Страхи 8 исправленное

- Праздники, конечно хорошо, но когда они начинаются во второй половине декабря днем рождения второй внучки, а заканчиваются через месяц, Крещением – явный перебор.
 А может игра не та? - Петруха поставил канистры с родниковой водой на снег, задумался, - В новом году Семена еще не видел, надо бы навестить. Мужик зашел в ближайший магазин, не идти же пустым. Затарившись, направился к дому друга.
Отряхнув от снега сапоги, Петруха постучался в дверь. Открыла жена, - Чего приперся? Семен занят – медитирует. Рот у Петрухи открылся сам по себе, - Чего, чего? А ну посмотрю, - разулся и прошел в комнату.
Семен сидел на полу под фикусом, скрестив ноги, вперив взгляд в пустую стену. Петруха постучал в открытую дверь, - Поднимайся, давай, организуй что-нибудь закусить. – А я не пью, Будда против, - благостная улыбка изобразилась на лице  Семена. – И какой же Будда против? У кого-то их шесть, у кого-то двадцать шесть. Скажу больше, то чем ты занимаешься – китайско-японский эрзац, одежка от Бодхидхармы.   - Петруха прошел в комнату, поставил водку на стол, присел на стул, - Значит, из колеса Сансары решил выскочить? Семен поменял улыбку на удивление, - Во первых больше двадцати одного из Великих не у кого нет, а во вторых откуда ты про череду страданий знаешь?
 – Спрашиваешь, - жена мне каждый день по нескольку раз напоминает - я кручусь, готовлю, убираю, стараюсь, что бы все было, как у людей, а ты в вечной нирване пребываешь. Петруха поднялся, достал из серванта рюмки, - Неси, давай закусить, да подсаживайся, одну байку расскажу.

Семен нехотя потащился на балкон – принес остатки холодца и шубы, порезал колбасу и хлеб, - Ну разве, что кота Ваську помянем, как до праздников ушел, так и не появился, две недели уже минуло.
Петруха ухмыльнулся, - То-то, я смотрю, ты в чуждую философию ударился.
 Семен разлил напиток по стопкам, - Я вот думаю, вся наша жизнь, действительно, сплошные страдания.
Петруха, выпил, закусил куском холодца и разродился, -Выбрось, дружище, всю эту достоевщину из головы. У нас, как, вечером выпил -тебе хорошо, пляшешь, песни поешь. С утра голова раскалывается, но есть действие, способное изменить ситуацию.
 А у них – «проснуться», прозреть,  и увидеть свое собственное я, уйти в этого себя дорогого настолько, что стать одержимым самим собой. Из колеса Сансары в круг просветления и свободы. И все это в пустоте, которая, яко бы потенциально, что то в себе содержит. Сплошная мистика. Философия зомби, ждущих наступления суицида.
Лежал со мной в палате один такой, желающий «проснуться». Испортил только что выкрашенную стену – нарисовал на ней дерево. Сидел под этим деревом примерно в такой же позе, как ты недавно, смотрел в пространство.
Его спрашиваешь: о чем думаешь, чудик? А он: думать вредно, мысль может оказаться злом. Нужно следовать…
Долго бы так сидел мужик, пытаясь достичь того, не знаю чего, то бишь нирваны, да второму соседу петух желаний в темечко клюнул. В эти моменты он становился дурак- дураком. Поднял он потенциально прозревающего, и поднес к окну. Если бы не решетки, лететь бы чудику с третьего этажа, а так – только чуть помялся о прутья железные. Дальше санитары успели, прервали беспредел - буйного спеленали, прокололи.
А мужик ударенный вдруг прозрел. Только иначе прозрел, а не так, как ему хотелось ранее. Во первых, признал, что Бог есть, а во вторых, что все материи – тонкие и не тонкие развиваются по спирали, а не круги разные выписывают.
После этого чудик быстро на поправку пошел, вместе со мной выписывался. Сейчас в одной из городских церквей звонарем работает.
Так что, Сема, для разума русского человека философии иноземные вредны, и даже  могут быть убийственны.
Выпили еще мужики. Семен съехидничал, - А Христос, что в Твери родился?
- Дурак, ты, Сема, хотя и ученый. Говорят же тебе – спираль раскручивающаяся в основе мироздания, в самом начале Бог и имен у него множество, и ликов у него – не сосчитать, а когда и где эти лики в Миру являются, это уже нюансы, - Петруха похлопал друга по плечу, - Давай по крайней да домой пойду, а то моя такую философию разведет, мало не покажется.
Послесловие
В данном повествовании я не хотел кого-то обидеть, оскорбить, чьи либо чувства. Просто перенес на бумагу то, что мне рассказала жена Семена. А она, насколько я уразумел, даже, не смотря на то, что мужики выпили малость, и малость не малую, не слишком по этому поводу расстроилась. Главное, что Семен понял, немцу – немцево, китайцу – китайцево, а русскому – свое, и глупости из головы удалил.
З.Н.