Трогательная чушь Эпизод V - Непосильная задача?

Описание: "У него была возможность. Он... Действительно мог это сделать."

- Всё, что я хотела, так это немного грёбанного сочувствия!! – Её лицо было багряным, по щекам текли горячие слезы, а горло охрипло от крика. Маша не видела себя со стороны, да и даже если бы увидела, то всё равно не смогла бы остановить этот грязный, дешевый и максимально позорный эмоциональный порыв.

 Тёма стоял, как вкопанный напротив неё. Сейчас они были у неё в комнате - на полках можно было увидеть виниловые пластинки известных зарубежных групп, на стенах висели плакаты с загадочными надписями и рунами, а шкаф был забит литературой в жанре научная фантастика и фэнтези.

 Впрочем, всё это сейчас улетело куда-то прочь.

- Ты… Ты… ТЫ! – Девочка поначалу попыталась чуточку успокоиться и прекратить кричать, но как только в голове появлялись слова, которые она хотела донести, то тут же голос будто бы сам собою повышался, словно бы так и нужно было. – Тёма, ты такой придурок, ну нету просто моих сил! Я… Я же тебя всё время слушала, суку такую, я тебе всё время… Всё время по-мо-га-ла! И тогда я единственная с тобою решилась на этот дурацкий бойкот, помнишь? – Парень озадаченно кивнул, не понимая или делая вид, что не понимает, к чему она решила всё это перечислять.

 На несколько секунд рыжая закрыла своё лицо руками, сдерживая ещё один поток слёз. И ведь каких глупых и бессмысленных слез! Ни печалью вызванных, ни болью, ни радостью, ни смехом. Это были слезы от обиды и досады. Которые от того только и идут у человека, что реальность оказалась не такой, какой он ожидал.

- Ну да – это было очень мило с твоей стороны… - Пробубнил он, опасливо садясь на краешек её кровати.

 Маше теперь захотелось наорать на него ещё и за такое наглое нарушение личного пространства её комнаты, но силы уже были на исходе, поэтому пришлось как-то сдержать себя. Ну хотя бы капельку.

- Мило!? Да, это было очень мило с моей стороны, я это прекрасно помню! И очень мило было то, как потом на мне отрывался Николай Петрович, ты ведь этого не забыл!? Не забыл, ведь он на нас вместе орал, потому-то ты и запомнил, что ты тоже там был! Долбанный ты вонючий эгоист! – Тёма не знал куда себя деть.

 В груди вроде бы поднималось чувство якобы справедливой злости, которая всегда сопутствовала моменту, когда кто-то тебя за что-то ругает, но так как мыслил он сейчас всё же более-менее логично, то к несчастью для себя вполне понимал, почему она так злится. Ему бы укрыться в панцире отрицания своей вины, ему бы сидеть с глупыми глазами, да не понимать ничего.

 Но нет же.

 Тёма прекрасно помнил тот момент, когда Маша решила немного пожаловаться ему на своих родителей, с которой у той были очень напряженные отношения. И как он слушал её, но вместо того, чтобы просто молча всё воспринять, начал давать какие-то там советы, объяснять, что её чувства неправильные и что вообще она не должна так сильно переживать из-за этого.

 Задним-то умом он всё это понимал...

- Ну, Маш, я… - Слова не довались ему, он никогда не умел нормально просить прощения, да и просто признавать свою вину.

- Что? Что ты хочешь сказать? Я… - Вдруг, её напряжение резко спало, тело как бы обмякло, она уперлась об стену и сползла вниз. Закрыв лицо руками, она тихо всхлипывала и теперь вот уже говорила полушепотом. – Я… Мой папа… Он каждый день мне предъявляет, Тёма, понимаешь? Каждый день предъявляет мне за то, что я плохо учусь, что я не образцовая, что я… Какое-то сплошное разочарование… - Школьник теперь мог не беспокоиться, что его реакцию кто-то увидит.

 Лицо его приняло теперь вполне сочувственный вид, но, однако, сам он ничего не говорил.

- Тём, ему всё равно, понимаешь? Всё равно на меня – абсолютно! Я хотела бы… Хотела бы, чтобы он радовалась со мною… Вот чтобы…  - Ненадолго девочка замолчала, после чего ещё более тяжелым, сиплым голосом продолжила. Плечи её продолжали дрожать, а футболка уже успела насквозь промокнуть от слез.  – Чтобы… Чтобы так было. Я говорю ему – “Папа, такую хорошую песню нашла, я хочу её теперь всегда с-с-слушать… И т-т-танцевать”… А он бы отвечал – “Хорошо” и улыбался… П-п-просто улыбался, Тём, понимаешь? – Он кивнул, хоть девочка и не могла этого видеть.

