Том 1. Остаюсь Бессмертным. глава хvii

             
СТАНИЦА МАРЬИНСКАЯ.

     Ранней весной, 1982 года, когда в Москве и области еще лежал глубокий снег, отец по договоренности с мамой, поехал на Северный Кавказ в ст. Зольскую.  Он хотел   снять деньги с книжки и оплатить покупку дома в одной из деревень Московской области, Раменского района, сделать ремонт, обустроить дом и уже окончательно осесть здесь, и провести остаток своей жизни в Подмосковье. Через неделю мама получает телеграмму: «Купил дом в ст. Марьинской, собирай вещи и приезжай». Решиться на такой поступок мог далеко не каждый. Так круто и кардинально изменить второй раз кряду течение жизни и начать все с нуля в 60 лет, мог только неординарный человек, настоящий казак, каким, впрочем, и был наш отец, верящий в себя, свои способности, свои силы и тыл. Пока мама собиралась, решала вопросы с выпиской, у меня было свободное время, я, недолго думая, сел на самолет и полетел к отцу. Марьинская находится всего в 12 км, от ст. Зольской, где я провел свое детство и отрочество, но как то так получалось, что я бывал в ст. Марьинской только проездом, и никогда в ней не останавливался. Выйдя на автостанции, начал расспрашивать, где находится улица Красноармейская. Выслушав несколько противоречивых ориентиров, пошел искать. Нашел довольно быстро. Она оказалась недалеко от автостанции. Посмотрел вперед и практически сразу определил, какой дом отец купил. На углу стоял небольшой, современной постройки дом, его отец никогда бы не купил. Сразу за этим домом протекало два ручья и ветхий, ветхий забор из полусгнившего и наполовину засыпанного мусором штакетника, так что сразу и не ясно было, то ли забор задерживает мусор, чтобы он не вываливался на улицу, то ли наоборот, кучи мусора держат забор, и он не падает. Забор прикрывал довольно большой пустырь, весь поросший бурьяном, диким кустарником и сорными деревьями, типа бузины или терна. Посредине участка стояла большая, дряхлая, но еще живая яблоня. За пустырем стояла старая, еще дореволюционной постройки хибара, а перед ней два огромных грецких ореха и кусты винограда во дворе. Такой участок, думаю, отцу должен понравиться. Захожу во двор, открываю двери этой хибары и вижу: сидит за столом отец, на круглом крутящемся стуле, готовится обедать, в углу металлическая вешалка, справа, застеленная раскладушка. Всю эту нехитрую мебель он приобрел на днях, на местном базаре. Полы от старости прогнулись, потолки тоже, но сам дом был срублен из дерева, помазан глиной и казался довольно добротным. Дом был на двух хозяев, одну половину выкупил отец, другую на пару лет раньше сосед А. Пархоменко. Половина отца состояла из одной комнаты, 12м./2, с перекосившейся дверью и четырьмя маленькими окошками со ставнями. При входе была кухонька, метра четыре квадратных, но в доме был газ и водопровод. Сзади был пристроен сарайчик из двух отделений, низкий, но довольно вместительный.
     Поздоровались. Отец отложил приготовленный обед и повел показывать свое вновь приобретенное хозяйство. «Смотри, что я купил» - не без гордости говорил он - «ты видишь, какой простор, и речка по участку течет». Я сразу понял, отец покупал не дом, а место под новый дом. Действительно, по сравнению с большинством казацких построек, представляющих собой нагромождение друг на друга домов, кухонь, сараев, гаражей и т.д., здесь был настоящий простор, и мы как-то сразу определили место под будущее строительство. Участок отец купил у бабульки преклонного возраста, Шевченко Матрены Петровны, которая жила здесь и из-за старческой немощи лет 10-15, ни на участке, ни на дворе, ничего не делала, лишь накапливала во дворе кучи мусора.
