Уругвайская история. Выбор часть II

ПЕРВАЯ  УРУГВАЙСКАЯ  СТРАНИЦА.
АЛЬВАРО  КАСТИЛЬО – УРУГВАЙСКИЙ  РОБИН  ГУД.
ТУПАМАРОС.

  Часто мы с Мигелем оставались наедине и говорили, говорили, говорили…
Нам было интересно вдвоём.Но первый из рассказов об отце Миша  доверил мне не сразу.А когда рассказывал о нём – чувствовалось, что своего родителя он уважает и любит безмерно. И боготворит!
Впрочем, к маме он испытывал те же чувства. Он любил, очень любил своих родителей.Не часто такие чувства отметишь в душах наших,русских парней. К сожалению, не часто. Нет, конечно, наши русские мальчишки тоже любят своих пап и мам, но нежность свою при этом показать стесняются. Как-то не принято у нас это, в нашем, русском менталитете.В основном не принято. И напрасно…
  Мигель был прекрасным рассказчиком. А я умел слушать, слышать и живо представлять то, что мне рассказывают.И из множества эпизодов, которые поведал мне о жизни своего отца этот парнишка, а в последствие и из бесед с самим его отцом, сложился для меня и общий портрет этого интереснейшего человека.
               
                ***
  Он родился в Уругвае, в деревне, близ городка Ла-Палома, в мае тысяча девятьсот тридцатого года. Был крещён в католическом приходе местечка Рочо, что в нескольких километрах от их рыбацкой деревни. Там же, в Рочо, недолго учился в школе. Но ходить каждый день в такую даль,за несколько километров от деревни, да ещё платить за это, стало невмоготу. Отец его, рыбачил, продавал рыбу. Но денег с этого заработка едва хватало на то, чтобы прикрыть наготу и не умереть с голоду. В  их жалкой лачуге у берега Атлантики были стол,три стула, три миски, три кружки, пара котелков и три старых и ржавых ведра для рыбы. В ужин и обедали, и завтракали впрок. Какие уж тут учебники,какая школа?
  Такое существование было школой и даже университетом само по себе.
Замечательные и популярные в Уругвае блюда париллада и чивито были не для таких бедных рыбаков, как семья Кастильо. Ветхая, вся в латках, одежда, пустые,дырявые карманы. В общем – нищета. И рты в каждой деревенской семье были всегда лишними.               
  Лет в четырнадцать такая «песочно-пляжная» жизнь и рыбалка на утлой отцовской лодчонке,порядком «достали» Альваро. И он, с одним из своих закадычных дружков, налегке подался поискать работы и счастья на стороне. Ну, и конечно, отчасти, молодому парню хотелось романтики. А ещё больше  - сытости и лучшей доли.

  Сытость… Что это? Альваро даже не представлял себе, как это, быть сытым?
Добравшись с дружком до Мальдонадо, они забрели в порт и пару недель, то попрошайничали, то воровали где, как и что придётся, чтобы прокормиться.
А потом им подфартило: они первыми стояли у причала, к которому была пришвартована старенькая рыбацкая шхуна «Попугай». Поговорив с ними и ощупав их, как ощупывают коней при покупке, старый хитрый капитан взял их на шхуну юнгами.Без платы за работу, а так, за еду. Но это было счастьем и для Альваро,и для его дружка! Впервые за последние годы, они стали есть, пусть и не шикарно, но досыта. При этом довольно часто им перепадало по куску мяса! И, несмотря на самую грязную и тяжёлую работу на шхуне, Альваро казалось, что он попал из ада в рай!
  Через какое-то время, видя, как тяжело трудятся парни, капитан стал платить им по несколько песо в неделю. Но еда при этом оставалась бесплатной. Кэп был суровым внешне, но в душе добрым человеком.

  Так прошло почти три года. Юнгам шёл рыбацкий стаж. Иногда, побарахтавшись в прибрежных Атлантических водах, шхуна устало входила в ближайший к месту лова рыбный порт, чтобы пополнить запасы еды, пресной воды и поправить такелаж.Капитан был хитрым и умным человеком,понимал, что людей иногда надо «спускать с поводка». И тогда, выдав команде немного деньжат на «еду и выпивку», он отпускал её почти в полном составе на берег, погулять с девушками, попить пива или медио.
  Вот так, в один из февральских вечеров, чёрт пошептал кэпу, что, мол, пора! И «Попугай», то сваливаясь в атлантический прибой, а то, вдруг, поймав тихий прилив, потихоньку пришвартовался в рыбном порту Монтевидео. Здесь то и решил капитан отпустить команду на берег.
  Был тёплый тихий вечер. Луна, как прожектор проложила дорожку в спокойной портовой лагуне. И где то там, в центре города слышалась музыка, стучали барабаны и тамтамы, доносился шум, гам, песни, мелодии, возгласы. В воздухе висел умопомрачительный аромат жареного мяса, тушёного в луке тунца и каких-то ванильных сладостей.Вторые сутки шла фиеста, и никому не было дела до того, что в порт зашла, какая-то старушка-шхуна. Остались в команде лишь повар, вахтенный и второй юнга – дружок Альваро. Все остальные, спустившись на берег, растворились в фиесте. Кто и где был, что и сколько пил, кто и с кем ночевал – то осталось загадкой. Да, и не нужно такие загадки разгадывать. Кому, какое до этого дело? Монтевидео  шумел, манил, звал в свои объятия. И Альваро вместе со всеми, поддавшись этому древнему зову предков, окунулся в   карнавальные улицы столицы, как окунаются после тяжёлого изнурительного труда в воды прохладной лагуны…

                ***
   Альваро спал, спал пьяным мертвецким сном в узком проулке между двумя домами, прислонившись к стене, где-то на окраине Монтевидео.
Во сне он по-детски шевелил губами, видимо «перебирая» цветные сны и с кем-то разговаривая.
Много позже, он рассказывал мне об этой ночи и о своём пробуждении. Ему снились волны океана и берега с золотыми песками. И небо, как лучисто-нежная нирвана, качающаяся и плывущая над морским пространством. Гомон ненасытных чаек вплетался в дымку вещего сна, и смех бегущих к берегу моря неугомонных мальчишек пробуждал в нём видения из собственного детства.
И под волшебную музыку этого дивного, сказочного  видения, ему явилась девушка, с золотистыми волосами, в белом платье. И он, не ощущая, что спит, думая во сне, что всё происходит наяву, протянул ей руку. Она коснулась своими пальчиками его ладони, как бы доверившись судьбе. И тогда он страстно обнял красавицу и поцеловал её во влажные аленькие губки…
Ах, как ему было хорошо! Как он не хотел расставаться с феей своего сна! Как мечтал он остаться с ней навеки!
Но даже его сильные руки не смогли удержать лёгкую, улетающую от него медленно, но верно, деву: она всё удалялась и удалялась.
А он спрашивал, и спрашивал её: «Куда же ты, куда? Постой?». Но нет, она улетала, как улетает ветерок, как улетает утренний сон. Куда?

Но кто знает, куда улетают наши сны и где гуляют ветры?..

                ***
   Альваро открыл глаза и не сразу обрёл реальность. Он увидел перед собой облупленную стену дома в переулке, мусорный бак неподалёку и мальчишек, которые бегали вокруг него и дразнили, за то, что он спит здесь, на улице, пьяный и грязный.
Он вскочил и хотел побежать в порт, к причалу. Но не знал, куда бежать. Каменные великаны окружали его со всех сторон. И он уже понимал, что опоздал вернуться в экипаж. И никак не мог понять, в каком направлении ему двигаться. Тем более что совершено, не помнил, что было  вечера, ночью, и как он вообще попал  в этот переулок.
  Наконец, через пару часов, он нашёл свой причал. Но шхуны не было, и он увидел её далеко, далеко в море. Она удалялась. И удалялась, всё дальше и дальше от берега, а Альваро почему-то ничуть об этом не жалел. Что-то внутри, в душе, подсказывало ему, что такова его планида!
  Однако,он долго стоял на пирсе и вглядывался в горизонт, где убегали от него по волнам Атлантики детство, юность, печали и радости…               
  В конце концов, Альваро трезво оценив ситуацию, решил, что нечего лить слёзы по поводу того, что уже случилось. Он взглянул с пирса на открывшуюся ему городскую панораму, и сказал себе: «Вперёд, Альваро! Не пропадёшь! Полмира под рукой! Судьба всегда ведёт туда, куда и должна привести! Значит так ей угодно! И кто знает, может, пути, которые мы не ищем, сами нас находят, обрекая нас на нежданное, негаданное счастье? Что ж! Да будет так!».
И засунув руки в дырявые карманы, насвистывая какую-то мелодию, он не торопясь поплёлся в город – без цели, без гроша в кармане… Просто так…

                ***
  Но столица Уругвая встретила Альваро вовсе неприветливо. Городские красоты – красотами. А жизнь человеческая – жизнью. Как и везде, мегаполисы кокетливо прельщают и завлекают приезжих своими соблазнами, а потом бессовестно и жестоко обманывают.
  Альваро не был исключением. Совсем скоро голод начал хватать его крепкими узловатыми пальцами за кадык, а сутками урчащий от голода живот никак не давал покоя головному мозгу.Или головной мозг желудку? Как там по физиологии?  К тому же, и без того ветхая одежда Альваро быстро износилась, а его ботинки осклабилась, дырами и оторвавшимися подмётками, как некогда упитанный, но ныне отощавший бегемот. Нищета…
  В стране, а значит и в Монтевидео, царила безработица. И с этим как-то надо было жить. А поскольку заботиться о нищем молодом парне было некому, да, собственно, в его возрасте он давно уже привык заботиться о себе сам, то Альваро лихорадочно искал решение своей проблемы.
Вот уж, воистину перед ним в буквальном смысле стоял гамлетовский вопрос!
Но как обычно и бывает в сложных ситуациях, на перекрёстках жизненных дорог, решение приходит либо само собой, либо тебе его кто-нибудь или что-нибудь подсказывает. И Альваро от безысходности принял решение, которое, можно сказать подсунула ему действительность.
Бродящего по улицам молодого и физически крепкого парня приметили. Приметили те, кто хозяйничал на этих улицах и в переулках, в кварталах и районах.
В общем, криминал – он везде одинаков. Как говорится, «голод не тётка» и на предложение одной из криминальных шаек влиться в их компанию, Альваро, не задумываясь о последствиях, ответил быстрым согласием.
«А что делать? – рассуждал он, - конечно, в жизни много путей и есть разные выходы из сложных жизненных ситуаций. Но как быть с безысходностью, когда ты молод и готов трудиться, а на работу тебя никто не берёт и конца-края этому «тоннелю» не видно?

  ..."Да-а-а… Безысходность…Иногда она диктует тебе злые выводы. И, к сожалению, бог помогает не всем, а только избранным, а путь к хорошей жизни часто и крут, и тернист. Не очень-то мне нравится этот маршрут, не признаваемый цивильным обществом! Но, сеньоры, я хочу жить по-человечески! Так что уж простите за неправедность!».

                ***
Жить по-человечески…
Как часто мы слышим в себе эту фразу! Как часто заставляет она многих принимать неверные решения и идти неправедными путями…

