которая никак не повлияет на наши совместные планы. А ваш покорный слуга будет с вами до конца, какой бы он ни был: благоприятный для нас всех или трагический.
Капитан корабля всё это время молчал со счастливым выражением лица, слегка наклонив голову. Только один раз он потерял улыбочку, когда Папор упал. Но спустя минуту она вновь прилипла к его физиономии.
– Я бы хотел представить членов экипажа, – он начал перечислять имена, фамилии и должности присутствующих за столом. Те, кого называли, вставали, вытянувшись в струнку и, не моргая, смотрели на своего руководителя, дожидались, когда он подавал знак, закрывая глаза, бесшумно опускались на место и замирали. Фил подумал: «Капитан с виду добрячок. А как экипаж отмуштровал. Имена слишком сложные для запоминания с ходу».
Командир, будто прочитал мысли Фила; когда представлял последнего члена экипажа, добавил:
– Впрочем, познакомитесь и запомните друг друга при ежедневном общении. Всем работать по утверждённым планам. Руководство поручаю моему старшему помощнику.
Помощник быстро встал из-за стола и кивнул головой. Казалось, что он щёлкнул каблуками под столом.
– Я хочу лично провести для вас небольшую экскурсию по кораблю. Этот кубрик является кают-компанией, – он слегка заметно подал знак своему помощнику.
Все члены экипажа бесшумно поднялись со своих мест. Фил боковым зрением видел, как они по одному выходили из кубрика. Последним покинул помещение старший помощник. Дверь за ним плавно закрылась. В кают-компании остались капитан-командир, Фил и Ник Папор.
Капитан Фок продолжал:
–  На корабле всего восемь членов экипажа.
–  А много биоинтеллектуальных роботов? – перебивая его, спросил Папор.
– Четыре. Одного вы видели. Имя – Сигнал. Три других находятся в режиме энергосбережения. При необходимости мы их будем использовать. Мобильных роботов триста восемьдесят пять. Они вид человеческий не имеют. Это в чистом виде машины. Роботов-автоматов более пяти тысяч. Они обеспечивают и контролируют работу всех систем корабля. Производят расчеты и управляют кораблем, делают и многое другое.
Капитан-командир подошёл к стеновой панели и нажал еле заметную кнопку. Одна половина панели поползла вниз, другая – вверх. Открылся довольно большой дверной проём.
– Пройдемте в центральный пункт управления кораблём, – предложил командир.
Центральный пункт управления имел странный вид. Это была обычная комната прямоугольной формы, похожая на зал крупного вычислительного центра. По стенам располагались многочисленные панели с расцвеченные многочисленными огоньками, которые мигали, переливались всеми цветами радуги. Никаких мониторов, сенсоров и тумблеров не было видно.
Ник и Фил переглянулись друг с другом и одновременно произнесли:
– А как отсюда управлять кораблём?
– Всё управление в автоматическом режиме.
– А если внештатная ситуация, – не унимался Фил.
–  Роботы и автоматы мгновенно исправят проблему.
– Да, но, если всё-таки потребуется вмешательство человека, – настаивал на своём Фил.
– Я понял! – капитан подошёл к одной из панелей. Набрал какой-то шифр. Посреди комнаты пол раздвинулся. Оттуда выплыл пульт управления в виде стола с наклонной столешницей. Здесь было всё привычное: мониторы, тумблеры и переключатели. Тут же, из пола, вылезли два кресла.
– Странный пульт управления, – Фил почесал согнутым пальцем нос.
–  Чем же он тебе кажется странным? – поинтересовался Папор.
–  Современный корабль, а пульт древний: с тумблерами и ручными переключателями.
– Это сделано специально, для надежности, – со знанием дела произнес командир. – Сенсорные и визуальные, либо речевые переключатели команд в критической ситуации могут тормозить или неправильно понимать команды человека. Древние, как вы выразились, тумблеры и переключатели – надежнее. Впрочем, там, – капитан махнул рукой в сторону пульта, – всяких предостаточно. Есть ещё боковые пульты, также задействуются при необходимости. Ну! Что же, главный пункт управления кораблём вы увидели. Идёмте дальше.
Капитан-командир вновь потыкал пальцем куда-то на панели. Пульт и кресла убрались под пол. Они вновь прошли через кают-компанию и очутились в коридоре.
– Теперь я познакомлю вас с жилыми отсеками и, в первую очередь, с вашими каютами.
Они неспешно двинулись по коридору, капитан с Папором впереди, Фил на некотором расстоянии позади. Со стороны это было странное зрелище: маленький профессор семенил ножками, периодически поджимал одну ногу, опираясь плечом о стену коридора, и подтягивал носок; капитан-командир шел рядом, согнувшись в пояснице. Останавливался, ожидая, когда Папор поправит носок. Они вполголоса болтали, как старые знакомые. Фил шёл на почтительном расстоянии и, глядя на них, посмеивался. Периодически процессия останавливалась, капитан оглядывался и сообщал, показывая на люк справа или слева:
– В этой стороне помещения жизнеобеспечения. Здесь научно-исследовательский блок лабораторий.
И они неспешно направлялись дальше. Свернули направо и, практически за помещениями жизнеобеспечения, оказались жилые помещения. Первым располагался кубрик капитана, напротив – старшего помощника, далее – членов экипажа. Последними оказались помещения, состоящие из несколько кубриков.
– Вот, это ваше жильё. Извините, что вместе. У нас отдельные помещения только для руководителя и старшего помощника. Все остальные члены экипажа располагаются по двое или даже по трое.