    Зная характер, натуру отца, дом, куда можно переехать и просто жить, не приложив к нему руки, он никогда бы не купил, он не смог бы жить в чужих стенах, кем-то, когда-то поставленных, в доме, где чужая аура, где все сделано чужими руками и чужими людьми. Он любил, чтобы куда ни бросил взгляд, везде все было сделано своими руками, самим придумано и самим воплощено. И как-то еще, ничего не решив, какой дом строить, каких размеров, высоты и площади, начали обсуждать, кто из сыновей, когда сможет приехать и что сможет сделать. Делать все решили сами, не нанимая рабочих строителей и не приглашая посторонних людей. За обсуждением планов мы обошли окрестности, метрах в ста от дома протекает речка Неволька, точнее не речка, а канал, прорытый еще сотню лет назад и от которого по всей станице прорыты арыки - отводы от этого канала. Обилие воды вкупе с южным солнцем и Ставропольским черноземом, давали обильные урожаи, как овощей, так и ягод и плодов. Здесь же буквально рядом центр ст. Марьинской, автовокзал и главная достопримечательность станицы - рынок. Все рядом и одновременно находится в тихом и спокойном месте. Сходили мы и на речку Малка, это небольшая мелководная горная речка с довольно широким руслом в равнинной части. Он мне часто говорил, что всю жизнь мечтал жить в доме на берегу реки, чтобы открыть окно или форточку и был слышен шум текущей воды. Это была мечта детства. Человек степей, родившийся и выросший в степи, где всегда был дефицит воды, вода его манила, ему ласкали слух шум и плеск воды в реке, прохлада, которой веяло от воды, и самое, наверное, главное, он любил сажать и выращивать плодовые деревья и физически ощущал, как они мучаются без воды. Большой, красивый сад, это было его хобби. Любой сад требует большого количества воды для полива, а здесь ее изобилие. Если судить по пословице, которая гласит: «Человек за свою жизнь должен построить дом родить и воспитать сына и вырастить дерево», то отец все это выполнил трижды, а последнюю позицию раз 100.
      Пока суть да дело, пока инстанции занимались оформлением документов на строительство дома, саму тему строительства решили оставить пока на теоретическом уровне, а поскольку 12 соток земли были закреплены за отцом уже 3 апреля 1982 года, мы имели полное право заняться его благоустройством. Первым делом, мы решили избавиться от бурьяна, заполонившего весь участок.  А затем вычистить весь хлам, накопившийся на участке за последние 10-15 лет. Заказав трактор, мы вдвоем, где руками, где лопатами, загрузили огромную телегу мусором, но за один раз, все он забрать не смог и приехал еще раз. На участке сразу стало светлее. Потом принялись за огород. Бурьян, в основном прошлогодний и позапрошлогодний после зимы уже подсох, так что большую его часть мы сожгли, освободив из плена единственную яблоню. Она сразу стала намного больше, выше и красивее. Но впереди ждало самое серьезное испытание - заросли между двух ручьев. Там была настоящая лесополоса - джунгли из сорных деревьев и кустарников, переплетенные за многие годы вдоль и поперек колючими лианами хмеля. Боролись с ними следующим образом: я сначала топором подрубал у основания эти деревья-кустарники, но даже без опоры они стояли, не шелохнувшись, так сильно были переплетены лианами хмеля. Вторым этапом приходилось по всей вертикали отсекать по пол метра пласты этих зарослей, причем рубить приходилось все подряд, отдельное дерево или кустарник изъять было невозможно. Когда же эта махина отваливалась, тогда уже рубил ее по частям, чтобы можно было отнести ее в сторону и сжечь.
     Пока мы занимались уборкой мусора и рубкой зарослей, познакомились с соседями. Хозяин крайнего дома, мужик средних лет, по натуре и по жизни сельский житель, человек от земли, не дурак выпить, но вполне разумный и порядочный человек, его жена - Люба, человек такого же плана, в смысле не дура выпить. У них была дочка 3-4 лет. С ними сразу установились хорошие добрососедские отношения, так как люди они простые, непритязательные. Они уже построились, у них была своя корова, и мы сразу же стали покупать у них молоко. С другой стороны строился Пархоменко Александр и его жена Валя. Старшая дочь Лариса, миловидная, начинающая формироваться девушка, младшая дочь Наташа, пацан с косичками, неугомонная озорница, всегда сильно загорелая, в одних трусиках бегала целыми днями во дворе и на улице, папа её любил, и все время ею восхищался: - «Ну и девчонка, фору даст всем». Сам Пархоменко работал в Правлении колхоза небольшим начальником, Валя парикмахером. С ними вообще сложились очень близкие отношения. К слову сказать, это именно им принадлежала вторая половина дома. Они бывали у нас, мы бывали у них, случались и совместные застолья, а когда в скором времени у них родился наследник - Андрей, отношения вообще переросли, чуть ли не в родственные. Когда им нужно было вместе отлучиться, они оставляли нам с отцом сына, а сами занимались своими делами. Когда ему было полгодика, и родители оставили его на вечер с нами, он, как назло, начал капризничать, что мы ему только не делали: и в коляске катали, и на руках качали, и соску давали, папа его даже перепеленал. Он то затихал, то принимался опять капризничать. Так с переменным успехом и прошло наше дежурство. Видимо его тревожили не только прорезающиеся зубы, но и отсутствие матери. Но вскоре пришла Валя, покормила, и он заснул.