                ***
  Шло время. И Альваро обучился  ремеслу вора и налётчика, грабителя и рэкетира. Всему на свете можно обучиться, если ты голоден и непризнан обществом.Но по сути своей душевной организации он никогда не был тем, кем стал. До поры до времени, он никого не убивал, всё то, что  попадало ему в руки, старался отдавать бедным.Особенно женщинам старикам и детям. В его, как многим казалось, «жёсткой» душе,были потаённые уголки тепла и сострадания к тем, кто жил в нищете и унижении. Наверное, потому, что сам он с раннего детства познал, что такое голод и дырявые одежды.
  За короткое время Альваро приобрёл авторитет не только среди сотоварищей, но и среди населения не одного района столицы. Его даже называли уругвайским Робин Гудом!А уже через два года после того, как его приняла в свою компанию самая грозная криминальная группировка Монтевидео, она стала играть уже по его правилам. Так уж случилось. Авторитет – великая сила! Когда в одном из налётов, случайно, погибли главарь их группировки и трое его самых ближайших помощников, на сходке все бандюки единогласно, новым боссом избрали молодого и умного Альваро. Отказаться было нельзя. И он принял на себя это бремя, как должное.
  Что тут рассказывать? Всё было довольно просто.
Они входили в офисные здания, фирмы, компании, к тем, кто побогаче и бессовестнее. Никаких самосудов они не чинили, хотя, конечно, «людская молва – морская волна»! И потому, особо нажимать на «подопечных» необходимости не было: все и так всё понимали и отдавали деньги и ценности сами.
Продукты, одежду и всякие бытовые мелочи люди Альваро сразу же везли в кантегриль - в бедняцкие районы Монтевидео. Детишкам, инвалидам, старикам и женщинам…
Год от года молодой и удачливый в делах Альваро становился всё авторитетнее.  Сотоварищам нравились его смелость, решительность, жёсткость при одновременной человечности и справедливости.
Но всё новые куши манили, затягивали Альваро в яму далеко не безмятежной, хотя и сытой, жизни. И кто бы подсказал ему, что  даже «робингудство» - не тот путь, по которому может и должен идти честный и умный человек?
Не то, чтобы нравилась ему всенародная молва о его делах. Нет. Он просто делал своё дело, кормился сам, жалел сирых и убогих и уже просто не понимал, как и на что можно жить, если не воровать и не грабить.
Однако мысли такие всё же его посещали.Одни – висли в тщете и суматохе повседневности, другие лишь витали вокруг него струящимися дымками миражей. Но, в общем, он был и с глазами, и с ушами, а ума ему было не занимать.
Альваро много читал. «Добрался» даже  до произведений Хосе Энрике Родо…
Знал он и о существовании людей, которые только ещё начинали заступничество за народ. По крайней мере, все они думали именно так! Тогда это были совсем ещё молодые, начинающие свой путь борцы за справедливость. Во всяком случае, и им самим, и Альваро, так казалось. Но они уже были известны в народе: Рауль Сендик, Фернандес Уидобро…3
Не было ещё, кроме коммунистов, конечно, никаких других, так называемых революционных течений.Действительно революционных. Ну, разве что анархисты, которых Альваро вовсе не понимал.Но такие никогда не были революционерами! Но он, хоть и смутно, но осознавал, даже скорее чувствовал, что идёт непримиримая борьба каких-то идей, борьба каких-то, ему пока неведомых, непримиримых сил.Он впитывал в себя, как губка впитывает воду, чары тех, кто стоял у истоков такой борьбы. Да! Дух свободолюбия и борьбы за социальную справедливость пьянил его сознание, казался ему чарами! Потому что сам он считал себя борцом за счастье людей. Да, пусть он вор, грабитель и налётчик! Но ведь не от хорошей жизни!?
Но пока он был крайне далёк от того, чтобы понимать, что ему ближе и чью сторону принять. Не было рядом человека, который бы всё ему объяснил, растолковал и подтолкнул в нужном направлении, сказал бы: «Иди и смотри»!
По крайней мере, так Альваро ощущал себя в те годы уругвайских политических тревог. Но в его жизни происходило всё больше встреч, бесед, единений и разладов с людьми, всё больше понимания или отрицания тех или иных идей.
Так он мне когда-то рассказывал…

  А пока - пока он  шёл своей дорогой. Как понимал её, как чувствовал. Шагал, как умел.И было ему невдомёк, что лишь немного осталось ему идти до того перекрёстка, на котором его жизненная дорога повернёт совсем в ином направлении, нежели он шёл прежде.И что скоро, очень скоро придётся ему попрощаться с прежними занятиями и свернуть со своей бандитской тропы.
Куда? Вот вопрос! То ли к свету служения Отчизне, то ли во мрак братоубийственной войны? А может, просто отойти в сторону от всего подобного? Он пока не знал этого, не думал об этом…
               
                ***
  Заканчивался тысяча девятьсот  пятьдесят третий год…
Перед Рождеством Альваро решил заглянуть в офис юридической фирмы «Фемида», которую открыл на подставное имя его знакомый, Рауль Сендик.  Заглянуть, чтобы поздравить и его, и его сотрудников, которые, впрочем, почти все знали, кто такой Альваро.
Он набрал с собой  целую сумку сантонов - раскрашенных глиняных сувениров. Там были фигурки яслей, новорождённого Христа, Иосифа, Марии и прочие библейские персонажи. Не забыл он и о сладостях, которые так любят  женщины и их дети.
Альваро…
Молодой, ладно сложенный, улыбающийся и сверкающий хитринкой во взгляде, симпатяга-парень, решительно открыл дверь в офис и вошёл в помещение. У стола стояла молодая, с точёной фигуркой, обворожительная блондинка.И его поразило, как током! Долгие годы он не мог забыть свой сон, там, в переулке Монтевидео, под облупленной стеной какого-то дома. Сон, в котором к нему пришла белая прекрасная фея, и которая за эти годы никогда не покидала его, не оставляла его в покое. Фея его мечты! Прелестница! Мадонна!
Альваро остановился и застыл в изумлении и восторге! Она! Неужели она!?
Его сердце колотилось, как испуганная птичка в клетке!
Новая секретарь Рауля Сендика? Волшебная девушка, изумительной красоты и утончённости! Раньше он её здесь не видел.

В то время Альваро не знал и не мог знать об это девушке ничего. И чтобы узнать о ней хотя бы что-то, ему надо было бы переместиться во времени и в пространстве лет на пятнадцать назад. И как вы думаете, куда? В Польшу! Конечно же, в Польшу!
Но эта страница откроется Альваро не сразу. Всё произойдёт чуть позже.

…Терпение, и  скоро польская страничка нам откроется…


БЕСЕДЫ С ДРУГОМ

  Прошло несколько дней, с тех пор, как я закончил работу над очередной главой повести. Мне не терпелось поделиться радостью, с кем-либо из людей, понимающих творчество.Среди моих друзей немного тех, кто  серьёзно относится к оценке творческой личности. Для большинства из них писание стихотворений или прозы – блажь. Они считают, что пишут только те, кому нечего делать!
«Ну,и друзья у тебя!» - скажет  иной!
Что ж! Ничего не попишешь: «кому арбузные корочки, а кому свиные хрящики»! Но я отношусь к этому проще: кому-то дано играть на гитаре, а кому-то выращивать арбузы.
А вот, Анатолий, всегда живо интересовался тем, что я делаю. Он вообще  всегда был человеком любознательным, именно любознательным, а не сующим нос, куда ни попадя. Согласитесь, это разные вещи.

                ***
- Ну, докладывай Анатоль, что тебе не понравилось в новой главе. Только честно! Ты первый читатель. И для меня твоё мнение важно.

- Ты знаешь,Володь, честно: вроде, всё и неплохо. Но опять эти сноски, ссылки,снова всё это испаноязычие! Тяжеловато воспринимается.

- Возможно. Но, наверное, будет ещё труднее, когда пойдёт уругвайская социалка и внутриполитическая обстановка в стране? А без неё – нельзя, непонятно будет, что и из-за чего случилось.

- Не знаю,Володь. Давай пока разберёмся с тем, что есть.

- Ну,давай,излагай.

- Вот,смотри: ты опять пишешь Ла-Палома, париллада, чивитто, Мальдонадо... Упоминаешь каких-то уругвайских деятелей, о которых простой русский читатель, вряд ли слышал,а не то, что бы, там, знает! А что это за «Тупамарос»? Я спросил пару своих сослуживцев – слышали ли они о «Тупамарос»? Так они на меня посмотрели, как на рябого! 4
Я хохотнул от такого сравнения. Слово «рябой» почему-то ассоциировалось у меня с двумя образами: мальчишкой из моего детства, что бегал у нас во дворе, конопатый такой, рыжий, как огонь. А позднее, со Сталиным. Почему-то именно так.
Потом, потихоньку, вникая  в смысл замечаний,  которые продолжал излагать Анатолий, я стал уплывать в свои воспоминания, теперь уже такие далёкие, но по-прежнему ясные. Мне вспомнился вечер в Магадане, когда я дежурил по части. Ночь, Мигель, его рассказы…

ИЗ РАССКАЗОВ МИГЕЛЯ

-  Ла-Палома – это уругвайский городок, небольшой, такой, очень красивый. Это на юго-востоке, на атлантическом побережье. Вся Южная Америка считает его жемчужиной. Отец рассказывал,что в тридцатые годы двадцатого века это был небольшой заштатный городишко, близ которого теснились бедные рыбацкие деревушки с полупустыми хижинами,лодками и сетями…

- Миша, а что такое париллада,чивитто?

- О-о-о, товарищ старший лейтенант, если бы вы только знали, как это вкусно! Париллада – это приготовленная по-особому говядина. Это одно из наших национальных блюд. Пальчики оближешь! А чивитто – аппетитный бутерброд с мясом.Ну, там по-разному бывает: с сыром, томатами, салатом, беконом. Очень, очень вкусно! - Мигель звучно подтянул слюнки и причмокнул. Вообще, он часами мог рассказывать о премудростях уругвайской кухни.
И когда только он успел постичь хитрости их национальной кулинарии?

- Так вот, отец, впервые попробовал эти блюда, когда попал на рыбацкую шхуну «Loro», что по-испански «Попугай». В деревне, где он жил, питались почти всегда одной только рыбой. Шхуна стояла на причале, в порту Мальдонадо. Это тоже на юго-востоке Уругвая, на берегу Атлантического океана.

- Скажи, Миша, а отец где-нибудь учился? Ты рассказывал мне, что он читал какого-то Родо.Кто это?

- Родо? Хосе Энрике Родо очень известный в Уругвае человек. Правда, в то время, когда отец познакомился с его работами, его уже не было в живых. Он умер в Палермо, в мае тысяча девятьсот семнадцатого года. Так сложилась его судьба. Родо - уругвайский писатель-эссеист, политический деятель. Он придерживался либерально-республиканских взглядов,был близок к партии «Колорадо».И всегда был за уругвайскую самобытность и независимость от США.

- А  «Колорадо», что за партия такая? Ты сыплешь всем этим, как знаток, а для меня всё это в новинку и малопонятно.

-Ай,товарищ старший лейтенант! А ещё политзанятия ведёте!

- Ну,Миша, ну, чего мне стыдиться? Я ведь не могу знать всё на свете. Тем более из истории и политической жизни страны, о которой я до твоего появления в моей жизни слышал только одно: название! Знаешь, чем командир взвода отличается от профессора? Профессор знает много, но, как правило,преподаёт одну дисциплину. Взводный же - ни черта не знает, но преподаёт всё!

Мигель искренно рассмеялся, показав все свои ровные беленькие зубы.

- Ну, рассмешили! Неужели действительно так?

- Так Миша,так! Нас заставляют преподавать вам всё. Всё смешали в кучу: и политическую подготовку,и боевую,и тактико-специальную. Всё мы, и только мы, взводные! Ну, да ты же знаешь.Разве ты видел, чтобы кто-нибудь, кроме взводного, проводил с солдатами занятия?

- Хм… Действительно, не видел. Так, потому, честно говоря,  вас, взводных, да ещё ротных старшин – солдаты и уважают. Кто с ними ещё, кроме вас, возится?

- Это да. Армия держится хорошим ротным звеном. А кто там есть, кто работает с людьми? Верно, Миша: ротный, взводный, старшина и сержанты. Они то и делают из гражданских парней настоящих солдат! На них всё и держится.

- Наверное… - протянул Мигель. – Только я думаю держаться она должна на чести, совести, долге и  физических возможностях военнослужащего. А не на пинках, которыми нас иной раз потчуют сержанты.

Я сделал себе «зарубку на память», чтобы поработать с сержантским составом, помолчал и ответил:

- Эх, Миша! Золотой ты человек! Твои бы слова, да министрам в уши! Да, что министрам? Ладно! Ты мне, всё-таки, расскажи, что за «колорадская» шайка-лейка такая?

- «Колорадо» - это такая политическая партия в Уругвае. В переводе с испанского - «Красная партия». В ней в основном консерваторы. Но есть и умеренные, и социал-демократы. Она долго была правящей в Уругвае. А  у власти была практически до пятьдесят девятого года. С какого времени - не знаю, потом опять пришла к власти, кажется в шестьдесят шестом.

- Так, Мигель! Завтра  напишу рапорт о назначении тебя помощником руководителя группы политзанятий.

- А вам это надо, товарищ старший лейтенант. У вас давно не было неприятностей с особистами? Да, и самому мне это не нравится. Я вам, товарищ старший лейтенант, на языке нашего каптёрщика, ефрейтора Ургенижбаева отвечу: «Ви чё меня, дурака считашь?».

Я рассмеялся. Ефрейтор Ургенижбаев, Бекен, у нас в роте, по части  русского  языка с узбекским акцентом, был «докой»! Но зато, был перворазрядником по вольной борьбе! И каптёрку содержал в идеальном порядке.

- Ладно, Миша, ничего такого я не стану делать. Успокойся.

  Миша продолжал рассказывать о своём любимом Уругвае, а я медленно погружался в свои мысли.

  «Чёрт! Никак не могу ничего найти ни про Уидобро, ни про Сендика, ни про тупамарос. А знать и хочется, и надо бы. Ладно, хоть и неудобно показывать, что «не копенгаген», а придётся! Да, и что тут зазорного-то? Не могу же я знать всё на свете»!

И я, без тени смущения, попросил Мигеля:

- Миш, ты расскажи мне о «Тупамарос». А то ведь, стыдно, не знаю, что это и с чем это «едят»!

Мигель замялся, что было на него не похоже, и замямлил что-то невнятное.

- Миша,я что-то не понимаю, чего это ты там бормочешь?

- Ну,в общем, Владимир Сергеевич, мне подполковник Рабинек велел… это… не распространяться,а то, сказал, зашлёт туда, где какой-то Макар телят пасёт.

Я снова рассмеялся.

- Миш, это поговорка такая русская. Когда хотят сказать, что это где-то очень далеко, то говорят, что это там, где «Макар телят не пас».

Мигель махнул головой в знак того, что понял. Но продолжал молчать.