Помещение, где предстояло прожить почти год, понравилось. Два отдельных кубрика, небольшая кают-компания, санитарная комната, оборудованная по последнему слову техникой. В общем, жить можно с комфортом.
– Располагайтесь, отдыхайте. Распорядок найдёте на мониторе, есть голосовая инструкция. Разберётесь. Рекомендую наговорить скайп-тексты, чтобы компьютер и робот-помощник реагировали на ваши голоса. В общем, всё, как обычно. Я вынужден вас оставить, дела, – наконец улыбочка сползла с его губ, – приём пищи через час. Бокс приёма пищи я вам показывал, рядом с камбузом. Схема помещений корабля в ваших персональных планшетах. Впрочем, держитесь профессора, он всё отлично знает. – Он посмотрел на Папора и вновь улыбнулся.
– Теодор, помилуйте, я знаю корабль только по блокам, которые собирались последние пять лет. За это время вносились существенные изменения. Впрочем, камбуз, кубрик для приёма пищи и лабораторный блок я найду с закрытыми глазами. А вот Филэна Филимоновича скорее всего интересует спортивно-развлекательная часть корабля, – съехидничал Папор.
– Господин профессор, привязанности у людей со временем меняются. Вы же видели: последнюю неделю меня увлекла научная работа.
– Вот и чудненько. При первой возможности продолжим её.
– Так вы же предпочли меня Сигналу. Всё, я принял окончательное решение, перехожу из экспериментаторов в теоретики.
– Хорошо. Вы тут уж сами разбирайтесь в своих привязанностях, а мне пора, – подал голос капитан.
Когда капитан-командир ушёл, Фил и Папор разошлись по своим кубрикам разбирать вещи.
Не прошло и двух минут, как в дверь Филу постучали.
– Да. Войдите!
Показалась голова профессора,
– Ты тут уже всё освоил? Скажи, как вызвать Сигнала? – Папор выглядел озабоченно.
– Ник, я только успел расстегнуть свою сумку. Вы же всё тут знаете лучше меня. Что случилось? Зачем вам понадобился Сигнал?
– Если я распакую оборудование, оно займет всю мою комнату. Надо было перенести оборудование в научный отсек, в мою лабораторию.
– Ник, он всё же робот. Ему надо давать чёткие команды.
– Так он же интеллектуальный робот.
– Робот есть робот. Ему требуется два фактора: энергетическое питание и чёткие команды. Не переживайте, Ник. Дайте мне пять минут, чтобы начитать текст для голосового распознания команд, и я обеспечу вам Сигнала.
Через десять минут к ним в жилой блок постучали. На пороге появился Сигнал. Ник выглянул из своего кубрика.
– Сигнал, дружок, будь любезен, так же аккуратно перенеси приборы из моего кубрика в мою лабораторию в научно-исследовательском блоке.
–  Извините, я знаю где находится научно-исследовательский блок, но не знаю где расположена ваша лаборатория. Покажите на схеме, пожалуйста.
– Берите вещи, я вам покажу.
– Сигнал без труда поднял баул и вынес его в коридор. Следом вернулся за другим.


Прошло несколько дней. Фил с содроганием думал о предстоящем времени полета. Если за две недели карантина он чуть не сошел с ума, то, что же будет с ним в предстоящие месяцы полёта?
Ник был занят в лаборатории: что-то там разбирал, затем собирал, налаживал и приспосабливал. Целыми днями его не было видно. Когда он питался и питался ли вообще, непонятно. Фил даже опасался за его здоровье. Несколько раз заходил в лабораторию, пытался поговорить о готовности продолжить опыты со своим участием. Принес профессору тюбики с едой, но он только махнул рукой.
– Потом, потом! Еду оставь. Если можно, не мешай мне. У меня отладка.
Фил вздохнул, завидуя занятости товарища, и направился к выходу.
– Спасибо! За еду и заботу, - прокричал Папор  ему вслед, – еду не приноси больше. Я сыт.
Когда Фил закрывал за собой дверь, в лаборатории раздался короткий крик и приглушённый грохот падения чего-то мягкого. Фил бросился обратно. Профессор сидел на полу и мотал головой, будто отгонял от себя навязчивые мысли.
– Что случилось?
Но Папор молчал. Силился что-то сказать, но не мог. Лицо надулось и покраснело, казалось, вот-вот, и он заплачет.
– Молчите! Вам надо полежать. Я отведу вас в кубрик, – Ник закивал головой в знак согласия, – Вызвать вам доктора? – Папор замотал головой.
Со стороны процессия выглядела странно: Фил был высокого роста. Ему пришлось согнуться пополам, поддерживая под мышки маленького, толстенького человечка. Тот передвигался медленно, припадая на левую ногу и держась за левую честь груди. При этом он охал и стонал. Так они медленно с остановками доковыляли до своего блока. Фил уложил в кровать профессора и вызвал доктора. Через несколько минут появился доктор в сопровождении медицинского робота. Пять минут понадобилось доктору, чтобы определить, что профессор абсолютно здоров, если не считать незначительной тахикардии. Он дал ему успокоительное, порекомендовал несколько часов полежать. Сообщил, что в следующий раз сердце может не выдержать такого удара электрическим током.
Как только доктор ушёл, Папор был уже на ногах. Заглянул в кубрик Фила и произнес короткую философскую фразу:
– Ну, всё в порядке, трагедия ещё впереди, будем двигаться дальше. Я – в лабораторию.
