Часть2. Глава 16. Поэт в России

                "Чуть помедленнее, Кони!"               
               
                Просьба Веры Засулич к председателю суда
               
                А.Ф. Кони в нумерах после процесса.         

               
 Даже сейчас, когда лицо Сидора Фомича было восстановлено, все равно невозможно было определить момент смены его  настроения.  Он неожиданно потребовал баян, растянул меха и горько запел:

А я младые годы
пустил на хороводы.

Все затаили дыхание и ждали, что будет дальше. Еще ни разу он не допел эту песню до конца.  Как  всегда, остановился на этом месте и горько заплакал.

 -Вроде и миллионы нажил, а так плачет, как будто жизнь просрал- подумал Звягинцев, а вслух сказал ободряюще:

-Да вы поэт!-

-Поэт в России больше, чем поэт- заметил банкир. Проглотив слезы и успокоившись, добавил:

-А кстати, тут намедни прочел в газете, что Высоцкий пел песни не на   свои стихи, а Галич ему присылал из Парижа. Неужели это правда?

- Уж кто кто, я про это все доподлинно по долгу своей службы знаю.  Я вам сейчас одну историю расскажу, там уж сами решайте, так это или нет. Дело было давно, в 60-е годы прошлого века.

 Поздним вечером  молодой поэт сочинял стихи, лежа на атаманке. У него только что получились, как ему казалось, замечательные строки.

 Поэт вскочил с кровати и забегал по комнате, с восторгом повторяя вслух строчки « хотели кока, а съели Кука». «Ай да я, ай да сукин сын!»-ликовал и пританцовывал парень. Но тут в дверь позвонили.

 Поэт открыл дверь и в испуге отпрянул. У  порога стоял высокий худой человек  с портфелем под мышкой и в венецианской маске с клювом.
На голове была одета серая шляпа с большими полями.

-Я вас надолго не задержу, разрешите войти?- вежливо произнес незнакомец, но при этом чувствовалось, что не пустить его нельзя, себе дороже выйдет. И хорошо, если только боком.

Поэт посторонился и пропустил странного человека. Тот уселся на стул и начал говорить.

Я вас уверяю, такой тишины, какая воцарилась в доме поэта, я никогда не слышал, а я прослушивал много кого и при разных обстоятельствах.

 Странный человек предложил поэту славу, достаток, безопасное диссидентство для поднятия популярности, свободный въезд и выезд из страны в любое время, левые концерты для интеллигенции и рабочих масс, а если  пожелает, то хоть гастроли на золотых приисках с оплатой слитками.
 
Любой иностранный автомобиль в собственность, разумеется, чеки из «Березки», джинсы , жвачку и даже свитера, какие носил старик Хемингуэй.

 Ну, то есть все, что можно было хотеть в то время. Я думаю, что Дьявол в тот момент от бешенства и зависти раскидывал сковородки по Аду. И заметьте- никаких подписей. Взамен незнакомец просил смиренно одного- он будет приносить поэту собственные стихи и тот подарит их миру, как свои, и  протянул папку со стихами. Поэт сел на атаманку и стал читать.

 Стихи были сильные, такие не только было не стыдно выдать за свои, но ими можно было и гордиться. Поскольку поэт любил петь свои песни, он сразу понял, что эти стихи отлично ложатся на его незамысловатые мелодии и тут же предложил незнакомцу послушать.

Многие, если бы знали это, спросили –зачем он согласился на это? Но я вам так скажу –нельзя судить глупости молодости немощью старости. А сами бы как? То-то! Только один раз спросил поэт незнакомца, а почему именно он?

 Тот ему объяснил, что есть такие люди, харизма которых строится на хриплом и мощном голосе. Теория льва, которую вывел дрессировщик Дуров. Не так страшен лев в природе, как его рык. От рыка льва срутся даже носороги!

 Бывают такие люди- плюнуть не на что, а как заговорит,  и все люди слушаются.  Тут мерещится и сила физическая и духовная. Вот таким голосом обладает и поэт.

  Понимая, что если откажется, жизнь его можно выбросить тому же льву под хвост. Когда он согласился, незнакомец достал из внутреннего кармана футляр, из футляра флейту, приложил ее к губам, подвигал ими, примериваясь.

 Полилась дивная и странная музыка, после чего входная дверь открылась, вошли двое в масках и внесли катушечный магнитофон, несколько бабин и микрофон.  Человек с клювом дал указание разучить его стихи, положить на любые мелодии и записать на магнитофон. Через неделю к поэту  зайдут, заберут кассеты и размножат.

Все было в точности исполнено, и вот уже из каждого окна слышался  львиный рык, что лучше гор могут быть только горы, что друг может оказаться и никем, что даже вернувшись с войны, можно там остаться навсегда.

 И полетел поэт по жизни легко. Теперь он имел все, что хотел. Толпы собутыльников все подливали ему, пели  льстивые песни и использовали.
Он это понимал, но только грустно улыбался- он уже ощущал петлю, которая медленно затягивалась на его шее.

Потом все стало хуже и хуже. Появились наркотики, которые поставляли ему добрые врачи-шестидесятники.

Двойная жизнь всегда постепенно убивает, если ты только не вступил в партию раньше.  Если бы он вступил, то зоркие товарищи,  проводящие партийные собрания как проклятые, с утра до поздней ночи, не позволили бы ему пропускать их и втянуться в болото порока.

Незнакомец не раз помогал ему, но нельзя быть рядом всегда.

 В тот последний день он молча умирал в больнице. Рядом суетился прикормленный врач, пытаясь облегчить уход.

В комнату бесшумно вошел высокий человек с портфелем под мышкой, в шляпе и с венецианской маской на лице. Ошалевший доктор  попятился и вышел в коридор. Кто-то плотно прикрыл дверь.

Незнакомец достал из бокового кармана футляр, оттуда флейту и тихо заиграл. От дивной музыке поэту стало легче. Он нашел в себе силы приподняться и попросил незнакомца о последнем желании- чтобы тот снял маску.

 Человек с клювом аккуратно положил флейту в футляр, убрал футляр в боковой карман и на минуту задумался.  Затем снял шляпу, взял пальцами маску за нос и быстро стянул, порвав резинку.

Перед несчастным сидел Михаил Андреевич Суслов.

Поэт дернулся от неожиданности, весь выгнулся и душа его отлетела. Михаил Андреевич закрыл ему глаза, поцеловал в лоб, одел маску, шляпу и тихо вышел, прикрыв за собою дверь.

И вот вам философский вопрос- хороши ли  стихи Поэта? Конечно хороши! А если это стихи Суслова- так же они хороши или уже нет? Требовали бы сегодняшние либералы назвать улицу именем Суслова вместо Кирова, зная, что это его стихи?
 Вот, то-то!

- Неужели все так и было?- в ужасе пробормотал потрясенный банкир.

- А мне-то откуда знать? Я не видел, я только слушал.- легкомысленно ответил Звягинцев и побежал купаться.