- Ладно,коль дал слово или, там, подписку – не рассказывай.

- Да, нет, Владимир Сергеевич, вы меня неправильно поняли. Я просто собираюсь с мыслями. Кому-кому – а вам я доверяю.

- Миш! Неужели ты ещё не понял, что я не враг тебе. И быть может, один из немногих на северо-востоке СССР, кто тебя понимает?

Мигель улыбнулся и снова, как мне показалось, стал прежним - добрым и откровенным парнем.

-Ну, хорошо! Только обещайте, что всё это останется между нами.

- Это лишнее, Миш. Мне кажется, я уже не раз доказывал, что я твой друг и что нем, как рыба,несмотря на то, что мне приказали за тобой приглядывать.

- Знаете, Владимир Сергеевич, мама с папой  учили меня быть внимательным с людьми. Вы слышали когда-нибудь о таком человеке -  Экторе  Амодио Пересе?

- Миша, ты задаёшь лишние вопросы!

- Так вот. Я пока не рассказал вам, что такое  движение «Тупамарос». Конечно,  расскажу. Но Эктор Амодио Перес был одним из тех, кто входил в руководство этого Движения. И… оказался предателем! Он выдал военным и полиции Уру, по меньшей мере,тридцать партизанских укрытий, главный медицинский комплекс «Тупамарос», много скрытых арсеналов организации и подпольных типографий, несколько мест, где располагались наши «народные тюрьмы» - те самые, где содержались заложники нашей организации.

Меня несколько «резануло» и даже смутило слово «нашей». Но я не стал реагировать на него, а просто сделал себе ещё одну «зарубку» на память.

- Да,предательство, на чьей бы стороне оно ни было, всегда дурно пахнет! Скажи Мигель, а ты, вот, сказал «наши «народные тюрьмы». Ты действительно себя, мальчишку, причислял к стану тупамарос? – постарался я облечь моё недовольство Мишиной позицией в отношении «Тупамарос» в более деликатную форму.

- А по-другому просто и быть не могло. Мои родители в Движении занимали не последние ряды. И я об этом знал почти всегда. Так неужели вы думаете, что я поддерживал бы полицию или какую-то там другую партию? Нам, детям тупамарос, и в голову это не приходило, даже если нам угрожали смертью молодчики из JUP или фашисты из ССТ

- Кто-кто? – переспросил я, совершенно не понимая, о чём это только что сказал Мигель.

- Ах, да… Простите. Хотя… Кажется раньше я вам об этом уже рассказывал? Ну, да, ещё раз напомню вам о той, нашей, уругвайской действительности. В то время под покровительством полиции и местных властей в Монтевидео действовало множество фашиствующих группировок. Собственно,они были проправительственными. А занимались они тем, что запугивали и уничтожали физически членов движения «Тупамарос» и даже их симпатизантов.Одной из таких группировок была JUP «Поднявшаяся Уругвайская Молодёжь» (Juventud Uruguaya de Pie).Ещё одной из многих – «Команда Охотников на Тупамарос» (Comando Caza Tupamaros). В общем, те ещё фашистские сволочи!

  Я тут же вспомнил, как Мигель рассказывал мне о самой первой встрече с этим фашистскими гнидами. Мигель тоже об этом вспомнил, сильно разволновался, но быстро взял себя в руки: самообладания ему было не занимать.

- Простите, Владимир Сергеевич. Просто вспомнил случай, когда  фашист из ССТ  чуть не выдавил мне глаз стволом револьвера только за то, что я сын своих родителей. Ну, да я вам об этом рассказывал…

- Да-да, Миш, помню, помню. И понимаю… М-н-да…

Я тоже задумался: «Несладко жилось мальчику в «райском» уголке земли».

- Да, Мишаня, да… Печально всё это. Но из твоих рассказов я не всё понимаю только потому, что многого не знаю. Вот ты говоришь «Тупамарос». А  что это за движение, кто это такие, что за души? Понимаю только, что вам несладко приходилось из-за принадлежности к ним. И всё равно, мне это мало о чём говорит. Так что, расскажи, уж  сделай одолжение.

- Давайте Владимир Сергеевич, вечером, после отбоя. Вы же сегодня ответственный по роте?

- Да, есть такое дело, Миша. Хорошо. Я скажу командиру отделения, чтобы он после отбоя тебя отпустил в каптёрку, к Ургенижбаеву. Или ты спать будешь?

- Не-не! Я расскажу, мне с вами разговаривать интереснее, чем спать.

Я улыбнулся.

- Миш! Так мы, вроде и не разговариваем. Я иногда спрашиваю, а говоришь – рассказываешь – всегда ты. Это больше похоже на монолог. Ну, впрочем, мне это нравится. И тебе, как я вижу, тоже…

Я понимал, что парню надо выговориться. Меня же терзала любознательность и комплекс неполноценности: я не мог себе простить, что чего-то в этом мире не знаю, что что-то «проползло» мимо моего внимания. Самолюбие, честолюбие…Характер…

                ***
  …Сколь многое в этой жизни  ускользает  от нашего внимания, сознания, влияния…
  Мне вспомнилось государство, в котором я жил – СССР, вспомнился его развал, Россия девяностых.Сегодня всё это видится и осознаётся по-другому. Если бы в те годы всё виделось и понималось так же, как сейчас! Наверное, миллионы людей вышли бы на улицы? Или нет? Но, верно и то, что все мы разные. Это разное понимание и осознание (или не осознание?) действительности могло бы привести и к кровопролитию.И это кровопролитие было бы ужасным, не таким по масштабам, как в шестидесятые-семидесятые годы в далёком Уругвае… Хотя…Говорят же, что революции делаются в столицах? Может,потому в девяностых в  России и пролилась лишь «малая» кровь? Нет, конечно…

                ***
  После отбоя, я взял у Ургенижбаева ключ от каптёрки. Потом проверил караул, ещё некоторое время походил по спальному помещению в ожидании, пока солдаты и сержанты перестанут шептаться и уснут.
Наконец казарма наполнилась посвистыванием и похрапыванием.Лишь отдельные шорохи ворочающихся с боку на бок ребят доносились то с одного, то с другого края большого спального помещения казармы. 
Дневальные начали делать ночную влажную уборку. Убедившись, что рота спит, я спустился на первый этаж, в кладовую. Каптёрка – это в солдатском просторечии. А правильно – кладовая.
Через некоторое время спросил разрешения войти и Мигель. Мне импонировало, что, несмотря на наши тёплые отношения,он уважал меня, чувствовал и соблюдал дистанцию,понимая, что панибратство - дело негожее.

- Заходи, Миша, заходи, располагайся.

Я уже вскипятил воду и «запарил» чай, как у нас в войсках любили: в трёхлитровую банку кипятка засыпал пачку индийского чая «со слониками», накрыл «золотинкой-обёрткой». Чаинки уже медленно падали на дно банки. Когда они осели на дно - я начал «бутовку» чая.

О, чай у нас в войсках – ритуал! Его заварка – искусство! Нет, мы не пили чифир, как это делали и делают заключённые в лагерях. Чай у нас был вкусный, «купеческий», как мы его всегда называли. И мы почти никогда не пили его ни с сахаром, ни с конфетами: главным было почувствовать вкус настоящего чая!  Хотя… В те годы настоящего-то чая у нас и не было! А грузинский высший сорт в маленьких пачках – так, считался необыкновенной удачей! Не говоря уже про  индийский чай, со «слониками» на обёртке.

  Я налил в зелёные солдатские кружки  тёмно-янтарный напиток, и мы потихоньку - слово за слово – стали говорить с Мигелем о житейских мелочах, постепенно приближаясь к тому, для чего собственно и собрались в эту ночь. Мигеля всегда нужно было «разговорить».

- Так что ты, Миша, расскажешь мне о «Тупамарос»?

- Да, да, да, - Владимир Сергеевич, пора рассказать вам о том, что они из себя представляют. А то и вы, наверное, думаете, что они  преступники, террористы?

- Пока не знаю, Миша. Расскажешь – выскажу мнение. А пока  - не знаю.

- Ну… Даже не знаю, с чего начать?

- Начни с начала, рассказывай, что знаешь. Только, пожалуйста, по порядку, не перескакивая с одного на другое, ладно?

- Попробую,  Владимир Сергеевич... Ну, что сказать? Это я теперь уже больше о них знаю: и мама, и папа рассказывали многое, что-то узнал сам, а что-то слышал ещё в Уругвае.
Когда я был мальчишкой,о многом приходилось догадываться, многое постигать самому. Что-то, конечно же, мы, пацаны, обсуждали между собой, что–то нам рассказывали старшие. Были у нас и сторонники, и враги,и предатели.В общем, своя у нас была война.

…Был у нас, в Уругвае, некто Рауль Сендик. Да, он и сейчас есть. Только он в тюрьме,в одиночной камере. Так вот, он и есть самый главный руководитель «Тупамарос».В сентябре семьдесят второго года – папа рассказывал мне, что было это первого сентября,диктатура нанесла по нашей организации смертельный удар. Полиция ворвалась в убежище партизан в пригородном квартале Банкарио – есть такой. Все тупамарос, которые там в это время находились, оказали яростное вооружённое сопротивление. Но, к сожалению, силы были неравными. Да, и застали партизан полицейские и военные врасплох: очевидно, что это было предательство.Вместе со всеми был захвачен и Рауль Сендик. Это был его третий арест.Конечно, на тот период Организация была в состоянии полноценно функционировать и без Сендика,  и без многих руководителей, томившихся в тюрьмах.Но именно эта акция полиции нанесла жестокий удар по духу комбатантов и окончательно подорвала силы «Тупамарос». Военные и полиция отрапортовали, что арест всех высших лидеров, вроде как, точка в борьбе с ними.
Вообще-то, как ни печально, но они были правы.
  Был в Движении и второй человек - Элеутерио Фернандес Уидобро. Но его тоже арестовали.Некоторые руководители избежали ареста. Например, моя мама, как я узнал позже, была не последним человеком в руководстве «Тупамарос». Ей удалось скрыться…
  Теперь конкретнее, расскажу. Но не обессудьте, Владимир Сергеевич, кратко.
Во-первых,сам многого не знаю, а во-вторых – если рассказывать подробно – ночи нам с вами точно не хватит!

- Ладно,Мигель,давай,как хочешь и как сумеешь. А там - видно будет.

- Так вот. Движение национального освобождения  «Тупамарос» по-испански  «Мовимьенто де либерасьон националь». Сокращённо  МLN-Т. Почему «Тупамарос»? В общем, это по преемственности: был в Уругвае такой человек - знаменитый вождь. Он возглавлял национально-освободительное движение в восемнадцатом веке. Звали его Тупак Амару Второй. Но это другая история.
«Тупамарос» - партия леворадикальная,пионер нашей городской герильи. И не только нашей,а всей Латинской Америки. Герилья, то есть партизанское движение,существовала и раньше.Но она была сельской. А городская и сельская герилья – вещи очень разные.И по тактике, и по стратегии действия.Да,и вообще, по многим признакам.
Организация была создана в шестьдесят втором году группой членов  Социалистической партии Уругвая. Пополнялась она сначала в основном  левыми  католиками,студентами.Но, в формирующемся виде - существовала задолго до  официальной даты провозглашения.Создал и возглавил её Рауль Сендик.  Большинство членов происходило из средних слоев: инженеры, врачи, преподаватели,банковские служащие,студенты,встречались рабочие и предприниматели.В «Тупамарос» состояли даже некоторые представители командного состава армии.В основном все эти люди были молодыми или средних лет.Было немало и женщин. В том числе и в руководстве. Я, например, до последнего дня, пока мы не сели в самолёт, чтобы покинуть Уругвай, не знал, что моя мама была в числе руководителей Движения.   
Сначала организаторы МLN-Т вели профсоюзную и общественную работу. А к герилье перешли тогда, когда разочаровались в мирной, политической деятельности,поняли её безрезультатность. 

- Ну,и как,как же они действовали, что из себя представляли? Ты-то, Миша, как считаешь,всё было верно или нет?

- Ну, как действовали? Вот вы, Владимир Сергеевич, ведь изучали историю СССР. И знаете, что такое красный террор?

- Но ведь,тогда был и белый, или ты не знаешь об этом?

- Был,конечно. Так почему же в СССР об этом говорят, как о чём-то само собой разумеющемся? Что, мол,по-другому в той обстановке было поступать невозможно, потому что жить, мол, было невмоготу?

- Ну,наверное, так и было? Ты не горячись, не горячись, Мишь.Рассказывай спокойно,я всё пойму.

- А у нас, в Уру,  тоже по-другому было нельзя! – всё же продолжил горячиться Мигель. – Так почему же, как только речь заходит о «Тупамарос», так тут же все кричат:«Ату, их! Террористы!»

- Видишь ли, Миша,я пока мало знаком с Движением и ничего тебе возразить не могу. А ты рассказывай, рассказывай. И прошу тебя: не горячись!

- Простите,Владимир Сергеевич! Действительно, что это я? Простите…

- Ладно, Миш, ладно. Не извиняйся, я всё понимаю.Ну,так, что там дальше-то?