Фил свернул монитор:
– Я с вами. За вами глаз да глаз нужен
– Нет, нет! Дай мне ещё пару дней. Я только закончу последние наладки. Ты только будешь меня отвлекать.
–  Ник, я пожалуюсь доктору, чтобы он вас определил в лазарет.
– Да, нет. Я не против контроля надо мной, но зачем вам терять время, вы же на тренажёрах, наверное, тренируетесь по своей программе. Да, и другие ваши планы, эта излишняя забота обо мне их нарушит.
–  Какие планы? Я маюсь от безделья.
– Как это от безделья? – Ник от удивления задрал брови до середины лба. По всей видимости, в его голове не могло уложиться, как это можно маяться от безделья, – Фил, дорогой, спасибо что помог мне. Потерпи три, нет, четыре дня. Я налажу всё оборудование и буду полностью в твоём распоряжении. Мы наметим программу вашей подготовки на всё время полёта и будем её планомерно осуществлять. Поверьте, вас ждет много интересного.
– Хорошо, но я должен контролировать, как бы вы не убили себя и не взорвали корабль.
– Ничего со мной не случится. Экспериментов с токами высокой частоты больше не будет, обещаю. Через несколько часов Сигнала починят, и я буду под контролем.
– Сигнал? Что с ним произошло?
– Он выдернул провод, поэтому воздействие тока на мой организм было кратковременным. А вот беднягу приложило серьёзно. Что-то там у него сгорело.  Разве не заметил, когда вошел в лабораторию, воняло горелым силиконом?
– Да, мне не до запахов было, я за вас испугался. Но что-то Сигнала я не видел. Он что, превратился в кучу пепла?
– Он валялся за столом с приборами, ноги торчали, ты просто не обратил внимания. Дам поручение его протестировать. Думаю, блок питания накрылся, ничего страшного. Ну всё. Я побежал.
Первая мысль была: «Побежать за ним». Но передумал. Махнул рукой и, даже, разозлился: «В конце концов, я не нянька ему. Это его жизнь и здоровье. Экспериментатор   хренов!  С его растерян-ностью, как ещё дожил до своих лет».
Фил развернул монитор и погрузился в чтение инструкции по управлению ботом. Не то, чтобы ему нужны были эти знания, он и так помнил всё, почти наизусть. Надо было занять себя чем-то.
Но углубиться в чтение не пришлось. Не прошло и пяти минут, как в каюту ввалился Папор. Вид у него был странный. Он постоял в дверном проёме, опираясь на шпангоут. Изо всех сил таращил глаза и пускал слюни, шумно подтягивая их.
– Доктор ввёл в меня какую-то гадость, кажется, сильное снотворное. Где мой грейм-пейниссс…
– Что вы там бормочите, какой пенис?
– Хочу срочно в кровать. Фил, пристегни меня. Вдруг выключат гравитацию.
–  Давайте я вас провожу.
–  Не, я сам, только не забудь меня привязать.
Профессор поплелся к себе. Когда Фил заглянул в кубрик, оттуда доносился богатырский храп. Папор лежал в грейп-кейсе, свернувшись калачиком. Фил пристегнул его с запасом и аккуратно закрыл крышку. Поставил выключатель подачи воздуха в положение «вкл.». Как только завершил все эти манипуляции, решил пойти, посмотреть, что там в лаборатории.
В лаборатории был полный порядок. Сигнала уже унесли. Над электрическим распределителем колдовала пара роботов. Внезапно, в динамиках селектора раздалась команда: «Внимание членам экипажа. В связи с аварией в лабораторном блоке, на сорок минут будет выключена гравитация. Готовность пять минут. Всем закрепиться и закрепить тяжелые и опасные предметы».
– Вот профессор, молодец. Знал или догадался, что выключат гравитацию, когда просил его пристегнуть.
Фил представил, как Папор бился бы в грейп-кейсе, если бы не был пристёгнут. Когда роботы-электрики были закреплены фалами, подумалось: «А, вдруг, ещё и электроэнергию выключат, профессор задохнется под крышкой».
Фил вышел в переходной отсек, взялся двумя руками за поручни. Дождался, когда отключат гравитацию и, перебирая руками поручни, поплыл в сторону жилых помещений.
Профессор спал всё в той же позе, мирно посапывая и слегка паря в десяти сантиметрах. Фил открыл крышку и подумал: «Кажется, всё в порядке, теперь можно и потренироваться. Поплыву-ка я в тренажёрный зал. Пристегнусь и буду бегать, как бурундучок. Заодно подумаю, чем заняться в ближайшие дни, пока профессор будет колдовать в лаборатории. Надо поговорить с командир-капитаном, пусть определит мне какие-нибудь обязанности. Хорошая мысль. Так и сделаю».
Фил ещё раз взглянул на Папора: «Счастливчик, дрыхнет без задних ног после пережитого. Впрочем, это заслуга доктора. Ему полезен отдых: так увлёкся своими исследованиями, что непонятно, когда спал». Пару раз Фил просыпался среди ночи, проверял, но профессора в постели не было. Создавалось ощущение, что он, если и спал, то прямо в лаборатории.
Заниматься на тренажёрах что-то расхотелось, тем более слегка подташнивало. С ним всегда так было первое время после входа в невесомость.
«Может тоже поспать».