    Напротив, жил знакомый отца еще по селу Петропавловское - Бушуев Михаил. Тихий бездеятельный мужик, никогда никому не помогавший и не просивший помощи, живший только для себя и в свое удовольствие. С ним отношений не сложилось. Жена его, Нина Петровна, женщина общительная, всегда готовая прийти на помощь, с ней у мамы сложились хорошие отношения. Директором Марьинской школы был друг и одноклассник отца - Ходорыч Василий Прокофьевич, но жил он на другом конце станицы. Окружение было вполне приличным, оставалось только жить, радоваться жизни и готовиться к великой стройке. Всем была хороша станица Марьинская, но вот незадача, с одной стороны она начиналась кладбищем, с другой стороны висел щит с цифрами 1777. это год образования станицы. Согласно нумерологии, число 1777, если сложить все цифры – 1+7+7+7=22, это число дурака. 22, это перебор, и хотя три семерки предполагают позитивное начало, единица все портит. Поэтому в станицу Марьинскую приезжало много людей с добрыми намерениями, но почему-то у них ничего хорошего не получалось и многие были разачарованы тем, что сюда переехали. Не могло быть ничего хорошего в поселении, которое начинается числом дурака, и заканчивается кладбищем, или наоборот, начинается кладбищем, а заканчивается числом дурака. И никто в то время не подозревал, что Иуда тоже поселился в этой станице, он уже проснулся и придумывал способ, как захапать себе тридцать сребреников.
     Осилив часть   зарослей между двумя ручьями, я вынужден был возвращаться домой. Поскольку многих ст роительных материалов на месте купить было физически невозможно, мы решили часть прикупить в Москве и контейнером отправить папе в станицу. Здесь, с сестрой Татьяной, мы довольно быстро купили все, что запланировали и строиматериалы поехали в ст. Марьинскую. Шли довольно долго, но, наконец, дошли, и отец перевез их из Мин-Вод домой.
     Наступил 1983 год. Младший брат, Георгий, а по - нашему Жорик, окончил в 1981 году училище, получил специальность столяра и почти два года работал на стройках Москвы. Когда он узнал, что папа купил участок в Марьинской и думает строиться, загорелся желанием не только принять участие в строительстве, но и навсегда переехать жить в станицу. Мама к этому времени уже была дома, да и все, что мы прислали, лежало на месте.
      Где-то в середине апреля 1983 года, я взял билет на самолет за две недели до вылета, но тут Жорику пришла повестка, через три недели его должны были забирать в армию. Я отдал ему свой билет, так как достать билет было невозможно, и он полетел к родителям в гости. Но мне повезло, в тот же день нашелся один билет из брони, и я, через несколько часов полетел вслед за Жориком. Мы приехали, сделали разбивку дома, выкопали траншею и начали месить бетон и заливать фундамент. Цемент и гравий папа купил заранее, вода бала под боком. У папы была в основном организаторская и снабженческая миссия, мы с Жориком были основная рабочая сила, хотя папа в свободное время, тоже брал лопату. Мама готовила, стирала, убирала, в общем, прикрывала наши тылы, чтобы мы не тратили время на второстепенные дела. Когда работа была в самом разгаре, подходит к нам мой свояк - Пыряев Михаил Петрович, замечательный человек и товарищ, настоящий коммунист (в хорошем смысле этого слова), парторг колхоза. Оказывается, он больше часа искал нашу улицу и исколесил пол станицы и, наконец, подъехал к нам с другой стороны Невольки. Ехал он на Москвиче, хотел сходу форсировать речку, но течение его остановило, и он застрял у самого берега. В три мужские силы, мы довольно легко машину вызволили из неволи. Папа раньше учил его в школе, он отца уважал, если не боготворил, ездил тогда на машине, т.е. был мобильным, что имело большое значение. Поскольку он был в станице человеком уважаемым и даже популярным, он помог нам заказать оконные блоки и решить ряд других проблем, а когда было свободное время, брался за лопату. Дело пошло быстрее, мы уже залили бетоном бОльшую половину фундамента, когда пришло время Жорику отбывать на службу в ряды Советской Армии. Михаил Пыряев на правах аксакала, повез нас на экскурсию по г. Пятигорску к орлу в гости, хотели подняться на Машук, но не работал фуникулер, зашли в местный ресторан, где и проводили Жорика на службу.