- Дальше? Да, действительно: основным методом борьбы тупамарос был террор. Это были нападения на банки,офисы,склады,захваты небольших городков – например, знаменитый захват городка Пандо,добыча и публикация  компрометирующих правительство документов, похищения, «символические» и не только,ночные визиты к крупным чиновникам... 

                ***
  …Мигель рассказывал всё «в цветах и краска», жестикулировал, снова горячился. А я задумался.И снова восхитился грамотностью и осведомлённостью Мигеля!
Этот парень знал столько всего, что я не смог бы запомнить и за несколько лет!Но во мне никогда не было зависти. Только доброжелательность, уважение к тем,кто знает больше меня. И жажда знать больше и больше.Пусть это и мой подчинённый!Моим девизом и в те годы – да и сейчас -  было «Учись всему и у всех, если есть чему!». Я радовался, что судьба свела меня с таким интересным человеком.
Все последующие годы я буквально «ловил» всё, что витало в воздухе об Уругвае и его террористическом движении MLN-Т. Нет, я не восхищался им. Тем более, что сразу высказал Мигелю всё, что думаю об этой организации. Правда, высказал довольно деликатно, как мне казалось. Ведь уже тогда что-то мне подсказывало, что терроризм – это гидра, которая разрастётся, что гидру эту надо опасаться. Кто бы знал, что через годы,  террористы  уругвайского «Тупамарос»» покажутся миру агнцами божьими, в сравнении, например, с Аль-Каидой и особенно с ИГИЛ!
Но это был конец семидесятых, и тогда мы обо всём этом ничего толком не знали.Плохо, что не знали!..

  …Мигель ещё долго рассказывал об организации тупамарос, о том, какими они были дерзкими и изобретательными.Но мне, в общем, было уже многое ясно. В общем…
               
                ***
- Миша,скажи, а как ты сегодня относишься к тупамарос?

Мигель на какое-то время задумался.И я не торопил его с ответом.Немного помолчав,он ответил.

- Знаете,Владимир Сергеевич.Во мне борются три человека. Один понимает,что терроризм это плохо.Второй – никак не может предать дело своих родителей. А третий говорит мне:«Ну, невозможно было достучаться тогда до власти,не хотела она слышать о бедах народа,жировала,и плевать хотела на людей»! И тогда мои позиции разума сдают перед напором преданности родительским идеям и их борьбой за справедливость.И мне хочется эту борьбу продолжить!

- Продолжить? Где? Здесь,в СССР? Или,может быть,в Боливии,как Че Гевара? Только не надо забывать о том, что его теория экспорта революции не стала жизненной.Да и сам он…

Мигель перебил меня, что было для него нехарактерно.

- Че Гевара никогда не был террористом.Он был революционером. Возможно,  заблуждавшимся в чём-то, но революционером. Так что ваше сравнение неудачное.

- Возможно.Но мне и в голову не приходит отождествлять терроризм и революционную деятельность.Просто,я хочу тебе напомнить,как кончаются авантюры. Если ты помнишь,  Че был застрелен в  Боливийском кантоне  Ла-Игера, в октябре шестьдесят седьмого года?

- Да, я знаю. Но боже, упаси! Как вы обо мне могли такое подумать, Владимир Сергеевич!Вот и подполковник Рабинек всё о том же! Нет,я не собираюсь подрывать устои СССР.Даже,если и захотел бы – силёнок не хватит! А вот, в Уру,против диктатуры я бы поборолся любыми методами!

После последней фразы Миша несколько осёкся и неожиданно замолчал.

- И что, даже убивал бы?

- Если надо - наверное.Но я никогда не убивал людей.И не знаю, смог бы это когда-нибудь сделать?..

                ***
  И снова я задумался.Прав ли был Рабинек в том, что этот парень нуждается в особом контроле? Наверное,прав. Но не думаю, что настолько, насколько его подозревали в принадлежности к терроризму.Просто он пока очень мало воспитывался тем обществом, в котором жил,а влияние на него папы и мамы в его жизни было настолько велико, что никакая идеологическая система не смогла бы его переубедить,что папа с мамой преступники.

  М-н-да… Мы часто не понимаем,недооцениваем влияние родителей на  формирование ребёнка,на выбор им своего жизненного пути…

  Я сидел и слушал рассказ Мигеля, восхищался им, сомневался в нём, понимал его и не понимал.Подозревал его – каюсь! – во всех смертных грехах и одновременно доверял ему.Это трудно объяснить.Но я его неизменно уважал! В нём был стержень,которого не было ни в одном из моих подчинённых.Ни в одном, уверяю!
И тогда крамольная мысль пробежала в моей голове. Я испугался её и тут же прогнал,как шуршащую в листве полевую мышь! Мыслью этой было: «Эх! Мне бы таких парней во взвод – человек тридцать! Горы бы можно было свернуть!».

  ...А Мигель всё рассказывал и рассказывал…

                __________________________________________

ПОЛЬСКАЯ СТРАНИЦА
ПОЛЬША, КРАКОВ…

  Ну, что же, мои Читатели!Помнится, рассказывая об Альваро, я обещал открыть для вас «дверь» в Польшу.Тогда – милости прошу на «Польскую страницу»…

                ***
  Нет, я не стану петь этой стране сладких од. Хотя,она,безусловно,этого заслуживает,как собственно,и заслуживает некоторых порицаний: в каждом государстве – свои особенности.Просто очень хочется рассказать о Польше всё только хорошее. А песни и оды ей, наверное, споют её сыны и дочери. И, наверное, не стоит сейчас, во времена, когда Польша так антироссийски настроена, «становится в  боксёрскую стойку»: всё проходит, возможно пройдёт и это…

  Когда изучаешь эту прекрасную страну,то не устаёшь поражаться, как она могла столько раз возрождаться из пепелищ? И из них на горизонте истории всегда вставали величественные легенды о польском народе и событиях,с ним произошедших.Из уст в уста,сказания и легенды передавались и передаются от древних временных потоков в современность.И слышится, как в слове «Польша» вибрируют токи былого.
  Я представляю колокольный звон, повисший на листьях пригородных клёнов, вижу Великий Крестный ход, людей,попранных в еврейских гетто.Вижу,как эта замечательная страна даёт приют и пищу всем в неё пришлым, как её сыны и дочери,бродя по миру,ищут лучшей для себя доли,идя то на звон колоколов своей родины,то удаляясь от него всё дальше и дальше…
  Я слышу величественные польские песнопения,вижу толпы паломников со всех концов земли и разделяю с народом Польши восторг его побед и горечь его поражений.5
  Я вдыхаю ароматы легенд о богатствах этой страны и о сказочной любви её королей и королев.Величественная Польша! Страна приходов и монастырей. И неизвестно чего в ней больше - звонарей, костёлов, дворцов или замков?
Здесь,на католической земле,мирно сосуществовали и сосуществуют костёлы и синагоги,мечети и дацаны.Здесь рождены Коперник и Огинский, Кюри и Шопен, Мицкевич и Сигизмунд, Хмельницкий и Понятовский, Дзержинский и Кохановский.
Здесь,как птицы на высочайшей скале, всегда гнездились польская слава, польский дух и польский бунт.Равнины, залитые ласковым солнцем. Красивые, синеющие в далях,холмы.Густые,порой непроходимые,тёмно-зелёные леса. 
Бескиды,Татры,гордые Судеты.Чудеса заповедной природы!..
И в таинстве величия знаков божиих,среди холмов,равнин и цветов,сиял и сияет великолепным чистоводным бриллиантом звезда тысячелетних городов мира – Краков!
  Пройдёмся по его ещё сонным,тихим и гулким, утренним улочкам.Заглянем в переулки,в оконца старинных домов,повидавших на своём веку столько,сколько не смог бы увидеть самый старый из польских старцев.Как в прекрасном полусне пролетим над королевской дорогой,над Вавельским замком,над рынками и костёлами,над площадью,где именем церкви и бога пылали костры инквизиции…   
Казимеж,Клепаж,площадь Матейки,костёл Флориана и Коллегиат,Еврейские кладбища… И кипейки, кипейки, кипейки… Специфический говор народа,пришедшего в незапамятные времена на польские земли…
Двубашенные врата,с кипящей подле них обыденной мирной жизнью… 6
Дом Бэлза,дурманящие запахи сладостей,походы Лайконика,День всех Святых…               
История в храмах,в сердцах,в мостовых,в костёлах…
Сколько же их!Вот костёл Войцеха,а вон там  – Мариацкий костёл,костёл Францисканцев… Вот женская школа,девочки в одинаковых аккуратненьких передничках… А что это там,возвышается,как готический столп? А-а-а! Так это же Башня Ратуши!Как же это красиво!
  …Бродить,бесконечно бродить по старым улицам этого старинного города, дышать его историческим воздухом и восхищаться природой его вещей!
В лесах восторгаться хитросплетением древних ветвей деревьев и их осенним лиственным колоритом… И  помнить…
Помнить о выпавших на долю Польши бедах и печалях.И том,как нестерпимою болью в сознании её народа отзывается Вторая мировая война…

АГНЕШКА КОСИНСКИ.ДЕТСТВО И ЮНОСТЬ.
ИЗ РАССКАЗОВ АЛЬВАРО

  Кто бы и чтобы мне не рассказывал - я представляю это в виде кинокадров. Иногда цветных, иногда чёрно-белых, порой озвученных, а порою немых.
Не знаю, хорошо это или плохо. Наверное, ни то, ни другое.Просто, я так устроен, и это данность.Но такая данность мне всегда помогала – либо что-то рассказать, либо описать.

  Вот и тогда,когда он, Альваро,рассказывал мне о военном детстве и юности Агнешки,я видел документальные кадры,пролетающие передо мной на экране с удивительно большой скоростью,но остающиеся в памяти.И в этом кино,я видел Великий костёл Францисканцев,а рядом – школу для девочек-сирот.Достойный, но не по-домашнему устроенный и жёсткий детский приют, где впрочем, очень неплохо учили наукам,кормили,как-никак,и одевали. Не было там ни отцовской заботы,ни материнской ласки.
И,тем не менее,над головой был кров,в комнатах был очаг,а в душах школьниц-сирот,хотя и не было умиротворения,но жила надежда или мечта – назовите это как угодно! - на достойную жизнь в будущем.
Впрочем,глубокое изучение общих наук,премудростей клира,лингвистики,танцев, этики и эстетики – ну, чем не университет?Ну, чем ни милость судьбы,если не брать во внимание горе сиротства? Но как его во внимание не брать?..

  Учили там не хуже, чем в своё время в Императорском Царскосельском лицее…
Вот в такую школу по воле божьей и попала двенадцатилетняя Агнешка,когда только первая острейшая грань судьбы взрезала ей неокрепшую душу.Грань острой обиды и боли за то, что осталась одна, без родительских ласк, в неправедном, жестоком,порочном мире,в самый неподходящий исторический час…
Впрочем, а где и когда он, этот час, бывает подходящим?..

  Как понять и рассудить,кто она, Агнешка Косински,была по крови?Чья «красная не водица» кипела в её венах веселей?Чьи брови взлетали в удивлении этому миру? Может,они принадлежали её еврейской прабабке? А может,отцу,в котором бродила и не перебродила испанская кровь? А может, всё в ней было от мамы - великолепной польской блондинки, талантливой актрисы Краковского драматического театра? Польской красавицы-блондинки и чёрного, как смоль, горячего испанца!Любовь этих двух людей,любовь горячих душ, породила вот такую чудесную, умненькую девочку.И хотя её родители жили небогато,но за те двенадцать лет,что прожили вместе в любви и согласии,они смогли дать девочке всё то,что знали и умели сами.А это,поверьте,немало!Ибо в душе своего дитя они умело распалили огонь радости познания мира!
Годам к десяти Агнешка уже говорила на чешском, испанском и немного на немецком языках.И даже – о,грядущая усмешка планиды!- на русском языке!
В познаниях своих девочка была настолько не по возрасту глубока, что легко, почти,как искусствовед, могла рассказать об интернациональных и хронологических особенностях импрессионизма, легко отличая, например,Мане и Моне или американский импрессионизм от русского! 7
В общем, Аги была талантливым и просвещённым ребёнком.И всё было бы прекрасно с её будущим,если бы в тридцать девятом,однажды,отец вернулся бы домой. Но он не вернулся,пропал, и никто не знает,что произошло.Говорят,что был он убит в пьяной драке возле какой-то таверны в районе Еврейского кладбища. Но никто так и не видел его тела.Полиция,поискав пару дней,успокоилась на том, что следов нет…
  Агнешкина мама очень любила мужа.И то ли от тоски, а может, и от какой болезни, сошла за ним в сень иного мира буквально через полгода…
Так маленькая Аги оказалась во Францисканском приюте,а потом и в женской школе.
Да, только беда не приходит одна. И если бы не Вторая мировая война...
               
                ***
  О чём-то можно рассказывать в цветах и красках,а о чём-то коротко. Наверное,многие хотели бы знать об Агнешке больше,чем знаю я. Но мне, известно,только то, что известно,только то,что рассказывали мне её муж, Альваро,и её сын, Мигель.