Фил залез в свою постель и пристегнулся. Спать не хотелось. Он лежал на спине, заложив руки за голову. Мысли роились в голове: «Зачем он здесь? Зачем ему всё это? То ли Ник Папор. Возможно, он всю жизнь стремился к этому полёту. А он? Посвятил себя служению интересам консорциума. Если смотреть шире – служению человечеству, которое планово и цинично клонирует себе рабов, – Фил мотнул головой, как бы отгоняя от себя эти мысли, – Нет! Нельзя себя настраивать на негатив. С таким настроением я завалю задание и погибну. Сейчас вопрос стоит о моём выживании. Надо раньше было думать. Он поставил себя в ситуацию, когда шаг в сторону – гибель. И, возможно, смерть его будет ужасной. Почему-то вспомнился старичок-кубинец с его религиозными убеждениями о жизни и смерти. Вот, если бы так: погибнув он встретил Эл. Обязательно её нашел».
Фил вздрогнул: на прозрачной крышке грейп-кейса он увидел отражение лица Элиманты. Изображение нечёткое, слегка расплывчатое, но, несомненно, это была она. Эл весело глядела на него и улыбалась своей загадочной, только ей принадлежащей улыбкой. Фил посмотрел по сторонам. Он один находился в кубрике. Вспомнил о её фотографии на магнитной подставке. Фотография, наверное, каким-то образом отразилась на крышке. Другого объяснения он не находил. Эта догадка привела его в уныние. Черта всех образованных людей – искать всему объяснение. После того, как Фил покрутил головой, изображение исчезло. Он ещё некоторое время поворачивал голову в разные стороны, скашивал глаза, но изображение не появлялось.
«Появление образа Эл, чтобы это значило? – думал Фил, – Мистика? Напоминание о том, что он стал забывать её».
Тут же всплыл в памяти тот день, когда он узнал о гибели Эл.

***

В один прекрасный день Элиманта всё же объявилась, точнее поступили сведения о её нахождении.
После того, как Эл внезапно исчезла на Кубе, Фил так и не смог найти её. Последние новости появились, когда он был у родителей. По одному из заряженных каналов пришло известие, что она появилась в Панаме. Фил бросил всё и помчался в Панаму. Отец, конечно, обиделся, сестра прочитала мораль о первоочередном долге перед родителями, мама взгрустнула и, наверное, украдкой поплакала. Но Фил был слишком заведённый, чтобы обращать внимание на такие мелочи. В мыслях он был в Панаме и не сомневался, что найдет Элиманту.
Однако надежда его, по прилёту в Панаму, быстро растаяла. Он даже нашёл водителя электробуса, которым ехала Эл, но он ничего толком не прояснил: вспомнил лишь, что высадил, по её же просьбе, на сто двадцать третьем километре шоссе на Явису.
Фил метался от одного населенного пункта к другому, но всё тщетно, больше следов её не нашел. Вечером, лёжа в номере третьеразрядной гостиницы какого-то городка, он принял решение вернуться на работу. В конторе у него было гораздо больше возможностей проводить розыскные мероприятия.
По возвращению на службу Фил развил кипучую деятельность. Так активно начал работу по розыску Эл, что это вскоре вызвало интерес у руководства. Пришлось срочно сворачивать мероприятия. Фил вспомнил о предложении перейти на должность аналитика и связался с аналитическим отделом. Должность аналитика давала некоторые преимущества, по крайней мере он был практически бесконтрольным в своих действиях. Предложение оказалось в силе.
Не прошло и недели, как он был переведен на должность аналитика, но не в аналитический отдел, а в отдел специальных мероприятий. Это его ещё больше устраивало: аналитик спецотдела имел массу дополнительных возможностей и полномочий.
Но напрасно Фил радовался этому переводу. С первых дней его загрузили работой так, что он с трудом выкраивал времени, чтобы осуществить цель, ради которой поменял должность.
Всё было напрасно. Эл, как в воду канула. Время шло, шли месяцы, прошел год, однако розыск не продвинулся ни на шаг. По-прежнему следы её терялись в Панаме.
И вот, в один ничем не примечательный день, читая почту, Фил наткнулся на ответ по его запросу из Комитета по труду и социальным исследованиям. В ответе говорилось, что из некоторой геологической экспедиции, занимающейся изучением вулканичес-кой деятельности Срединно-Атлантического хребта, в местное Исландское отделение комитета поступил запрос на Элиманту Силону о подтверждении имеющегося у неё допуска к проведению подводных работ первого класса опасности. Сомнений не было, речь шла о его Эл.
Что удивило Фила, так это его реакция на известие: он оставался спокойным, почти равнодушным. Не вскочил и не начал метаться по кабинету, не кинулся узнавать местонахождение геологической экспедиции. Ещё раз перечитал это известие, нахмурив брови, и продолжил изучать другие сообщения. Закончив эту работу, он вновь вернулся к ответу из комитета. Не спеша, подготовил и отправил запрос о нахождении и о другой имеющейся информации по геологической экспедиции. Дождался и перекачал на личный планшет полученный ответ, выключил компьютер, откинулся в кресле и погрузился в размышления: «Поехать в Исландию в ближайшее время я не смогу. Главное, что Эл объявилась, теперь уже никуда не денется. Подводные работы – это корабль, это в океане. Надо подумать, как её выманить на сушу, в город. Это не проблема. Сложнее объяснить руководству, что у меня возникли неотложные семейные обстоятельства. Врать, придумывать эти обстоятельства не хотелось. Сказать, как есть – не поймут. Да и какие это семейные обстоятельства, если семьи не существует. Другие дела по служебным обязанностям напирали, и он пока не принял никакого решения.
Через три дня возникла необходимость командировки в Копенгаген. Точнее, особой необходимости не было, вопросы можно было решить поручением местной службе безопасности, но Фил убедил руководство в том, что без его участия не обойтись. Он намеривался в течение дня разобраться со всеми делами, а на другой – махнуть в Рейкьявик.
