Алим Глазов. О том, что главное в нас

Ежедневно встречаясь в Дубне со многими людьми, останавливаясь и заговаривая при встречах или просто приветливо кивая, порой ловишь себя на мысли, что из мимолетных встреч с каким-то человеком постепенно складываются очертания образа, но окончательную завершенность этот образ приобретает лишь в каком-то неожиданном освещении, при обстоятельствах, далеких от повседневности. Вот так же я был «шапочно» знаком с Алимом Алексеевичем Глазовым, пока не встретился с ним на лыжне за рекой  Дубной. Почему-то, то ли после свежевыпавшего снега, то ли в силу каких-то других причин, лыжников в этот день встречалось мало. И мы пошли вместе до Волдыни, потом свернули в сторону Клетинского бора, и целиной – обратно к Дубне, сменяя друг друга... Остановились, пораженные открывшимся из лесной чащи ландшафтом. Низкое зимнее солнце оставляло длинные тени от каких-то пней и чахлых елочек, одиноко торчавших на вырубке. Свет солнца был каким-то зловещим, безжизненным, и почему-то вспомнились кадры фильмов Тарковского...

Совместно переживаемые ощущения очень сближают людей. А еще несколько лет спустя довелось готовить к печати материал из семейного архива Глазовых — воспоминания отца Алима Алексеевича — нижегородского рабочего, а потом кадрового партийного работника, чудом пережившего репрессии сталинских времен и умершего в 1949 году от туберкулеза; письма старшего брата, погибшего на фронте в 1943-м. Тогда я узнал, что решение Глазова-младшего вступить в партию на третьем курсе университета было принято во многом под влиянием отца... Бережно хранит семейные реликвии Таисия Михайловна Глазова, мама Алима. Ей уже за девяносто, но беспокойный ее характер хорошо знаком всем, кто знает эту семью, одну из первых, переселившихся в научный поселок на Волге...

Доводилось встречаться с Алимом Алексеевичем, начальником сектора отдела новых ускорителей Лаборатории ядерных проблем, доктором технических наук, и по делам — он делился впечатлениями о научных конференциях, в которых принимал участие, рассказывал о развитии ускорительной техники — в отделе он возглавляет работы по созданию ускоряющих высокочастотных систем и ионных источников для циклотрона с пространственной вариацией магнитного поля. Собственно, с дел-то и началось это «предъюбилейное» интервью — 16 июня теперь уже далекого 1989 года А. А. Глазову исполнилось 60 лет. А встретились мы в его кабинете, на другой день после командировки. Отсюда — и первый вопрос:

- Вы вчера поздно вечером прилетели из ЧССР, с конференции в Бехине по циклотронам и их применению. Что еще связывает вас с Чехословакией?

- Уже 12 лет работает в Институте ядерной физики ЧСАН в Ржеже наш циклотрон У-120М. По-видимому, он получился достаточно удачным, поскольку специалисты из других лабораторий, в том числе и советских, знакомые с этой машиной, обращались к нам с просьбами помочь в изготовлении такой же. «Младший брат» чехословацкого ускорителя — АИЦ-144 заработал в Кракове. Заявки еще есть, портфель заказов разбухает, и надеемся, что сможем принести нашему институту немалую пользу, применяя накопленный в этом деле потенциал.

Вместе с чехословацкими коллегами начали разработку ускорителя для Кубы — они взяли на себя проектирование и создание трактов пучков и систем автоматизации. Пожалуй, это первый опыт совместной работы над такой сложной машиной для одной из стран-участниц.

На конференции в Бехине я сделал доклад о проекте ускорителя для прикладных исследований. Наши коллеги из ЧССР выдали очень четкое техническое задание — им нужен специализированный недорогой ускоритель для получения медицинских изотопов. Оценили все — и предварительные затраты, и возможности рынка: этот ускоритель должен быть окупаемым. Такому маркетингу нам стоит поучиться. Будущий циклотрон на базе У-120М, но значительно упрощенной конструкции, будет буквально управляться одной кнопкой. Мы назвали этот проект «У-120И» (изотопный).
Как вы следили в Чехословакии за Съездом народных депутатов СССР?

Если удавалось съездить в Прагу, там на вокзале покупали свежие советские газеты. Были передачи и по телевидению, по московскому каналу, но на это времени у нас не оставалось. Многое узнавали от наших чехословацких коллег, которые внимательно изучали материалы Съезда по своим газетам. Прочли доклады Горбачева и Рыжкова. Даже на таком расстоянии мы сразу могли понять и оценить масштабы этого события для нашей страны, всего мира. Но, наверное, чтобы действительно понять его значение, нужно время.