И потом, очень не хочется расписывать то, что пришлось увидеть и пережить маленькой  неокрепшей девочке в концлагере.

Начало войны  Агнешка встретила во Францисканском приюте.
Уже пал Вестерплатте,и немцы безраздельно хозяйничали в многострадальной Польше.Сгоняли евреев в гетто,грабли, убивали и одновременно… восхищались культурными польскими ценностями и красотами.Гадкая рать фашистских молодчиков…
Ещё было что поесть и попить, но запасы приюта неумолимо заканчивались и никто уже не мог ему помочь в содержании сирот.Постепенно дети разбредались – кто,куда – в поисках пропитания.Однако,некоторая часть служителей, преподавателей и детей держались вместе.Среди детишек было немало тех, кто был еврейской национальности.И хотя, белокурая двенадцатилетняя Аги совсем не была похожа на еврейку,опекуны всё же опасались за её судьбу:ведь еврейкой была её прабабушка.А гитлеровцы не щадили никого,кто,пусть и  в десятом колене,имел еврейские корни.
Тогда же,в тридцать девятом,Освенцим и его окрестности вошли в состав Третьего рейха,а город был переименован в Аушвиц.Это совсем недалеко от Агнешкиного Кракова,всего-то в шестидесяти километрах по дороге на северо-запад.
И уже в апреле сорокового года фашисты устраивают там лагерь под названием Аушвиц-1,который впоследствии и стал базой для целой сети концлагерей.
Более семисот первых заключённых,пригнанных из тюрьмы Тарнове,вскоре пополнили лагерь.Пополнили его и около трёхсот евреев из Кракова.Как тогда попала в лапы гитлеровцев Агнешка? Одному богу известно.Альваро рассказывал мне, что,якобы, на неё при облаве в квартале показал кто-то из своих же: среди поляков,как и среди людей всех национальностей тоже были и есть нехорошие люди. 
…На всю жизнь девочка запомнила ворота, над которыми была вывешена циничная надпись «Arbeit macht frei» - «Труд делает свободным». Ежедневно колонны заключённых отправлялись через эти ворота на работы и возвращались,не раньше,чем через десять часов.Всех детей старше десяти лет заставляли трудиться непосильно.Поначалу и Аги приходилось работать то на разгрузке вагонов, на станции, то у каких-то немцев, прибывших в Польшу за получением обещанных Гитлером привилегий.И вот,однажды,голодная девочка взяла с хозяйского стола,на кухне,кусок хлеба.И была в этом уличена.Её немедленно отправили обратно,в лагерь,и больше за его ворота не выпускали.
Теперь она почти ежедневно дежурила у жерла крематория.Да, да… Маленькая, двенадцатилетняя девочка должна была смотреть, как в огонь отправляются трупы умерших заключённых,подбрасывать в топку угольные брикеты и дышать смрадом от человеческих останков…
На всю жизнь бедная Аги запомнила маленький скверик перед воротами лагеря, рядом с кухней,лагерный оркестр,сопровождавший утренний развод заключённых на работы и возвращение заключённых из ада в ад.
А руководил этим адом комендант лагеря,гауптштурмфюрер Рудольф Хёсс. 8
Всю жизнь Агнешка помнила смрадный запах трупов, которые привозили в крематорий из газовых камер, где проводились эксперименты над заключёнными с использованием газа «Циклон-Б».
Как никогда не могла она забыть флаги с мерзкой свастикой, звериную жестокость капо в их барачном блоке,голод, ночи у печи крематория,отчаяние и болезни – постоянные,кошмарные спутники заключённых концентрационных лагерей…
Такое не забывается. И Аги носила в себе эту боль всю жизнь.Но почти никогда об этом никому не рассказывала.И только Альваро знал о ней столько,сколько положено было знать близкому человеку.Он знал,что Хёсс и его заместитель, Фрицш,напившись пьяными вдрызг,приказали привести к ним в кабинет двух молоденьких девочек и изнасиловали их.Одной из этих девочек была Аги. И что толку, что потом мерзавца Хёсса повесили у входа в главный крематорий лагеря? Аги тогда была уже далеко,в Германии,в американском секторе и не видела этой мести.
Так уж случилось…
А тогда ей не хотелось жить.Но время рубцует только физические раны,а душевные  - остаются с нами до конца наших дней.Нет,ничего она не забыла. И разве можно забыть издевательства над людьми,скотское существование в нечеловеческих условиях?Пять лет!Менялись начальники лагеря,охрана.Но ничего в лучшую сторону не менялось для узников.Хотя бы чуточку…
Такое не забудешь даже тогда,когда всё кончается и человек начинает жить как бы в другом измерении.
Аги повзрослела.Она стала серьёзной, задумчивой, опасливой, скрытной и даже, порой, угрюмой.Но это было у неё там, внутри.А внешне – молодая, красивая и жизнерадостная,как и свойственно молодости.И только сама она всё про себя знала,как,собственно,многие из нас.Ещё там,в концлагере,Аги поклялась, что будет всю жизнь бороться с несправедливостью и угнетением людей.Как?Пока не понимала,но понимала,что пойдёт именно по этому пути,пути борьбы.А судьба и бог подскажут ей направление и поведут самой верной дорогой,дорогой справедливости.
Так она думала и позже делилась этими своими мыслями с Альваро…


                ***
 В одни из январских дней сорок пятого года капо начали будить заключённых раньше обычного. Было около четырёх утра. Крик шум, привычные оскорбления, удары палками. Их, как собак, выгнали, на холодный плац перед бараком и устроили перекличку. Потом, вывели из лагеря и почти бегом погнали по дороге в сторону Катовице. И когда уже ни у кого почти не оставалось сил, колонну вдруг остановили возле какого-то полустанка. Приказали сесть прямо на мёрзлую землю и ждать.
Через полтора часа подошёл железнодорожный состав с теплушками для скота и им приказали лезть в эти теплушки.Впрочем,теплушками это называлось лишь для проформы:в них было ещё холоднее,чем на улице.«Шевелитесь твари! Быстрее, быстрей, чёртовы доходяги, скоты вонючие!»…
И только последние заключённые погрузились в теплушки, состав тронулся.Аги, как,наверное,и все заключённые,была в испуге,смятении и страхе:«Куда-то повезут? Зачем? Неужели конец? Ужели вывозят подальше от людей,чтобы расстрелять и бросить в заранее приготовленные для трупов рвы?Страшные слухи об этом бродили по баракам… И когда же только эти мрази захлебнутся своими злодействами, как блевотиной?А может…».

  Все эти ужасные догадки летали в голове Агнешки до тех пор,пока теплушка не наполнилась дыханием толпы – а людей в тепляках было столько,что и в полный рост некоторым стоять было невмоготу.Аги повезло:она сидела на корточках, прислонившись спиной к другой заключённой.Так было теплее...И, какое-никакое тепло сморило:под монотонный стук колёс состава она уснула…
Ей снился ангел. И во сне, она с ним разговаривала.Но о чём - не могла разобрать.Только в самом конце сна ангел зычным голосом и почему-то поочерёдно на трёх языках закричал:«Выходите!Быстрее выходите, не бойтесь!». Аги внезапно проснулась,как от испуга…

  Лязгнули засовы,отъехали раздвижные двери теплушек и в глаза ударил яркий электрический свет станционных фонарей, а в ноздри - морозный воздух!Ни Аги, ни кто-то из заключённых,пока ещё не догадывался,что это был воздух свободы!
У их вагона стоял высокий и молодцеватый военный с коротким автоматом наперевес.Его сияющая белозубая улыбка обескуражила заключённых-женщин:ведь за последние пять лет они и в глаза не видели доброжелательности!А тут…
И вдруг оцепенение прошло.И как будто пали оковы с запястий и души!Перрон, переполненный всё прыгающими и прыгающими из теплушек женщинами,как будто взорвался радостью чудесного освобождения от извергов!Заключённые «текли и текли» из вагонов лавинами,толпы окружали американских парней с автоматами - а это были именно американцы!Они обнимали несколько смущающихся молоденьких солдатиков – эти тела, измождённые горечью и голодом, чужбиной и издевательствами фашистского плена,зверствами гитлеровских извергов.Эти душеньки,в укусах злобных Фенриров! 9
И плакали, и смеялись, и снова плакали.Кричали:«Свобода!Да здравствует освобожденье!».А кто-то не мог и кричать и лишь выдавливал из себя стоны.До истерики,навзрыд!
Они ещё не совсем понимали, что произошло и всё ещё чего-то боялись,хотя, видели, что они уже не у гитлеровцев.
Как так произошло? Тогда они этого ещё не знали.И только через несколько дней американцы рассказали им, что они счастливчики,и что тех, на кого у немцев не хватило железнодорожных вагонов – они расстреляли и бросили в земляные рвы недалеко от Аушвица и в самих лагерях. А остальные – попали в зону советской оккупации.И уж им-то,мол – так объясняли американцы – хуже всего:им уготованы лагеря Сибири и Колымы!
Кто тогда знал, где правда, а где ложь?               

  …Агнешка…
В обносках, в солдатских ботинках, вся в коростах и вшах,зелёная от  изможденья, тень,былиночка.На неё и смотреть-то было больно! И разве узнать было в этой, уже семнадцатилетней девушке,ту девчушку,которая училась во Францисканской школе?Да,и красавицы в ней сейчас никто и предположить не мог – так она была плоха.Господи!И как только она не сгинула в этих адских жерновах фашистской мельницы,фашистского крематория?
…Агнешка, Агнешка…
Куда же ты теперь?Неужто в свой сказочный Краков,где прошло твоё раннее детство,где всё наполнено воспоминаниями о любимых родителях, так много тебе давших и так быстро и внезапно исчезнувших в пучине этого мира?
Да,что ж тебя ждёт-то,кроме печальных воспоминаний?И кто же зовёт тебя в твой город,где столько злопамятных,грустных и роковых знаков?
Ах, Краков, Краков… Луч памяти на катафот судьбы!..
               
                ***
  Но всё как-то в этой жизни устраивается.
Агнешка,работала в Западной зоне, точнее в Бизонии.И вся-то жизнь её тогда была временной,как в поезде,с которого вот-вот ты должен сойти, и в ожидании своей станции стоишь в тамбуре вагона с чемоданом горьких воспоминаний.А рядом,в вагоне-ресторане,галдят,пьют и едят,смеются и плачут какие-то люди, которых никак нельзя считать попутчиками.И только в купейном вагоне, кто-то безмятежно спит,а кто-то играет в карты.Другие же - задумчиво смотрят в окна, на плывущие вровень с поездом звезды и луну…

  Аги после концлагеря жила в каком-то ожидании:она никак не могла очнуться от мерзкого,липкого фашистского ада.Конечно же,ей,молодой девушке,очень хотелось мира любви,цветов и нежности,добра и достатка.И как все девушки,она об этом мечтала,как мечтает молодость о плодах райского сада. Что поделаешь – женская природа... Человеческая натура…               

  Ничто и нигде не держало Агнешку.Она вполне могла остаться и в Германии, тем более что за время,проведённое в концлагере,в совершенстве освоила и этот,теперь уже ненавистный ей,язык.Ни в Польше,где всё напоминало ей о её детской трагедии и о перенесённых в Аушвице страданиях.Там – тени родных и погибших людей…
Но что делать?Как жить дальше?Куда поведёт её судьба?
Пока она не могла ответить себе на эти вопросы.Куда не кинь – всё вперемежку с бедой,горечью,болью и страданиями.
Быть может,податься в Россию?Найти какую-нибудь «тихую заводь»,тот самый уголок,который может оградить её,нежную и смятенную душу,от всемирной стихии?
Она не знала,как ей быть,что делать?
Она видела всё, что творится вокруг,как бы в тумане,хотя вроде бы всё понимала.Слышала,как постоянно и ей,и всем,кто намеревался и не намеревался покинуть Бизонию,янки безустанно твердили,что, мол,«счастливый билет» - это только Америка,и что в Советской зоне,а потом и в России, всех ждёт Лубянка, Сибирь и Магадан…

  Какое-то время она раздумывала,а потом… Потом она собрала свои «богатые» пожитки:шляпку,плащик,балетку, да жакетку, беретик, пару штопаных чулочков… И… Что Польша, что Россия?Что усмешки судьбы?Америка - вот он, счастливый билет!