Поручение службе безопасности Исландского филиала консорциума он отправил и получил подтверждение, что они задачу усвоили. Поводом послужила идей по оформлению допуска первого класса на проведение подводных работ и одновременно о возможности назначения на должность заместителя руководителя отряда вулканологов по жизнеобеспечению и безопасности работ.
После получения подтверждения из Исландии Фил решил на сегодня все дела завершить, и пораньше пойти домой. Пораньше, в практике отдела, означало через час-два после того, как рабочий день закончится.
И тут ему позвонили с проходной, где его ожидал какой-то Иван Пилипенко. Фамилия Филу ничего не говорила, странная фамилия, не выговоришь, очевидно польская.
Он, не спеша собрался, закрыл кабинет и направился к проходной. На улице, возле проходной, туда-сюда челночил, как-будто отмерял шагами расстояние, мужчина лет сорока-сорока пяти. Светлорусый, плечистый с кудрявой бородой.
– Геолог, – сразу подумал Фил. И тут сердце его тревожно забилось, – Точно, геолог, какое-то известие от Эл. Охранник на входе кивнул на мужчину: «Этот вас дожидается».
Фил вышел на улицу и обратился к мужчине:
– Вы Иван? – Фамилию он не назвал, опасаясь произнести её неправильно.
– Да, я. А вы – Филэн Джэфри. Я к вам, – мужчина кинулся к Филу. Схватил двумя руками его руку и начал трясти, повторяя: «Я рад, что нашёл вас, я рад!»
– Чему же вы рады, я не терялся и не расставался с этим заведением, – Фил повернул голову и кивнул в сторону конторы.
–  Да, вас не найти, всё вокруг вас засекречено. У меня командировка заканчивается, я целую неделю разыскивал вас. И уже не надеялся на нашу встречу. А тут один знакомый посоветовал обратиться в это учреждение.
Мужчина выпустил руку Фила, потупил глаза в мостовую и стал грустным.
– Хорошо, вот я, что дальше?
–  Давайте пройдем в ближайшее кафе, надо поговорить, у меня к вам есть известие.
– Только ненадолго, у меня мало времени.
«Кажется, я ошибся. Это не геолог, ручки какие-то нежные, пухлые», – подумал Фил. Мужчина как-то сгорбился, тяжело задышал и произнес:
– Я тут рядом присмотрел небольшое кафе. Можно туда.
– Идёмте.
Они шли по улице. Мужчина шёл впереди, уткнувшись взглядом в ноги. Фил шёл следом.
В кафе Иван набрал себе заказ, апельсиновый сок. Спросил Фила, что он будет.
– Нет, я ничего не буду, – Фил вновь посмотрел на часы, как бы показывая, что рассиживаться он здесь не намерен.
– С чего начать? – Иван запустил пальцы в свою кудрявую бороду.
–  Начните с главного,  –   Фил недовольно посмотрел по сторонам. Всем своим видом как бы говоря: «Выкладывай Ваня побыстрее, зачем пришел».
– С главного? – мужчина как-то странно растянул это слово, – С главного, так с главного. Я имею поручение от Элиманты Силоны. Даже не знаю, как вам сказать.
– От Эл? – Фил подался вперед и впялился глазами в Ивана, – С ней всё в порядке?
–  Нет. Она погибла
– Как погибла? – У Фила перехватило дыхание. Казалось, сердце остановилось, кафе перевернулось; пол, столешница, стойка – всё это закружилось и медленно возвращалось на свои места. К горлу подступил комок. Фил с трудом проглотил его. На виски что-то давило со страшной силой. Он сжал висок пальцами.
– Когда это случилось?
– Три недели назад.
Иван начал свой трагический рассказ: «Наша экспедиция занимается изучением вулканической деятельности Срединно-Атлантического хребта, вблизи Исландии. Мы, втроём: Эл, я и ещё один сотрудник, зовут его Вахт, работали в стационаре. Стационар – это исследовательский и одновременно жилой блок – дом, установленный на дне океана.       В этот день я обрабатывал данные и находился в блоке. Я по должности программист. Элиманта и Вах, так мы его звали, брали пробы вблизи разлома. Где-то около пятнадцати часов произошел первый толчок. Он был сильный, но не очень, примерно шесть баллов по шкале Рихтера. Блок подпрыгнул, но устоял, работа его не нарушалась. Сразу сообщил о чрезвычайной ситуации наверх. Да, ещё газоанализатор показывал значительное повышение содержания серы в воде. И температура стремительно росла. Через час пятнадцать последовали ещё два толчка, с интервалами в десять минут. Самый мощный – последний. Домик сорвало с опор и перевернуло. Входной шлюз остался внизу. Через него невозможно было ни войти, ни выйти. Можно продуть баласт и всплыть. Но на дне оставались мои товарищи. Всплыть, значит оставить их одних. А так, если они добрались бы до блока, у них оставалась возможность всплыть через отдельную капсулу, прикрепленную к блок-дому. Мне оставалось только ждать помощи. Корабль находился в другой части подводного хребта, где работал другой отряд. Он мог прийти на помощь только через четыре часа. Это, конечно, было губительным для моих товарищей. Воздуха на два часа, ещё полчаса можно продержаться на «колбасе»; мы так называем прибор, который регенерирует кислород, но в нем работать невозможно: трудно дышать, да использовать один кислород, – опасно для здоровья. «Колбаса» всё же есть у каждого, на всякий случай. Всё равно, при разных вариантах четыре часа – это много. Мои товарищи просто задохнулись за это время. Надо отметить, что блок-дом находился на приличном расстоянии от места, где работали Элиманта и Вахт. Они перемещались на «бочке». Это такое транспортное средство открытого типа, которое позволяет довольно быстро перемещаться под водой. Водолазы, обычно, цепляются за него и плывут вместе с ним.