- С первых лет работы в лаборатории вы много занимаетесь развитием международного сотрудничества. Даже реферат в школе экономических знаний для руководителей этой теме посвятили — мне как-то довелось его читать... Какие вы видите сегодня проблемы в этом деле?

- На сегодня в Институте решены многие формальные вопросы в организации сотрудничества. Приятно, что ведущие посты в дирекции ОИЯИ, лабораторий начинают занимать талантливые физики из стран-участниц, я всегда считал это необходимым элементом усиления международного статуса Института.

Но пока очень отстает система оперативной связи со странами-участницами и другими государствами, которые сотрудничают с институтом,  а это очень важно для успешного развития совместных работ. Телексы доступны в основном администрации, об электронной почте пока только мечтаем. Порой вынуждены посылать людей в командировки даже внутри Союза, чтобы ускорить решение каких-то проблем, хотя в этом не было бы необходимости в случае нормальной связи.

- Мне кажется, более взвешенным должен быть подход к распределению валютных средств  между физикой высоких и сверхвысоких, физикой промежуточных и низких энергий: на многие работы денег не хватает, порой даже не можем послать людей на важные научные конференции.

- Алим Алексеевич, ветераны Института обычно с ностальгией вспоминают  о первых годах в Дубне. Вы не исключение?

- Дело в том, что сам я попал в Дубну почти как исключение. В 1953 году закончил Горьковский университет — это был один из первых выпусков специалистов-радиофизиков в Союзе. Факультет был экспериментальный и страшно демократичный: свободное посещение лекций, шпаргалка на экзаменах — обычное дело. Все это придумали и основали академики М. А. Леонтович и А. А. Адронов. Почему в Горьком? Традиции: они идут еще от Нижегородской радиолаборатории... Лекции по распространению радиоволн читал на нашем факультете академик В. Л. Гинзбург — он бывал наездами в Горьком, и студенты очень ждали таких встреч...

- Да... Так вот, приехал я сюда радиофизиком, и с «живым» ускорителем, естественно, встретился впервые. Чтобы нас «образовать», с лекциями по ускорительной физике в Дубну приезжал академик Г. И. Будкер. Были очень тесные связи с московскими институтами: многие записывались на автобус и ехали на семинар в Институт физпроблем к П. Л. Капице или в Курчатовский институт. Сейчас, конечно, так часто в Москву не езжу...

С созданием ОИЯИ Дубна приобрела особый колорит. В популярном в те годы споре «физиков и лириков» курс акций первых значительно повысил только что вышедший на экраны фильм «Девять дней одного года», большей частью снимавшийся в Дубне — в коридорах ЛВЭ, у коттеджей Черной речки... Общественная жизнь в молодом поселке била ключом, но многих, захваченных работой, она не очень-то затрагивала. Мне с самого начала очень повезло с коллегами: это чех Микулаш Кузмяк и поляк Ежи Швабе. Работа нас очень увлекла — создание от «нуля» ускорителя протонов на энергию 1 МэВ в виде одиночного резонатора. Всё вместе с молодыми механиками надо было делать своими руками...

То было время, когда формировался коллектив нашего — сначала сектора, теперь  отдела новых ускорителей, основная задача которого — перспективные разработки в области ускорительной физики и техники. Сегодняшние ведущие специалисты отдела выросли из молодых, которым были с самого начала доверены самостоятельные ответственные участки. Шефом был (и остается) профессор В. П. Дмитриевский. Теоретик — В. В. Кольга. Системами измерения магнитного поля, электроникой занимался Ю. Н. Денисов. Формирование магнитного поля было задачей Н. Л. Заплатина. Я занимался ВЧ-системой и ионными источниками...

- А как вы относитесь к проблемам научной молодежи, которая сейчас приходит в Институт? У нас много говорят, что ей меньше доверяют самостоятельной работы, все больше приходится быть на побегушках?..

- Если так ставится вопрос, то могу заявить, что в наше время не было отдельных «молодежных» социальных проблем. То есть, объективно они, может быть, и существовали, но никто с ними тогда не возился. Сейчас, мне кажется, ситуация более интересная. И те недостатки, о которых вы говорите, компенсированы, хотя бы отчасти, тем, что появились новые сферы, в которых может проявить себя молодежь.
Возьмите компьютеризацию Института, и вы увидите, что большинство активистов ассоциации пользователей персональных ЭВМ — молодые люди. Кто в ОИЯИ много занимается программированием? Молодежь! А кроме того появились и кооперативы, которые помогают молодежи реализовать свои возможности, применять квалификацию. Ведь кроме всего прочего молодежь — самая ущемленная в материальном отношении часть нашего общества. А запросы большие — время такое.