  …И дымчатый шлейф из трубы парохода стелился в длинном кильватере, улетая в то далёкое, что было отмечено столькими бедами…
  А прямо по курсу парохода, уносящего Аги в Америку, не было пока видно ничего.Лишь лёгкий ветер с Атлантики шептал ей, что многое придётся ещё испытать,но Аги этого пока не научилась слышать…

БЕСЕДЫ  С  МИГЕЛЕМ

  Магадан…
Многие даже не представляют себе, где это?
А это на берегу Тауйской губы Охотского моря,на перешейке,соединяющем полуостров Старицкого с материком,между бухтами Нагаева и Гертнера.
Колыма… Край суровый и по-своему красивый…

  Мы с Мигелем сидели на берегу бухты Гертнера,у самой кромки  воды, и бросали в воду камешки.Нашему Магаданскому полку принадлежал участок земли, примыкающий к этой бухте.На нём была размещена полковая рыбалка.В общем, ловили рыбу для солдат.Ну,и как водится:рыба, икра,крабы – для начальства из Москвы и Хабаровска.Уж такое было времечко! Впрочем,рядовому составу было грех жаловаться на питание: на столе не переводились  рыба солёная, рыба жареная, уха и прочие рыбные блюда.Крабов,икры,трепанга и прочих морских деликатесов не было, конечно, обманывать не стану.
Довольно часто наши повара накручивали котлеты, лепили пельмени из красной рыбы и вареники с капустой. По праздникам были конфеты, печенье.Согласитесь: потчевать армию красной икрой – жирновато. Хотя,не бахвалясь,скажу:полковая рыбалка,за деятельность которой отвечала  моя рота – я к тому времени был назначен командиром той же роты, в которой служил взводным - могла бы это обеспечить.
Когда я иной раз делюсь таким воспоминанием с собеседниками, мне неизменно говорят,что я  лгун.Ну, что тут скажешь?Не в оправдание заявляю: я не враль! Так  действительно, было!И солдат у нас кормили очень хорошо! Повара-женщины  были просто профессионалы!
А какие они все были внимательные,отзывчивые,трудолюбивые! Да… Не раз я вспоминал их после Магадана добрым словом! Совсем иная солдатская кормёшка была «на материке». Ну, что тут попишешь? Там была совсем другая продуктовая норма.
Говорят, что прекрасное отношение к людям на севере - это  «северный дух», которым отличаются люди Колымы  от всех прочих.Не знаю.Но слова из песни  «Если ты полюбишь север, не разлюбишь никогда» во мне всегда живы. Север – нечто особенное. И прежде всего - люди!..

   А на полковой рыбалке я оказался не случайно.В мои обязанности входил периодический контроль над работой начальника рыбалки прапорщика… Рыбалкина! Так уж совпала его фамилия с сутью, такой вот, службы. С ежемесячной сменой, Рыбалкину в помощь, прикомандировывался солдат. В этот раз, таким помощником у него был Мигель.

   «Беличье колесо», в котором я беспрерывно крутился,как ротный,надоело до такой степени,что я готов был оставаться на проверке «Рыбалки» хоть неделю, хоть, месяц! Но день был на исходе.Роту я оставил на заместителя.И утром мне необходимо было опять «перебирать ножками по «беличьему» колёсику». А пока  -  пока мы с Мигелем разговаривали. О том и  сём – как повернётся…

                ***
- Мигель,скажи, а мама когда-нибудь рассказывала тебе о Польше,о родине своей?

- Мама… - Глаза Мигеля наполнились такой нежностью,что я даже позавидовал: «Так не бывает!».

Я сделал вид,что не заметил его чувств.

- Да,Владимир Сергеевич, часто.И знаете,это было так увлекательно!Сначала она просто рассказывала мне всё,что знала сама.Потом это переросло в игру и даже в соревнование на лучшее знание Польши и её родного Кракова.А потом, когда она подучила меня немного говорить по-польски, мы даже стали общаться по-польски.Хотя,мне тогда было трудно: я ведь думал-то по-испански.Это сейчас я умею переключаться. А тогда я был мальчиком, ещё не умел…

- Скажи, а у тебя нет «каши в голове» в связи со знанием языков?

- Нет,Владимир Сергеевич.Хотя,иногда,во сне слова и фразы у меня мелькают то по-испански,то по-немецки,то по-английски,то по-польски… Бывает. Но, говорят, это издержки знания языков,замешанные на психологии или даже психике человеческой.

- Господи!И когда же только ты всё успел?!И языки,и география,и история, и архитектура! Да,и не перечислишь-то всего!

- Не знаю.Как-то потихоньку всё приходило и незаметно.Не скажу, что я сидел с учебниками с утра до вечера. Ну, что-то вызубривал,конечно.Глаголы там всякие, модальные,идиомы какие-то и прочее.А так - как-то всё играючи.Но я не помню,чтобы мама,когда она бывала дома – а это бывало редко – занималась чем-то другим,кроме моего обучения.Да и то,это были в основном игры в то или иное.

В глазах у Мигеля опять блеснула нежность.

- Да… А вот мне языки не даются…

- А вы пробовали их изучать?

- Пробовал, но не настойчиво, - улыбнулся я Мигелю. – Ну, и как же вы с мамой играли в «Польшу»?

  …Мигель рассказывал,а я постепенно уносился в мои представления о том, как это было. И понимал, понимал, как  человек, имеющий отношение к обучению людей:игра – мощнейшее методическое средство в обучении!В любом! Играючи, можно постичь целый мир,научить и научиться всему на свете!

ДЕТСКИЕ  ИГРЫ

- Вот смотри, мой хороший.Видишь,вот на этой картинке?

- А что это, мамуль? Что это за люди с крестами, почему их так много?

- Это Крестный ход! Это такое католическое шествие! Смотри: ему конца и края нет!

- А зачем Крестный ход, мамуль?

- Ну… как сказать?В общем, это для того,чтобы верующий человек почувствовал некую свободу и единение,что ли.Крестный ход проводится для того, чтобы христиане собирались воедино,возносили Господу свою единодушную молитву, такие единые молитвы очищают все пути распутные,греховные,освящают людей и всё, что им требуется для жизни. Важные пути: воздух, воду и землю.В этом и есть главный смысл и значение крестных ходов.
Крестный ход – он всегда со Святыми Дарами.В моём родном Кракове он проходил в конце весны, начале лета.Во главе Крестного хода всегда шёл архиепископ Краковский,с драгоценной золотой дарохранительницей в руках.Шествие продвигалось из Вавельского замка,потом по улицам Старого города к Главному рынку…

- Я знаю, знаю, знаю, мама! Не подсказывай! Давай по очереди! Чур, я первый! Смотри,вот карта,которую ты принесла!Это всё по Королевской дороге! Дальше…дальше…

- Нет,не дальше… Ты лучше расскажи мне,что за Королевская дорога такая? А-а? Не знаешь,не знаешь! - дразнила Мигеля Агнешка.

- Я знаю, знаю, знаю! Королевская дорога – это престижный Королевский тракт  с лучшими польскими домами по обе стороны!По нему всегда проезжали короли в свой Вавельский замок!

- А теперь?Как теперь называется этот маршрут?Знаешь?

- Да,мам, знаю, я сам вычитал! - с гордостью объявил Мигель. – Теперь это улица Варшавская,идут все до Рынка, прямо к Вавельскому замку.И вообще,все дороги раньше вели к Рыночной площади,на которой пылали инквизиторские костры!

- Что-то ты напутал,сынок! То от Вавельского замка,то к Вавельскому замку? В общем,не разобрался.Надо бы тебе кое-что почитать!Ты сын Кастильо и Косински! Ты должен всё знать лучше всех!Ну,по крайней мере, не хуже!
К тому же,ты совершенно забыл рассказать о самом Вавельском замке.Ну-ка, давай напомню?
В Кракове, по преданию,в нём много лет тому назад жил король Крак со своей прекрасной дочерью.Замок стоял над Вислой,на холме,называемом Вавелем. Подлинная история древнего Вавеля далека от сути красивой легенды.И,конечно же,она полна драматизма.Замок много раз перестраивался,не единожды горел, менял владельцев.И был свидетелем многих исторических событий,тесно  связанных с непростой судьбой Польши.

- Да мамочка,я обязательно почитаю, - немного сник Мигель.

Но мама-умница – не стала давить.

- А во время Крестного хода,да и всегда в храмах, бывают величественные песнопения!Знаешь,как это красиво?В нашей, католической среде,польские песнопения считаются самыми искусными.Это часть нашей польской культуры!

- Мам,а я кто? Поляк или уругваец?

- Хорошо, сынок, что ты задаёшься такими вопросами, человек обязан знать не только то,что он живое существо.Он ведь, мыслит?Конечно, мыслит.Вот и ты мыслишь.И это замечательно! А кто ты – разберёшься со временем.Я думаю, что ты, всё-таки, больше уругваец. Ну,и поляк немножко.

  Агнешка улыбнулась и снова поцеловала Мигеля в макушку головы. Такой поцелуй,как рассказывал мне позже Мигель,был для него лучшей похвалой и наивысшим проявлением любви к нему со стороны матери.Так он чувствовал…               
Когда он мне об этом рассказал,я подумал,что парень ошибается:наивысшей, на мой взгляд,считается та материнская жертвенность,которая была заложена в его матери природой.Мигель этого знать не мог.А понять это мог бы только,сам  став родителем.Но судьбой ему этого было не дано. И ни он, ни я – никто из нас этого в то время ещё не знал…
               
                ***
- А ты знаешь,что первым польским гимном было католическое песнопение «Богородица»,а Богоматерь считалась покровительницей польской короны?
Вот послушай:

Bogarodzica, dziewica, Bogiem s;awiena Maryja,
U twego syna, Gospodzina, matko zwolona Maryja!
Zyszczy nam, spu;ci nam.
Kiryielejson.

Twego syna Krciciela zbozny czas,
Us;ysz g;osy, nape;ni my;li cz;owiecze.
S;ysz modlitw;, jen;e cie prosimy,
O o, da; raczy, jego; prosimy:
Daj na ;wiecie zbo;ny pobyt,
Po ;ywocie rajski przebyt.
Kyrielejson. 10               

  Своим прекрасным меццо-сопрано Агнешка пела так проникновенно,что мальчик обнял её,обнял крепко-крепко…
  И дерзкого мальчишеского сердца касаются длани господни.Если,конечно, родители умело согревают это сердце.А ум, мысли? Кажется,Плутарх говорил, что «человеческий ум не кувшин, который надо наполнить, а факел, который надо разжечь!».Ах, как он был прав!

- Мамочка!Как же красиво!Где ты так научилась петь? Я чуть не заплакал от чего-то…

- Это долгая история, мой мальчик.Быть может,когда-нибудь,я тебе её расскажу…
                ***
  Перед глазами Агнешки кадрами немого кино пробежали долгие,холодные и зловещие вечера в Аушвице,измождённые лица заключённых,грязь,вши,нары, болезни,трупы,издевательства фашистских молодчиков над заключёнными,голод, холод…
И они,заключённые,сидящие в глубине нар второго яруса,тихонько поющие «Богородицу»,так, чтобы не услышали капо… Среди всего этого ужаса…

                ***
- Лучше,скажи мне, ты хорошо понял,о чём я пела?

- Нет, мамуль,наверное, не очень.Но мне хотелось плакать,было что-то такое, ну,кое-что, чего я не понял.Ну, там,слова некоторые.Но вот тут, - Мигель показал на сердце, – всё сжималось…

И опять Агнешка прижала своего мальчика к груди,снова поцеловала его в макушечку головы,которую так любила целовать,когда он был совсем ещё малюсеньким...

- Это потому, что песня эта - для людей. Она старая-престарая. Её много раз переделывали. А та, что я спела – одна из самых старых – текст – аж,  тысяча пятьсот шестого года, самое начало шестнадцатого века. Ну, если захочешь - сам найдёшь.Вон,видишь,на полочке книжечка стоит?Вот, там и поищешь…

- Мамулечка,я знаю,я понял:ты пела о том,что Богородица Дева,прославленная Богом,для своего сына, Господа, Мать избранная,Мария! Просила сподобить и дать нам… Ну, тут немножко я не понял… А дальше - господи помилуй, наполни нас мыслями человечными,услышь молитву нашу.И дай нам,чего просим.А мы будем жить с Богом… Правильно?Правильно,мамуль?

- Да,сынок,почти всё верно.Ну, немножко бы подправить.Но не все и в Польше понимают наш язык начала шестнадцатого века.А ты вот, у меня, такой молодчина!

Агнешка погладила сына по голове, а сама в этот момент подумала:«Боже милостивый! Мне страшно! Он вундеркинд!И я не знаю,хорошо ли это?Но мне, кажется,это страшно…».

- Смотри!А это что? - она показала ему фотографию.

- Да, знаю, знаю, - горячился Мигель, - это Казимеж – район такой в Кракове, в Старом городе.Он,как квартал, небольшой. Раньше в средние века здесь был центр еврейский,почти всей Европы.Тут были и синагоги,и костёлы,и монастыри, старинные каменные дома и даже кладбища! И Клёпаж – тоже район Старого города.А вот это площадь Матейки - центральная часть Клепажа. А это Костёл Флориана, мама, костёл Флориана! Я знаю! Он был Святой!По легенде  в этом месте  остановились быки,везущие реликвии – мощи  Святого Флориана.И было решено воздвигнуть на этом месте костёл.А вот дяденька.Смотри на голове у него странный головной убор.Знаешь, как он называется?

- Да,ну же,сынок,откуда мне это знать?

