Советский корреспондент. история Колымы

               
                «Здесь было мало виноватых
                Здесь больше было – без вины.»
                (Анатолий Жигулин)

     В 1929 году правительство СССР объявило, что задачи Новой Экономической Политики выполнены, страна переходит на твёрдый социалистический путь развития. В тысяча девятьсот двадцать девятом году началась массовая коллективизация сельского хозяйства (раскулачивание и силовое гуртование крестьян в колхозы).
     В 1929 году на берегу бухты Нагаева (Мивкан) организована Восточно-Эвенская культбаза (культурный центр для аборигенных народов Крайнего Северо-Востока, включавший в себя больницу, школу-интернат, факторию). Вокруг культбазы вскорости вырастает посёлок Нагаево, где размещаются первые конторы горнодобывающего предприятия «Дальстрой».
     В задачи «Дальстроя» входят: освоения и развития формирующегося Колымского округа, а ГЛАВНОЕ добыча для страны советов большого количества   З О Л О Т А. 
     На конец 1931 года в посёлке Нагаево проживало 500 человек.

                -*-
     Четвёртого февраля 1932 года в скованную льдом бухту Нагаева вошёл ледокол «Литке». Он привёл пароход «Сахалин». На борту ледокола находилось руководство «Дальстроя» во главе с его первым директором Эдуардом Петровичем Берзеным*. «Сахалин» вёз строительные материалы, промышленное оборудование для золотодобычи, продовольствие, несколько десятков вольнонаёмных работников и самую первую сотню заключённых, охраняемых отделением ОГПУ.
     …Весь день заключённые занимались разгрузкой парохода. Вечером их вновь загнали в трюм-камеру, в которой транспортировали из Владивостока.
     Молодой зека москвич Матвей Томов очень устал и намёрзся за день, но заснуть всё равно не мог. Всё тело ломило из носа постоянно текло. Он, шмыгая носом и кашляя, лежал без сна на нарах между двумя товарищами по несчастью: мыловаром Ефимом Прахановым и профессиональным музыкантом Олегом Долгоруким. Очень тяжело на душе у Матвея…Как выжить на этой неведомой северной каторге?.. Почему его, человека искренне преданного делу партии и народа, объявили врагом?.. « Как так могло случиться? Какая роковая ошибка! Нет, я докажу им, что Томов настоящий советский человек и корреспондент, всегда готовый жизнь отдать за Государство Рабочих и Крестьян. Я им докажу!..» (Некоторые читатели удивятся – Урод!? Человека ни за что власть имущие зашвырнули на каторгу, а он мечтает доказать свою преданность тиранам…Но тут удивляться не нужно - люди разные бывают, со своей своеобразной психикой…А наш герой был ещё очень молод и искренне верил коммунистической пропаганде… Верил во всеобщее светлое будущие, которое ему обещали красные вожди.) 
     Матвею вдруг вспомнилось как он знакомился с Прахановым и Долгоруким. Ефим сразу поведал, что получил срок за критику советского мыла.
-Ну да, за мыльную правду страдаю, -жаловался тогда Праханов.- Наша фамилия вся по мыловаренному делу – и прадед мой мыловар, и дед, и отец. Я, ведь, что говорил: при царе мыло делали дюже качественное. Например яичное варили из белого сала, куриного желтка и щелока. А большевики лепят мыло из всякого дерьма и слова им поперёк не скажи. Нынче у них самое лучшее мыло из жира сусликов…Ть-фу!.. И мне за правду пять лет лагерей. Вот ведь как! Некоторые ихние  комиссары вагонами воруют и спокойно похаживают на воле (руки в галифе), а меня за правду-матку под срок…
     Судьба Олега Долгорукова была ещё трагичней. Юного отпрыска старинной дворянской семьи в годы гражданской войны родители вывезли за границу. Он учился в США. Окончил консерваторию и университет в Лос-Анджелесе. Был востребованным пианистом и дирижёром; имел не плохие заработки (не Бог весть, конечно, какие)…В 1930, поддавшись на  большевицкую агитацию, в западных СМИ, советского замечательного образа жизни, Олег вернулся на родину. Через год его арестовали и осудили на пять лет…
     Матвей объяснял свой арест следующим образом:
-Работал корреспондентом в московском журнале «Каторга и ссылка»**. Кто-то не так прочитал один из моих очерков…И вот я здесь, -Томов крепился, стараясь не показать того отчаяния, что сжимало его молодоё наивное сердце и душу.- …Ну, ничего. Теперь ознакомлюсь воочию с живыми материалами моих публицистических работ. Так сказать – знакомство изнутри…»
-Не отчаивайтесь, Матвей, - успокаивал Долгорукий.- В народе говорят: «Что ни делается, всё к лучшему…» А для себя пишите, чтобы ремесло не растерять. Это подарок вам.