     Младший брат улетел защищать Родину, от врагов внешних и внутренних, попал в команду, что называлась стройбат, недалеко от Москвы, в Кубинке, где базируются наши авиаторы. На смену ему прилетел средний брат - Александр. Он после института попал по распределению в г. Балаково, да так там и остался. Там он работал провизором (начальник аптеки), но лопатой и мастерком научился владеть еще в студенческие годы в студенческих стройотрядах. Замена Жорику была достойной и, мы в течение двух месяцев закончили бетонные работы. В начале июня стали съезжаться гости, Татьяна с детьми, Олей и Сашей и Ольга с сыном Денисом. Оклеили обоями сарайчик, поставили раскладушки, кровати, получилось, как на курорте. Вскоре приехала и моя жена - Нина. Детей она оставила у матери в ст. Зольской, а сама наведалась к мужу. Место было мало, и мы с ней расположились в новом полуподвальном помещении. Но по закону пакости ночью пошел дождь и кровать оказалась как раз в том месте, где в перекрытии были самые крупные камни, и вся вода лилась над нами. Мы срочно перебрались в домик. Утром просыпаемся, а папа приносит нам с рынка, полное ведро клубники. Марьинская в округе славится, как клубничный край и мы устроили небольшой праздник живота.
     Прошло время, все разъехались по домам, но жизнь идет своим чередом и никого не спрашивает, в каком направлении ей двигаться. Оказалось, Жорик, будучи студентом, времени, даром не терял и у его подруги скоро будет ребенок. Начали готовиться к свадьбе, Жорика отпустили    на несколько дней для оформления и регистрации брака. Мама, как главная распорядительница, приехала за месяц до свадьбы. Застолье  (свадьбу) решили делать в г. Раменском, в квартире  сестры Ольги. Места там было достаточно, да и все родственники были рядом.
        После свадьбы мама поехала из Раменского в Мытищи, к Татьяне. В один из дней ко мне приезжает Ольга с круглыми глазами: «Мама в больнице». Собрались и поехали. Оказывается, мама приехала уже в г. Мытищи и на станции спускалась с обледенелой лестницы, поскользнулась и упала. Упала неудачно, сломала ногу у щиколотки, но в горячке встала на эту ногу, и получился открытый перелом, да еще в очень нехорошем месте. Скорая помощь, отвезла её в ближайшую больницу. В г. Раменском думали, что она в г. Мытищи, а в Мытищах думали, что она в Раменском, мобильной связи тогда не было и в помине. Так что пока мама написала письмо, и оно дошло, прошло несколько дней. Приехали, я поговорил с врачом. Он говорит, перелом сложный, но мы оказываем всю необходимую помощь. Я вижу, что он что-то недоговаривает, темнит. Я переговорил с мамой, она сказала, что ногу нужно мазать облепиховым маслом и выполнять еще ряд процедур. В следующий приезд я купил бутылку хорошего коньяка и вручил его лечащему врачу. Сразу нашлось и облепиховое масло, и все остальное, в том числе и отношение к маме изменилось в лучшую сторону. Слава нашей бывшей бесплатной медицине, настоящей тоже.
      В разговоре с врачом он как- то обронил фразу: - «Ходить она будет, но лет десять жизни перелом у неё унесет». Я к его словам отнесся с недоверием, думаю, мужик преувеличивает, говорит для красного словца. Но как же я оказался неправ. В последствии так и получилось, как он говорил, эта травма оказалось роковой для мамы. В месте перелома впоследствии зародилась раковая опухоль, ставшая причиной преждевременной смерти нашей мамы.
      Маму выписали из больницы, и она осталась долечиваться у девчат в Подмосковье. За это время у Жорика родился первенец Ваня, а весной мы с мамой держали путь в ст. Марьинскую. Была ранняя весна, дороги размыты половодьем, и таксист остановился в переулке. Дальше мы с ней двинулись пешком, но так как она была с палочкой, не могла перейти ручей, тогда я взял её на руки и отнес прямо к дому, где нас ожидал папа. Один раз я держал маму на руках и до сих пор удивляюсь, до чего же она была легкая, наша мама. За время болезни она сильно сбавила вес. Вот так и произошло воссоединение наших родителей после полугодовой разлуки.