Я постоянно сканировал пространство вокруг блока, в расчёте засечь «бочку», когда она будет двигаться. Но тщетно. Мои товарищи не появлялись. Связь с ними также отсутствовала.
Корабль подошел даже раньше на сорок минут. Я всё это время был на связи с ним. Пока спускали «колокол» со спасательной бригадой, какое-то время водолазы адаптировались к дыхательной смеси и к повышению давления, время шло.
Блок перевернули довольно быстро. Я хотел принять участие в поисковых работах, но мне запретили и сразу подняли наверх, поручив это дело профессионалам.
Вахта нашли почти сразу. Элиманту не нашли. Там видимости почти никакой, сплошная стена мелких пузырьков и взвеси, температура в сорок пять, пятьдесят градусов, ближе к разлому ещё повышалась. Свариться можно. Вахт был без сознания. У него были сожжены ноги. Но он выжил. Выжил благодаря Элиманте. Она подключила ему свой дыхательный аппарат, а сама ушла с регенерационной трубкой. Возможно, она хотела добраться до блок-дома за помощью и потеряла ориентацию, не нашла «бочку». Из зоны извержения она Вахта вытащила. Героическая женщина».
Иван умолк.
Так они сидели молча. Иван крутил в руке стакан, Фил смотрел на этот стакан и слезы сами капали из глаз.
Иван взял Фила за руку.
– Вы посидите тут, а мне надо идти. Я тут вам написал адрес, по которому вы можете найти Вахта. Но он вряд ли что добавит к тому, что я сказал. Сожалею, но мне больше нечего вам передать. Хотя нет. Это на память, – он вложил в руку Филу металлический предмет, – это пряжка от её дыхательного аппарата. Поверьте, она наверняка оставила бы вам сообщение. Она просто не успела.
Иван постоял рядом, положив руку на плечо Фила.
– Примите мои самые, самые…соболезнования и сочувствие, – он смахнул слезы рукой и быстро пошёл к выходу. Фил тупо смотрел на вложенный ему в руку предмет, склонив голову над этой пряжкой, и бормотал: «Ничего! Ничего не осталось! Никакого следа, кроме этой пряжки. Только воспоминания», – голова его упала на раскрытую ладонь, и он зарыдал. Подошёл какой-то человек:
– Вам плохо. Вызвать врача? Может вам заказать такси?
– Спасибо. Я в порядке. Спасибо, – Фил вытер слёзы, встал из-за стола и поплелся к выходу, понурив голову.
Он даже не спросил у Ивана, почему он искал именно его. Что-то она рассказывала о нем? Может быть этому Вахту сказала о нём в последних словах. Такие мысли пришли ему в голову позже, когда он начал приходить в себя. Но это уже не имело значения. Эл была мертва. Казалось, всё окружающее, прошлое, настоящее и будущее потеряло смысл.
А сейчас Фил брёл по улице куда глаза глядят, натыкаясь на прохожих. И только крепко сжимая в руке пряжку.


Глава 9.
Разоблачение Ника.

Фил всё-таки напросился на встречу с командиром. Тот принял его довольно быстро, с улыбочкой и бесцеремонно разглядывал с любопытством.
–  Надеюсь, вы не с жалобой на условия?
–  Нет, кэп. Мне предстоит длительное время провести с вами в совместном полёте. Я не знаю, какие инструкции вы получили на счёт меня, но хотелось бы определить круг моих обязанностей на борту на весь период полёта.
Брови капитан-командира удивленно поползли вверх.
– Не скрою, я удивлён! Во-первых, я узнал, что у меня будут пассажиры буквально за два дня до старта. Во-вторых, никаких особых инструкций на ваш счёт я не получал. Знаю только, что на подходе к точке вашей высадки я должен подготовить и представить в ваше распоряжение разведывательный бот среднего класса, загруженный ранее, кстати, накануне вашего прибытия. В соответствии с полученным приказом он помещён в отдельный ангар и мной приняты меры, исключающие к нему доступ членов экипажа. Да, ещё, я должен выполнять все ваши просьбы. Более того, я разговаривал с Николасом, он мне сообщил, что вы будете работать по особой программе, и я не должен привлекать вас на другие работы и дежурства. Конечно, если вы настаиваете, я подумаю над вашей просьбой, только вы уж согласуйте между собой ваши желания.
«Ах, Ник! Вот мошенник, – думал Фил, направляясь в свой отсек, – выторговал себе самостоятельность и эксклюзивность, прикрываясь особой миссией».
Конечно, Фил был уверен, что Папор не знал содержание и цели его задания, и до конца не представлял, с кем он откровенничал. Много лишнего говорил. Например, о политике, о клонах и многом другом, за что мог серьёзно поплатиться при других обстоятельствах и с другим человеком. Этот образованный прохиндей дважды воспользовался ситуацией: первый раз попал в экспедицию, убедив «ответственных товарищей», что из-за недостаточности времени не подготовил Фила в полном объёме; второй раз, уже здесь, выторговал себе особые привилегии. А рассказал о клонах, стерилизации и других вещах с целью убедить Фила в своем особом, доверительном отношении к нему. Профессор психоанализа, он знал, что правда действует убедительней всего. Правда остается правдой, а вот цели могут быть разные.