Олег протянул опальному журналисту карандаш…Вскорости, при загрузке «Сахалина», Матвей раздобыл чистую толстую тетрадь: «На ловца и зверь бежит!..»
     По среди арестантского трюма,  под потолком, елё тлел фонарь. Томов слез с нар, встал в грязное пятно света и быстро, мелким экономным подчерком, записал миниатюру, которую сложил ещё будучи под следствием:
              О, Боги!
              Если можно Вас найти на небе,
              Иль под землёй,
              Или в кромешной тьме…
              ОТКЛИКНИТЕСЬ?!
              Не будьте строгими, О Боги?!
              ОТКЛИКНИТЕСЬ?!
              И помогите мне?!?
В общем то, Матвей (как учили большевики) был атеистом. Раньше, до ареста, был…
_______________________
*Эдуа;рд Петро;вич Бе;рзин (Бе;рзиньш, латыш.  1894-1938) — деятель ВЧК — ОГПУ — НКВД, один из организаторов и руководителей системы ГУЛАГ, первый директор государственного треста «Дальстрой» . По приговору Верховного суда СССР ,по сфабрикованному соратниками делу, расстрелян 01.08.1938 г. Реабилитирован посмертно в 1956г.
**«Каторга и ссылка» - советский журнал, выходил в Москве
в 1922-1935 годах.
                -*-
     Ещё два дня, с раннего утра до позднего вечера, заключенные разгружали пароход. Тяжело, спины мокрые от пота, а вокруг северная зима, чуть остановишься взмокшие одежды норовят заледенеть…  Время от времени с берега доносились звуки музыки. То вещало местное радио.
-СмотрикАсь, у них тут и радио имеется! Видать сурьёзные планы у большевичков относительно здешнего края.
-Веселее работать! Не спать на ходу! –подгоняли зека охранники.
Злобно лаял большой чёрный пёс (огепеушная собака-надзиратель). Грузы складывались в несколько саней, которые увозили низкорослые якутские лошадки и один, видавший виды, трактор.
     Непрерывно дули сильные студёные ветра. На возвышенности берега чернели утонувшие в сугробах дома посёлка. По бокам бухты и вдалеке возвышались заросшие лесом огромные сопки (в крайним случае они такими казались глядевшим на них со льда бухты).
     Все три дня к пароходу и ледоколу тянулись десятки больных цингой. Некоторые болящие едва ковыляли, опираясь на костыли. Исхудавших, полуживых цинготников корабли увезут на лечение.
-Матерь Божья, куда нас засунули комуняги! –испуганно воскликнул Ефим Праханов, первый раз увидев толпу больных.- Видать тута и вольные то мрут как мухи…
-Каму митингуем?! Веселее работать! –вырос возле мыловара огепеушник с карабином наперевес.- Бегом работать нужно!
                -*-
     На четвёртый день колонну заключенных погнали на берег реки Магаданки; там огепеушные начальники определили место для первого колымского концлагеря.
     Проходя через посёлок Нагаево, Матвей Томов отметил, что здесь немало довольно приличных домов и даже есть один двухэтажный. Над некоторыми зданиями развевались красные флаги. В душе опального корреспондента шевельнулось что-то похожее на гордость за советскую власть: «Вот, и на Крайнем Северо-Востоке идёт строительство новой жизни.» 
     Налетел холодный ветер, норовя заморозить. Матвей плечом потёр правое ухо. Голова Томова, через подбородок, была закутана рваной тряпкой, на которую он нахлобучил простую суконную фуражку. Длиннополое ( ещё недавно модное, а ныне весьма замызганное) демисезонное пальто тоже слабовато защищало от колымского мороза.
-Шире шаг! Не растягиваться! –подгоняли охранники.
 Злобно лаял чёрный пёс-надзиратель; иногда хватая арестантов своими страшными зубищами за одежду и ноги.   
     На выходе из поселка колонне зека повстречалась шумная компания подвыпивших вольнонаёмных старателей. Они громко матерились и горланили похабные песни. Одеты золотоискатели были не по сезону легко: ватные фуфайки, полотняные рубаки, широкие плисовые шаровары, кумачёвые пояса, за которые заткнуты большие ножи. Не дать не взять, команда средневековых пиратов.
-Куда гоните подневольных? –поинтересовался у милиционера один из старателей.
