Грязь кладбищенская

На Трусово жила баба Ася. Я уже упоминал её как-то и когда-то. Это была добрая старушка с пылающим сердцем. Она хорошо выглядела для своего возраста, а было ей лет 76. Жила она прямо напротив нас, деревянный дом, резные ставни – реликты ушедшей эпохи. Такие дома стоят и сейчас, но порой лучше не смотреть в их сторону.
Это либо развалюхи, либо острые осколки и останки, либо нечто, что постепенно погружается под землю. Дерево сейчас не особо котируется в строительстве. Если ехать по улице Софье Перовской, то можно увидеть ряд мертвецов. Куча брошенного и сгнившего деревянного жилья. Оно притягивает мусор, оно притягивает злобные взгляды.
«Где благоустройство?».
У бабы Аси был сын, но он большую часть времени отсутствовал. И ей помогал я. А почему нет? Она рассказывала истории про молодую Астрахань, про молодую себя. Помогала мне учить географию, угощала вкусными пирожками. Меня тогда удивляло – почему её сын совсем позабыл про мать?
Лучше бы позабыл.
Звали его Владимир. А был он пьяница. На голове лысина, на сухой морде щетина. Он был подобен огромному москиту. Сосал из своей матери кровь и деньги.
Появится – деньги возьмёт – скроется. Я до сих пор удивлён, что баба Ася так долго терпела. Боролась с семейной трагедией, никому о своих проблемах не рассказывая. И однажды её не стало. Володя умудрился довести её до ручки. Устроил какой-то скандал (мы не слышали), кричал, сломал калитку, забрал у Аси последние деньги. И сердце её прекратило биться.
Так я впервые попал на кладбище. Потихоньку начал вкушать дары смерти. Это был контраст. Весёлая баба Ася превратилась в толпу горюющих людей. И было странно, что они горюют так сильно.
Баба Ася была христианкой. Она читала мне «Смерть Моисея» и говорила, что нужно готовиться к смерти по его примеру. Спокойно. Стоически. С гордо поднятой головой.
Это была первая точка зрения на смерть.
Грустные люди, чёрная газель, гроб, что поглощал свет и краски. Заунывная заупокойная служба. Она не была похожа на громкие слова Моисея, она больше походила на раболепное лепетание. Этот взгляд на смерть я так и не принял.
***
Вроде я познал смерть, вроде был на кладбище, но это всё имело мало общего с коллективным бессознательным нашей семьи. В нашей семье был дедушка. Торговец книгами.
Только представьте себе его дом. Тоже деревянный. Печка, маленькая кухня, книги, книги, книги. У него была целая библиотека! Что-то он продавал, что-то он хранил у себя под боком. Меня всё ещё удивляет, что раньше книгами торговали на рынке, где люди их смотрели и покупали.
Нет, конечно, у меня тоже есть солидная библиотека. Но книжный рынок нынче другой. Цены другие, другие условия. Любовь к книгам я от деда унаследовал, но вот коллекционировать их смог только в электронном формате. А его книги шли по рукам, отправляя деда в вечность. Ведь ка каждой книге осталась частичка его души, его прикосновение.
Он был своеобразным затворником. В какой-то период жизни у него начались проблемы с сердцем, но… Он никому не стал об этом говорить. Так и умер у себя дома. Инфаркт, а может и инсульт. Суть не в этом. А в том, что мне об этом сказали спустя время.
Мать знала, дядя тоже, но они лишь заговорщицки о чём-то шептались, заполняли продуктами холодильник, говорили с кем-то по телефону.
И в один из дней подошли ко мне, сказав, что дедушки не стало.
Так я получил второе приглашение на похороны и на кладбище.
Если честно, то у меня нет чувства, что я потерял деда. У меня висит его фотография (он там с книгами), лежит томик Чехова, который он мне подарил. И в сердце кипит безграничная любовь к деду и к книгам. Вот таким образом люди и остаются в вечности. Благодаря делам, благодаря памяти. Это ещё одна точка зрения на смерть, но далеко не последняя.
Вся история с унылым шествием на кладбище повторилась. Мне совершенно не хотелось грустить, ведь это казалось чем-то странным. У вас есть возможность отдохнуть и встретиться с Создателем, но ваши родственники лишь плачут и причитают. А ведь могли бы и порадоваться за вас.
«Должна ли смерть быть чем-то грустным?».
Мне кажется, что у православного христианства есть некий негативный вклад в осмысление смерти. Она стала чем-то скорбным и страшным. Я же всегда вспоминаю Моисея, его спесь, гордость, желание вернуться к Творцу, желание оставить бренное тело.
Моисея похоронил сам Бог, никто не знал места, где он захоронен. А сказано было, что в земле той молитвы не возносились.
Мы похоронили дедушку. В тот день меня поразило (и поражает) то, что один из кладбищенских работников поделился со мной ещё одним взглядом на смерть. Работяга, в грязных штанах, в белых перчатках, стоял и курил в стороне. Я тоже отошёл в сторону, так как не хотел делать вид, что грущу вместе со всеми.
- Не жалко? – спросил он.
- Жалко. А что поделать? – задал я встречный вопрос.
- Читать «Тибетскую книгу мёртвых».
- Я об этом ничего не знаю, простите…
Так я и узнал, что вся литература «для мёртвых» на самом деле написана для живых. Попытка осмыслить смерть, подготовиться к ней.
Попытка перестать её бояться. Рассказал он мне про Бардо, про карму, про перерождения. Его интересно было послушать. Это был ещё один взгляд на проблему «ухода». Мне нравилось, что точек зрения у меня становилось всё больше. Хотелось составить что-то своё, самому додуматься до решения этой загадки Танатоса.
И в конце он сказал: «Но я в это не верю. Сдохну и всё на этом». Он бросил сигарету на землю, помял ногой, присыпал землёй.
***
Мы часто приходили на кладбище к усопшим родственникам. Убрать грязь, посадить цветы, где-то что-то покрыть лаком или краской. В один из таких дней я гулял по кладбищу, а там стояла женщина и с кем-то оживлённо разговаривала. Повышала голос, понижала голос, махала руками.
«Сумасшедшая». Так я подумал.
Но потом она увидела меня и сказала, что имеет полное право говорить с усопшими. «Они ведь не умерли». Ей казалось, что люди, лежащие в земле, способны нас понимать, они тоже жаждут общения, их тоже беспокоят разные вопросы.
«Один вот жалуется, что вандалы в очередной раз спилили кусок забора и сдали на металлолом. Другая жалуется на цыган, говорит, что они съедают всё её конфеты. Третий же вообще змей боится. А они ползают по его могиле и шипят. Вот так. Главное уметь слушать, тогда и мёртвые с тобой будут говорить. Они не только там (её рука указывает на землю), они ещё и тут (рука её показывает на сердце)».
После этих слов женщина перекрестилась и пошла в сторону выхода. А я так и смотрел ей вслед. Теперь у меня появилась ещё одна точка зрения на смерть. С каждым разом суть проблемы менялась.
«Есть смерть или нет?».
Я осмотрел ряды могил и в сердцах зачитал:
«О, смилуйся над немощным рабом; Который искони Тебе был верен; А нынче в Твой обетованный дом; Скребется, схожий с изнуренным зверем!».