– Ну да шут с ним. Смог, так смог. Он всё-таки ради науки серьёзно рискует жизнью. Но немного пошантажировать его следует.
Папора Фил нашёл в лаборатории. Тот, как всегда на ходу, брякнул: «Привет», мурлыкая себе под нос какую-то песенку, с прибором в руках пытался пробежать мимо, но Фил придержал его за рукав комбинезона. Тот с удивлением на лице поднял глаза.
– Профессор, – Фил постарался придать голосу металлические нотки, – вы почему без меня о моей судьбе говорили с капитаном?
– Можно, я положу прибор, – Ник осторожно вытащил рукав комбинезона из руки Фила. Засеменил к столу. Ставил, переставлял прибор, подсоединил его, затем отключил. Одним словом, тянул время и обдумывал, как без последствий выкрутиться из ситуации.
Видно, придумал, так как резко повернулся, упёрся руками о тумбу стола и с улыбочкой на лице торжественным голосом произнёс:
– Я это сделал только для вашего блага. Нам предстоит огромный объём работы, поэтому я предупредил командир-капитана, чтобы он не привлекал вас к обычной, рутинной работе.
«Вот жук! Выкрутился! – подумал Фил, – ну ничего, посмотрим, что ты ответишь на это».
– Заодно, профессор, как бы невзначай вы и себе такие же привилегии выторговали.
– А как я должен был поступать? Мы же с вами в одной связке.
«Ага занервничал, коли перешел на «вы», – отметил про себя Фил.
– Да, но только до того момента, когда меня засунут в бот и выпалят в космос. Или вы и тогда будете говорить, что не расстаётесь и инструктируете меня на астральном уровне.
Улыбочка сползла с лица. Профессор задвигал носом, помогая ему рукой, что говорило о том, что он озадачен, и понял, что его мелкие интрижки раскрыты.
– Что вы об этом так волнуетесь? У вас от этого ни убудет и ни прибудет.
– Мне не нравится, что вы использовали моё имя и мои обстоятельства в своих корыстных целях. И. что самое прискорбное, не согласовав со мной. Когда мы начнем совместную работу?
Папор склонил набок свою нечёсаную шевелюру и, подняв обе руки, как бы говоря: «Сдаюсь! Учту! Исправлюсь!», изобразил виноватую мину на лице.
– Прямо сейчас и начнём.
– Вы же говорили, что вам надо несколько дней, чтобы подготовить план.
– А я подготовил.
– Где же он? Можно с ним ознакомиться?
– Он у меня тут, – Ник постучал пальцем-сарделькой по лбу, – Если вы заметили я редко что-либо записываю. Я всё запоминаю. Вот план нашей с вами работы тут, – он вновь постучал по голове. Мы проведём комплекс мероприятий по разработанной мной методике.
– И каков план? Вы можете изложить по пунктам?
– Зачем вы загружаетесь такими тонкостями? Э…! Методика разработана мной лично. Я сделаю вас суперменом. С завтрашнего дня и начнём.
– Нет, профессор. Пойдёшь вам на уступки – не дождешься начала. Начнём сегодня и сейчас. Это моё требование. В противном случае, говорю капитану, что не имею к вам никакого отношения.
– Да, конечно. Может быть я закончу, что начал? Буквально пару часов, – Папор с мольбой в глазах посмотрел на Фила.
– Ну, пожалуйста!
Фил пожал плечами, безнадёжно махнул рукой и направился в сторону выхода, буркнув на ходу:
– Я буду у себя.
Но, не прошло и получаса, как профессор заглянул в кубрик.
– Я готов.
– К чему? – с иронией в голосе спросил Фил.
Папор подошёл к свободному стулу, нажал на кнопку, опустил его почти до пола, сел на него, вновь нажал на кнопку, и, пока стул поднимался, устремил сияющий взгляд на товарища. Фил терпеливо дождался, когда профессор закончит манипуляции со стулом.
–  Что, вы уже придумали программу моей подготовки на всё время полёта?
– Конечно! Более того, это мной разработанная уникальная методика, которую я апробирую на вас.
– Может быть, сначала на ком-нибудь другом, менее ценном?
– Не волнуйтесь. Я гарантированно сделаю из вас супермена, без какого-либо ущерба для вашего здоровья. Даже более, вы сможете корректировать, или лучше сказать профилактировать, например, влияние на психику стрессов.
–  Профессор, вы меня убедили, когда же приступим?
– Только что. Это подготовительный этап, в ходе которого я расскажу о цели нашей работы. Во-первых, мы займемся вашей памятью. Гарантирую, через пару недель ваша память станет феноменальной.
– Может не надо? Вы практически одним сеансом тогда, в вашем центре, развили мою память настолько, что я упорно помню даже то, что хотел бы забыть.
– Помилуйте, мой друг, я тогда ничего не делал, у вас и так отличная память. Впрочем, как хотите. Но, я бы посоветовал улучшить зрительную память.
– Хорошо, профессор. Если утверждаете, что ваши эксперименты надо мной не отразятся на здоровье, я согласен. Что ещё предложите на пути моего совершенства и превращения в супермена?
–  Напрасно иронизируете, дорогой мой. Во-первых, это не эксперимент, а разработанная, глубоко продуманная методика. Во-вторых, я проверил её в полном объёме на себе и, как видите, я совершенно здоров как физически, так и психически.
– Хорошо. Что ещё?