-В Магадан.
-Ясно, -воспрашающий пьяно икнул и крикнул толпе арестантов.- Не робей, ребята! До Магадана рукой подать. Не устанете.
Огепеушники оттеснили золотоискателей и, направив дула карабинов на замедливших было шаг зека, закричали:
-Вперёд! Шире шаг! Веселей шагать!
Колонна понуро топала по кривой просеке, прорубленной сквозь тайгу. Вскорости пологий подъём закончился; зашагали под гору.
     Спустя несколько минут вышли на опушку леса и взорам заключенных открылась засыпанная снегом долина реки Магаданки. На берегу небольшого овражка раскинулись обширный конный двор, несколько мелких бревенчатых избушек и десятка два палаток. В серое студёное небо курились столбики дымов из печных труб. Несколько хозяйских собак встретили колонну неприветливым лаем. Злобный ветер старательно хлестал по лицам колючей позёмкой. Нехотя светило бледно-жёлтое солнце.
-Шире шаг! Пришли уже, -подгоняли краснозвёздные охранники.
Ефим Праханов смачно высморкался и произнёс:
-Ну, здравствуй, Богом незнамый Магадан!..
                -*-
     Спустя неделю, по прибытие в лагерь, в толстой тетради Томова появилась новая стихотворная миниатюра:
                И вот я в Магадане.
                У дьявола в кармане
                (У Берзина в кармане).
                Пальто порвала чёрная собака,
                А сапоги порвались сами.
     Лагерь заключённые строили сами: валили лес, возводили бараки, огораживались столбами, на которые натягивали колючую проволоку, ставили наблюдательные вышки для вертухаев. Всю сотню зека разделили на пять бригад – каждой поставили определённую задачу. Матвей и оба его товарища угодили в артель лесорубов, почти полностью состоящую из забайкальских казаков, осуждённых за восстание против советской власти во время коллективизации.
     Каждое утро бригада лесорубов, сопровождаемая двумя или тремя огепеушниками с собаками, уходила на работы в тайгу, что лежала между посёлками Нагаево и Магадан. Сначала подневольные расширяли и спрямляли просеку, затем стали углубляться в стороны, выискивая строевой лес.
     Бригадир ( на лагерном жаргоне – бугор) Спиридоныч был хватким казачиной (бывший царский унтер-офицер). Он сразу договаривался с охраной по объёму работы на день, а потом умело расставлял людей. Обычно, задолго до вечера , арестантская артель управлялась с заданием. Оставалось время погреться у костра, отдохнуть и попить «чай из кедрового стланика». Этот напиток являлся старинным казачьим средством против цинги. И впоследствии употреблялся всем приезжим населением Колымского края. 
     Охрана практически не притесняла лесорубов, так как посредником между ними и бригадой всегда выступал Спиридоныч.
-Есть всё же Бог! Ежели Спиридоныч нами всегда будет командовать, то выживем.., -в очередной раз, во время отдыха, хвалил бугра Ефим Праханов.
-Должен согласиться с вами, -поддержал потомственного мыловара потомственный дворянин Долгорукий.
Томов промолчал, он мелкими буквами записывал в свою заветную тетрадь: «Апрель, 32г.  Из п.Нагаево в глухую тайгу отправились более 600 вольнонаёмных золотоиск.» Матвей решил вести дневник жизни и строительства посёлков Нагаево-Магадан. Не взирая на своё печальное положение, Томов оставался советским человеком (такими вожди СССР желали видеть своих подданных) и журналистом. Тетрадь, завернутую в, относительно чистую, тряпицу, он носил на груди, мало кому показывая…

                -*-
     Каждый вечер лесорубы возвращались в зону, неся на спинах внушительные вязанки хвороста – топливо для лагеря. В один из таких «марш-бросков» Спиридоныч поравнялся с Томовым:
-Матвей, крепче держи вязанку. Того гляди рассыплется она у тя.
Томов перехвати верёвки, подтягивая выше тяжёлый хворост.
-Дык, ты на воле известным писателем был? –продолжал разговор бугор.
-Нет. Простым корреспондентом журнала.
-Это, что ли, ни один чёрт?
-Не совсем.
-…Сейчас тоже украдкой пишешь. Излагаешь как обживаются энти пустыни*?
Матвей вздрогнул.
-Чаво не отвечаешь?
-А чего отвечать то, раз ты и так всё знаешь?
-Ну ладно, не дрефь, писатель. Никто, из наших, о твоёй писанине чекистам стучать не будет. Но и ты не особо свети свои писательские упражнения…
-Спасибо, коли так!