     За это время папа закупил кирпич, цемент, лес, песок и т. д. Но не было основного материала для кладки стен - туфа. Папа съездил в Заюково, оно находится высоко в горах Кабардино-Балкарии, выписал туф, нанял две машины, и мы с ним двинулись в горы. Там распиливали гору, состоящую из вулканической породы на блоки размером 20x20x40 см. Частникам отпускали некондицию, но за магарыч нам загрузили камни получше, за просто так никто их не стал бы перебирать, и мы благополучно отправились домой. Был солнечный майский день, который пришелся на массовый вылет майских жуков, да таких крупных, каких в степи я ни разу не видел. Вечером уже разгружались, вскоре приехал Александр, и, собственно, началась сама стройка. Я каменщик, брат на подхвате, старались класть красиво, но, особо не изощряясь, и, на мой взгляд, нам удалось найти гармоничное сочетание кирпича белого и красного. Сначала я клал по шнуру каждый ряд, потом ради ускорения, стал зачаливать шнур через два ряда, а потом и через четыре. Поскольку квалификация у меня, как каменщика, довольно приличная, на качестве это сильно не отражалось. Поскольку основной объем кладки был из туфа, сам корпус мы возвели довольно быстро. Много времени заняло бетонирование перекрытий и кладка второго этажа, но к зиме 1984-85 г.г. дом уже стоял под крышей. В мае 1985 г. из рядов СА демобилизовался Жорик и начал сам штукатурить дом, потом подъехал Саша и они вместе дом оштукатурили. Потолки, правда, папа нанял штукатурить мастера. Я не смог приехать, и отделка легла на плечи Жорика и папы. К осени одну комнату оклеили обоями, и Жорик со своей семьей перебрался в новый дом. На следующий год приехали сестры и все хором поклеили обои, покрасили, в общем, подготовили дом к заселению. Все получилось так, как папа и хотел. Все сделали сами и своими руками. Папа потом рассказывал, что к нему подходил один ветеран сельского Совета: - «По станице пошел слух, пенсионеры строят огромный дом, откуда у них такие деньги и меня специально послали понаблюдать за вами. Но я, в конце концов, убедился, что вы все построили сами». Видимо Иуду во время нашего строительства мучил либо понос, либо изжога, но на этот раз он оказался бессильным, придраться было не к чему. Но что еще раз подтвердило мудрость наших предков, лучше все делать самим, Иуда не дремлет.
     В перерывах между стройками, папа с мамой перекопали огород, мы с папой добили джунгли, все вырубили и выкорчевали, убрали камни с огорода, сожгли и вывезли остальной мусор. Папа приступил к своему любимому занятию, посадке сада. Особенно он хотел посадить как можно больше груш. Через пару лет уже шумел листвой молодой сад. Груши, яблони, сливы, айва, черешни, абрикосы, вишни - чего там только не было. Перед домом он посадил орехи. Осенью говорит, специально хожу, слушаю, как раскрывается у орехов кожура, и орехи падают на землю: «бум, бум». Мама развела клубнику, папа посадил малину и виноград, все росло как на дрожжах, воды сколько угодно, земля - сплошной чернозем, ну а солнца здесь всегда было в избытке. Я помню, как он радовался, показывая на молодые деревья: - «Смотри, за год дали прирост по полметра, а некоторые и по целому метру». Так он своих детей, внуков и правнуков, обеспечил витаминами на много лет вперед. Людям бы смотреть, да учиться у него, радоваться вместе с ним, но рядышком притаился Иуда и прикидывал, как же заполучить эти 30 сребренников.
     Татьяна ушла от мужа алкаша, у нее трудно решался вопрос с квартирой, и родители взяли к себе ее младшего сына Сашу. Он рос толковым пацаном, все схватывал на лету, и папа с раннего детства научил его играть в шахматы. Он сразу ухватил суть игры и довольно неплохо научился играть еще в детстве. Они приехали ко мне в Москву в гости, Саша взял со стола шахматы и расставляет. Я говорю: - «Молодец Санька, правильно расставил, а как фигуры ходят, знаешь?» Папа и говорит: - «Ты сыграй с ним и посмотришь». Я сначала отказывался, в шахматы я обыгрывал иногда и перворазрядников, но потом согласился, благо времени было много. Начали играть, и я вижу, пацан то соображает, и к середине игры у него уже появилось ощутимое преимущество. Тогда собравшись с мыслями, с трудом смог переломить ход игры. Когда он вырос, мы с ним часто играли в шахматы, уровень игры у нас был примерно одинаковый.