- Мама! – укоризненно глядя на Агнешку,поучал Мигель, - это же кипейка, такая шапочка у евреев.А ещё у неё есть второе название – «ермолка». – Я читал, мамулечка, что евреи связывают происхождение этого слова с арамейской фразой «йарэ малка», означающей «трепет перед царём», Всевышним,то есть. А ещё есть у них другой вариант, на иврите: «йерэ ме-элока». То есть, «убоящийся Бога»…

- Ах, ты ж мой умничка! Ты всё запомнил, да? Какой же ты у меня молодец! – Агнешка обняла, прижала к себе сына и снова поцеловала его в макушку головы. В который раз.

- Ну,а вот это что? – она явно не жалела времени на обучение и воспитание Мигеля.

- Кажется… это… Да, это Коллегиат!Он в самом конце площади Матейки.Вот видишь,тут ещё двубашенный барочный костёл – это Университетская коллегиата…

- А почему так называется? – не давала сыну спуску Агнешка.

- А потому что это костёл,при котором находится собрание каноников под покровительством Святого Флориана, - передразнил её Мигель.

- Так,молодчина!Ну,а на этот вопрос ты никогда не ответишь! – поддразнила Агнешка Мигеля и показала новую фотографию.

На мгновенье Мигель насупился,но тут же,улыбка скользнула по его лицу, и он выпалил:

- Это дом Бэлза!Знаменитый дом Бэлза!Он был построен в пятнадцатом веке и принадлежал семье Бэлза.Потому так и называется!В нём – кафе,«Яма Михалика».  Аполлинарий Михалик основал здесь «Львовскую кондитерскую».Её очень любила местная артистическая богема,художники и литераторы!Вот,ты, наверное,не знаешь, мама, а эти литераторы представляли течение «Молодая Польша»…

- Нет,не знаю, - с иронией объявила Агнешка. – А ты объясни мне, что это за течение такое?

Мигель замялся.Было видно, что он выучил слова,но не ведает их сути.Агнешка допустила запрещённый приём,и надо было выводить сына из неловкого положения, в которое она же его и поставила:

- Ну, ладно, это потом, я знаю, я уверена, что ты знаешь.Ты просто подзабыл, правда?

При всём многообразии талантов Мигель,как это и свойственно почти любому человеку,а тем более ребёнку,конечно же, был чуточку самолюбив.

- Конечно, мамуля!Просто я читал это уже давно и немного забыл.Но я обязательно почитаю ещё,чтобы вспомнить лучше.

И чтобы поддержать Мигеля Агнешка взяла инициативу на себя:

- А чего откладывать? Давай я тебе и расскажу, как помню.Это место называли  «ямой»,так как внутри не было окон.С тысяча девятьсот пятого года здесь находилось литературное кабаре «Зелёный шарик»,самым известным членом которого был Тадеуш Желеньски,псевдоним - «Бой», автор «Словечек».В тысяча девятьсот десятом кафе было расширено Франтишеком Мончиньским.До настоящего времени в помещениях сохранились уникальные интерьеры в стиле сецессион проекта Кароля Фрыча.Это такое обособленное оформительское направление.И многие вещи,связанные с памятью известного кабаре,тоже сохранились.
Дом семьи Бэлза расположен на улице Флорианская,сорок пять.И там по-прежнему очень вкусно пахнет конфетами,печеньем,пирожными… Думаю, что по-прежнему, - поправила себя Аги. - Но я уверена: ты знал всё это!Просто,немного подзабыл, правда?

- Да,мама, - соврал, Мигель, - но тут же сделал себе «зарубку на память»: «Надо будет подтянуться,почитать,запомнить.А то мама расстраивается.Только виду не показывает»!
И тут же,как бы опомнился:«Что это я?Неужто только для мамы учусь?Я должен это делать не только для мамы и отца!Я просто должен стать образованным и культурным человеком!».

- Ну,что,продолжим польский урок?Или поужинаем?

- Мамулечка, а что ты принесла сегодня?

- Ах,дорогой мой,дорогой!На этот раз ужин у нас будет королевский!

  Тихонько приоткрылась дверь в квартиру,и на пороге появился Альваро.
Агнешка незаметно бросила взгляд на часы,что висели над старым холодильником: было без четверти одиннадцать.
За окном вечер был густ и чёрен,как гудрон,на который кто-то рассыпал то синеватые, а то розоватые,мелкие стекляшки.

Альваро поцеловал жену,потом прижал к себе голову Мигеля,потрепал его шевелюру и прошёл в ванную комнату.
Все вместе через пять минут они присели к столу,поужинать.
Тут же Агнешка принесла три соусника, от чего у Мигеля потекли слюнки: запах еды,витавший по комнате,говорил сам за себя.«Бифе де костижа»!О,боже!Это было мясо на косточке!Огромные кусищи!Ах, какой запах!Петрушка, лук, чеснок, специи в оливковом масле,лёгкий уксус!..

- Ой,мамочка! – воскликнул Мигель от радости...

Они не часто ужинали вот так, втроём,да ещё и по-королевски!

- Мамуленька,вы что,с папой,опять банк ограбили? – не подумав, ляпнул Мигель.

Аги в растерянности смотрела на Мигеля. И только одна, мгновенная мысль, пронзила её сознание:«Вот тебе и вундеркинд!»…

Альваро,почти подавившись,вполоборота повернулся к сыну,положил ему на затылок свою тяжеленную ладонь и,слегка придвинув мальчика к себе,произнёс:

- Запомни,сын:мы не бандиты! Мы не грабим банки!Мы вообще никого не грабим! А то, что ты слышишь о тупамарос по радио,читаешь в газетах – гнусная ложь! А если мы что-то подобное и делаем,то делаем это для бедных,обездоленных людей. Понял?

Всё это Альваро произнёс ровно,не повышая и не понижая голоса.

- Да,пап. Прости,я не подумал и сказал гадость.

- Ну,во-первых, что подумал, то и сказал.А во-вторых - ты думай! Сто,тысячу раз подумай,прежде чем сказать слово.Возможно, когда-нибудь, это спасёт тебе жизнь.

И уже обращаясь к Агнешке,спросил:

- А,правда, откуда такая роскошь?

Агнешка без тени смущения, уверенно соврала:

- Да,так, премию на работе выдали.А то ты не знаешь? Тебе ведь, тоже выдали? Или нет?

Взгляды их сошлись, и они поняли друг друга.

- Выдали,выдали.Возьми вот,определи,куда надо. - Альваро вытащил из кармана рубашки деньги и протянул жене.

- Оставь пока у себя.Надо будет – попрошу.А пока - есть.

  Мигель смотрел на всё это и всё понимал.Сегодня после обеда,как всегда,он  слушал радио.Передавали сообщение о  том, как три дня назад был совершён  дерзкий «визит» тупамарос в офис и на склады богатой рыбодобывающей компании «Atun» («Тунец»).А откуда у тупамарос деньги на премии? К тому же,очень многие пацаны хвастали,что дома у них появилось много рыбы.В общем,всё было ясно.Мигель уже умел сопоставить события и факты.Но он никогда не допускал и мысли о том,что его родители неправы.Да и воспитывали они его в лучших традициях добродетели.Другое дело,что понятие о добродетели у всех родителей  всегда своё…

  Ужин закончился.Альваро,уткнулся в газету,но было видно,что он её не читал: он «клевал» её носом,как какая-то диковинная птица клюёт вкусный плод,уже насытившись, про запас.

- Аль, дорогой, иди уже, приляг, ты устал.Отдохни,поспи,завтра тяжёлый день.

Агнешка и Альваро заговорщицки обменялись многозначительными взглядами.

- Да,любимая,наверное,пойду,вздремну.Долог и труден путь наш,- улыбнулся он жене и снова ласково потрепал мальчишескую шевелюру Мигеля своей тяжёлой ладонью.

- И тебе,сынок,пора,поздно уже.

- Ну,пап,ну,мам!Ну,давайте ещё немного поиграем в «Польшу»?Ну,пожалуйста! - Мигель просил так жалобно,что Аги не могла не согласиться.

- Так!Вот сейчас ты умоешься,почистишь зубки и ляжешь в постель.А я уберу посуду и приду к тебе.Обещаю, ещё немного поиграем.Но только немного,хорошо?

- Да,мамулечка!Спасибо тебе.Я сейчас.

И Мигель мигом проскочил в ванную,чтобы привести себя в порядок перед тем, как лечь в постель.

- И ноги помыть не забудь! – крикнула ему вдогонку Агнешка.

Через десять минут Мигель уже лежал в своей уютной постели,а Аги сидела  рядом.

- Мам,ты обещала мне рассказать о костёлах.

- Ну,знаешь,сынок,в Польше костёлов больше чем деревьев в лесу!Так что,только   
  о некоторых расскажу.Хорошо?Да,и не знаю я о всех.

- Ну,хоть,о некоторых,мам?

- Эм-м… Ну,вот,например готический Мариацкий костёл.Раньше он назывался  «Костел Девы Марии».Помнится,когда я училась в женской школе, в Кракове,нам рассказывали,что он был построен в тысяча двести двадцать третьем году.Вот, какой он старый!На всю Польшу,на весь мир известно,что его алтарь выполнен из  липового дерева.А сделал это – мастер,Вит Ствош.И алтарь этот до сих пор считается ценнейшим готическим алтарем в Европе! 

Увидев,что глазёнки Мигеля почти слиплись,Агнешка всё тише и тише продолжала рассказывать ему о костёлах,но уже для того,чтобы внезапной тишиной не прервать это сладкое мальчишеское засыпание.

- Костёл Святого Войцеха,это уже десятый-одиннадцатый века.Мы с тобой видели его на фотографии. Помнишь, там ещё изображён угол Городской улицы старого Кракова? Ну,и Костёл Францисканцев,тоже в  Старом городе Кракова,в районе  Казимеж, о котором ты мне сегодня  рассказывал…

  Мигель уже крепко спал.Агнешка прикрыла его,ещё детские,мальчишеские плечики,белоснежной простынкой,посмотрела на него,вложив в этот взгляд, казалось,всю свою материнскую нежность.

«А я ещё обещала рассказать ему про походы Лайконика…»…
               
                ***
  Сидя на краешке кровати сына,она вдруг вспомнила,как в детстве мама рассказывала ей об этих походах,о Дне всех святых…

Да… это было в День всех святых, первого ноября.Это самый большой праздник в латинском календаре.Торжество!Днём они с мамой ходили на обязательную мессу. И в глазах у неё было белым-бело от белых одежд священнослужителей.
А вечером,когда Агнешка уже лежала в постели,мама рассказывала ей о Лайконике.Сейчас,Агнешка вдруг услышала добрый,нежный и ласковый мамин голос. И невольная слеза скатилась по  щеке…

- Это такое народное гулянье,«Поход Лайконика».Когда-то,давно, татаро-монголы нашли на Краков.А краковский Лайконик - это такой дяденька в костюме  татарского всадника.Ну, как сказать? В общем,так принято у нас,у поляков, таков обычай.Краков – город красивый,древний.Жить в Кракове – гордость!Но история Кракова – это ещё и история Европы.Дважды,в тысяча двести сорок первом и в тысяча двести пятьдесят седьмом годах,он был осаждён монголами. Вот,в честь этих исторических событий в Краковскую традицию вошло подавать тревожный сигнал - «Краковский гейнал».Подавал его трубач с колокольни Краковского костёла Святой Марии.А ещё в традицию вошёл «Лайконик» - персонаж в костюме татарского всадника, с буздыганом в руке.Это такая колотушка круглая с шипами,ну, типа булавы. Лайконик проходит ежегодно на восьмой день после праздника Тела и Крови Христовых, танцует на улицах Кракова в сопровождении народных музыкантов,размахивая Краковским знаменем.Это, доченька,традиция.То есть,так у нас,поляков, принято с древности.
Лайконик начинает свой поход по Краковским улицам от Музея города Кракова, потом посещает женский Норбертанский монастырь,где из рук аббатисы получает символический выкуп. Ну, а заканчивает он свой поход через несколько часов, нагулявшись по улицам Кракова,на Рыночной площади… 

                ***
  Эти воспоминания о рассказах матери несколько успокоили Агнешку:«Надо будет обязательно рассказать Мигелью всё,что сама знаю о Лайконике.Он очень хотел…»


                ***
  Утром Мигель проснулся,когда уже вовсю светило солнце.На стуле, рядом с кроватью, лежала записка:
«Галеты и мате - в кухне, на столе. Не скучай. Будем с папой послезавтра. Деньги у тебя в кармане. Будь осторожен. Мама»…

В  ЛЕБЕДИНОМ. 
ИЗ  РАССКАЗОВ  АЛЬВАРО

  Года через два после гибели Мигеля в Афганистане мне довелось навестить его отца, Альваро.Он показался мне старше,чем я представлял,казалось,был он безмерно горюющим от одиночества.Но всё равно,ощущалась в нём гордость и несломленность судьбой.

  Было это в богом забытом селе Лебединое,на Лебедином острове,в Приазовье, там,где Дон и Таганрогский залив смешали свои воды.Но что значит богом забытое? Тёплое море, в котором полно рыбы, много солнца над головой,тепла и песка вокруг,хорошие,отзывчивые люди.Что ещё человеку надо?

  Наверное,надо… Что-то ещё надо… Ведь,не хлебом единым… Нет,конечно…
Ну,да чтобы я не говорил – всё банально.