-Говоришь – веришь в краснопёрую советскую власть?
-Если честно – верю.
-Ха! –досадная усмешка исказила смуглое, бородатое лицо бывалого казака.- Удивляюсь я на таких людей. Их комуняги с гавном мешают, в тюрьмах гноят, а они за их сатанинскую власть ратуют. Тьфу! Вы как щенята слепые. Ну, ничего. Хапните ещё от новых начальничков «народную власть» по полной выкладке. Сталин со своей кодлой устроит вам коммунию! Ужо попомнишь мои слова.
-Так и ты, в таком случае, хапнешь той сталинской власти и коммунии… -упрямо сощурился Томов.- В одной стране живём.
-Сидим! –отрезал Спиридоныч и ушёл вперёд.
-Шире шаг! –подгоняли огепеушники.
Зло лаяли собаки-надзиратели. Холодный ветер норовил выдавить слёзы из глаз.
     Запись из толстой тетради Томова: «Я выживу и докажу свою преданность нашему крепнущему Государству Рабочих и Крестьян. Должен…В своём будущем не сомневаюсь – оно будет лучезарным; мне бы в настоящём с голода не подохнуть и от холода не загнуться.»
______________________________
* пустыня (устар.) -  безлюдная или малонаселённая местность.
                -*-
     Вторая половина апреля выдалась холодная – студёные ветра чередовались с крепкими морозами и метелями. Снегопады тоже случались. Лесорубов, не взирая на непогоду, всё равно выгоняли на работы. Заключённые зло матерились, но план выполняли. Охранники в основном грелись у костров и тоже зло матерились…
     Как то под вечер, когда спиридоновцы отдыхали у костров, подкрепляясь стланиковым чаем, на делянке появился одноглазый старик туземец. Собаки-надзиратели зло рыча было кинулись на аборигена. НО тот резко выбросил вперед руку и псы-людоеды покорно легли на снег, жалобно поскуливая. Вохровцы инородца не трогали.
     Старик подошёл к ближнему костру погреться. На Матвея этот абориген произвёл очень сильное впечатление: «КАК ОН СОБАК ПРИСТРУНИЛ!..»
-Присаживайся, дедушка, -пригласил одноглазого Томов, предлагая ему место на охапке стланика.
Старый туземец, кивнул в знак благодарности, сел на указанное место.
-Курить будешь? –продолжал роль гостепреимного хозяина опальный корреспондент.
-НемногА  можна, однако.
Матвей выдал деду махорки (которой у него самого было кот
 наплакал). Одноглазый ловко набил табаком длинную трубку с блестящим медным запальником и с удовольствием закурил.
-Чай будешь пить, дедушка? –продолжал потчевать гостя Томов.
-Давай.
-Только чай у нас лесной! –извиняюще пояснил Матвей.
-Давай.
Матвей протянул старику свою кружку. Тот осторожно принял её, отхлебнул и произнёс:
-Спасибо, уруса!
Одноглазый туземец молча курил, не спеша прихлёбывая из мятой жестяной кружки горячую, тягучую жидкость с горьким привкусом. Матвей с интересом рассматривал пришельца. Одет богато (хоть и одеяния не новые). На голове белая шапка, украшенная бисером, с волчьей мордой. Добротная средней длины запашная кухлянка, подбитая пушистым мехом росомахи, с бахромой из беличьих хвостов на плечах и рукавах. Синие суконные штаны. Высокие расписные торбаса. На вид туземцу лет за шестьдесят, но с таким же успехом могло быть и все восемьдесят. Скуластое морщинистое лицо. Довольно светлая кожа. Нос с горбинкой. Печально-задумчивый взгляд. Левый глаз закрывает повязка искусно сплетённая из трав. Правый непривычного для местных туземцев серого цвета. Старик согрелся и снял шапку, положив её на колено. Взору опального журналиста предстал высокий, чуть залысоватый, лоб деда. «Этот туземец очень похож на отшельника-христианина! Такие лица я видел на картинках с библейскими сюжетами.» Своеобразное лицо северного аборигена словно обрамлено в серебро седины: седые волосы, падающие на плечи, густые седые усы соединенные с широкой, но не очень длинной, аккуратно подстриженной, бородой. «Интересный старик, с эдакой загадкой. Прямо таки чародей или волшебник какой-то…»
     Тем временем абориген допил чай и докурил трубку. Он вырезал себе кусок свежего, твёрдого снега и съел этот «необычный десерт»*.
-СпасибА! –произнёс пожилой туземец, легко поднимаясь.
-Чем богаты.