- И-и-и… И не это п-происходит… Он вместо этого даже не смотрит, хмурится и говорит… - Маша попыталась передразнить эту фирменную надменную взрослую интонацию, с которой обычно разговаривали все родители, которые не были готовы хоть как-то серьёзно воспринимать своих детей. – “Что за дурость, и-и-иди… У-у-учись! Какая тебе м-му-му-музыка…”- И она снова зарыдала.

 Хорошо, что рядом никого не было. Хорошо, что родители были далеко заграницей. Что она могла позволить себе быть такой. Плохо было то, что это её позорное поведение видел Тёма. Именно тот Тёма, о котором она мечтала, которого хотела видеть рядом с собой, и с чьим мысленным образом она столько раз болтала, спорила, переругивалась, и в объятиях которого столько раз мечтала попасть.

- Тём, я просто хотела сочувствия… Хоть от кого-то… - Она утерла слезы и посмотрела на него исподлобья.

  Обычно прямые её волосы теперь были взъерошены, тушь потекла, а краешек помады по-дурацки размазался по левому краю губ, создавая кривую полуулыбку. 

- Вот не чтобы кто-то там смеялся со мной над шутками или вот… Чтобы… Помнишь, как мы за гаражами стояли, курили и материли лысого мудака? – Она попыталась выдавить из себя хотя бы слабенькую улыбку.

 Парень постарался поддержать в ней именно этот радостный настрой и согласно закивал, улыбаясь. Ему всё ещё казалось, что он сможет всё это вырулить к нормальному направлению разговора. Где не придётся смотреть на то, как человеку больно и как он сам себя продолжает накручивать и калечить.

 Проблема заключалась в том, что он не понимал того простого факта, что такого рода боль… Не может исчезнуть, как какая-нибудь навязчивая мысль или идея, которые словно ветром сдуваются, стоит появится чему-то более важному.

 Нет, такого рода боль человек вынужден именно что проживать полностью. Каждый должен пройти это до конца, мучаясь и претерпевая то, что делает саму жизнь невыносимой. И лишь справившись с этим, можно расслабиться. Но некоторые просто не выдерживают.

- И я помню… Но… Нельзя же вот так всё время… Это я смеялась с вами… С вами, а не вы со мной! – Она ещё раз вымученно улыбнулась.

- Маш, но тебе ведь было весело, ты смеялась, я сам же на тебя смотрел и видел всё это! Что ты за пургу несёшь? – Эти слова были непрошенными. Он сам это почувствовал, когда услышал, как они звучат. Но было уже поздно.

- Да. Было весело. Спасибо. Что. Напомнил. – Грохот! Резкий удар кулаком об стену. – Без тебя бы. Не догадалась. – Напряжение в комнате всё нарастало и нарастало. Красивого выхода из ситуации Артёму никак не удавалось найти.

 Девочка молча сидела, обхватив руками колени смотря куда-то вниз. Время от времени она продолжала всхлипывать. Теперь уже было абсолютно плевать, что он там увидит или не увидит. Свой образ надменной девушки со странными интересами, рыжей ведьмы, которая всегда держала дистанцию от этого погрязшего в обыденности мира, Маша окончательно потеряла.

 Она думала о том, что ей не хочется больше его видеть. И даже не потому, что Тёма оказался плохим человеком или внезапно показал своё истинное лицо. Дело было вовсе не в этом. Школьница сама придумала себе образ доброго юноши, который скрывается под угрюмой и необщительной оболочкой. И ей казалось, что рано или поздно он покажет “настоящего” себя. Любое проявление внимания от него, любые слова, которые можно было интерпретировать в пользу того, во что ей хотелось верить…

 Она собирала все эти песчинки, строя из них замок, но проблема в том, что девочка именно что специально выделяла то, что ей хотелось увидеть. А цельную картину она предпочитала не замечать, считая, что лучше всех разбирается в людях и что именно ей повезёт.

 Теперь же… Было очевидно, что все признаки симпатии к себе рыжая додумала сама, кроме разве что банального приятельничества. Даже не дружбы, нет. Приятельничества. Когда тебе просто бывает интересно поговорить с кем-то на отвлеченные темы, но не более. Может, ещё погулять, провести время в компании с другими людьми и всё.

 И, значит, каждый раз, когда она будет увидеть это лицо, то оно станет напоминанием ей о своей глупости. О том, как она до последнего отрицала ту реальность, в которой живёт. Выбирала только те вишенки из корзинки, что сохраняли в себе красный цвет, не обращая внимания на то, что остальные уже давным-давно подгнили.

