Труд сделает меня человеком

Здраствуйте, Тимофей Андреич!
Вы нас учили начинать письма правильно. Чтоб с вежливого обращения, потом имя отчество, восклицательный знак, это важно. Кому не знаю, тому наверно, кто прочитает, значит вам важно. Пишу значит, что накипело и чтобы вы прочитали до конца и все поняли про меня и мои мысли. Хотя какие мысли у меня, у дурака? Я вон даже имя свое вспомнить не могу, что уж там о жизни, о делах. Вы нас учили, чтобы мы проговаривали, если что не так. Чтобы друг друга поддерживали. И я вам за то очень сильно благодарен, слов таких нет, как сильно, или я их не помню просто. Вчера на ноге большой палец отпал. Думал, ноготь сойдет, черный изнутри был весь, а отвалился палец. Мне-то ничего, только картошку копать неудобно. Затолкал в сапог тряпку, так с ребятами последние грядки и докапывал. Потом палец на клей-момент посадил. С ним все-таки лучше, держится правда хлипко. Надо бы какую-нибудь штуку вроде гипса или может на гвоздь его. Только я на гвоздь сам боюсь, а кого попросить стыдно. Может, вы что придумаете? У вас в доме и приспособы есть всякие. Вон как Митяне челюсть приделывали обратно на железные такие пруты. Он правда теперь не болтлив совсем, зато челюсть при нем.
Что еще рассказать... Ну, с картошкой закончили. Посушили, расфасовали по мешкам разного цвета. Мелкую в синие, крупную в красные, средние в желтые мешки. Только я все время путаюсь со средней. У меня в синих и желтых мешках картошка попадает одного размера. Как тут понять, когда глазомер кривой. Ну кривой, ну ладно. Марина Витальевна говорит, что зрение у меня для моего состояния хорошее. Это я знаю, все потому что витаминки пью, которые она дает, по одной каждый день. А другие, кто думал, что это вы нас травите, и перестали их пить, все ослепли. Дураки. Я им говорил, что мы вам нужны здоровыми. И это, как его, слово заумное. Дееспасобными! Во! Хотя вы могли бы о нас чуть лучше заботиться. Мы-то о вас вон! Капусту сегодня всю срезали, по мешкам расфасовали. Винограда еще много, но без лестницы не собрать. Разросся сильно с того года, по елке значит и дальше по крыше вашего дома. Надо лестницу, тогда остальное соберем, а вы вино бродить поставите, чтобы было из чего самогон гнать. Пока сахар не кончился еще.
Я сильно не хочу, чтоб вы самогон гнали. Хочу, чтоб как тогда, когда у вас все бухло закончилось, ранняя весна была и дороги все размыло в хлам. Все ходили грустные и тихие. И нас не били. Вы-то ничего. Настоящий академик наук. А вот Петрович, как напьется, так к нам в бараки приходит и бьет кого ни попадя. Может и у вас кого бьет, только потом все равно к нам идет. В прошлый раз Толю молотил, тот упал как-то резко, так у него брюхо треснуло и вся требуха наружу. Будить вас пришлось, чтобы Толю зашили, а вы-то не любите, когда вас подымают со сна. Да кто ж любит. Я наверно тоже не любил. Не помню. Толю тогда зашили, он полгода еще горбатился, и в поле, и в доме. Потом ноги отказали. Вера говорит, это все от того, чем вы нас лечите. Говорит, снаружи такие как мы живут дольше. Вроде как вирус в нас так делает, чтобы мы дольше его распространяли. Ему хорошо, нам хорошо. А вы нас колете иглами, вводите лекарства всякие в кровь, чтобы мы на вас лучше работали и быстрее разваливались. Надо бы такое средство сочинить, чтобы мы дольше жили и меньше работали. Смешно я придумал, Тимофей Андреич?
Митрич еще в наш барак ходит. У него там нычка в дальнем левом углу под койкой, где раньше Наташа отдыхала. Консервы всякие, таблетки, мази, много всего. Я сам не смотрел. Митрич всегда ночью приходит, под курткой пронесет чего и давай выкладывать, бренчит жестянками и еще разным таким. Вы посмотрите там, если сможете, много найдете.