Загадочный абориген протянул Матвею свою волчемордую шапку:
-Возьми, урусА. А то, совсем башка простудишь. ПодаркА.
Матвей растерялся. Старик роскошно отдаривался за жалкое угощение.
-Бери!
-Да ты, что, дедушка?! Я же тебя бесплатно угощал.
Одноглазый молча протягивал подарок. Резкий порыв ветра окатил Томова колючей, ледяной крупой. Ох как нужна была шапка Матвею, до сих пор ходившего в осенней фуражке. Он взял дар. Влага благодарности увлажнила усталые глаза Томова.
-Огромное спасибо, дедушка! Но как же ты сам?..
-Моя ладно.
Одноглазый старик повернулся спиной к костру и ушёл в лес.
-Подъём! В зону возвращаемся! –закричали охранники.- Живее шевелись! Мать вашу!
________________________________________
*Большой кусок свежего снега служил десертом многим аборигенным племенам Крайнего Северо-Востока, но больше всего этот обычай практиковался у чукчей и юкагиров.
                -*-
     Лето 1932 года выдалось жаркое. Привычных для охотского побережья дождей было мало. Студёных ветров тоже почти не было. Зато лютовали комары и гнус.
     Всё лето в бухту Нагаева прибывали пароходы с заключёнными, часть которых работала ещё на строительстве Вишерского Целлюлозно-Бумажного комбината, где тоже в своё время руководил Берзин. Приезжали и вольнонаёмные.
     Посёлки Нагаево и Магадан быстро разрастались. К августу было завершено строительство капитальной дороги, соединяющей эти поселки. Началось строительство литейного цеха, авторемонтного и кирпичного заводов. На расстоянии десяти километров от Магадана организовали совхоз «Дукча». Возводились жилые двухэтажные дома. Работали клубы, где частенько давали представления самодеятельные и профессиональные артисты.
     Олега Долгорукова поставили на должность заведующего музыкальной частью в огепеушном клубе. Олег взялся за работу очень ответственно – организованные им концерты и постановки могли поспорить с московскими представлениями тех лет. Не забыл Долгорукий и Томова – благодаря его хлопотам в местных газетах «Орочельско-эвенская правда», «Колымская правда», «Дальстрой» стали публиковаться очерки Матвея. Однако опальный корреспондент продолжал вести тайный дневник жизни и строительства посёлков Нагаева-Магадан. Одна из его записей в «секретной» толстой тетраде: «Климат тут действительно тяжёлый. Имеют место нехватка кислорода, резкие перепады атмосферного давления; часто случаются магнитные бури. Во время которых у многих «колонистов» болят головы, вялость, общее недомогание. Мне рассказывали, что у некоторых приезжих женщин, которых здесь в общем то не так уж и мало, случается кровотечение из носа. Мои приятель Е.П. (читатель, конечно, догадался – это мыловар Ефим Праханов) так выразился о подобном ненастье: «Да, сильны на истязания большевики – выбрали идеальное место для каторги. Тута жизнь мёдом не покажется…» Внешне оную магнитную бурю не увидишь – так же светит солнце, так же птички поют (если лето на дворе), а у человека голова раскалывается… Прежде и не слышал о подобном явление.»
     На конец декабря 1932 года в «Дальстрое» трудилось 9928 заключённых и 2989 вольнонаёмных рабочих.
                -*-
     Матвей Томов и Олег Долгорукий теперь встречались крайне редко, но когда сходились, как всегда продолжали спорить и дискутировать.
-Коммунисты, прикрываясь лозунгами о всеобщем равенстве и братстве, строят страну с тоталитарным режимом, -произнёс как-то Олег.- Даже не страну, а какой-то огромный концентрационный лагерь. Уже сейчас, пожалуй, десятая часть населения СССР сидит в зонах. А что будет дальше?.. Ха, они лицемерно называют заключённых «организованная рабсила»…- РАБЫ…Впрочем, как говориться: «Каждый народ имеет то правительство, которого достоин»!.. Царь и аристократы профукали свою власть, нарождающаяся буржуазия ударилась в делание денег, а затурканый малограмотный российский народ поверил лживым обещаниям кучки политических авантюристов…В результате к власти пришёл кровавый тиран. И вот мы имеем то, что имеем.
-Олег, ты здорово перегибаешь, -горячо возражал Томов.- Сталин действительно строит социалистическое государство. А  Ленин освободил русский народ от гнёта помещиков и буржуазии.