    Как- то сосед Пархоменко пригласил меня на рыбалку. На границе с Калмыкией у него жили родители, и там был огромный водоем.   Пруд перегородили и наполнили водой, но на островах этого пруда росли деревья. Водоем зарыбили, и когда пришло время ловить рыбу, забросили сети, а они порвались, зацепившись за затопленные деревья. Так забрасывали сети несколько раз, а потом плюнули и про этот водоем забыли. Но рыбакам там было раздолье. Так вот на этот водоем мы и поехали. Пархоменко, мой двоюродный брат Александр Лежепеков, у него была своя машина, и я. Уже собирались отъезжать, как из калитки выходит папа с Санькой, и просит взять его с собой. Я посмотрел в его глазенки, полные надежды, неверия, желания и мольбы, из которых вот-вот брызнут слезы, и я не смог ему отказать. Как он вскинулся-встрепенулся: - «Дядь Вась, подожди, у меня есть своя удочка, я сейчас принесу, и поедем». Ехали несколько часов. Заехали к родителям Пархоменко и отправились на пруд. Пруд действительно великолепный, песчаные берега, мелкие, хорошо прогреваемые заводи, все-таки полупустыня, для купания и рыбалки, райское место. Рыбу ловили на закидушки. Прямоугольный кусок жмыха, размером со спичечный коробок, в углы втыкаются восемь крючков, и все это хозяйство забрасывается подальше от берега. Карп, когда ест, пищу засасывает, а вместе с ней и крючок. Заглотав крючок, он пытается от него избавиться и начинает дергать леску, на берегу начинает звонить колокольчик, и тут не зевай. Нужно быстренько снасть вытащить на берег, пока рыба не сорвалась. Ночевали, кто в машине, кто рядышком, но кто-то из взрослых все время бодрствовал, смотрел за снастями. Самым ранним утром дежурить выпало мне. Я подошел к отмели, а там штук 25-30 толстолобиков плавают у самого берега, как метровые бревна. Неторопливо и величаво они подплыли к берегу, постояли немного и так же величаво ушли под воду. Все проснулись и стали вынимать снасти, готовится к отъезду. Вижу, Санька ходит, какой - то потерянный. «Да вот, же, дядь Вась, я не поймал ни одной рыбины». А всего нам удалось выловить штук 15 карпов по 0,5-2 кг весом. Тогда я отослал его в машину за чем-то, а сам зацепил небольшого карпа за три крючка и пустил его в пруд. Санька подошел, и я ему поручил вытаскивать эту закидушку. Сам отошел в сторонку и наблюдаю. Он тянул-тянул, а потом как закричит: - «Дядь Вась, там, что - то есть!» «Да нет там ничего, видишь закидушки все пустые». Он леску потихоньку выбирает и опять: - «Дядь Вась, там точно рыба есть». Тогда я ему посоветовал тянуть аккуратнее, чтобы рыба не сорвалась.  Санька подтянул ее к берегу, она начала водить, видимо не хотела второй раз на берег, но он её все-таки вытащил, правда она была уже на одном крючке. Пацанячьей радости не было предела. Он и нам рассказывал, и дедушке, и друзьям, как он тащил рыбу из пруда, и только когда он уже вырос, я ему рассказал, как было на самом деле. Приехали домой, поделили рыбу, Саньке досталась та, которую он выловил.
     Примерно в это же время закончил свою стройку и Пархоменко. Он сломал половину старого дома, папа свою половину пока ломать не стал. Все бы хорошо, но опять это Иуда, освободил карманы для тридцати сребреников и уже решил, на что он их потратит.
    Невдалеке, на реке Невольке жители станицы Марьинская приметили какое-то дерево, нехарактерное для южных, кавказских широт. А что за дерево никто не мог определить. И только через некоторое время один заезжий исто верующий мужичок подсказал: - «Да это же осина, на таком дереве две тысячи лет назад повесился предатель Иисуса Христа - Иуда!».