– Вы освоите искусство владеть собой, управлять эмоциями, распознавать мимику, в том числе читать по губам на расстоянии.
– Так я изучал это всё в академии
–  По какой методике вы занимались? Кто из корифеев вёл ваш курс?
– По методикам Шмальца и Мюллера.
– Всё! Дальше не продолжайте. Это позапрошлый век. Можно сказать, вас ничему не учили.
– Хорошо, хорошо! Не учили, так не учили. Это мне бы пригодилось. Это всё?
– Мы отработаем приёмы обольщения людей, как располагать к себе.
– И женщин тоже? Но, мне кажется, для этого, в первую очередь, надо иметь соответствующие физические данные.
–  Ошибаетесь! В первую очередь нужно быть уверенным в себе и в нужный момент раскрывать рот или закрывать его.
–  Понятно. Но мне у вас ничего не получится.
–  Почему? Комплексы? А гипноз для чего?
– Дорогой Ник, я сомневаюсь, и мои сомнения базируются на серьёзных доводах: вы сказали, что отработали всё на себе, но я не вижу результатов. Вы предложили гипноз, но напрочь забыли, что это смертельно для меня.
Парор покраснел и хлопнул себя по лбу.
–  Я слишком эмоционально подошёл к приведению доводов.
– Вот, видите. Оказывается эмоциями управлять у вас тоже не совсем получается.
Последнее замечание Фила окончательно ввело Папора в смущение. Он опустил глаза, весь как-то скукожился.
–  Ну, я не знаю. Конечно, мы ничего не достигнем, если у вас нет соответствующего настроя и уверенности в конечном результате.
Фил посмотрел на него с сочувствием.
– Моё предложение такое: сегодня вы завершаете все текущие дела, мы определяем время занятий со мной; скажем, с утра, после завтрака, четыре с половиной часа с одним двадцатиминутным перерывом. Дальше, каждый по своему плану. Как, вам это подходит?
Профессор посмотрел на Фила глазами, полными слёз. Он ловко соскочил со стула, по пути смахнул выкатившуюся слезу.
– Ну, я пойду, – он кинулся в сторону двери.
– Давайте!
Понятно было, что профессор побежит в лабораторию
– Нужно проследить за ним. А то ещё и спать перестанет.
С чувством досады на себя и ощущением, что он крадёт драгоценное время профессора, Фил направился в тренажёрный зал.
Больше часа он нагружал мышцы работой. Выходя из бассейна, почувствовал усталость и голод. Подумал, – «А не поесть ли мне и поспать после обеда?»
Было приятное ощущение свободы и легкости.
Начались занятия. Вначале всё шло хорошо. Они выдерживали намеченный график. По прошествии двух недель, Фил стал замечать в действиях профессора рассеянность, он не мог никак сосредоточиться, нервничал. Заставлял вновь выполнять прежнее задание, когда Фил указывал ему на это, нервно стучал пальцами по столу, настаивал на повторении. Получив одинаковый результат, рассеянно говорил, что вот теперь можно считать задание выполненным. На последнем прошедшем занятии, уже в конце, профессор заснул. Резко встрепенулся, покрутил головой. Фил сделал вид, что не заметил. Когда пришло время спать, поставил будильник на три часа ночи земного времени и лёг. Что-то не спалось. Посыпался раза два-три. Последний раз включил свет, было без пятнадцати три. Фил встал, оделся. Стараясь мягко ступать, чтобы не производить сильного шума, пошёл в лабораторию.
В лаборатории горел свет. Профессор не заметил Фила, который встал, опираясь плечом на шпангоут дверного проёма, и молча наблюдал за Папором. Тот бегал от стола к столу с какими-то пробирками, колбами. Наконец, Филу это надоело, и он позвал Ника.
– Господин профессор, вы что не спите?   
Вопрос прозвучал для Ника неожиданно. Он присел, держа в руках пробирку. Медленно повернулся к Филу. Прежде, чем что-то сказать, он дважды громко сглотнул слюну.
– А вы что не спите?
Папор поставил пробирку на стол, сел на стул и уставился исподлобья на Фила. Взгляд у него был утомлённый. Да и весь вид говорил, что он не спит уже не первую ночь.
Фил ничего не ответил. Покачал головой. Повернулся и вышел из лаборатории.
Папор сидел, уставившись в дверь, за которой скрылся Фил.
– Вот, надо же, застукал! – прошептал профессор.
В одной пробирке, что-то закипело, забурлило, но Папор не обращал на это никакого внимания
– Надо же, застукал!
Он тяжело вздохнул и поплёлся, понурив голову в сторону своего жилого блока.
  На завтраке его не было. Фил заглянул в его кубрик. Профессор, свернувшись калачиком спал.
Перед обедом Фил лежал и читал книгу. В дверях осторожно показалась нечёсаная голова профессора.
– Давайте устроим перерыв, – не отрывая взгляда от планшета, предложил Фил.
Папор не сопротивлялся, – Хорошо, давайте. – Физиономия его также осторожно исчезла.
Что-то стало жалко профессора. Ведь он всё равно не перестанет ставить свои опыты по ночам. Фил решил не нагружать его занятиями. Чтобы как-то занять себя, решил попросить командир-капитана поставить его в общую вахту.
Командира он застал на центральном пункте.
–  Значит надумали? Я поставлю вас на пару месяцев в смену по обеспечению жизнедеятельности.
–  А почему только на два месяца?
–  Всё, дальше ваше пребывание на корабле закончится.
– А разве до Юпитера не восемь месяцев полёта?