- Фу-у, Матвей. Зачем прикрываться штампами большевицкой пропаганды. История с Ульяновым-Лениным мутная…Большевики устроили переворот, чтобы взять власть в свои руки. А России, для быстрого прогрессивного развития, было достаточно Февральской революции*. Та революция решила все задачи: упразднение классов – то есть равенство, демократия, полная свобода предпринимательства и так далее. Социалистическое государство – это когда народ живет богато. А социализм по большевикам - это когда все бедные…
-Как это бедные! –возмутился Томов.- Не бедные, а просто свободные люди.
-Нет, Матвей. Именно бедные. С богатыми в СССР ведётся жестокая борьба. Их в первую очередь сажают в лагеря или вовсе уничтожают.
-Всё равно ты сгущаешь краски, Олег. Октябрьская революция  дала российскому простому народу истинную свободу. Ты посмотри сколько за пятнадцать лет советской власти появилось талантливых военачальников, инженеров, писателей, учёных наконец. Все они вышли из простого народа…
-Ну, скажем, не все… И опять ты, Матвей, пропагандискими штампами заговорил.
Томов немного помолчал. Друзья закурили.
-Опять же не соглашусь, -продолжил спор Матвей.- Афоризм про «народ и правительство» - болтология. Точнее будет: РАЗНЫМ НАРОДАМ, ПО-РАЗНОМУ ВЕЗЁТ С ПРАВИТЕЛЬСТВОМ… О!
Друзья опять немного помолчали. Олег Долгорукий поскрёб указательным пальцем свой хорошо выбритый подбородок.
-А знаешь, Матвей, -ты красивую и пожалуй правильную фразу родил в пику давно бытующей… Действительно, ты у нас настоящий журналист. Я всегда это говорил. Неплохо сказано про правительство и народ…Российскому народу в очередной раз не повезло с правительством.
-Не жалуешь ты, Олег, советское правительство.
-Да! Не жалую.
-А как же жить будешь дальше? Ведь из СССР ты уже никогда не вырвешься… Не стоило тебе возвращаться из Америки.
-Ой не стоило…А жить буду честно. Постараюсь приобщать наш народ (кого смогу) к настоящей культуре (если дадут твои коммунисты). У по настоящему культурного человека меньше шансов сделаться палачом.
__________________________
*В учебниках советской истории она называется «Февральская буржуазно-демократическая революции 1917г.» Власть в России тогда перешла в руки Временного (буржуазного) Правительства.
                -*-
     Одна из записей «секретной» тетради Матвея Томова: «Средний возраст заключённых в «Дальстрое» 25-30 лет. Осуждённые старше сорока встречаются крайне редко. Вывод напрашивается сам: в эти края присылают более крепких людей (в крайнем случае мне так рассказывали некоторые офицеры НКВД).»
     21 января 1933 года вышел первый номер газеты «Верный путь» - газеты для зэка. В нём был опубликован приказ о колонизации заключённых. Он гласил: «От 2-го декабря 1932 года приказом по Северо-Восточным трудовым лагерям ОГПУ разрешена колонизация заключённых на началах: 1. Право колонизации предоставляется всем заключённым пробывшим в лагерях не менее одного года, а особо отличившимся – шесть месяцев. 2. Колонисты работают на предприятиях Дальстроя в качестве вольнонаёмных, получают полностью заработную плату по роду выполненных работ. 3. Колонистам предоставляется право переселять к себе семью с оплатой проезда за счёт Дальстроя. 4. Колонисту выдаётся на обзаведение необходимым имуществом безвозвратная ссуда.
 5. Члены семьи колонистов пользуются правом первоочередного получения работы на предприятиях Дальстроя. 6. Колонист работает.»*
___________________________
*В Магаданском областном краеведческом музее хранится первый номер этой газеты, с процитированным выше приказом.
                -*-
    Матвей Томов начал печататься в газете «Верный путь» с первых номеров (газета выходила еженедельно). В своих очерках он много рассказывал об ударной работе некоторых заключённых, «…которые примерным трудом исправляли свои ошибки перед первым в мире Государством Рабочих и Крестьян…» Матвей писал искренне, веря в светлое будущее страны советов. Томов был наивным неисправимым романтиком. (Молодость!) На энтузиазме тысяч, подобных ему, строился Союз Советских Социалистических Республик.
     Ещё одна стихотворная миниатюра бывшего корреспондента московского журнала «Каторга и ссылка»:
                Пробить я стену лбом хочу!
                Увижу стенку и кричу:
                У Р А ! и БАЦ об стену лбом.
                Трещит мой лоб…
                А, вдруг, трещит бетон?...