  Пили водку.Пили за Агнешку,за Мигеля.Честно скажу – пили и за тупамарос! Нет,не потому,что я поменял о них мнение или изменил моим политическим убеждениям.Ну,в общем,надеюсь,меня простят те, кто яростно политически принципиален:дело не в тостах!

  Каждым вечером мы подолгу разговаривали.Если это,конечно,можно было назвать разговором.Альваро был немногословен.И из него многое приходилось «вытягивать».Потому,наверное,и водка.Да,и не только потому.Но уж если его разговоришь, то не остановишь...
А в общем, мытарно было на душе.И у него,и у меня.Мы чувствовали эту тяжесть. И хотя,пили много,но спиртное нас не брало.И разговоры наши,казалось,были трезвыми.

  Альваро раз за разом просил меня рассказать о Мигеле,и в его глазах вместе с морем блестящих слёз одновременно виделись мне и горе от потери родного человечка,своей кровинушки,и нежность,и любовь к сыну,и гордость за него. Но видел я в его глазах и нечто чёрное, что-то, что навеки готово было накрыть  в его душе всё оставшееся в светлой половине его личности и его памяти. Необъяснимо и жутковато…

  Боже!Как трудно было смотреть в эти глаза и самому не заплакать!В такие моменты я опускал взгляд,а бывало,и слезу украдкой смахивал.Но,конечно же, Альваро всё равно их видел.Он наливал себе полстакана водки и,извинившись, залпом выпивал эту гадость.Я следовал его примеру.Но легче становилось лишь на пару минут.Впрочем,наверное,не становилось и вовсе.
Да… Я тогда узнал многое из того,чего не смог,да и не мог рассказать мне Мигель.Эти интересные,длинные и,в то же время,скупые рассказы Альваро.
Да,нет,скорее просто не рассказы,а фразы,которые память складывает вместе. Впрочем,это мне так казалось поначалу.Потом я понял,что Альваро прекрасный рассказчик и прекрасно говорит по-русски…

- Агнеша,Агнеша…- задумчиво и ласково произносил Альваро имя жены. - Боже праведный! Ты  даже себе представить не можешь, что она пережила. В двенадцать лет остаться одной в этом жестоком мире… Война, смерть…
Ты молодой,ты не знаешь,что такое война.Я тоже не был на войне,на такой войне,как мы все её понимаем.Но я знал и знаю,что такое смерть.И как холодно, когда она глядит тебе в глаза.Я не очень грамотен.Я никогда нигде не учился. Во мне только то, что дали мне природа,Аги и опыт.Хотя,я мог и могу дать фору многим из тех, кто был со мной в Движении.Это всё Агнешка,с её помощью я постигал то,чего не смогли мне дать ни мой отец,ни моя мать,ни детство моё песочное,ни улица, ни юность.Так,что,сам понимаешь:она для меня всё!Была и есть.
  Альваро осёкся и помрачнел.Он хотел сказать, что у него есть сын.Но сына уже не было.Хотел верить,что есть любимая жена.Но её уже тоже не было рядом. И где она – он не знал,но верил, верил,что жива и,что возвратится к нему…
 
В минуты внезапных воспоминаний Альваро о жене и сыне, глядя на него, я невольно как-то съёживался, внутренне сжимался.И ком в моём горле давил так, что говорить я не мог,а на щеки мои выкатывались слезы. И я, как мог незаметно,снова и снова, смахивал их ладонью…
Возможно,кто-то скажет,что плакал не я,а водка.Но должен заметить:мужчины ведь тоже сделаны не из камня.По крайней мере,некоторые…

Мы снова выпили,не закусывая,и Альваро продолжал.

- Мигель… Мой парень… Он настоящий!Я не верю,что его больше нет и никогда не смогу с этим смириться,как не могу смириться с тем,что нет со мною рядом ни моей жены,ни моего Уругвая… Агнеша… Моя дорогая, любимая…

  Глаза Альваро снова наполнились слезами, желваки на скулах ходили ходуном от того,что он пытался сдержать свои бурные эмоции,выливающиеся в отчаяние. Казалось, н бредил.

- Боже, правый!Ну, за что мне всё это?За грехи мои?А какие они,эти грехи? Разве это грех,когда ты отдаёшься весь,без остатка,тому,чтобы людям стало жить лучше на этой земле?Пусть ошибаешься в итоге!Но ведь верил и веришь, ведь,делал и делаешь!Я никогда ничего не делал для себя,ничего не брал себе. Я всё отдавал людям даже тогда,когда всё только начиналось,когда был ещё самым обыкновенным налётчиком и вымогателем.Да, я был им!Но почему?Да, потому,что бог отвернулся от бедных людей и всё отдал богатым!Наверное,он был очень занят,и у него не было времени посмотреть, как плохо мы все тогда жили? Я верил,что помогаю богу исправлять его ошибки,а он,как мне казалось,помогал мне.Я просто делал то,что бог делать не успевал или забывал!
Но почему он меня так жестоко наказал?За это или за что-то другое?Если за что-то другое,тогда за что?Что я такого сделал,что тебе,боже,надо было отобрать у меня родину,сына,жену,сделать меня тоскующим,страдающим и одиноким? ем я так провинился,если всегда верил в божью справедливость и милость?..

  Слушая Альваро,я понимал,что творилось в его душе,в сознании,но не пытался прерывать его обрывочные монологи.Это было лишним.Да,я понимал многое и о религии,и о чести,и о долге,и о совести,и о справедливости.О борьбе, терроризме,выборе жизненного пути.Но я чувствовал,что Альваро просто надо выговориться,чувствовал,что любое противоречащее состоянию его души и разума, возражение,захлопнет дверцу сочувствия и взаимопонимания между нами.Я был для него не просто собеседником,а человеком,знающим многое о его судьбе.И он искал во мне не только понимания,но,прежде всего,внимания и сочувствия.
Скажете, что сильному человеку это не нужно? Как бы ни так!Ещё как нужно!И у сильного человека внутри ломается всё, что только может сломаться, если он не чувствует поддержки извне.
Я понимал это.И потому,просто был внимательным,сочувствующим и сопереживающим слушателем.Пил с ним за его потери,за его горе,за его преступления.За всё, что в его жизни было плохо и хорошо.Пил,хотя порой печень моя содрогалась и сопротивлялась.Но так было надо.И так было…

Альваро продолжал.

- Знаешь,трудно поверить,что на долю моей хрупкой и нежной женщины пришлось столько страданий.Когда она рассказывала мне о своей жизни в концлагере, я даже не представлял,что на свете рядом с нормальными людьми могут существовать такие вот, изверги, какими были фашисты, охранявшие концлагеря. Но в моей судьбе я сам столкнулся с теми, кто хуже фашистов.До тех пор,пока я не попал в руки  пачековской полиции,а потом и в тюрьму,я и не предполагал, что в Уругвае есть люди,которые способны пытать граждан своей страны.Так же, как это делали гитлеровцы.Да,фашисты,самые настоящие уругвайские фашисты!
Я прочитал где-то, что Польша была огромнейшим материком смерти и буквально сгорала в бушующем океане Второй Мировой войны.В те годы погибло сто тысяч её военнослужащих и почти четыре с половиной миллиона гражданского населения. Аги рассказывала мне, что это далеко не всё: ещё полтора миллиона погибли, участвуя в восстаниях поляков в Восточных провинциях страны.А так называемые «прочие» потери? Четыре миллиона поляков погибли от голода, болезней и мучений в концлагерях! Тогда я подсчитал: всего девять миллионов восемьсот тысяч человек! Это в три раза больше численности населения Уругвая тех же лет!Циники утверждают, что, мол, в СССР погибло двадцать шесть миллионов – то есть намного больше, чем в какой-либо другой стране.Мол,куда сравнивать эти потери?! Но подумай сам: что такое потерять девять с половиной миллионов человек для такой,в сравнении с СССР,маленькой страны,как Польша? Это же катастрофа!
Вот,в эти гитлеровские жернова попала и Аги…
Я не был в Аушвице.Сам понимаешь,меня не выпустят из страны,и потому,я даже не пытался.Но я смотрел фотографии.Жена всё время откуда-то их приносила. Фото Кракова,Варшавского гетто,Освенцима, Бухенвальда,Равенсбрюка,Треблинки…
Господи!Как же страшно!Я до сих пор не понимаю, почему её, пережившую весь этот кошмар,тянуло посмотреть ещё раз,пусть и на фотографиях, всё то, о чём и вспоминать-то жутко?
Освенцим, Аушвиц, Аушвиц-Биркенау...Так это тогда называлось…
Освенцим – город неподалеку от Кракова. В нём находился и  находится сейчас,  как музей, фашистский концлагерь Аушвиц, Аушвиц–Биркенау.Тот самый лагерь, где была Аги.Тот самый,где были истреблены фашистами тысячи людей! 
Знаешь,когда она мне рассказывала о Биркенау – я сначала не верил.Потом, я насторожился.Потом плакал.А когда она мне рассказала, как её отмывали в бане, дезинфицировали… И неделю откармливали и лечили, чтобы привести на утеху к начальнику лагеря – я озверел!Я пообещал ей, что достану эту скотину из-под земли и зарежу!
Глупый… Необразованный и глупый молодой налётчик… Я тогда ничего не знал ни о войне,ни о борьбе,ни о политике,ни об истории.
А уж о том,что Рудольф Хёсс - комендант концентрационного лагеря Освенцим, в марте сорок шестого года был арестован британской военной полицией на ферме, возле Фленсбурга, и что в мае того же года он был выдан польским властям – я не знал ничего!В сорок седьмом году, в Варшаве,  состоялся процесс по делу Хёсса,и польский Высший народный суд приговорил его к смертной казни через повешение.Виселица,на которой был повешен Хёсс,была установлена рядом с крематорием лагеря Аушвиц-1 в Освенциме.Когда Хёсса спросили, зачем было  убивать миллионы невинных людей, он ответил:«Прежде всего,мы должны были слушать фюрера, а не философствовать».

  …Да,я жил, как в тумане.Я ничего не знал, что делается в мире.И то, что вечерами рассказывала Агнешка,на многое открыло мне глаза.Например,я как-то и не думал о том,что социальное неравенство – проблема и реальность всего мира. Что за социальным неблагополучием таится угроза власти,и вообще,угроза всему миру.Что власть – тоже, просто обязана это понимать и учитывать.Тогда я этого не понимал.Да и слов-то таких не знал.Кем я был? Бандитом,налётчиком, вымогателем с романтическим налётом робингудства!Я вообще не видел перед собой ничего,кроме бедности уругвайцев и несправедливости уругвайских богатеев.И все эти политические партии,которые были в Монтевидео,меня не волновали.Я помогал Сендику, Уидобро и тем,кто был с ними,потому,что они казались мне ближе и были первыми на моём пути.Я думал, что так я помогаю бедным.Так оно,собственно,и было.И как-то так получилось,само собой, что я с ними остался.Конечно, это Агнешка!Это она понемногу занималась со мной и общим,и политическим образованием.Год за годом, ненавязчиво и без уроков чистописания.

                ***
  Я ещё не раз вернусь к рассказам Альваро.Но сейчас, мне почему-то вспомнились его рассуждения о его приходе в борьбу.Они были похожи на  мрачные высказывания Альфонса Капоне о том, что с пистолетом в руках для людей можно сделать больше добра, нежели невооружённым.Плохая, вредная, опасная,губительная доктрина…

                ***
- А что бы я сделал для людей, если бы у меня не было оружия? Ну, что? Ходил бы на стачки? Бесполезно выкрикивал бы лозунги на антиправительственных демонстрациях?А потом бы призывал людей к тому, чтобы они возвращались в свои лачуги, ели сушёную рыбу и запивали всё это какой-нибудь бурдой?Не-е-ет!Ты не понимаешь,что такое кричать «в трубу» призывы эху?Скажи,ты слышал о таком человеке,как Митрионе?

- Нет,Альваро,не доводилось.И Мигель мне б этом никогда не рассказывал.

- Правильно.И не мог рассказать.Мы старались беречь мальчика от такой информации.Митрионе – ставленник так называемого Американского агентства по международному развитию,на самом деле – советник-агент ЦРУ ответственный за обучение полиции Монтевидео методам пыток и антимятежа. Только одно это возбуждает во мне стойкую ненависть к Америке.И хотя я понимаю, что есть ещё и американский народ – ненависть эта не проходит. Но есть то, за что я благодарен Америке:за Аги!Это американские солдаты в Бизонии убедили Агнешку, что её судьба  – не Польша и не СССР, а Америка! И не было бы Америки – никогда не было бы в её судьбе Уругвая, а значит,не было бы и  Мигеля…

- Простите, Альваро, а что такое Бизония?

- Бизония, буквально - двойная зона. Так была названо объединение американской и английской оккупационных зон в Германии в сорок шестом-сорок восьмом годах.СССР,Америка,Англия и Франция тогда согласились на создание  общей оккупационной зоны.Но американцы и англичане отделили свою часть. Им так было политически и выгоднее, и удобнее.Так и появилась Бизония,где оказалась в своё время Аги.

А потом была Америка…

               
                _____________________________________