- Что вы думаете о традициях в наше нестабильное, переломное, революционное время? Какие из них особенно важны, на ваш взгляд?
- Во всяком случае, не те, узко и твердолобо понимаемые, о которых проповедует Нина Андреева и которые пытаются утверждать «Наш современник», «Молодая гвардия» и некоторые другие «захребетные», по меткому выражению одного критика, издания. Значение традиций очень высоко. Если говорить о нас — для того, чтобы немолодые уже институты могли динамично развиваться, ограждаясь от склок, амбиций, выяснений, кто первый сказал «э», очень важно объединить коллектив одной идеей. Мысль не новая, но актуальная во все времена. Порой для сохранения хорошего морального климата кому-то надо уступить, кого-то поддержать, порой даже... отказаться от выдвижения на премию (так было в нашем отделе, когда число авторов явно превышало максимально допустимое, и нельзя было никого обидеть).

Вот еще традиция: наш отдел — не набор отдельных секторов, а коллектив, объединенный общими делами. И даже бригада коммунистического труда у нас сохранилась с 60-х годов, и люди не хотят отказываться от этого звания. Зная, какое сейчас у многих отношение к этим «играм», я все-таки уважаю мнение и желание наших рабочих и специалистов, их стремление соответствовать каким-то высоким требованиям.

- Что помогает вам поддерживать творческую форму?

- Если о ежедневном отдыхе, то до эпохи гласности и плюрализма предпочитал по вечерам научную фантастику или детективы, какие мог достать. Вот вчера привез из Чехословакии два романа Клиффорда Саймака, одного из моих любимых писателей-фантастов.

- А последние годы читаю газеты. Даже на толстые журналы времени не хватает — только на публицистику. И «Огонек», конечно. Из книг выкроил время только на романы «Дети Арбата», «Жизнь и судьба» и еще некоторые.

- Зимой, конечно, — лыжи. В этом году сильно «недогрузился» из-за слишком оттепельной погоды. Только раз и сходил за Дубну, на обычный свой маршрут, на котором мы с вами встретились когда-то. А освещенная трасса и эти перекрестки вблизи города не по мне. Кстати, по-моему, и «тропе здоровья» угрожает тензоровская дорога, да и «Сатурны» за Дубной сильно скривят нашу лыжню. У меня создается впечатление, что никто в городе не думает о зимнем отдыхе дубненцев, во всяком случае, никаких новшеств и усовершенствований в этом деле не появляется.
В Бехине мне удалось выкроить денек, и я отправился в путь по живописным окрестностям этого колоритного средневекового городка. Никакого гида у меня не было, но вот ведь какие молодцы чехи — они «оплели» всю страну сетью пешеходных маршрутов. Каждому соответствует определенный символ, и в тех местах пути, где турист сомневается, стоят соответствующие указатели. Здесь никто и никогда не заблудится, а состояние природы и ландшафтных зон, древних строений, по сравнению с  нашей матушкой-Россией просто потрясает!..

Летом уже много лет мы путешествуем по Союзу на автомобиле.

- Какую роль играет в вашей жизни семья?

- Очень большую! Приятно быть мужем умной, талантливой и обаятельной женщины, которая пользуется в Дубне заслуженным уважением и любовью. Джемма Александровна приехала в Дубну примерно в то же время, что и я, и тоже по «закрытому» распределению. Здесь мы и встретились. Кроме ее высокой эрудиции, я бы отметил то, что она никогда не подавляет учеников, стремится поддерживать и развивать личность. Даже если их мнение противоречит каким-то установкам — она никогда не снизит оценку. Так всегда было. И сейчас, когда школьники выбирают сами некоторые предметы для экзамена, в ее классах большинство предпочли литературу. Вообще, она в Дубне более популярна, чем я, — уже дети ее учеников учатся у нее русскому языку и литературе.

- А ваши ученики?

- Думаю, что мне это не грозит. А диссертации под моим руководством защитили Е. Швабе, Л. М. Онищенко, Д. Л. Новиков... Я понимаю, что каждому человеку для полного спокойствия за свое дело надо следовать правилу: «Учитель, воспитай ученика, чтоб было у кого потом учиться».
* * *
…В отделе, где всю жизнь работает А. А. Глазов, есть еще одна неназванная в нашей беседе традиция: перед праздниками собирается некая инициативная группа и принимается писать пожелания всем сотрудникам, и так набирается каждому до нескольких десятков пожеланий. Перед нашей встречей я увидел медаль с изображением юбиляра, вовсю писались стихи и прочие поздравления, коллеги лихорадочно искали в Дубне и окрестностях пластиковые лыжи требуемой длины... Пожелание, конечно, вещь необязательная, но очень искренняя, и если из нескольких десятков исполнится даже десятая часть — мир станет лучше и добрее.

Дубна, 1989.
;