К концу марта почти вся ударная бригада Спиридоныча получила статус колонистов. Все они, включая Ефима Праханова, подались вольнонаёмными на прииски. Лишь Томов остался в Магадане. Он устроился работать в редакцию газеты «Верный путь».
                -*-
     Исхлёстанные студёными ветрами сопки. Серое небо. Холодные облака. Вязкая тишина. На фоне безлесого, покрытого снегом склона, крест сразу бросался в глаза. В высоту он был более двух метров. Томов и Голуб подошли к памятнику недавнего прошлого вплотную.
     Почерневший от времени крест, из лиственницы, стоял непоколебимо, как надёжный часовой. Над перекладиной было вырезано «1893». На самой перекладине: «Петромъ Николаевичемъ Калинкинымъ.»
-Могила, что ли?
- Нет – это указатель, -ответил Голуб.- Тут раньше проходила «Ольская тропа» - зимний путь на реку Колыма. А местный казак Пётр Калинкин проложил её и долгое время был бессменным проводником государственных обозов, что доставляли тонны грузов в далёкие колымские посёлки.
-Слушай, ты неплохо знаешь историю здешних мест.
Лесовод-ботаник Василий Голуб усмехнулся:
- Кое-что знаю. В моей работе это помогает…Кстати, российская история Крайнего Северо-Востока насчитывает под триста лет. Земли эти довольно богатые: пушной зверь, олени, лоси, рыба, птица, леса… Уголь промышленным способом здесь стали добывать с конца прошлого века. Не тут конечно, а много севернее, возле Анадырского лимана. Дайте только срок, наши советские геологи основательно разведают здешние недра – богатств тут непочатый край.
Матвей видел с каким упоением его новый товарищ рассказывает об этих местах. Лесовод-ботаник был прямодушным, честным человеком, искренне любящём свою работу.
     Узнав о кратковременной исследовательской экспедиции Голуба по окрестностям Нагаево-Магадана, Томов напросился к нему в напарники, заверив редакцию «Верного пути», что по возвращению предоставит газете серию очерков о местной природе, жизни коренных жителей и строящейся трассе. Матвей добросовестно выполнял взятые обязательства, тщательно записывая всё увиденное в походе.
     Больше всего поразило Томова строительство Колымской трассы. Здесь работали только заключенные, имевшие на вооружении лишь лопаты, кирки, ломы и тачки (ни каких вспомогательных механизмов – полностью изнурительный ручной труд). Условия жизни подневольных трассостроителей были много  тяжёлее чем у зека в  Нагаево-Магадане. Охрана тут вела себя гораздо  жёстче. Матвей сам видел как один огепеушник за что-то хлоднокровно застрелил заключённого. Было это очень страшно: хотя стоял конец апреля, вокруг ещё серел не растаявший снег. Вохровец угрозами заставил обречённого отойти в сторону от работающих и быстро вскинув карабин выстрелил. Разорванный пулей заключённый рухнул на грязный сугроб и затих, словно вмиг скованный морозом… С тех пор Томову стал частенько сниться один и тот же кошмарный сон: раскаленный свинец сверкающей  молнией вонзается в грудь (не понятно чью, возможно Матвея). Но убитый умирает с улыбкой на устах. Улыбка и бесконечность…

                -*-
     Дыхание весны чувствовалось во всём. С каждым днём становилось теплее. Ярко светило солнце. Таяли снега. Томов и Голуб расположились на ночлег. Поставили палатку. Привязали поблизости лошадей. Разложили костерок.
     Ужин был незамысловатым, небогатым, необильным и коротким. Зато стланникого чая хоть отбавляй, хоть залейся. Имелся у товарищей и кусковой сахар. С махоркой не было проблем. Живи – не хочу! Приятели отдыхали возле уютного костра. Дремалось.
     Вдруг тишину вечера нарушил звон колокольчиков.
-Что это?
-Кто-то едет мимо.
На поляну вышла цепочка оленей. Впереди, на крупном учаге, ехал коренастый абориген с винчестером за плечами. За ним следовало пять вьючных хоров. Замыкал небольшой караван ещё один олений всадник.
     Коренные жители поравнялись с нашими исследователями. На пасмурном скуластом лице предводителя неожиданно возникла улыбка.
- И-и, здравствуйте! –почтительно приветствовал он русских.
Матвей заметил, что эвен с каким-то благоговением смотрел на него, нет, выше – на его шапку. Томов продолжал ходить в волчемордой шапке, подаренной прошлой весной загадочным стариком аборигеном.
-Здравствуйте, товарищи! –русские поднялись приветствуя вновь прибывших.- Располагайтесь рядом, здесь хорошее место для ночлега.