- Тёма… - Нужно было говорить. Приходилось говорить. Иначе мучительный поток стыда и мыслей было не остановить. – Тём, ты вообще живой человек? Я просто не понимаю… Ты живой человек или как? Должен же живой… - Она усмехнулась себе под нос и прекратила.

  Юноша, в свою очередь, разрывался изнутри противоречиями. Между защитой самооценки и стремлением к морали, между потерей лица и помощи людям, между признанием ошибок и стыдом. К сожалению, как это часто бывает, сделать что-то под давлением не хотелось, поэтому пошла обратная реакция.

- Я? Не живой? Ты о чём вообще? Совсем с дуба рухнула? Чего ты вообще несешь?! – Каждое новое слово разносилось по квартире всё громче и громче, пока речь окончательно не перешла в крик.

 Девочка вздрогнула и тихо засмеялась.

- Ну да, а чего ещё… Это… Извини меня, просто прости – я ведь действительно сошла с ума… Я сумасшеееедшая! Я поеееееехвашая! У меня не все дооооома! – Лицо Артёма искривилось от злости. – Просто живые люди, понимаешь ли, живые люди, они… Понимают, что иногда нужно сочувствовать и всё тут. Нужно помогать. Нельзя просто быть пиявкой, паразитом, нельзя таким быть и...

- Чего ты несёшь?

- Если ты не помогаешь, если ты просто пользуешься чужой привязанностью… Как-то не понимая того, что… Что иногда надо проявлять себя, как сострадательного человека, то такое не способен знать только робот.

- Ты вообще? Чего мелешь, поехавшая?

- Бип-буп-пип-пип! Я робот! Я робот! Меня зовут Артём и я робот.

- … Ты по-русски не понимаешь? Я ещё раз спрашиваю – чё за херню ты несёшь?

- Слушай, ты ведь… Ты ведь… Я не хочу тебя обижать – видимо, ты такой какой и есть, всё природа сделала, поэтому никто ни в чём не виноват, да и вообще – я сама себе всё это выдуууумала!

- Ты понимаешь меня?

- Хватит, всё, ты сам всё знаешь – зачем я тебе ещё и отвечать должна!

- Ты вообще в адеквате?!

- Заткнись, всё, я всё сказала. – Каждый новый его вопрос вкупе со стеклянным взглядом карих глаз заставлял её чувствовать себя всё более неуютно. Ей внезапно подумалось о том, что раз он не имеет эмпатии, то способен и на более страшные вещи.

 И финальным аккордом во всём этом стали эти его слова. Уже не было больно от того, что он хотел донести. И даже от того, какие выражения он выбирал по отношению к ней. Просто чувствовалась агрессия. Тёма хотел, чтобы она прекратила заходить на его территорию, перестала пытаться как-то его тормошить.

- Ты не ответила. Значит, ты тупая. И больная. Сука. Тупая и больная сука. Ясно? – Его правая рука схватила Машу за подбородок, заставив смотреть прямо в его глаза. Зрачки сузились от злобы, и она чувствовала дрожь пальцев, которые сжимали её то всё сильнее  сильнее. – Я тебе спросил, тебе ясно, что ты тупая и больная сука, а? – Теперь было страшно.

- Тёма, мне больно…

- Я тебе спрашиваю ещё раз – тебе понятно это? – Маша не была из тех людей, до которых всё медленно доходило. И уж тем более из той породы, что в условиях стресса начинали действовать нерационально.

 Сейчас… Господи, он продолжает смотреть.

 И рыжая четко осознала один факт.

 Он выше её.

 Больше её.

 Сильнее её.

 Ловчее её.

 И ничего ему не мешает сейчас. Ведь, в конце концов, родители в отпуске, а никого другого она ещё не звала.

 И он по-настоящему обезумел от злости.

 Он может её убить.

 Взять и убить.

 Придушить.

 Ударить головой об стену.

 Или просто избить и покалечить до смерти.

 С посеревшим от ужаса лицом она прошептала.

- Да, я вся поняла… - Напоследок, резко, словно клешней, сжав ей подбородок, да так, что на секунду ей показалось, что он сломает ей челюсть, он отпустил девочку, отшвырнув в сторону, после чего она обессилившая упала на пол.

 Закрыть глаза…

 Может, если представить, что всё только что произошедшее просто дурной сон, мерзкая фантазия или…

 Послышался громкий хлопок дверью. Артём ушёл. Никого больше не осталось. Маша подошла к зеркалу и дрожащими руками коснулась своего лица. Нижняя губа была прокусана, а на щеках остались царапины от его ногтей. Почему-то это показалось ей забавным.

 Раздался тихий смех, отдававшийся эхом от стен пустой и холодной квартиры. Который становился всё громче, громче и громче.