Марина Витальевна еще ваша приходит. Как найдет на нее, так и приходит. Об Виктора трется, стонет. Виктор красивый пока, свежий, только контуженный на голову. На поле работает из рук вон плохо, на кухню пустить если, перебьет все стекло с керамикой, дурак дураком, рот раззявит, слюна течет. Пользы от него как с козла молока, ну вот только что мордой вышел во вкус Марины. Вот и ходит ночами, а мы не спим. Слышим все. Нам-то что. Пусть себе ходит. Нам-то может еще обидно немножко, а Виктору так вдвойне все равно, кто там, что. Лиля говорит, у него черви в голове. От контузии или еще чего. Я не видел сам, Лиля говорит, видела. Ребята от него подальше держатся, ну и я тоже. Береженого бог бережет, или как там правильно. Тимофей Андреич, а у Марины есть черви?
Вообще я перед ребятами вас всегда защищал, слова плохого не сказал. Это может Петрович скурвился, бьет почем зря. Знает, что сдачи никто не даст, вот и пользуется. А вы для меня всегда пример и подражание. Вы - светила наук, не знаю каких, но раз говорите, значит есть каких. Труд сделал из обезьяны человека. Из нас тоже сделает. Обратно. Вы нам так всегда говорили. Я бы даже не знаю, чем тогда занялся. Сложно понять чего хочешь, если себя не помнишь. Смотрю иногда, как Алена Андреевна по зиме из бани распаренная в одних валенках выбегает, а за ней следом Митрич, такой же румяный и голый, смеются все, целуются. Думаю, вот бы разочек тоже так. Не в бане париться. В бане нам нельзя совсем. А вот с женщиной так близко, как Марина ваша с Виктором, только по-настоящему. Мы с Лилей попробовали как-то раз, да и бросили. Может, у вас там от этого дела есть таблетки какие, а?
Лиля хорошая. Плачет только. Вообще у нее лечение успешней всех проходит. Она не разваливается даже, ну только что волосы выпадают. А у кого они не выпадают? Наверное, труд помогает. Вот и слезы. Ни у кого не текут, а у нее текут. Я знаю, как вы нас называете, когда напьетесь. Нехорошим словом на букву "з". Зомби ****ые. Вот как называете. Лиля услышала однажды, всю ночь проплакала. Двое детей у нее было, мальчик с девочкой, ангелочки прямо, я фото видел. Бродят наверно там где-то, за периметром. Буйные, как мы все до вашего лечения. Их-то как же, говорит, их-то за что? И ревет. Ее поймали когда, куртку снять не давалась, психовала сразу по-буйному. Махнули рукой, так в куртке и лечили. Потом уже, когда в барак переводили, она подклад распороть попросила. Ни у кого из ребят фотокарточек нет, а у нее есть. Вот.
Я чего пишу, Тимофей Андреич. Вы к нам как к скоту относитесь. Может, я до последнего в вас верил, отстаивал, да только все мы для вас зомби ****ые и не лечите вы нас, а только батрачить заставляете. А сами пьете, трахаетесь со своими живыми женщинами и в потолок плюете свой чистый, пока мы в бараках гнием и всю работу за вас выполняем. А вы вот попробуйте сами. Без нас попробуйте. Олег коды подобрал к ошейникам. Сами его хвалили за умственные способности, что он умный, умнее остальных. Говорит, был как Митрич раньше, по компьютерам и всему такому. Мы могли бы раньше уйти, но надо выждать было. Нужный момент поймать. Сейчас момент самый нужный. Нам только за периметр выйти, а дальше все. Свобода. Думаете, ну ошейники, ну ладно. Как же мы периметр покинем, когда забор под напряжением? А вы проснетесь, да всех нас быстро перестреляете. Так у нас Олег есть, у того план, и сейчас ваш умный дом заблокирован так, что только он его разблокирует. Или Митрич. Митричу на это надо времени больше. Не волнуйтесь, Тимофей Андреич, я прослежу, чтоб все наши ушли. Ну кроме, Виктора. Его мы в бараке оставили. Для Марины с червями. Прослежу, чтобы все ушли, а ворота запирать не буду. Вам же, когда мы уйдем, новые буйные понадобятся. Нужно же, чтоб кто-то за вас в поле работал. Если вы, конечно, сами тогда буйным не станете.
Прощайте, Тимофей Андреевич.