- И-и, спасибо! –когда эвен тянул своё «И-и», то смешно морщил широкий, приплюснутый нос и топорщил редкие иссиня-чёрные усики. Путники, воспользовавшись предложением исследователей, быстро разбили свой лагерь. Это оказались муж и жена.
     Мужчина скоро пришёл к костру русских с бутылкой*.
-Однако, выпить можно, -предлагая самогон, абориген не сводил своих монгольских глаз с журналиста.
-Да ради бога, если угощаешь.
-Ага, угошаешь-угощаешь, -поспешно закивал головой эвен.
Выпили, закусили матвеевскими сухарями, закурили махру русских. Подошла жена кочевника. Присела подле супруга.
-С Дзялбу пришли? –поддерживал беседу туземец.
-Оттуда.
- Аёй-и! Великое селение там нючи строят.
-Это точно.
Разговаривали степенно, неторопливо. Женщина, кинув последний любопытный взгляд на шапку Томова, ушла к своей палатке. Мужчина продолжал общаться. Голуб тоже заметил, что чета туземцев очень заинтересована головным убором приятеля…
     Спустя час эвен уважительно глядя в глаза Томова произнёс:
- И-и, ты друг Духов Видящего Днём?
-Всмысле?
-Шапка у тебя его.
-А! Это, -Матвей коснулся своей шапки.- Мне её подарил одноглазый старик.
- Аёй-и! Значит ты друг Духов Видящего Днём, -очень уважительно сделал вывод туземец.- Хорошо!
Спустя ещё несколько времени, туземец спросил у Томова:
- И-и, что ищите здесь?
-Да нет. Мы просто исследуем эти края. Нужно знать места где живёшь.
-Большой лес ищем, -включился в разговор Голуб.- Чтобы строительство на Дзялбу продолжить.
Василий говорил правду. Для дальнейшего строительства Нагаево-Магадан нужен был строевой лес**, так как участок тайги между посёлками практически вырубили, а другие пущи представляли из себя низкорослые заросли кустарников и кедрового стланика.
-Да?.. –эвен вопрошающе смотрел на Томова.
-Да, -кивнул журналист.
-Го, этот лес я знаю, -радостно заулыбался туземец.- Он в верховьях реки Молотар*** стоит.
-Точнее расскажи?
Эвен не только рассказал как найти большой участок строительного леса, но и нарисовал примитивную карту.
-Спасибо, дружище! –искренне благодарил аборигена Матвеев, пожимая его крепкую руку.
- И-и, друг чародея Духов Видящего Днём – мой друг.
Когда наши герои ложились спать, Василий Голуб задумчиво произнёс:
-Если эвен не завирается, выдавая десяток другой высоких лиственниц за большой лес, то его рассказ стоит очень дорого…Я летом разведую ту территорию…
_____________________________________
*среди аборигенов Крайнего Северо-Востока это знак большого уважения.
**Нужно сказать, что строительство Магадана велось не только из местного леса. Сюда приходили сборные дома из Ленинград, Сахалина и т.д.
***Молотар – ныне река Магаданка.

                -*-
     Начинался замечательный июньский день. Туман, поднимавшийся над бухтой Нагаева, розовел. Лёгкие облака алели. Радостно пели птицы.
     Матвей Томов, одетый по местным меркам «с иголочки», то есть в новою армейскую гимнастёрку, сидел в редакции правя статью одного из офицеров охраны заключённых, строивших Колымскую трассу. Огепеушник видимо находил в себе немалые способности к журналистике и частенько приносил в «Верный путь» свои публицистические опусы, сплошь состоящие из слов: «партия», «правительство», «красное знамя», «даёшь», «перевоспитание трудом», «организованная рабочая сила», «объекты», «перековка», «ударный труд»…Резко зазвонил телефон.
-Матвей, тебя!
Томов взял трубку
-Дружище! –ударил в ухо Матвея радостный голос Василия Голуба.- Я нашёл его! Огромный участок строевого леса в верховьях реки Магаданки! Несколько десятков ГА великолепного строевого материала! Не соврал тот эвен и карту правильную нарисовал! Так что строительство посёлков Магадан-Нагаево продолжается!..*
______________________________________
*Напомним читателям, что в 1938 году (после ареста Берзина) Карп Александрович Павлов, второй директор «Дальстроя», закрутил на Колыме гайки, сведя на нет весь «берзинский либерализм». В тот год многие колонисты вновь оказались за колючей проволокой большевицких концлагерей…

            (глава романа-летописи "Из предыстории Магадана", Книга III)